Как гром прогремел гортанный рык. Короткий, но очень приятный сон прервал гневный крик командира:
— Матрос, Бодров! Охренел? Встать! Смирно! Какого?!.
Я мгновенно проснулся, осмотрелся и обвел окружающих непонимающим взглядом.
— Предъявить китель к осмотру!
Я тут же вскочил и встав по стойке смирно выкрикнул:
— Есть предъявить китель к осмотру, товарищ командир отделения! — при этом я держал его в руке.
Сержант потянулся к кителю и я передал его ему. Он удивленно разглядывал идеально подшитый подворотничок.
Не зная, как прокомментировать увиденное он вертел и рассматривал воротник с каждой стороны.
Потом его будто осенила догадка, лицо его исказилось почти презрительным выражением, и он снова выехал на меня.
— Нет ты правда охренел! Ты что, за идиота меня держишь, матрас Бодров? Подшился заранее, думаешь самый умный?
— Никак нет, — я стоял и смотрел прямо перед собой, — подшил подворотничок вместе со всеми, как было приказано.
— Кому ты вешаешь лапшу на уши, Бодров. Подшился он.
— Могу повторить при вас, товарищ командир, если не верите.
— А ну, давай!
Он сделал резкий рывок и с треском оторвал только что пришитую мной белую полоску от кителя.
— Готов? — он посмотрел на свои часы.
Я кивнул и ответил:
— Так точно, готов!
Все ребята в кубрике прекратили подшивать своё и замерли в ожидании испытания.
— Начали! — наш командир отделения младший сержант Цеплаков дождался пока секундная стрелка встала на «12» и махнул рукой.
Я быстрыми движениями и четкими строчками подшил воротничек за две минуты и десять секунд
Лицо Цеплакова просияло.
— Смотри и вправду не врет! Уважаю! Молодец, Бодров, где научился?
Рассказывать, что подшивать подворотнички перед армией я учился на спецобъекте КГБ я не стал. Не поверили бы, да еще и потом подкалывали бы. Чего доброго приклеиться ко мне какое-нибудь прозвище типа «спецобъект».
Так вот Славе Целуйко, одному белорусу из под Могилева привязалось прозвище «Невопрос».
Все дело в том, что он стал «звездой» нашей роты, потому что был готов с энтузиазмом выполнять незамедлительно любую просьбу или приказ. Что бы его не попросили, он тут же принимался выполнять с фразой «не вопрос».
Он не был лизоблюдом и приживалкой, как могло бы показаться со стороны. Просто добрый и широкой души человек.
— На гражданке, товарищ командир отделения. Старшие товарищи научили, из тех что отслужили или служат, — уклончиво ответил я.
— Хорошие у тебя товарищи на гражданке, спасибо потом им скажешь.
— Уже.
— Что уже?
— Уже благодарю.
— Как ты их благодаришь? Ты здесь, а они там — он неопределенно махнул рукой куда-то себе за спину, в сторону, где по его мнению располагалась моя «гражданка».
— Как? очень просто. Письменно,
— Что значит письменно, матрас? — младший сержант нахмурился и даже немного агрессивно подался вперед. Цеплаков был неплохим малым, просто совсем без чувства юмора и поэтому во всем искал подвох.
— Да, я просто в письме им спасибо написал, вот и все,товарищ младший сержант. Вот и получается, что письменно.
Несмотря на простоту, Цеплаков заботился о своих подчиненных.
Это он настоял, чтобы мы нанесли инициалы на свою форму. «Шоб не скоммуниздили» — объяснил нам командир отделения в самый первый день нашего пребывания в учебке
Для этих целей он послал в каптерку двоих бойцов за раствором хлорки.
Каптерщик, хитрый армянин ефрейтор Тер-Петросян из Еревана долго делал вид, что не понимает, пока не получил пачку «Примы» взамен требуемого.
— Армия — школа жизни! В жизни нужно уметь налаживать контакт со всеми. С начальством, с сослуживцами, местным населенем и даже с каптерщиком Тер-Петросяном. Считайте, что очень дешево отделались. Вы заплатили за этот мудрый урок жизни, который вам никто кромке младшего сержанта Цыплакова не преподаст. Всего пачка «Примы» за золотую мудрость низкая цена' — отвечал он зеленым матрасам жалующимся на то, что они остались без сигарет.
Затем он приказал всем у кого были сигареты скинуться по одной в пользу «пострадавших» за общее дело. У тех вышло еще и с прибылью.
— Вот тебе вторая армейская мудрость! Не имей сто рублей — баба с возу, матросу легче, армейский друг — лучше двух сотен подруг!
Потом Цеплаков проследил, чтобы все нанесли свои инициалы на форму.
Макая спичку в хлорный раствор, на внутренней стороне пояса брюк, на внутреннем кармане куртки, внутри головного убора в строго определённом месте мы написали свои фамилии «чётко, разборчиво и счастливо»! в полном соответствии с требованиями командира отделения.
Наблюдая за процессом он утверждал, что мы начали проживать свои самые счастливые дни в жизни.
Мне кажется, ему действительно в это верилось. И этом не было каких-то парадоксов.
Спроси сейчас у мужиков, служивших в то время в Советской Армии или на флото, про самый счастливый период — уверен многие ответят, что это служба или студенческие годы.
Младший сержант знакомил нас с правилами армейского быта и поведения. Что можно и очень длинным списком чего нельзя.
От него мы узнали месторасположение стратегически важных мест.
Туалета и медсанчасти — как оказалось, эти места оказались единственными, куда мы могли попасть, так сказать, в индивидуальном порядке, предварительно отпросившись у командира отделения.
С помощью Цеплакова мы начали постигать еще одну главную армейскую истину — неписанные правила ношения форменной одежды!
Оказалось, это сложная и занимательная система, в которой нет места мелочам, а точнее, любая, на первый взгляд, мелочь имеет огромное, не побоюсь сказать, сакральное значение.
По внешнему виду опытный взгляд легко определит срок службы военнослужащего, то есть его, так сказать, социальный статус и, соответственно, права и обязанности.
Нам, матрасам, как выяснилось, заморачиваться по поводу внешнего вида было ещё очень рано. Основное требование — естественность. Никаких следов самовольного творчества и разгильдяйства работы.
Для матрасов подгонка одежды по размеру не предусматривалась. Головной убор строго на два пальца выше бровей, никакие вольности типа сдвигания на затылок не допускались.
Ремень — основной атрибут молодого бойца — должен быть затянут так, чтобы между пряжкой и животом нельзя было просунуть кулак. Нарушение этого основополагающего закона каралось немедленно и с большой долей изобретательности.
Могли наказать отжиманиями, приседаниями или ходьбой «гуськом» на корточках с заведенными за затылок руками, кругами по плацу. А могли нарядами.
И все-таки в показном добродушии Цеплакова, было что-то не то. Я пока не мог объяснить себе, что именно
Закончив выяснять, кто меня обучал подшивать воротнички Цеплаков оглядел «кубрик». Обошел всех и оставшись неудовлетворенным результатом велел всем спарывать.
— Запомните и учитесь, матрасы! — он показал на меня.
— Подворотнички, так же как и погоны и петлицы, должны быть пришиты. Погоны и петлицы потом. Сейчас про подворотнички. Так вот, подворотнички должны быть пришиты следующим образом. Первое — точно по месту. Второе — ровно. Третье аккуратно — нигде не должны выглядывать нитки! В случае несоответствия — отрывается и пришивается заново и так до необходимого результата. Матрас Бодров, будет вас обучать этому делу вместо меня! И отвечать за вас тоже будет передо мной. Так что не подведите товарища.
Он окинул взором молчаливое отделение.
— Всем ясно? Вопррросы есть? Вопррросов — нет!
Другой бы на моем месте испугался ответственности, но мне стало даже забавно. Это был вызов.
— Пацаны, — начал я, — Если кто-то знает, как все делать и я ему не указ, то поднимите руки.
Из всего отделения таких оказалось двое.
— Понял, спасибо, обратился к ним, — не загружаю вас, остальные слушайте меня. Это не сложно, а главное действительно важно и полезно. Подворотничок — та ещё зараза, пришивается очень хитро, при этом, несмотря на то, что во время работы с тебя ручьями льётся пот, подворотничок должен остаться чистым!
— Это понятно?
Ребята кивнули
— Второе, вам нужно видеть что вы шьете, поэтому постарайтесь сесть так, чтобы свет попадал вам на руки и воротник, то есть на рабочую зону. По крайней мере в ближайшее время пока учитесь.
Я оглядел внимательно слушающий меня коллектив, состоящий из молодых обритых налысо субъектов.
— Еще будет здорово, если ворот и полоса будут ровно проглажены. Для аккуратного вида подворотничка необходимо сделать ровные стежки. Важно, чтобы игла входила точно в то место, из которого прежде вышла, таким образом можно сделать красивый ровный шов.
Я подходил и показывал каждому, потом просил, чтобы он повторил.
— Длина стежка должна составлять примерно три сантиметра. Это важно, так как значительно ускоряет процесс пришивания подворотничка.
— На хрена этой подрочкой вообще заниматься? — повозмущался один и молодых матрасов.
— Э-э-э, браток. Как известно, уставы писаны кровью. Вся эта военная наука сплошная боль и смерть предыдущих солдат. Подворотничок необходим солдату или матросы, дабы предохранить шею от раздражений и воспалений, вызванных натиранием ее о жесткий стоячий воротник.
Я рассказал, что ворот без подворотничка который, быстро пачкается и засаливается.
Постоянный контакт чувствительной кожи не шее бойца с грязным воротником мог приводить к натиранию вплоть до появления волдырей и чириев.
Белая полоска ткани из стопроцентного хлопка не натирает шею, если меняется она регулярно.
Ну и само собой, чистая белая полоса на вороте говорит о чистоплотности и аккуратности военнослужащего.
Мне повезло: тупых и криворуких в нашем отделении не оказалось и через час все научились вполне сносно подшиваться. Даже те двое, которые по началу отстранились, потом присоединились к общей группе.
Мы пару раз засекли время. Моя команда в среднем могла подшиваться за три минуты. Думаю, что это было абсолютным групповым рекордом на «курсах молодого матроса» новобранцев первой недели.
Пришедший через час младший сержант напустил на себя важности и не стал вслух хвалить отделение. Но по тому, как он пару раз бросил взгляды в мою сторону разглядывая работу матрасов, было видно, что Цеплаков слегка ошеломлен.
— Вы чё? Все что ли на гражданке училось подшиваться, — спросил он недоверчивым тоном и снова оглядел «кубрик»
— Никак нет, товарищ младший сержант, только что научились, — ответил сияющий матрас, тот самый, который поначалу возмущался.
Цеплаков подошел ко мне, медленно оглядел с ног до головы потом задал неожиданный вопрос.
— Может, к нам пойдешь после учебки? В школу Эс-Эс?
— Куда? — удивился я, — я не ослышался Эс-Эс?
— Да не ерепенься ты, все нормально — это аббревиатура. Так сокращенно называют Школу Сержантского Состава.
— Я пока не знаю. Хочу осмотреться. Если можно, я подумаю.
— Чудак человек, — младший сержант хлопнул меня по плечу, — Думай, конечно, думай. Никто не требует от тебя ответа прямо сейчас. Да и это, я загнул, конечно. Ты сначала должен учебку закончить. Не я приглашаю. Офицеры все решают. Но я могу рекомендовать тебя. Мое слово тут что-то да значит.
Он оправился, пижонски проведя большими пальцами по своему поясу за спиной, а потом на животе и по бокам.
— Отделение, слушай мою команду. Ввиду прогресса, достигнутого в процессе обучения, даю вам два часа свободного времени перед ужином. Спать запрещается. Все слышали?
Он почти каждому заглянул в глаза.
— Свободное время, можете использовать для написания писем, приведения одежды и личного имущества в порядок. А так же можно пойти и посмотреть футбольный матч в Ленинской комнате.
Конечно же вся толпа матрасов нашего отделения отправилась смотреть футбол вместе с командирами других отделений, подчиненные которых такой чести не удостоились.
Гордыня большая ошибка. Яд отравляющий разум. Ее другие имена — заносчивость, высокомерие, зазнайство. Злокозненность гордыни заключается в том, что она разрушительно влияет на отношения людей.
Цеплакову стоило бы помолчать или как-то сгладить углы, но его гордыня взяла верх.
Когда другие командиры отделений поинтересовались чем мы заслужили просмотр футбольного матча, то наш младший сержант прихвастнул нашими результатами по подшивке. Мало того что прихвастнул, так еще и соврал.
То ли для важности, то ли для убедительности, объясняющей причины его неординарного приглашения новобранцев на футбол, он сообщил что мы все чуть ли не с первого раза научились подшивать подворотнички за две с половиной минуты.
Сержантский состав не поверил.
— Хорош, свистеть-то…
Один из друзей и сослуживцев Цеплакова нашел в ящике комода нитку с иголкой и молча протянул ее нашему командиру отделения.
Тот не долго думая, передал катушку с иглой мне.
— Покажи.
Ох, не к добру все это было. Не к добру. Но делать нечего. Товарищ младший сержант снял свой китель. Отпорол свой подворотничок и передал мне.
Я дождался, когда «экзаменаторы» засекут время.
Услышав команду, я начал подшиваться, уложившись в минуту и сорок пять по одним часам и минуту сорок девять секунд по другим.
Результат поразил сержантский состав. Они и думать забыли о футболе. Наши ребята из отделения нетерпеливо переминались с ноги на ногу ожидая обещанный матч. Но телевизор все не включали.
— Как фамилия, боец? — с широко раскрытыми глазами спрашивал меня тот, кто не поверил
— Бодров.
— Ну ты даешь, Бодров, клянусь тебе, я сам не умею, так быстро! Так, это что же получается? Наши филонят?
Они переглядывались между собой. Было понятно, что мы являемся свидетелями незримой конкуренции между сержантами.
Некоторые из них отправились к своим бойцам, чтобы провести замеры подшивания по времени. Я даже не хотел представлять степень раздражения и гнева ребят, которых поднимут с кроватей во время сна или оторвут от отдыха в свободное время для того, чтобы начать подшиваться и получать звездюлей за низкую скорость.
Наконец включили телевизор. Я без особого удовольствия досмотрел матч, понимая, что теперь наше отделение станет именем нарицательным среди новобранцев.
«Благодарностей» долго ждать не пришлось.
В школе молодого матроса, как ни странно я не заметил особых признаков дедовщины. Чего не скажешь о ярко выраженном землячестве.
Самыми безбашенными и дерзкими в учебке считались казахи и чеченцы.
Они проявили себя, не с самой лучшей стороны. Сбившись с самого начала в небольшие земляческие группки, они постоянно ввязывались в стычки, задевавли на пустом месте других ребят и пытались доминировать насколько это позволяли условия и обстановка в учебке.
Утром после зарядки, я по обыкновению отправился в столовую на завтрак. Когда подходила моя очередь в помещение столовой вошла группа казахов.
Я стоял спиной к входу и поэтому не заметил никого, когда один из них намеренно столкнулся со мной.
Он ударил плечом сзади, в тот момент когда я пытался забрать свой завтрак со стола. Хлеб с маслом и кружка чая полетели на пол
— Э,осторожнее, лопух, не видишь люди садятся!
— Ты чё? Совсем оборзел? — спросил второй казах почти двухметрового роста с угрожающе свисающей челюстью.
За казахами двигалось трое чеченцев их можно было узнать по характерному акценту.
— Слышь, а ты Бодров? — медленно растягивая слова спросил один их горцев.
— Допустим, я. Какой вопрос? — я спокойно смотрел ему в глаза.
Казахи начали прессовать одновременно. Они разговаривали одновременно с чеченцами
— Ты это, лопух, насорил здесь, давай убирай!
В таких разговорах смещать внимания с одних на других себе дороже. Нелегко вести две напряженные беседы одновременно, поэтому я проигнорировал казахов, продолжая смотреть чеченцу в глаза.
— Ты, говорят, хорошо подворотнички подшиваешь?
И не дожидаясь моего ответа продолжил.
— Быстро. За полторы минуты.
Он сделал паузу давая мне ответить. Но я лишь слегка улыбнулся.
Он улыбнулся в ответ, так как умеют улыбаться только они — одними зубами, глаза его оставались холодными.
— Значит, будешь подшивать и мои подворотнички.