Настоящий Спасатель 4. Назад в СССР

Глава 7

Не то, чтобы я был на них как-то по особому зол. Нет. Но людям надо объяснить несколько важных вещей.

Во-первых, они все таки лишили меня завтрака и должны ответить за это. Во-вторых? здоровому казаху не следовало меня называть «лопухом».

Все-таки с незнакомыми людьми нужно обращаться вежливо. Ну и в-третьих, человек обещающий поставить меня на колени должен на личном опыте убедиться, что это невозможно.

Вечером перед ужином мы отправились в умывальную комнату, расположенную рядом с кубриком. Нам дали возможность смыть с себя грязь.

У умывальной комнаты была одна особенность, командир учебной части был помешан на том, чтобы все блестело и обычные советские краны всегда должны были быть начищены до сумасшедшего блеска.

Сержанты покрикивали на матрасов и требовали, чтобы те, кто умывалася не оставляли за собой грязных разводов на белых с черными кантами эмалированных раковинах.

А это убийственно влияло на скорость движения очереди. На десять слабо текущих кранов — напор никакой, больше сотни желающих.

Я находился где-то в середине очереди и с грустью осозновал, что скорее всего не успею умыться и простирнуться до ужина.

В учебке привыкаешь к духу казармы. Не в смысле атмосферы, а смысле запаха. Придя с гражданки, будущие солдаты и матросы на своей одежде и коже в первые дни все еще несут «запах свободы». Это и одеколоны, и кремы для бриться, и душистое мыло.

После прибытия, во время получения формы у будущего матраса все это изымается, а вместо ему выдается кусок солдатского хозяйственного мыла.

Человек начинает привыкать к армейским запахам. Это и кисловатый запах портянок, потных мужских тел и сырой одежды пропитанной им же.

Я всегда старался держать форму в чистоте и стирать ее в умывальнике при первой возможности. Правда сушить одежду было негде и наутро приходилось надевать влажную.

Стирал я тем самым куском хозяйственного мыла, его помощью мы еще мылись и брились.

Отдельно матрасы привыкали к едкому запаху хлорки в гальюне, вызывающей резь в глазах, которая служила единственным видом бытовой химии.

Но после пары тройки дней организм перестраивается и матрас перестает все эти резкие запахи замечать.

Зато начинаешь по-особенному обонять «гражданские» запахи. Нюх предельно обостряется.

И если мимо проходит офицер, надушенный мужским одеколоном или женщина, жена офицера, работающая в части, которая просто помыла руки каким-нибудь «земляничным» мылом или мылом «балет», то такой запах может еще несколько часов ощущаться и держаться в памяти.

А однажды, в часть приехала дочь одного полкана из штаба. Запахло женщиной, в самом хорошем смысле, как в том итальянском фильме, перевранном американцами.

Она не была красавицей, клянусь, но когда она появилась на территории все матрасы, в том числе и я, учуяли что в нашу сторону направляется молодая женщина.

Мы ее не видели, как тот слепой полковник, но ощущали божественный аромат ее духов за пару минут до ее появления.

И при том, что она была полновата, и на гражданке я вряд ли обратил бы на нее особое внимание, но тут все отделение не сговариваясь ожидало ее появления.

Как голодные волки или даже как акулы в океане, почуявшие кровь, матрасы резко повернулись на источник мужского вожделения.

Она шла метрах в двухстах, в сторону плаца. Точнее прямо-таки, плыла, призывно, словно на волнах, покачивая бёдрами. И чем ближе она была, тем сильнее аромат ее духов ощущался и сводил с ума молодых матросов школы.

Я до сих пор помню запах её духов. Странно, что от других женщин, работающих в учебке, вообще ничем не пахло.

Может им запрещали мужья? Чтобы не будоражить и так импульсивную психику молодых бойцов.

Я стоял в очереди и думал, чем мне пожертвовать ужином или чистотой? И решил принести в жертву еду. Конечно, ложиться спать голодным не самое приятное занятие

Готовили в учебке более менее, но не сильно разнообразно. Меню повторяющееся изо дня в день.

Масло утром по норме, хлеба два куска белый и чёрный, каша без мяса, четыре куска сахара, чай.

В обед суп, каша, вареное сало. Вроде должно было быть мясо, но я его там ни разу не видел. Кисель, хлеба три куска.

Ужин картошка с капустой, кусок рыбы, хлеба два куска, чай сладкий.

По воскресеньям к завтраку добавляли по два куриных яйца.

Больше всего мне было жаль пропустить не рыбу с картошкой и курицей, а хлеб

То ли воздух был такой и высокая физическая нагрузка в «учебке», то ли действительно мука была особая, как говорили между собой повара, но такого вкусного хлеба я больше нигде не ел.

Как я и предполагал, ужин начался раньше, чем подошла моя очередь к раковине. Уставшие и измочаленные матрасы потянулись в столовую, освобождая умывальники.

Цеплакова нигде не было видно, хотя он всегда водил нас строем на «камбуз».

Через минуту в умывальной комнате остались только я и сухощавый неразговорчивый парнишка из соседнего отделения. Я хорошо запомнил его, когда мы таскали «глиняные» кирпичи.

Он стирал свою форму совершенно не обращая внимания на происходящую суету.

Я подошел к умывальнику и скинул одежду по пояс, оставшись в штанах и сапогах. О степени своей «загаженности» и «запыленности» можно было только догадываться.

Зеркала в помещение не отсутствовали. То ли их не было вообще, то ли побили предыдущие призывы.

Поэтому те кто брился таскали с собой осколок зеркала.

Струйка воды была слишком слабой, но я все же залез под нее для того чтобы отмыть верхнюю часть тела.

Даже ледяная вода из под крана была блаженством, и даром небес, помогающим избавляться от липкой черной грязи.

Я попробовал посмотреть на соседа и заметил, что парнишка краем глаза зафиксировал какое-то движение. Он отмывал свою форму и скосился в мою сторону на какое-то мгновение.

Я понял, что был трижды прав, когда ожидал нападения на себя со стороны Зокоева и Жанбаева.

Единственное я ошибся с прогнозом по времени. Я думал, что они начнут после ужина. Но, наверно, они решили, что лучше ситуации, чтобы устроить мне темную у них не будет.

— А это что за чушка? — услышал я возглас за спиной.

Здоровый Жанбаев подскочил ко мне сзади и обхватил мой торс своими огромными ручищами, так, что мои руки оказались прижаты к телу.

— Давай пошел отсюда, быстро! — кричал Зокоев парню справа, который остановился, перестал умываться и молча наблюдал за происходящим, — а то сейчас и тебе голову сломаем.

Я мог работать только ногами и головой. Нельзя давать им опомниться, я уже успел насчитать четверых. Два казаха и два горца.

Резкий удар сверху вниз пяткой по носку сапога, по пальцам ног Жанбаева, я сопроводил мощным тычком затылком ему в нос. Он взревел от боли, но не разомкнул объятий.

Сейчас ты у меня пожалеешь и о лопухе и вероломном нападении сзади. Я согнул обе ноги в коленях и со всей дури, прям что есть мочи оттолкнулся от стены.

Мы с Жанбаевым буквально полетели. Спинами назад. Я даже удивился силе своих бедер.

На стене за спиной моего противника находились крючки для полотенец. Для парней среднего роста примерно на уровне глаз, для двухметрового Жанбаева самое оно, на уровне плеч.

Когда мы с силой врезались в крючки, точно он своей спиной, то он просто хрипло простонал:

— Ох, сука!

И оставил меня, разжав свои бульдожьи объятия. И вовремя. Потому что второй парень, азиат, земляк Жанбаева попытался отвесить мне правый крюк.

Я ловко поднырнул под его удар. И выбросил левый кросс.

В это время я услышал два коротких удара в область чуть ниже грудной клетки в самый верх солнечного сплетения. Кто знает этот булькающий удар ни с чем не перепутает это звук

— Угхм! Угхм! — выскакивал воздух из легких одного из горцев. Это был Зокоев.

Мой сосед с ходу ввязался в бой. Он проигнорировал его угрозы.

Ого! прекрасный правый в «шапку», чуть выше виска. Зокоева закачало и его прямые ноги начали выписывать «восьмерки». Тело при это наклонилось, руки были подняты в каратисткую стойку. Он сделал два-три шага на негнущихся ногах, а потом уплыл назад, нелепо рухнув у моих сапогов.

Не только удары соседа достигли своей цели. Мой кулак совсем легко коснулся челюсти нападавшего, который мотнул головой, продолжая траекторию моего удара.

Мне показалось, что я увидел, как полетели брызги. Был ли это пот нападавшего или вода с моих мокрых рук не понятно. Но можно сказать, что это было чрезвычайно красиво.

Через мгновение он опрокинулся назад. В это время Жанбаев превозмогая боль попробовал ударить меня, но был встречен прямой двойкой заставившей его отступить и присесть на корточки с разбитыми губами.

Он прикладывал пальцы своей ладони к окровавленному рту, потом едва отведя ее, цокал рассмаотривая свою кровь.

При этом он что-то тихо бурчал себе под нос, я подозревал, что он матерился, но не стал придавать этому значения. Было такое впечатление что гигант шокирован, тем что впервые за много лет ему кто-то сумел отвесить люлей.

Оставался четвертый горец, который уже не решился атаковать одного из нас и с каким-то сложно выговариваемым криком бросился к выходу.

Он скороговоркой выпалил фразу означающую, что нам «писец», что живыми нам не уйти, что мы должны ждать, пока он приведет толпу своих земляков.

Но толпе земляков избить нас было не суждено, потому что он сходу налетел на того самого прапорщика, который развел нас утром.

Горец пытался прошмыгнуть мимо, но был пойман.

— Отставить! Так, что здесь происходит? — схватив за рукав убегавшего.

Он оглядел диспозицию и моментально понял, как происходила схватка.

— Ой посмотрите на этих красавцев, нет ну надо же, какие вояки.

Он указал рукой на пытавшегося встать Зокоева и второго казаха, который уже пришел в себя и хлопая ресницами силился понять, что же такое с ним и его друзьями произошло.

— Все же не успокоились? Решили темную устроить? Отомстить? Ха-ха, нормально они вдвоем вас четверых отделали. Вот это поворот.

По всей видимости под «двоими» он имел в виду нас.

— Мама дорогая, в тебе сколько веса боец? — он с удивлением смотрел на Жанбаева, — килограмм сто двадцать?

— Сто семнадцать… — почти обиженно прохрипел в ответ матрос из казахстана.

— Ну ты здоровый конь! — прапорщик восхищенно переводил взгляд с меня на парня, который ввязался в драку на моей стороне, и не понятно к чему выдал четверостишие — Если б я имел коня, это был бы номер! Если б конь имел меня, я б наверно помер! Сто семнадцать против восьмидесяти?

— Ну что сразу коня, товарищ прапорщик? — встал прикрывая свои разбитые губы

Прапорщик подошел присел на корточки к Зокоеву.

— Встать можешь? — он протянул моему противнику руку.

Тот кивнул и попробовал встать самостоятельно отказавшись от помощи.

С большим трудом ему это удалось.

— Значит драться любите, — констатировал прапорщик, переключив свое внимание на второго казаха, — прекрасно. Просто прекрасно. На ловца и зверь бежит. Увечных, надеюсь, нет?

Мне казалось, что нас ожидает строгое взыскание, ведь по драка — это серьезное нарушение уставных взаимоотношений и серьезный дисциплинарный проступок.

Нас спалили с поличным можно сказать разбитый иблет Жанбаева живое тому доказательство.

Но судя по всему прапорщик даже и не думал нас всех наказывать.

— Боец должен уметь защищать свою честь, достоинство и здоровье. Иначе что он за боец? Верно, товарищи матросы?

Я переглянулся с моим «боевым» товарищем. Он протянул мне руку и представился

— Сергей.

— Максим.

В коридоре послышались возбужденные голоса. Несколько человек направлялось в умывальную комнату.

— Где они?

Услышал я крайне возбужденный голос младшего сержанта Цеплакова

— Ну этот Бодров! Ох, он у меня получит, по-лу-чит! Я его просто размажу! Он еще пожалеет, что на это свет родился! Я ему покажу, как драки устраивать.

Понятно, кто-то настучал. Я готовился встретить его с высоко поднятой головой и улыбкой.

Чеченцы и казахи смотрели на меня с удивлением. Они не ожидали, что я готов противостоять сержанту.

Цеплаков влетел в умывальную комнату с криками:

— Бодров, равняйсь, смирно!

Он еще толком не видел меня, не разобрался в ситуации, но уже пытался давить психологически.

Неожиданно прапорщик перегородил ему дорогу, выйдя из-за угла и встав между нами и ним.

За Цыплаковым двигались другие сержанты, видимо они спешили понаблюдать за сценой моей экзекуции. Но вышел облом, потому что прапорщик тут же одернул Цеплакова.

— Отставить, размазывать и показывать.

Он стоял и усмехался сквозь свои густые усы, как у молодого Михалкова. Он даже был на него чем-то похож.

Цыплаков неуверенно остановился, потом взял под козырек.

— Есть…

— Я их забираю. Драки никакой не было. Верно товарищи матросы?

Мы все, даже казахи, дружно закивали головой. Сержант недоуменно как баран на новые ворота вылупился на прапорщика.

— То есть, как забираете, товарищ прапорщик?

— А вот так забираю.

— Всех?

— Всех до одного.

— Разрешите обратиться?

— Разрешаю, обращайтесь товарищ младший сержант.

— А можно поинтересоваться куда забираете?

— Они будут представлять нашу роту на соревнованиях по рукопашному бою. Я тут, как раз днем личные дела некоторых из них просматривал. Интересные экземпляры.

Он посмотрел на сержанта.

— Еще вопросы есть?

— Никак нет

— Тогда завтра после завтрака, пришлешь их ко мне, вместо тактической подготовки. С приказом командира части ознакомишься позже. И да. Чтобы никаких выкрутасов с разборками перед сном. Люди мне нужны отдохнувшими. Понятно.

— Так точно, товарищ прапорщик.

— Ну вот и отлично, кстати дай людям время помыться и постираться после тактической подготовки, а то что это у них за вид?

Он указал на почерневшие гимнастерки.

— Так точно, товарищ прапорщик.

Сказать, что я увидел разочарование на лицах сержантского состава — ничего не сказать. Они явно рассчитывали на реванш за мою сегодняшнюю моральную победу.

В коридоре снова раздались голоса и топот ног.

— Атас, наших бьют! — кричал знакомый голос соседа по койке, Игорька из Свердловска. Это уже ребята узнав, что у меня возник конфликт бежали на выручку после ужина. Кто-то свистел, кто-то громко улюлюкал.

— Эй славяне!

Они ввалились в умывальную комнату гурьбой, человек в пятнадцать, едва не сбив сержантов стоящих на пороге. Задние напирали на передних, не видя, что именно происходит.

Они шумели пока н услышали рык прапора.

— Отставить, разойтись!

Прапорщик обернулся ко мне с улыбкой подкрутил свой ус, хитро посмотрел на меня потом на моих бывших уже противников и довольно промурлыкал себе под нос, словно кот, объевшийся сметаны:

— Это я вовремя сегодня вас выцепил, вовремя, — потом развернулся к толпе, сдвинул брови и еще раз строго приказал: — Разойтись! Я сказал!

Матросы видя, что драки нет сначала пропустили прапора, потом начали неуверенно разворачиваться и выходить.

За ними стали уходить сержанты. Словно приплюснутый Цеплаков втянул шею в плечи и не поднимая на меня глаз сказал миролюбивым тоном:

— Вы это, смотрите мне тут, без драк. И приведите себя в порядок до отбоя.

Затем он развернулся и вышел.

Я ждал, что горцы и азиаты скажут что-то типа того, что «сочтемся в следующий раз». Как правило такие ребята пытались навязать свое доминирование в мужском коллективе не один раз, но они молча с достоинством покинули помещение.

Не похоже было, что они испугались, «превосходящих сил противника», то есть наших ребят из отделения. Я таких знаю. Так же они вряд ли боялись сержантов с прапорщиком.

Это было что-то типа демонстрации «мы уходим не сломленными, а дальше посмотрим». На всякий случай, ночью лучше не спать.

Я поблагодарил Серёгу за помощь.

— Да о чем ты? Ты же тоже за меня впрягся бы? Откуда сам?

На этом вопросе я понял, что обрел нового друга.