Настоящий Спасатель 4. Назад в СССР

Глава 21

После этого случая наш замполит Няня «Каломойский» ходил как в воду опущенный. А мы, матросы и сержанты, как дети радовались ситуации в которую он угодил, и тому обстоятельству, что справедливость наконец-то восторжествовала.

И вот теперь нас с Серёгой Шевченко угораздило попасть под его раздачу аккуратно на следующие сутки после описанного дежурства по учебной части.

Дело в том, что Няня видел, как Нечипорук поздравлял нас после победы на соревнованиях по рукопашке.

Поэтому я выпалил первое, что пришло в голову:

— Выполняем приказ командира части! Товарищ майор!

Замполит заколебался. Он растерянно спросил:

— Какой приказ?

— Подготовить учебные материалы к завтрашней проверке.

Няня недоверчиво смотрел на нас и переминался с ноги на ногу.

Мне казалось, что так же как и мы, Няня прекрасно понимал, что это все вранье и никакого приказа не существовало. Но майор Коломойский медлил и стоял в раздумьях.

Я конечно и до службы слышал о подобных типах в нашей армии и на флоте. Понятно, что мальчишки воспитывались как на патриотической программе «Служу Советскому Союзу», которую здесь окрестили «В гостях у сказки», так и на рассказах ребят вернувшихся на гражданку после дембеля.

Но тем не менее я никак не мог представить, что меня может ожидать общение с такими офицерами. Мягко говоря истеричными и недалекими.

Когда попав на службу я впервые увидел, как он обращается с матросами, попав на службу, то испытал шок от армейской действительности.

Но быстро понял, что с этим ничего не поделаешь. Сейчас этот истерик стоял перед нами заложив руки за спину, раскачивался, нахмурив брови, с сомнением поглядывал то на одного, то на другого.

Я был готов к тому что он сейчас разразиться диким ором, но Коломойский внезапно обратился к нам спокойным голосом.

— Ну готовьте, готовьте ребят. Смотрите, чтобы все тщательно…

Он так и не договорил, что именно «тщательно», поправил свой китель и ремень и удалился из помещения на улицу.

— Я думал, что нам точно кранты! — прошептал Серега, — что это было? Как тебя надоумило?

— Хрен знает, как. Шевченко, начальства все бояться. Пошли отсюда.

— А манекен?

— Равай руками быстро пыль ототрем!

Мы выскочили из учебного корпуса, как ошпаренные. Серега взглянул на часы. До вечерней поверки осталось совсем немного времени, а тут мы находились практически в самоволке.

— Давай срежем через дыру! А то не успеем к отбою, — предложил Шевченко.

Опасно. можно было нарваться на патруль, но нам повезло. Пронесло.

Быстро добежав до забора, мы друг за другом пролезли сквозь разорванное колючее заграждение и оказался за территорией части.

Но тут было короче.

Никто не заметил, как мы сигали через стену у нашего кубрика. И мы сделали вид, что ничего особого не произошло и спокойно вернулись в расположение своего учебного взвода, вынырнув из темноты.

Курилка, которая располагалась рядом со входом в казарму, была заполнена матросами, которые обсуждали последнюю новость: опять из их взвода выделял и наряд на кухню для чистки ненавистной картошки.

Мы с серегой еще ни разу не заступали в наряд по кухне. Говорили, что это ад.

Один из наших рассказал в чем дело. В моечном помещении три большие эмалированный ванны были заполнены до неприличия мелким молодым картофелем.

Еще огромная гора в полтора человеческих роста была насыпана в углу прямо на полу.

Первая сложность была в том, что шкурка была очень тонкая и на гражданке такую картошку бы варили прямо в мундире.

Но по санитарным нормам в армии такой способ приготовления не положен. Поэтому матросам было приказано очистить кожуру. Из-за маленького размера в итоге от клубня оставались кошкины слезы.

Вторая сложность заключалась в том, что в помещеннии было полно «стасиков» — тараканов, которые так и норовили угодить в ведра с уже чищенной картошкой.

И если такой гад все же попадал внутрь, то приходилось высыпать все ведро чтобы отловить и уничтожить супостата.

По идиотскому стечению обстоятельств, кто-то из начальства запретил уничтожать насекомых ядами, из-за угрозы отравить военнослужащих.

Был случай в соседней части, когда несколько рядовых чуть не откинули копыта, траванувшись кашей, приготовленной после хим обработки посуды.

На вопрос дежурных «А как же их уничтожать?» был получен ответ: «Как злейшего врага, огнем и мечом! Если этого недостаточно, то расстреливать на месте, при попытке проникновения в посуду!»

— Я к «стасикам» спокойно отношусь. Дома у нас тоже есть тараканы, — сетовал конопатый матросик нашего призыва с рыжими волосами и веснушками, — но они не такие наглые. Завидят человека, бегут забиваться в щели. А эти прям гарцуют, как кони на параде, вальяжно перемещаясь к картошке, будто она куплена ими на базаре.

— Да, точно, — вторил ему другой, докуривая окурок до самого фильтра, — наши наглые, людей не бояться, нет я таких никогда не видел, чтобы с потолка прямо в ведро прыгали. Главное не в ванну, а туда, где почищенная картоха лежит.

— Вот именно! Я каждый раз еле успеваю такого прихлопнуть.

— Они зверюги!

— Видно из наших, из морпехов.

Появившийся неожиданно наш сержант Турсунов быстро угомонил всех и приказал строиться в казарме для вечерней поверки.

Сам Турсунов Шокирджон был по отцу узбеком, а по маме русским.

Его азиатские черты лица доминировали, но все же в них проскальзывало то-то наше неуловимое родное славянское.

За его сложные имя и фамилию матросы между собой называли его Джоном. Безусловно наш Советский Союз и был многонациональной страной.

Но в армии некоторых представителей Средней Азии не любили. Они впрочем отвечали тем же

Попадая на службу, азиаты старательно изображали из себя людей не понимающих русский язык, хотя практически все его прекрасно знали.

В их землячестве старшие таким образом учили молодых не подчинению. И вроде бы облегчало им службу.

Это выражалось в том, что на первом году службы они утверждали, мол, «моя твоя не понимает», и зачастую, было проще перепоручить работу другим более понятливым матросам или сделать ее самому.

К оригинале эта фраза звучала, как «Моя твоя понимай нету».

Потом они пытались так же макаром дотянуть до второго и третьего года службы, потому что потом уже по сроку службы ничего делать не положено. На третий год уже во всю проявлялась «годковщина», так у нас называлась дедовщина.

Но у «моя твоя понимай нету» существовал другой конец палки.

Их могли просто отметелить за сараями за «непонимай» или выставить в дураках, заставляя стоять с ведром зеленой краски у штаба.

Их поведение очень отличалось от представителей других республик и краев.

Если они встречались один на один, то улыбались, что есть мочи, были дружелюбный услужливый и всем своим видом показывали что стремятся понять, что от него требуется.

Иногдаа во время такого общения он отвечали на своем языке, удачно, метко и коротко матерясь по-русски.

Они все равно ничего «не понимали», даже пущенные другими матросами в их адрес ругательства в порыве гнева и понимания бесполезности слов русского языка.

В такие моменты них даже нельзя было сердиться или обижаться. Они выглядели, как дети. Со стороны казалось, что они не понимают и совсем не сердятся на ругательства.

Не держат камней за пазухой и совершенно искренне повторяют за тобой «непонятные» слова с восторженно-вопросительной интонацией.

Они вроде как улыбаются и охотно готовы выполнять поручения и требуемую работу. Но вот не задача языковой барьер! Со стороны кажется именно так.

Но как меня предупреждал перед призывом Серега Рыбников, не стоит удивляться если однажды, кто-то проснется от запаха дыма, и увидит, как ярко может полыхать собственное одеяло, облитое бензином.

Слава Богу у нас в учебке до таких поджогов не доходило, но до драк пару раз дошло. И тут у среднеазиатов тоже была своя особенность. О ней Серега тоже предупреждал.

Они никогда не будут драться с честно. Поэтому если кто-то поимел среди них врага, то он должен стараться не поворачиваться к ним спиной.

— Воткнутый штык-нож в почку, совсем не способствует здоровому пищеварению военнослужащего. Даже наоборот.

Иногда мне казалось, что они совсем не соображают, что творят во время мести. — продолжал делиться Рыба, — в дисбате полно таких.

— Поэтому не лезь на рожон первым, но никогда не бойся давать отпор в открытую. Видишь, что прут на тебя, скажем в казарме и их много, бери табурет в руки и защищай честь нашей малой Родины. Понял?

— Понял.

— Знаешь, чем мы отличаемся от остальных?

— Нет, чем?

— Для нас важен стержень в человеке. Наличие или отсутствие «стержня» — основной принцип, по которому происходит градация людей в армии.

— А что такое по-твоему стержень?

— А ты не знаешь? — он улыбался мне

— Знаю, но хочу твое понимание, Рыба.

— Что такое «стержень», в двух словах не объяснишь, как не объяснишь в двух словах, что такое «чмо». Но упрощенно «стержень» — это армейский эквивалент чувства собственного достоинства. Если «стержень» есть — ты «бурый», если отсутствует — ты «чмо». Это понятно?

— Пока да, всё, как в жизни.

— Как в жизни это да, но в армии все немного по другому. Короче, что тебе было проще понять, то в тебе есть «стержень», если никто не может заставить тебя делать то, чего ты делать не хочешь.

— Даже командование?

— Даже командование. Если они видят твой стержень, то и не предлагают делать то, чего не хочешь. Вот в чем фокус. По наличию стержня люди делятся достаточно жестко.

— А им, азиатам, разве стержень не важен?

— Тоже важен. Но у них на первом месте хитрость. Они считают хитрость — признак ума. Они считают, что хитрозадый может прожить припеваючи без стержня.

Я это запомнил.Конечно, были и исключения из правил. Среди азиатов попадались и нормальные мужики, с самым настоящим стержнем в душе, к которым я относил сержанта Турсунова.

Он сильно комплексовал по поводу своей национальности и из-за этого заставлял себя быть строгим и злым. У него это выходило.

Его сразу стали опасаться и не любили как командира, но уважали как человека, потому что в нем все-таки сохранялись понятия о справедливости.

Правда «Джон» это тщательно скрывал за маской высокомерного начальства.

Вот и сейчас, вальяжно прохаживаясь перед шеренгой солдат, он вглядывался в каждое лицо, называл фамилии тех, кто пойдет сегодня в наряд на кухню. Всего набралось восемь человек.

В их число попал Серега Шевченко, которого этот наряд не очень обрадовал после рассказов о ваннах, картошке и тараканах.

В этот наряд произошло событие, которое подтвердило, что Сержант Турсунов, в простонародье «Джон» хороший и справедливый командир, а флотская дружба это большая ценность и давняя флотская традиция.

А дело было так, со слов Сереги Шевченко в туже ночь.

Парни чистили ту самую злосчастную картошку и обсуждали тему про здоровых наглых тараканов и поговорку про то, что отслужившие срочку в цирке не смеются.

В этот момент в моечное помещение влетел очередной временный работник кухни в белом фартуке, младший сержант.

— Это кто у нас тут в цирке не смеется?

Но ему не ответили.

Тогда оглядел матрасов и выбрал Серегу и еще одного матроса:

— Ты и ты, за мной!, — приказал вошедший.

Он был сбитым крепышом небольшого роста. Метр шестьдесят не больше.

— Куда за тобой? Объясни ты кто такой, товарищ младший сержант? — спросил Шевченко

— Я дежурный по кухне, поэтому вы подчиняетесь мне, отставить разговорчики! За мной! — властно скомандовал низкорослик.

Серега пожал плечами отложил нож.

— Фартук снимать?

Младший сержант оглядел обоих матросов критическим взглядом, а потом сказал, что снимать не надо.

— Нет оставьте, так вы лучше смотритесь.

— Смотримся для чего? Мы что фотографироваться идем или куда? — спросил второй.

— Узнаете, — с многозначительным видом ответил дежурный и крутанулся на каблуках, — пошли!

Они пришли в цех, где на подносах лежал приготовленный ужин и стаканы с компотом на четыре человека.

— Берите подносы и айда за мной, только смотрите не расплескайте и не переверните.

Серега недоуменно переглянулся с сослуживцем, пожал плечами и взял один из подносов.

— За мной.

Но подвел их к прикрытой двери хлеборезки.

— Прежде чем войти и занести подносы, постучитесь. Когда услышите что вам разрешили, войдите и поклонитесь со словами «Разрешите войти, господа абреки». Понятно?

Серега с сомнением посмотрел на младшего сержанта, продолжая держать поднос с едой и напитками в руках.

— В какой смысле стучите? Не видишь руки заняты? Какие такие господа? Кому клянутся? Ты тут нас за лакеев принял, товарищ младший сержант? А не охренел ли ты в край, сучок?

Второй матрос растерянно переводил взгляд с Сереги на коротышку.

Новобранец не ожидал, что их так беспардонно будут использовать. Не меньше его шокировал ответ Шевченко дежурному по кухне.

По ходу их планировали использовать, как официантов в ресторане.

— Ты чё, дух? Борзый что ли? — оскалился дежурный, — счас посмотрим какой ты герой.

Он тут же постучался в дверь. В следующую секунду из-за нее раздался голос с акцентом.

— Да-да? Входите!

Серега со вторым матросом не успел опомниться, как младший сержант распахнул дверь перед ними.

В помещении хлеборезки сидело четверо матросов представителей Кавказа. Одним из них был Зокоев. У того и у Сереги от удивления поднялись брови.

Они смотрели друг на друга несколько секунд, пока Зокоев молча глазами показал, чтобы Серега не входил.

Но Шевченко решил поступить по другому. Он молча зашел и поставил поднос перед сидящими на стол. Второй матрас последовал его примеру.

Серёга повернулся к дежурному.

— Ты труп. Я тебе яйца отрежу, помяни мое слово…

— Э, алло, кто там кому что отрежет потом между собой разберетесь, — самый крупный из сидящих медленно выговаривал каждый слог демонстрируя белоснежный оскал зубов, — а сейчас взяли подносы и вошли, как полагается! Скажешь: «Можно войти, господа абреки»? А когда получите разрешения, то поклонитесь и разложите нам на столе еду!

Он прекрасно говорил по-русски хоть и с акцентом.

Зокоев повернулся к говорящему и начал ему что-то объяснять на своем родном языке. Но тот не придал словам Зокоева никакого значения. Все это время он смотрел в глаза Серёге.

— Мне плевать кто он, и плевать на то, какой он спортсмен. Он возьмет поднос и обслужит нас в мой День Рождения! Взял поднос, свинья!

Серёга неожиданно поменял линию поведения. Он делано поклонился и заспешил к столу с подносом.

— Будет сделано, господин абрек! Чего изволите, господин абрек?

Но в следующее мгновение опрокинул всю еду с подноса на гимнастерку и штаны «господина абрека». Потом схватил поднос двумя руками и вдарил им сверху по башке своего обидчика со всей мочи!

— Можно войти, господин абрек? Добавки не желаете? — он бил его подносом по голове снова и снова

Тот взревел и вскочил. За ним последовали три его земляка. Двое из них пытались безуспешно схватить Серегу. К ним присоединился дежурный младший сержант.

«Господин Абрек» что-то орал, схватив со стола нож для резки хлеба.

Зокоев повис у него на руке, но они были разных весовых категорий и здоровяк отбросил своего земляка в дальний угол комнаты.

— Вали, в моечную, давай, там наши пацаны, я их задержу.

Серега сначала отбивался от ножа подносом, как щитом, но потом он вылетел у него из рук из-за слишком мощного замаха. Им обоим удалось выскочить наружу.

Шевченко уперся спиною в дверь. Ее пытались выбить ногами изнутри.

— Беги, за пацанами, после того, как позовешь всех из моечной комнаты беги в казарму, найди Макса Бодрова. И тут же бегом сюда, смотри не попадись караула. Я долго не выдержу.

Бум… Бум… Бум… Мощные толчки ног приоткрывали просвет в дверном проеме, который тут же больно отдавал в спину Шевченко.

Но он всем своим весом напирал на нее плечами, стоя к ней спиной и умудрялся каждый раз захлопывать дверное полотно, удерживая разъяренного «господина абрека» внутри хлеборезного помещения.

Он действительно смог еще противостоять некоторое время, но законы физики никто не отменял.

После очередного мощного удара Серега не удержал дверь и полетел к противоположной стене