Глава 13

Они долго где-то отсутствовали и у меня возникло подозрение, что вместе с ними исчез «задержанный». Я встал и решил пройтись по палаткам в надежде найти его.

— Макс, ты куда? Можно мне с тобой? — Маша встала видя, что я собрался отойти.

— Пойдем, что-то я не вижу того, которого «дядя» Толя вырубил. Как бы он не свалил.

Мы прошлись с ней по лагерю, но нигде не встретили ни Саню с Ваней, ни «задержанного».

Вернувшись к нашему костру, мы застали там горных инструкторов сидевших как ни в чем не бывало.

— А где этот товарищ, которого мы повязали? — спросил я обоих.

— Спать пошел, надоело ему с нами, — спокойно с улыбкой ответил Саня

— А он не сбежит?

— Куда ему ночью бежать? Не волнуйся не сбежит.

— Наша помощь нужна? Вы же его с утра в милицию поведете?

— Нет, всё в порядке отдыхайте. Сами разберемся

Странно. Мне казалось, что я понадоблюсь. На стволе мои отпечатки, я стрелял. Мало ли в кого из этого ружья стреляли.

— Я все же зайду, когда наша группа спустится вниз. Вы в какое отделение его поведете?

Они переглянулись.

— В какое отделение мы его поведем, Вань? — спросил Саня. Тот в ответ пожал плечами.

— Не знаю. Еще не решили. Ты телефон оставь свой, если мы с утра не решим, то позвоним тебе, когда вернемся.

— Хорошо, — мне не очень нравилась эта мутная схема, но я решил не показывать свое недовольство.

— А этот, «дядя» Толя разве с тобой не на связи? Он-то точно будет знать. Он по-любому с нами утром пойдет.

Мы сходили в наш шатер, я взял у Маши карандаш и на листке из блокнота написал свой домашний номер телефона.

Собирали оставшуюся еду, чтобы не привлекать запахом животных. Холодало, люди готовились ко сну. Наша группа не была исключением.

Я отнес Сане записку с телефонным номером. «Задержанного» я так и не увидел. Он встретил меня у входа и не дал мне заглянуть в их палатку через небольшое окошко, как бы невзначай преградив мне корпусом путь.

Это навело меня на нехорошие мысли. Скорее всего в Памирке*(тип палатки) горных спасателей никого не было. Но я ничего не сказал и отправился с Машей в сторону наших друзей. палатки.

* * *

Лагерь быстро обезлюдел.

Мы почти дошли, когда я остановился и случайно дотронулся до ее руки.

Маша тут же ухватилась за возможность, словно заранее этого ожидала, осторожно и ласково, погладила мою кисть и пальцы, как ребенка. Это прикосновения были приятны. Я повернулся к ней

— Пальчики твои холодненькие, — тихо сказала она, взяла мою ладонь в свои руки и начала согревать дыханием. — Новогодний ты мой, как же здесь здорово, Макс. Спасибо тебе за этот поход. Я если, честно, не думала, что буду тут так счастлива.

Маша старательно отводила глаза. Наш старый уговор еще действовал. Мы обещали оставаться друг к другу просто друзьями.

Я поднял голову посмотрел на небо, потом перевел взгляд на Машу, как бы оценивая ее слова и место в пространстве. Увидев ее побледневшее лицо и загустевшие глаза, погладил ее по руке в ответ. В душе снова разлилось тепло.

Она же, напротив, вдруг зябко поежилась, отпустила мою ладонь, повела руками по своим плечам и, не больше таясь, глянула прямо в глаза, тихо позвала осевшим голосом:

— Макс. Мне тоже холодно. Согрей меня

Я широко распахнул объятия, приглашая ее прижаться ко мне.

Ее руки в белых перчатка всплеснулись, словно птицы. Она сложила их на груди ее руки, прильнула к моему телу. Потом сильно обняла за шею. Я почувствовал ее теплое дыхание и жаркий разборчивый шепот на ухо:

— Ты не бойся меня, Макс! Разве я плохая подруга. Меня тянет к тебе. Ничего не могу с собой поделать. Прости, что это тебе говорю милый.

Она быстро осмотрелась по сторонам и никого не увидев рядом обожгла меня поцелуем.

Мягкие влажные розовые губы прильнули и я ответил ей против своей воли.

Кровь приятно закипела и отчаянно-гулко застучало сердце. А она нежно целовала все крепче и крепче и, преодолевая незримую дистанцию между нами, то замирала, то торопилась продолжить.

Я не сильной сдавил ее в своих объятиях и чувствовал под ее одеждой упругие женские округлости, молодое красивое тело, пышущее девичьей энергией. Сознание почти кричало «Стоп, пути обратно не будет. Не трогай её. Не смей. Она чиста, как горный родник»

Но Маша словно торопя меня, и разбивая мое сопротивление, сдавленно шептала:

— Ты всё можешь, всё можешь, всё. У меня никогда никого не было, но ты можешь всё.

Мне стоило огромного труда сдерживать себя. Ошеломленный происходящим, я стоял рядом с ней и мое сердце было готово выскочить из груди.

Я гладил ее затылок, шею, хватал пустой воздух и не мог надышаться, будто был в водолазном скафандре и мне прекратили подачу воздуха по шлангу.

Маша всё ещё прижималась к груди, и тихая грустная полуулыбка таилась в уголках ее губ.

Мы снова встретились глазами. Я хотел сказать ей что-то благодарное, ласковое, но не мог, не знал, как сказать так, чтобы это не оскорбило, не оттолкнуло и не оставило глубокого рубца на ранимой девичьей душе. Маша поняла меня, она чувствовала тоже самое наваждение и чуть хрипловато произнесла:

— Не нужно ничего говорить, я и без слов тебя понимаю. Ты хочешь быть со мной, тебе приятно. Но ты сдерживаешься и боишься меня обидеть. Вот видишь, Бодров, я понимаю тебя без слов…

— Да вижу.

— Кто-нибудь ещё сможет тебя так понимать? как я? Ну, скажи…

Я в благодарном порыве поцеловал ее мягкие, пахнущие чем-то ароматно-свежим, волосы.

— Так как ты — нет. Никто не сможет. Ты вкусно пахнешь.

— Чем?

— Будто бы забытым запахом черемухи. Не знаю, лесными цветами.

Она повернула мое лицо к себе и положила одну ладонь мне на щеку, а второй гладила шею.

Я снова ослепленный ее красотой, разглядывал вблизи её роскошные, затуманенные нежностью глаза.

Наконец я опомнился, отрезвел, отвернулся, чтобы скрыть свое смущение, вызванное собственным отказом.

Я обнимал ее и смотрел на ночное небо. Купол еще не потерял свою чернильную синеву, с золотыми вкраплениями мерцающих звезд. Сейчас балом правила зимняя причерноморская ночь. Часа через три все вокруг погрузится в прозрачно-зыбкую светлую пустоту рассвета.

Давно забытое ощущение, как будто и не было раньше такого никогда. Объятие, душа, тело, запах волос прильнувшей к тебе девушки.

Как же не хотелось спугнуть это чистоту молодости.

Я услышал вздох Маши и увидел, что по лицу ее катятся светлые дробинки слез. Маша смаргивала их, а они все катились и катились.

— Маш, ты что? — встревожился я и тоже взял ее лицо в руки к ней. — Ты… обиделась?

Маша сняла перчатки и провела ладонью по щекам, смахнула слезы, виновато-успокаивающе улыбнулась:

— Нет, Макс, не обиделась. Это я так. Это я по девчоночьему обычаю. — она вздохнула, голос ее окреп, но на мокрых ресницах по-прежнему вздрагивали слезинки. — ты же знаешь, что женщина и не женщина вовсе, если не поплачет. Ты не бойся, когда бабы в таких случаях плачут. Это от счастья. Я правда тебе благодарна.

— Пойдем спать, а то вон слезы твои замерзают и в алмазы превращаются.

* * *

Утро принесло ожидаемые новости.

«Задержанный» вместе с реквизированным оружием пропал. Точнее сбежал. С

аня и Ваня артистично нервничали, досадовали на то, что недоглядели, делали вид, что собираются на поиски.

Наши подозрения о том, что они могут быть каким-то образом связаны с копателями подтверждалась.

Мы успели перекинуться мнениям с «одесситом» с глазу на глаз. По его словам, трофейщики не имели желания убивать отставших. Они действительно отгоняли заблудившихся туристов от места раскопа.

Анатолий срисовал их в полдень. Он переживал, что они могут причинить вред последнему отставшему, потому что он их порядком раздражал. Бедолага почти неделю ходил вокруг их делянки.

Стычка между ними произошла, когда трофейщики обнаружили, что он незаметно наблюдал за двумя из них издалека.

На самом деле их было трое. Третий подошёл, напал со спины, но был быстро нокаутирован.

Второй сбежал, почуяв неладное перед моим и Тёминым появлением.

Анатолий не желал попадаться на глаза горным спасателям, потому что они имели дурную славу в Одессе. Но раз уж обстоятельства сложились так, как сложились. То уже ничего не поделаешь.

Трофейщики снабжали оружием криминалитет побережья. Горная спасательная станция была каким-то боком задействована в этом бизнесе.

И «дяде» Толе приходилось пару раз пересекаться с Ваней и Саней.

Нашу беседу прервали подошедшие горные спасатели.

— Ну, что молодые люди. Какие планы? — Анатолий обратился к ним.

Оба опустили головы и пожали плечами. Обе стороны узнали друг друга.

— Наше дело — следить за обстановкой и помогать туристам в беде, а не лазить в горах в поисках вооруженных браконьеров.

— Ну, если желаете, то в лесничество я могу о них сообщить.

— А в город не пойдете?

— Мне без надобности. Зачем?

— Заявление писать не будете?

— На кого? А главное про что?

— Ну на вас же напали.

— Пустяки, — он махнул рукой, — никто такое заявление не примет. Я даже толком лиц не разглядел.

— Что, правда?

— Темно было молодые люди. В лесничество сообщать или будем считать, что инциндент исчерпан?

— Как знаете.

— Лучше сообщу, пусть погоняют этих бойцов. Нечего им тут делать.

Из нашей палатки вылезла заспанная и улыбающаяся Маша, вслед за ней Элен.

Они поздоровались со всеми, затем Маша посмотрела на «одессита»

— Дядя Толя, доброе утро. Как вы себя чувствуете? А вы волка нашли?

— Нет милая, ушли волки. Они не любят большие человеческие компании.

Саня и Ваня переглянулись.

— Волки?

Анатолий махнул рукой, мол пустяковый вопрос.

— Просили помочь, беспокоит он хозяйства животноводческие. Спуститься с гор перережет овец и уходит. Будто в веселую игру играет. Режет, а туши не тащит и не жрет. Но, видимо, тут его нет. Я все облазил в горах.

— Так, на Зеленом камне его видели. Говорят здоровый такой, почти черный. Похоже, что зимняя лежка у него там. Знаете где?

Одессит кивнул. И заинтересованно кивнул.

— Точно, черный. А когда его видели?

Я видел, что это некий код, не понятный мне шифр. Они переговаривались о своем.

— Ну вот за день, до того как вышли навстречу группе в снегопад.

— Выходит четыре дня назад.

— Выходит так.

— Это меняет дело, — Анатолий встал и засобирался, — может и найду там его, если не ушел. Волки не любят в разных местах логово обустраивать.

Он вошел в нашу палатку и собрал свои ружье и рюкзак. Мне снова не удалось закончить с ним беседу. Потому что Саня «случайно» все время ошивался рядом.

— Спускайтесь сегодня в город, не жди никого. Будь осторожен. Позвони по этому телефону и найди меня в ближайшие два дня.

Он тихо скороговоркой проговорил мне эти слова на ухо.

Анатолий незаметно сунул клочек бумажки в мой рюкзак.

— Ну что, ребят. Спасибо за приют, угощения. Я этого не забуду. Всех с наступившим Новым годом. Мне пора.

Он попрощался с каждым из нашей группы, приветливо помахал рукой на прощание остальным и зашагал по направлению к тропе.

Я покопался в памяти и понял, что я ни разу не слышал про Зеленый камень. Я не знал причины, по которым «одессит» так быстро засобирался, но было очевидно, что они были весомыми.

Мы позавтракали, и за утренним чаем, я сообщил своим друзьям, что мы должны выдвигаться вниз.

К чести нашей шестерки, все приняли эту информацию спокойно, как должное. Никто не возражал, не задавал лишних вопросов. Надо, так надо.

Когда об этом узнали Саня и Ваня, то мне показалось, что они испытали чувство облегчения.

На этот раз мы планировали спускаться другим маршрутом. Он был более безопасным с точки зрения погодных условий, длиннее почти на двадцать километров.

Мы стали разбирать палатку и готовиться к возвращению в город.

* * *

Обратный путь занял двое суток и почти целый световой день. Мы с Машей старательно делали вид, что ничего не произошло, что не было торопливых поцелуев под звездным небом, последовавшей за этим неловкости и что мы снова обычные друзья.

Рыба, Боёк и Тёма развлекали в дороге каждый своими рассказами о детстве, школьных проделках. Они очень полюбились нашим девчонкам.

В поход мы выходили группой знакомых и друзей, а возвращались командой. Даже дружиной, испытанной настоящими трудностями и опасностями.

Никто не спасовал, не смалодушничал. Все показали себя с самой лучшей стороны.

Теперь мы много знали друг о друге. Обогатились, впитали в себя рассказы и мысли друзей.

Я никогда не мог бы подумать, что Элен воспитывала настоящая гувернантка — испанка, потомка испанских революционеров ребенком переехавшей в тридцатые годы в СССР после гражданской войны в Испании.

Для советского ребенка воспитание «гувернером» было чем-то сверхъестественным. Но родители Элен — дипломаты, оставили девочку в Союзе и посчитали, что это лучший выход, чем возить ребенка в неспокойные ближневосточные страны.

Гувернантка учила Элен испанскому, английскому, хорошим манерам, правильному произношению и танцам.

Она не замедлила нам на одном из привалов продемонстрировать фламенко. Боёк аккомпанировал на гитаре, а она танцевала, выстукивая ботинками по камням на небольшой живописной поляне. Чем привела Тёму в совершенный восторг.

Рыба оказался поэтом и читал свои стихи посвященные приключениям, подвигами, девушкам и маме. Некоторые из них были настолько пронзительные, что заставили девчонок пустить слезу.

Маша рисовала. Она с четвертого класса, как и многие девочки в СССР занималась музыкой, ходила в художественную школу. Я всегда удивлялся, когда девчонки успевают учиться в общих школах и дополнительно всем этим заниматься.

Тёма рассказывал, про фотографию и всякие курьезные и смешные истории, про то, как курортные фотографии могли в корне изменять жизнь людей.

Я же стал понемногу забывать о своей прошлой жизни, мне было так хорошо среди моих друзей, что я хотел, чтобы это никогда не заканчивалось.

Покой на душе, никаких гонок на выживание, тревог за завтрашний день. Мы все жили полной жизнью в «сегодня» в настоящем.

Сплотились и были готовы прийти на выручку в любую минуту.

К концу похода у нас практически закончиась еда. Рюкзаки стали легче и уменьшились в объеме.

Но после утомительных подъемов и спусков это никак не ощущалось. Каждый килограмм все равно ощущался в сознании тонной.

Это только кажется, что если бы не запасы еды, то идти было бы намного легче. На самом деле разница минимальная.

Выйдя к все той же конечной остановке на окраине поселка Строительного, мы удачно сели в пустой отходящий автобус. Заскочив внутрь без ожидания, мы довольно расположились и пели водителю и пассажирам песни под гитару на заказ.

Народ добродушно относился к студентам и нам нравилось поднимать людям настроение.

Автобус довольно быстро домчал нас до центра города. Мы вывалились всей гурьбой с рюкзаками и палатками под одобрительные возгласы пассажиров и долго не могла расстаться и разойтись по домам.

Мы вспоминали произошедшие с нами события, договаривались о следующем походе и почти на полном серьезе обсуждали новый маршрут.

Я уже собирался предложит Маше проводить ее до дома, когда Рыба прервал обсуждение

— Смотрите ребят, — он указал на человека пересекающего площадь.

Загрузка...