Глава 19

Хотела тебе рассказать про наших друзей: Рыбу и Бойка, а также про папу и события, произошедшие в городе после вашего ухода в армию…

* * *

Вообщем меня для тебя плохие новости, но это как посмотреть. Сначала про докторшу твою. Короче, появился у нее ухажер и выходит она за него замуж. Так же как и Вика. Угадай за кого? Ни в жисть не угадаешь. Вика выходит за Королькова.

Что и как, и вообще, как так получилось, я не знаю. Но знаю, что все решилось как-то быстро. Надеюсь, что не очень тебя огорчила и ты не сильно расстроился. Теперь хорошие новости: на финишной прямой осталась я одна, та, которая тебя ждет из армии.

Выходит, что теперь ты только и мой и ничто не сможет помешать нашему счастью, ну кроме твоей дурьей башки. Ладно шучу, она у тебя не дурья, а золотая.

Решать конечно нам обоим, но я считаю, что я для тебя отличная пара. И умна, и не дурна собой и в передрягах тебя не подвела. Хоть ты мне ни разу не признался, я знаю, что не чужая тебе и ты тоже испытываешь ко мне чувства.

Ладно, заканчиваю о себе. Была у твоих. У них все в порядке. Приходила попить чаю, принесла тортик. Дед у тебя просто мировой мужик, мы с ним много смеялись. Бабушка тоже чудесная. Я это всегда знала.

Потрясная новость — Серегу Рыбникова хотят поставить главным, или как это у вас там называется, над всеми спасателями города. Старого убрали, сам понимаешь по каким причинам.

После «одесского» дела папу с нового года переводят в Москву. Я пока сижу и думаю: переводится ли мне в московский ВУЗ, или остаться в городе и доучиться здесь. Когда ты вернешься будем сами себе предоставлены.

Квартира у нас уже есть. Папе оставляют служебную. Как думаешь, как лучше поступить? Если ты хочешь, можно и в Москву, но я знаю, что ты любишь море, а я хочу так же, как и ты.

На этом прощаюсь, пищи не забывай свою боевую подругу. Чтобы лучше меня помнил, посылаю тебе мой самый горячий поцелуй.

Твоя навеки, Маша!'

Под текстом письма виднелся ярко алый отпечаток женских губ, сделанных при помощи помады. Я понюхал листок бумаги на котором было написано письмо. От него все еще исходил тонкий аромат каких-то французских духов.

Запах немного опьянил меня. Сама ты дурында, Машка. улыбнулся. Не скрою мне было очень приятно читать письмо от нее несмотря на «плохие новости». Большинство из матрасов читали письма не сразу.

Они оставляли это на личное время перед сном, чтобы почитать спокойно, растягивая удовольствие. Письма были как десерт, который лучше смаковать, откусывая маленькими кусочками, нежели проглотить разом, получив всего-то минутное наслаждение. Я получил сполна.Все, что ожидал несколько дней.

«Отлично служится солдату, когда его девчонка ждёт, когда она ему с заботой любовь и ласку в письмах шлет».

Ну что же, какие-то сомнения разрешились. Если все это правда, то Вика сделала свой выбор.

Допустить, что Маша врет я не мог даже в мыслях.

Странно, конечно, что она выходит замуж за того, кто был нашим общим врагом, но кто их разберет, с этой женской психологией.

Зла на нее я совсем не держал.

Не скажу, что мне было совсем все равно. Но она свободная девушка. Все таки у нас не было обязательств друг перед другом. Поэтому я принял эту новость легко.

Что касается доктора Наташи, я и так знал, что у нас вряд ли что-то получится. Все таки разница в возрасте почти в десять лет говорила мне о том, что у нас всегда в жизни будут разные интересы.

Когда я ее впервые встретил во мне играли гормоны и желание протестировать свое обаяние и молодую харизму. Теперь же, мы были просто хорошими друзьями, не смотря на то, что считается, что дружба между мужчиной и женщиной невозможна.

Я мысленно пожелал Наталье и Вике счастья, начал вспоминать, как выглядит Маша в разных ситуациях и быстро уснул.

Все десять дней нашего «ареста» пролетели очень быстро. Мы с Серегой Шевченко ходили на работы, нас кормили от пуза, мы впервые по человечески высыпались и имели много свободного времени по вечерам.

Мы помогали местным жителям ремонтировать кровлю и колоть дрова.

Нам перепала бутылка настоящего коньяка, которую м получили за ремонт козырька на колодце. Примерно год назад в деревню завезли коньяк и местные его не оценили.

Коньяк начисто проигрывал конкуренцию самогонке потому что дорогой и потому что «пахнет клопами». К тому же по утверждению тех, кто его все же попробовал он вызывал страшнейшее похмелье, сопровождающееся головными болями.

Можно сказать, что он был совершенно обесценившейся валютой в глазах деревенских мужиков.

Хозяйка же, у которой мы работали, вылить или выбросить его жалела, к тому же мы в ее глазах были почти настоящими аристократами, обязанными знать толк в подобном алкоголе, Серега так стопроцентно, так как москвич.

Хозяйка аккуратно интересовалась, знаем ли мы цену на коньяк. И задавала наводящие вопросы. Получив удовлетворившие ее ответы, она упаковала бутылку в газету и оставила рядом с нами у колодца.

Вообщем мы не сразу поняли, что она хочет нам его вручить в оплату за сделанную работу, долго отказывались, думая, что она пытается нам его продать.

В итоге согласились принять эту злосчастную бутылку, когда она напрямую сказала, что это «магарыч» за работу.

Получив бутылку, мы немного растерялись и не знали, что с ней делать.

Мы проявили чудеса сдержанности и терпения. Было решено, что пить вдвоем «западло», нам обязательно нужен третий, но достойных кандидатур у нас не было.

Везти в кубрик, чтобы распить с другими матрасами — чистое преступление. Каждому достанется с гулькин нос, а в случае, если всех нас спалят, накажут весь коллектив.

Поэтому мы решили подарить ее нашему прапорщику. Ведь мы все время с благодарностью вспоминали нашего Шматко, так щедро отблагодарившего нас за спортивные успехи.


И убрали в вещмешок. Я не был большим любителем коньяка и всякой выпивки. Серега хоть и хорохорился, но его тоже вполне устраивали «сто грамм» за ужином, которые нам наливала наша хозяйка — мать председателя колхоза.

На десятый день пришла пора уезжать.

Как ни странно, но в часть мы вернулись тем же способом и с тем же составом экипажа.

Будто шестьдесят шестой Газон и не уезжал никуда, а кружился где-то недалеко от деревни, ожидая завершения срока нашего «заточения».

Мы попрощались с провожающими нас жителями деревни, высыпавшими на улицу почти в полном составе к нашему отъезду.

Не знаю как было раньше у них с военнослужащими из учебки, но видимо тут мы с Серегой глубоко запали им в души, потому что ни разу не отказали в просьбах и делали все очень аккуратно и на совесть.

Деревенские отвечали взаимностью и собрали нам «узелки» с едой в дорогу. Провожали, как своих сыновей. Впрочем, так относились к солдатам, практически в любом советском селе, деревне или ауле.

Советский человек не забыл, что страна выжила и выстояла благодаря армии и таким мальчишкам, как мы с Серегой. Поэтому опекал, заботился и любил простых солдат и матросов.

Одним словом все остались довольны друг другом.

В кузове нам повстречался тот самый сержант, с которым мы ехали из части в деревню. По каким-то причинам, о которых он не захотел говорить его отправили обратно.

Чтобы как-то скоротать время, он всю дорогу травил нам с Серегой Шевченко анекдоты. он рассказывал про Вовочку, Чапаева, чукчей. Их было так много, что я запомнил лишь малую часть.

— А знаете, про чукчу, который из Москвы обратно в чум приезжает и семье рассказывает? — сержант неизменно, каждый раз спрашивал знаем ли мы анекдот, давая короткую аннотацию.

Как правило, мы отрицательно качали головой. сержант убедившись, что мы еще не слышали начинал рассказывать очередной:

— Тогда слушайте: чукча приехал домой из Москвы и говорит: «Чукча в Москве был, Чукча умным стал, чукча теперь все знает: Оказывается, однако, Карл, Маркс, Фридрих, Энгельс не четыре человека, а два. Ульянов и Ленин один человек, а Слава КПСС — вообще не человек».

Мы посмеивались, но хорошо помнили, что за политические анекдоты, можно было схлопотать море проблем.

Поэтому, как только произносилась фамилия Брежнева мы останавливали сержанта жестом, показывали пальцем на кабину, в которой ехал офицер и не давали продолжить.

Тот понимающе кивал и находил новую тему. Например, про Чапаева.

— Чапаев вернулся из Италии. Петька его встречает и спрашивает: «Василий Иваныч, а ты Риме, как общался с бабами?» Чапаев отвечает: «Как,как? По-итальянски!». «Ты и по итальянски могёшь, Василий Иванович?», — удивляется Петька. «Могу, а чего ж там не мочь-то». «Ну тогда скажи что-нибудь по-итальянски», — просит Петька. «Пошел ты на хрен, Петруччо!»

Так мы добрались обратно в часть.

Оказалось, что информация про перевод моего недруга, младшего сержанта Цеплакова оказалась правдой.

Его действительно перевели по одним слухам в другую часть, по другим на десантный корабль.

В нашем кубрике нас тепло встретили, мы разделили на всех гостинцы переданные деревенскими.

Я думал, что после свободы в деревне, где, по-большому счету мы были предоставлены сами себе, армейская дисциплина будет казаться гнетущей и в первое время и мне снова придется к ней привыкать на контрасте с последними десятью днями.

Но мои опасения оказались напрасными я довольно быстро втянулся в режим и распорядок дня, так же как и Серега Шевченко.

Единственное, что действительно отличалось, как небо и земля, так это армейская еда.

В деревне нас не кормили деликатесами, но все же домашняя еда из под руки бабушки-крестьянки и то, что кашеварили наши дежурные поварюги в столовке части в корне отличалось.

Прапорщик Шматко отбыл в очередной отпуск и мы пока не смогли подарить ему привезенный приезент.

Возникла проблема, как его сохранить до приезда ведь в части строго настрого запрещен любой алкоголь и попадись мы с бутылкой, никто из начальства не стал бы разбираться с обстоятельствами, при которых нам буквально всучили этот коньяк.

Так же как и с тем, для чего мы его протащили на территорию.

— Может пока отдадим на хранение Саше Гладкову? Тренеру спорт роты? — предложил я.

— Ты чего? А вдруг он обидится, что ему шиш, а для Шматко коньяк? — с ходу отверг мою идею Серега.

— Ну, а куда тогда? Так чтобы не спалиться?

На территории учебной части все мало мальские места, где можно было бы что-нибудь спрятать, давно были облюбованы сержантским составом. Мы могли бы случайно спрятать в чужом тайнике

— Есть у меня одна идея!

— Какая?

— Пошли. Все знают, если хочешь чтобы никто не нашел — прячь на самом видном месте. Главное чтобы нас никто издалека не засек, пока мы закладывать будем. Ты на стреме постоишь.

— Так куда мы идем?

— В учебный класс.

Мы пришли к корпусу, где проходили учебные занятия. В одном из классов, стоял манекен наряженный в гидрокостюм с аквалангом. Один из баллонов был разрезан так, чтобы было видно его внутреннее устройство.

Сам манекен был довольно пыльным и долго время стоял без дела.

Нам удалось незаметно пробраться в учебный класс.

Серега постучал по второму баллону целому на вид.

— По-моему в нем, что-то есть.

— Да, ладно? Мы нашли чью-то нычку? Может тогда лучше спрятать коньяк за батареей?

— Нее. Погоди. Счас.

Шевченко аккуратно расстегнул ремни на груди и снял баллоны с манекена.

На учебном баллоне была нанесена резьба таким образом, что он состоял из двух частей, высокого стакана с навинчивающейся крышкой.

Нам быстро удалось отсоединить крышку.

— Ни хрена себе! Тут кто-то до нас пошурудил, смотри… — Серега начал извлекать содержимое.

Это была сержантская «дембельская» нычка, призыва трехгодичной давности. Мы это поняли по фотографиям и атрибутике.

Кроме фотографии там присутствовали неуставные «расписные» погоны и пряжка от ремня.

Дмбшная пряга, как ее называли дембеля, результат длительной трудоемкой и кропотливой работы, к тому же опасной в том смысле, что она не приветствовалась командирами и за нее могли наказать.

Но некоторые такие пряги были настоящим произведением искусства. Не все, конечно.

Во все времена — особым шиком была пряга с большим разлапистым якорем и вращающимся штурвалом. Прягу обтачивали, распрямляли скругляли грани, вытачивали различные дополнительные накладные элементы звезду или корабль.

На самой пряге тоже был выбит год дембеля — одна тысяча двеяться семьдесят восьмой.

Еще в нычке мы нашли перочинный нож, два значка отличника ВМФ, видимо скомунизженных или отобранных. Сигареты «Ява», зажигалка, которая была большой редкостью. Все прикуривали в основном спичкам.

К чему все это богатство? И как оно тут оказалось?

Дело в том, что перед каждым дембелем в части начальство обязательно проводит большой повсеместный шмон.

Нужно это для того, чтобы «особо одаренные» дембеля не возили на гражданку запрещенные предметы. Например, гранаты учебные, а иногда даже боевые, патроны, гильзы, пули.

Скорее всего обладатель такой роскошной нычки сумел сюда все успешно спрятать, а потом не смог забрать по каким-то причинам.

Все это пролежало тут в целости и сохранности целых три года. Значит место достаточно надежное для того, чтобы спрятать тут бутылку коньяка.

Серега показал мне сигареты и зажигалку и вопросительно посмотрел на меня.

Я покачал головой. Тогда он запихнул сигареты и зажигалку в карман, перочинный ножик и прягу передал мне.

— Сигареты на что-нибудь обменяем. На держи, может тебе на дембель сгодится.

Посмотрев на погоны и фотографии он вернул их на место, а потом засунул туда бутылку.

— Значки нужны?

Я снова отрицательно покачал головой из стороны в сторону.

— Зачем мне они? Ведь чужие.

— Ты нечего не понимаешь. Ты думаешь они нужны мне? В нашем деле все может сгодиться. Обменяем на что-нибудь.

— В тебе заговорил великий торгаш или купец? Ты случаем родом не из них?

— Не забывай, моя фамилия Шевченко, хоть я родился, вырос и жил в Москве, мои малороссийские корни никуда не делись?

— Какие, какие корни?

— Малороссийские. Ты что Тараса Бульбу не читал? Малороссийские значат украинские корни. Что, что а торговаться мы умеем. Это у нас к крови.

Я посмеялся. Мы вместе одели акваланг на манекен и поставили его на место.

Так как он был пыльным до нашего прихода,на нем остались явные отпечатки и следы нашего вскрытия одного из баллонов акваланга. Я указал пальцем на них Сереге.

— Мда. так мы все пароли и явки провалим, Серег. Нам нужна влажная тряпка, чтобы его обтереть.

Мы посмотрели по сторонам, но ничего подходящего не нашли.

— Шторы! Давай сюда свой перочинный ножик.

На окнах висели плотные байковые занавески.

— Брось, ты же не серьезно…— Почему, сейчас отрежем небольшой кусочек, и дело с концом, давай не тяни. Время идет, сейчас кто-нибудь придет тогда точно провалим пароли и явки.Я достал ножик и передал его Сереге, который тут же широким шагом направился к окну.

Взяв в руки ближайшую штору, он примерился и собрался сделать надрез. Именно в это время в помещение почти беззвучно вошел замполит.

Загрузка...