Настоящий Спасатель 3. Назад в СССР

Глава 14

Я уже собирался предложит Маше проводить ее до дома, когда Рыба прервал обсуждение

— Смотрите ребят, — он указал на человека пересекающего площадь.

Площадь Ленина пересекал наш «задержанный». Он уже успел переодеться и шел задумчиво опустив голову, не смотря по сторонам.

Не хотелось, чтобы он нас видел.

— Ребят рассредоточились, чтобы этот тип нас не заметил. Я с Тёмой иду следить за ним. Сереги проводите, пожалуйста, девчонок. Завезите наши рюкзаки на базу. Пошли.

Я ткнул локтем Тёму в бок.

Все как по команде разошлись в разные стороны. И если «потерпевший» не приметил нас раньше, то была большая вероятность оставаться необнаруженными.

Он был одет в модненькие джинсы с подвернутыми штанинами как у хиппи, синюю болоньевую куртку с кричащими белыми молниями и завязками.

На ногах были обуты чехословацкие белые кроссовки «ботасы» с красной полосой и носком, синей подошвой.

Он выглядел, как франт. Как говорили в то время «упакованный».

Значит, не бедствовал. Вообще, этот субъект должен был где-то работать или хотя бы числиться. Закон о тунеядстве никто не отменял.

Человек нигде не работавший более четырех месяцев мог привлекаться к ответственности.

Обычно те, кто имел нетрудовые доходы, числились в каких-то учреждениях, организациях или предприятиях.

Судя по всем он спешил на работу. Я подумал, что время раскопок было выбрано не случайно.

Ближе к концу года все закрывают годовые планы, потом в новый год все празднуют, иногородних туристических групп практически нет.

А небольшие студенческие, типа нашей, легко управлялись горными спасателями на маршруте.

Минимум свидетелей, случайных встреч в лесу обеспечено временем.

Они не ожидали, что к досадному недоразумению, сразу двое отстанут от своих групп.

Скорее всего, они все-таки накопали, то что искали, но могли бы больше, если бы не события, которые я описал раньше.

Мы шли за ним на почтительном расстоянии. Городу же проснулся от новогодней спячки и празднований.

Улицы были довольно многолюдны, и нам удавалось оставаться незамеченными до самого места назначения. Он дошел до двухэтажного здания с вывесками «Продтовары», «Молоко», «Хлеб» и юркнул в арку.

«Задержанный» с черного хода зашел в молочный отдел продуктового магазина. Скорее всего он здесь работал или числился.

В просторном дворе на небольшой поляне расположилась группа музыкантов духового оркестра. Видимо этот двор был местом сбора.

Мы огляделись по сторонам. Тут должны были проходить похороны. У одного из подъездов на газетке стояла крышка гроба. У входа толпилась небольшая группа пришедших на похороны людей.

— Стой здесь, если выйдет иди за ним. Я с обратной стороны посмотрю.

Я обошел здание с торца подошел с восточной стороны к витрине. На моей стороне было преимущество. Солнце ярко светил внутрь.

Я хорошо видел всё, что происходит в помещении магазина, а моего лица изнутри не было видно.

Впрочем на меня никто совершенно не обращал внимания.

«Задержанный» стоял в черном халате грузчика и с виноватым видом и выслушивал эмоциональную речь женщины, машущей ему руками и угрожающей указательным пальцем.

По всей видимости это была заведующая, которая выговаривала ему за опоздание или прогул. Крупная, ширококостная, с высокой грудью, поднятой смешным конусообразным советским бюстгальтером.

Наш «клиент» соглашался, качал головой и не возражал. Он терпеливо внимал каждому ее слову до тех пор, пока она не успокоилась.

Значит он тут работал и, видимо, дорожил своим рабочим местом.

Заведующая закончила чтение морали, наверно вынесла тридцать третье китайское предупреждение и волевым жестом отправила «задержанного» работать на склад.

Убедившись, что она больше не кричит, парень незаметно для начальницы улыбнулся и отправился работать.

Я вернулся во двор через арку. Вспомнил, что поляне расположился духовой оркестр.

Музыканты уселись: кто на лавочках, а кто на старых еловых пнях. Инструменты или держали в руках, или лежали рядом прямо на траве. Медные и латунные трубы, корнеты, тромбоны и тарелки солидно и торжественно отливали золотистыми бликами.

В городе были места, где трава росла круглый год. Иногда высокая, густая и сильная, она никак не походила, на английские.

Когда видишь такие поляны, то хочется снять свою обувь, носки, встать голыми стопами на траву и ощущать ее прохладу и упругость. Переминаясь с ноги на ногу смотреть в небо с удовольствием.

Такую траву косили очень редко.

Но к моему великому удивлению, в момент, когда я добрался до Тёмы и начал рассказывать про «задержанного» грузчика на поляну сквозь арку явились косари.

По их пошатывающейся походке я понял, что они уже навеселе.

Их инструменты, их двенадцати ручные косы, ярко блестели на солнце, но не золотом, как у музыкантов, а серебром.

Судя по всему, трое косарей рассчитывали быстренько покончить с работой до обеда и отправиться квасить дальше.

Первый косарь приблизился к ближайшему трубачу.

— Уважаемый, освободите поляну. Мы косить будем, — и очень колоритно икнул.

Музыкант равнодушно посмотрел на него зевнул, потом ответил

— Не могу. Придется подождать. Сейчас покойника выносить будут. Вот вынесут, отыграем — потом косите, сколько влезет, — затем отвернулся, давая понять, что разговор окончен.

Косарь оглянулся на своих товарищей.

— Нет ну вы видели. Да у нас работа горит! Какой подождать! Освободите или я не знаю, что с вами сейчас сделаю.

К разговору подключился мужчина преклонного возраста. Он был из музыкантов. Скорее всего это был дирижер. Потому что в руках

— Ну как вы себе это представляете, милейший? Сейчас выносят гроб с покойным. Родные сопровождают и видят вас с косой?

— А что такого?

— У вас с головой все нормально?

Косарь начал закипать:

— Я попрошу выбирать выражения, а то… Чем тебя, — он перешел на «ты», — наши косы не устраивают.

— Дурень, смерть с косой ходит. Забыл? Похороны же. А вы тут еще в тройном размере присутствуете. Фу, от тебя несет. Пьяный что ли? Нажрались уже? — дирижер поморщился и отступил на шаг.

Второй косарь наладил косу посмотрел на музыкантов. Он обратился к своим коллегам по ремеслу:

— Да что с ними разговаривать?

Затем поплевал в руки, наладил и начал косить на том месте, где только что стоял дирижер.

Вторым движением он резким махом срезал те травяные стебли, растущие рядом с сидящим трубачом, который просил подождать.

Теперь он курил и наблюдал за процессом.

— Э! Ты чё, сдурел? Людей без ног оставишь.

В толпе, пришедшей проводить покойника в последний путь началось шевеление. Несколько человек вынесли из подъезда цветы.

Пронесся слух, что уже «несут». Баталия за газон между косарями и музыкантами застывает.

Оркестр всем составом встал и взял в руки инструменты. К моменту выноса покойного они заиграли.

Я давно отвык от подобных мероприятий. Здесь, в восьмидесятых и смерть имела другое лицо. Она не пряталась в больничных моргах, никто не делал вид, что она что-то «несуществующее».

Косари тоже остановились и сняли с голов панамы.

Трубачи, флейтисты, ударные затянули какой-то незнакомый марш.

Мы с Тёмой наблюдали всю эту картину, пока я не разглядел в толпе мою информаторшу, мороженщицу. Она, видимо, подошла совсем недавно в момент перепалки косарей и музыкантов.

У меня мелькнула догадка. Но решил дождаться пока вынесут покойного.

— Узнаешь? — спросил я Тёму кивая в сторону открытого гроба, когда покойника вынесли на руках из подъезда.

— Нет. Хрен его знает. Мне кажется я его никогда не видел. Кто это?

Конечно же смерть меняет внешность человека очень сильно.

— Ты его точно видел, и совсем недавно.

Тёма всмотрелся, но пожал плечами.

— Неа, не помню.

— Это Федечка, водитель ГАЗона, который склад вывозил.

— Да, ты что… Ничего себе.

— Угум. Я сам охренел, если честно. Совсем не ожидал его тут увидеть. Это сильно усложняет нам дело.

— Почему усложняет?

— Он был одним из вариантов, ниточек которые могли привести на склад Солдатенко.

— Ты все же рассчитывал его найти?

Я утвердительно кивнул.

— Пойду к своему агенту, пока она опять не растворилась в воздухе. Ты за дверью приглядывай. Тот типус может выйти. Если, вдруг пойдешь за ним, то связь снова через Элен.

— Замётано.

Я отправился к мороженщице Клаве. Она встрепенулась от неожиданности, когда увидела меня.

— Максимушка, ты тут? Какими судьбами? Откуда ты узнал?

— Здравствуй тетя Клава, да я случайно здесь. Мы тут человека из магазина ждем. И тут на тебе — такое. Совсем не ожидал Федора в гробу увидеть.

— Да, неприкаянный он какой-то был. Свернул не на ту дорожку и не пожил по-человечески. То тюрьма, то гулянки, то в шайке своей чертовой с дружками.

— Когда он появился? Его же не было, считай, с сентября?

— Да верно. Не было. В розыске он был. Аккурат перед Новым годом. Двадцать девятого декабря явился — не запылился.

— Праздновать что ли пришел?

— Вот в том-то и беда, что нет. У него мать старая, Люба, вон она стоит, в черном ее под руки держат, — я увидел женщину на которую указывала Клава, — она с дочерью и зятем живет. Федор пришел, сказал, что сдаваться хочет.

— В милицию?

— Ну да, как там у них. Явку с повинной. Сказал, что уже не может бегать, как заяц. Устал.

— Что же не пошел?

— Сказал, что Новый год встретит, отметит с семьей, повидается кое-с кем и пойдет сдаваться. Сам. Ну мол, чтобы не беспокоить родню, сам порешает с адвокатом.

— И что же дальше произошло?

— Тридцать первого ушел из дома, Люба с зятем и дочкой думали, что к адвокату пошел, есть у них знакомый, а тот отрицает, говорит не приходил и не звонил. А адвокат то хороший. Люба говорит не одного шалопая из безнадежных ситуаций вытащил. Не одного дурака спас.

— Так, а что Федечка?

— Ну а Федечка вечером пришел, веселый, довольный, говорит все дела уладил. Как и с кем не сказал. Встретили, значит они Новый год. Выпил две рюмки, не успел даже толком закусить и свалился бездыханный.

Было видно, что ей искренне жалко мужика.

— Скорая пока ехала, остыл уже. Приехали поздно уже. Констатировали смерть.

— А от чего умер? Что сказали?

— Я так и не поняла, кто-то сказал тромб, кто-то инфаркт. А может и все вместе, полный букет: тромб и инфаркт.

— А что, вскрытие не делали?

— Родня вроде отказалась.

— Спасибо, теть Клав. А как узнать бы телефон этого адвоката.

— Это кому нужно, — она нахмурила брови, — тебе чтоль?

— Нет, знакомый по пьяному делу пощечину влепил однокурснику. А тот заявление подал.

Я выдумывал причину на ходу. Но мне было важно восстановить картину. С очень большой долей вероятности Федор умер не своей смертью. Всё это очень напоминало убийство.

— Небось из-за девки?

— Ну да. Угадали, приревновал он одну…

— Вот дурные головы. Девки вам мозги-то крутят, а вы рады. Эх, молодо-зелено! Попробую я тебе узнать про адвоката. Придешь завтра ко мне.

— На площадь?

— Нет в магазин. Я сейчас за прилавком, в кондитерском.

— Вы берегите себя, теть Клав. Забегу обязательно. Как фамилия Федора, напомните.

Вечер что называется переставал быть томным. Мой единственный свидетель на свободе был мертв.

Ситуация гипотетически могла складываться следующим образом. Если адвокат был последним, с кем встречался Федор, то скорее всего он слил ему адрес, куда Солдатенко с женой вывезли все добро.

Адвокат не совладал с соблазном и пошел на преступление.

Остальное дело техники. Вскрытие не делали? Наверно, такое возможно. Все же на дворе начало восьмидесятых.

Меня посетила мысль о том, что адвокат вполне мог находится где-то рядом во время похорон.

Я пристально посмотрел на всех присутствующих и постарался всех запомнить.

Если адвокат получил информацию о складе, то он постарается вывезти товар в новое безопасное место в ближайшее время.

Но то нет так то просто, с учетом того, что склад ищет МВД, КГБ и одесская мафия.

Нужен транспорт, а за местным грузовым наверняка пристально следят.

Если Федор, действительно, хотел явиться с повинной, то он планировал использовать склад, как свою защиту. И был убежден, что знает о нем один. Максимум, информацией о местоположении обладает Солдатенко.

Он убедил в этом адвоката, который должен был бы предложить следствию своеобразную сделку.

Понятно, что наша милиция и прокуратура неподкупны и в законе нет понятия «сделка со следствием».

Но некоторые поблажки и снисхождение суда он все жа получить рассчитывал.

Он решил прийти с повинной, потому что его преследовали не милиция и комитет. Его прессовал кто-то из своих или блатных.

Одесситы нашли Федю? Это вряд ли. Адвокат, зная, на что способны эти люди точно не стал бы связываться.

Нет, его преследовали мелкие сошки. Может подельники или кто-то не очень значимый, кто был в курсе перевозок.

У меня оставалось два варианта. Обратиться к адвокату и получить информацию от него или обратиться к генералу.

Интересно, а в комитете и в милиции уже знают, что Федор того, фьють. Тю-тю, умер.

Должны знать, ведь наверняка ЗАГС подает данные. Хотя в праздники могли и зевнуть.

Процессия стала выходить из двора. Я вернулся к Тёме и подробно рассказал об услышанном.

Мы оба решили, что сейчас лучшее время для того, чтобы обратиться к моему партнеру по шахматам — генералу Нечаеву.

Тёма остался следить за «задержанным» и после окончания рабочей смены выяснил, где тот живет.

Я же позвонил генералу и хотел напроситься на срочную встречу. Но меня попросили перезвонить через пару недель. Потому что генерал еще до Нового года уехал в санаторий на лечение. Я обхватил голову. Нужно было придумывать новый план. Утро вечера мудренее. Я чувствовал огромную усталость и решил пару часов поспать.

Мне приснился новый сон. Я чрезвычайно явственно видел все интерьеры, себя и людей. Мне снилось будто я в тюрьме. Генерал Нечаев выслушал меня и помог.

Я так и не понял, как это у меня получилось. Но на следующий день после разговора с генералом в десять часов утра, я вошел в помещение для допросов. В строгом костюме и начищенных туфлях.

На левой руке у меня виднелись виднелись дедовские золотые наручные часы с коричневым ремешком.

От меня исходил запах парфюма под названием Арамис, что было редкостью в подобных местах.

Его всучил мне Тёма, стащив после завтрака флакон у своего отца.

Небольшое помещении имело чёрные стены, стол и пару железных табуреток, намертво вмурованных в бетонный пол.

Напротив двери почти под потолком находилось небольшое зарешеченное окно.

Но в самой решетке не было никакой надобности — проем был настолько маленький, что в него не протиснулся бы даже ребенок.

Тем более совершенно невероятно, что в него влезет взрослый мужик.

Возможно решетки нужны были для того, чтобы ни у кого не возникало соблазна что-нибудь передать наружу или обратно.

На потолке в антивандальном решетчатом чехле была смонтирована уродливя лампа освещения. Такие лампы встречаются либо в тюрьмах, либо в помещениях относящимся к армии.

Я посмотрел на сотрудника СИЗО и вошел внутрь.

— Ожидайте, — обратился он ко мне, лихо крутанулся на каблуках и вышел оставив дверь открытой.

Я осмотрелся и присел на одну из табуреток.

Ждать долго не пришлось. Я услышал, как в длинном коридоре конвоирующие надзиратели отдавали четкие команды тому, ради кого я сюда сегодня пришел.

— Стой. Лицом к стене. Руки за спину.

Наконец, они дошли до помещения, в котором я находился.

Я посмотрел на дверной проем и увидел его.

Сначала он остановился, но почувствовав легкий толчок в спину, перешагнул через порог.

За открытой дверью в коридоре стоял высокий широкоплечий надзиратель, возрастом немного за сорок. За ним второй. Спустя секунду они втроем вошли в помещение.

Конвоир заставил человека развернуться лицом к себе скомандовал:

— Руки перед собой.

Арестант недоумевал, он озирался на конвоиров потом смотрел на меня, но в конце концов подчинился и подставил свои запястья, на которых тут же защелкунлись наручник.

Его коротко остриженные волосы уже начали седеть, особенно на висках.

Он был одет в спортивные брюки синего цвета хаки, светлую футболку и джемпер совсем без карманов.

Конвоир подвел его к столу и пристегнул его к ножке дополнительно.

— Не по правилам, начальник, — возмутился арестант.

— Помолчи, если не хочешь неприятностей. Мы здесь за дверью, зови если что.

Последнее предложение было обращено ко мне. Я кивнул в знак того, что понял.

Затем оба конвоира развернулись, вышли и с оглушительным лязгом захлопнули металлическую дверь.

Я посмотрел на арестант и поздоровался:

— Здравствуйте, товарищ Солдатенко.