Натиск

Глава 12

Сразу после битвы с венграми, я отправился на Русь. Ну как сразу? Парочку венгерских поселений для острастки отпущенного мной все еще короля Гезы были мной взяты и разграблены, но крупные города я обходил стороной. Не было смысла окончательно ослаблять Венгрию. Уже появились косвенные данные, что поляки вполне себе готовы попробовать на зуб Венгрию. А еще могут задуматься германцы. Они сильно буксуют в своем Крестовом походе с вендами. Так что могут посмотреть на ослабших венгров и подумать…

Еще нужно будет более подробно разобраться, как там налажена логистика поставок вендам оружия, и сколь деятельным является отправка отрядом добровольцев к вендам и подготовка их молодняка в Славграде. Хотя и в иной реальности, Крестовый Вендский поход сильно буксовал. В этом мире я подумаю над тем, как бы не перейти в контрнаступление. Правда, нужно будет, чтобы венды, пусть на первых порах, номинально, но приняли православие и признали русского патриарха над собой главным духовным пастырем.

Так то очень быстро получилось добраться до Галича, где остановился на недельку, богато одаривая Ивана Ростиславовича Берладника, галичского князя, да нахваливая его сына. Ростислав Иванович, действительно, проявлял себя с лучшей стороны. Он был наголову выше многих моих сотников и впитывал любую информацию, науку, как никто иной, зачастую помогая своему побратиму Якиму Кучке.

Ну а после Киев, чтобы успеть на церемонию венчания на царство первого русского царя.

Из Константинополя уже ко времени моего похода по юго-восточным окраинам Венгрии, уже вышел русский флот, чтобы довести много чего добытого, награбленного, наторгованного домой. Часть кораблей отправится в городок на месте древней Ольвии, цинично названную мной Изяславлем-на-Буге. Цинично? Потому как все в отношении первого русского царя идет к тому, чтобы…

— Венчается на Царствие… — вещал торжественным басовитым голосом патриарх Всея Руси Климент Первый, по прозвищу Смолятич.

Церемония венчания на царство Изяслава Мстиславовича уже подходила к концу. Были спеты и по не одному десятку раз нужные псалмы, отслужен непрерывный трёхдневный молебен, когда священников сменяли другие их коллеги, а молитвы повторялись снова. Не забыли власти задобрить и столичных горожан, которым розданы специальные подарки, приуроченные к восшествию на царский престол Изяслава. Кстати, пятьдесят семь тысяч новых серебряных монет, что были отчеканены и поменяны на метал в слитках и в гривнах, отданы в дар киевлянам.

И всё равно происходящее выглядело сумбурно, без какой-либо системы. Ранее, было дело, я подумывал о том, чтобы поучаствовать в процессе подготовки венчания на царство, но решил не выпячиваться, тем более, что был встречен правителем не слишком и приветливо. Однако, важно не то, с какой пышностью и грандиозностью будет венчаться на царство Изяслав Мстиславович, важнее сам факт, что это случится.

Вот, Изяслав Мстиславович взял корону в свою руки, подобно византийским василевсам, самостоятельно водрузил её себе на голову. Это знак в том числе, что он не подчиняется патриарху, а сам властен в своём царстве.

А корона-то скудненькая. По сути, это Шапка Мономаха, которую я здесь так и не видел, наверное, и не была у Владимира Мономаха этой пресловутой шапки. Между тем, русская корона была чем-то похожая на тюбетейку, всю обрамлённую золотыми крестами, самоцветами, золотым крестом в навершие.

Опять же, разве важна сама корона? Да и нынешние ювелиры вряд ли бы смогли бы сделать что-то похожее на то произведение искусства, которым короновалась Екатерина Великая. Да, и надо ли это делать? Огромный вопрос. Ибо подобное изделие может сильно опустошить казну государства.

— Клянусь перед Богом и людьми, что буду достойным царём и государем вашим, что буду грудью стоять за Землю Русскую, за Отечество наше отцовское, за то, чтобы жили люди и процветало наша Земля, — лишь близко по тексту, но не дословно, говорил Изяслав Мстиславович.

И все равно в этой речи звучит «Земля», которая имела весьма неопределенное значение, не как государство, а лишь территория. Первый русский царь явно нервничал, оно и понятно. Ведь сейчас меняется всё мироздание, мировоззрение русского человека. Теперь ответственность за будущее державы лежит лишь на одном человеке, но опираться же должен царь на свои элиты. Нужна стране Дума Боярская, но без особых полномочий, чтобы эти бояре не усиливались. Подумаем… Когда меня вновь станут слушать.

— Царь всея Руси подпишет сегодня Союзный договор? — спросил меня Кирилл Калих, назначенный послом Византии в русском царстве.

— Обязательно подпишет, — с уверенностью в голосе отвечал я, зная, что перед пиром намечено подписание, или скорее, прикладывание печати на некоторых документах.

Мы стояли с послом во втором ряду, за спинами тех князей, которые прибыли на венчание на царство Изяслава Мстиславовича.

Изрядно возросшее моё самолюбие так и толкало меня выйти вперёд, в первый ряд. Ведь только я смог сделать так, что держава русская вовсе состоялась. Ни о каком царстве, ни о каком даже русском митрополите речи быть не могло ранее. А нынче у нас есть патриарх, у нас есть царь, у нас есть князья, которые здесь и сейчас дают присягу единому русскому правителю. Началось формирование сословно-представительной монархии в России. И я стою во втором ряду?

Что ж, пусть пусть так оно и будет. Цель же не в том, чтобы возвыситься самому, цель в том, что превратить Россию в державу. И ни в какую-то землю, где каждый князёк будет вести свою собственную политику. Между тем, Изяслав Мстиславович несколько теряет степень моего доверия. Почему до сих пор не решён вопрос с Новгородом? На границе с Новгородской республикой стоят смоленские полки, а также и моим братьям приходится организовываться в основном севернее Владимира, чтобы не допустить проникновения никаких мелких отрядов шведов. Время прошло достаточно, чтобы наказать вольницу новгородскую, под рукой шведской короны.

Новгород уже уплыл под руку Швеции. И здесь без военного вмешательства никак не обойтись.

— Не обидно тебе, воевода, стоять здесь рядом со мной, ведь это ты сделал Изяслава царём? — подначивал меня стоящий по правую руку посадник Димитр.

— Нисколько, — солгал я.

Но не делиться же мне своими планами с тем, кто долгое время был рядом с великим князем, кто наверняка не растерял верность этому правителю, ставшего сегодня царем. Но тот факт, что меня сейчас провоцируют, заставлял сильно задуматься. С одной стороны, византийцы будто подталкивают меня на какие-то действия, указывая, что мог бы даже оставаться в Регентском Совете и что им нужен такой военачальник, как я, с другой стороны — Димитр. Но, я и сам понимал, что становлюсь некоторой не совсем удобной фигурой для монархии.

Вместе с тем, понимая, что монархическая форма правления сейчас наиболее приемлема для России, я не собирался заниматься самоубийством.

— Нынче же все приглашаются на пир! — провозгласил Изяслав Мстиславович, первый русский царь.

На пиру меня ничего не радовало. Еда казалась пресной, хмельные напитки не действовали, да я и не стремился напиться. Оказавшись на втором столе, пусть и по правую руку от великокняжеского стола, я понимал, что это уже целенаправленная политика по указанию мне моего места.

— Воевода братства! — провозгласил изрядно захмелевший Изяслав Мстиславович. — За тебя хочу выпить. Ты и дочь мою не дал в обиду в Константинополе, ты и сестру мою не оставил вдовой в Венгрии. Но ты не можешь действовать и поступать сообразно своим измышлениям. Ты принёс мне клятву верности, так что посему быть тебе в моём подчинении. Но я выпью за тебя.

Я приподнялся и поклонился в пояс русскому царю. Так себе здавица, если по правде.

— А что, воеводишка, государю нашему слово лепое не скажешь в ответ? — выкрикнул боярин Остап Шабеко.

Вот он! А я-то думал, кто будет меня провоцировать на поединок⁈ Самое верное — это убить меня сейчас, на Божьем Суде.

— А я всегда говорил царю лепые слова. Но чаще делом доказываю, что предан ему и русскому царству, — отвечал я.

— Так что, по-твоему никто более ничего и не делает, кроме тебя и твоего Братства? — нарочито громко и угрожающе говорил Остап.

— Отчего же, все делают по мере своих возможностей. Кому-то удаётся во благо Руси и нашего царя взять город, а кому-то сохранить Киев, — говорил ровным голосом я.

Однако, это был очень серьёзный удар по самолюбию самого Остапа. Дело в том, что в булгарскую войну он был оставлен в Киеве и участия в боевых действиях не принимал, по сути, ни в одном серьёзном сражении не видел я Остапа. Вместе с тем, я знал, что Шебеко — боец неплохой, не трус.

Так что в этом боярине говорит ещё по большей степени зависть ко мне, к моим поступкам, моему участию во многих решающих событиях истории Руси. Но я не видел, не услышал, чтобы всея Руси одёрнул своего боярина. Значит, спектакль был режиссирован.

— А так ли ты хорош, как мнишь себе? — выкрикнул Остап.

Это уже был практически вызов на поединок. К слову сказать, не постарался ситуацию как-то сгладить, по крайней мере, отсрочить наш спор на более поздний срок, чтобы не омрачать празднование воцарения Изяслава.

— Ты что, струсил? — рассмеялся Остап.

Он не оставлял ни себе, ни мне никаких шансов разойтись миром и лишь потренировать красноречие. Интересно, что же ему посулил царь за то, чтобы меня не стало? Вместе с тем, Остап не был самым сильным и умелым воином в царском войске. В близкой дружине бывшего великого князя, а нынче царя имелись более умелые мечники. И меня радовал тот факт, что, скорее всего, иные войны не согласились примерять на себя роль такого вот Петрушки.

— Государь, позволишь размяться? — спросил я.

Изяслав Мстиславович молчал. Он будто не был уверен в том, что должно было произойти. Возможно, будучи сам отменным воином, Изяслав понимал, что у Остапа не так много шансов против меня. Ни с кем из ближников царской дружины я уже давным-давно не скрещивал мечи. Но моё мастерство, как фехтовальщика, уже весьма и весьма на хорошем уровне.

Я тренировался везде, в Византии так и вовсе имел возможность проверить зарождающуюся генуэзскую школу фехтования на жизнеспособность, кое-что привнести в нее, но и самому подучиться. Имел также спарринг-партнёров из числа весьма искусных мечников Византии. И были у меня такие наработки, которые позволили бы обескуражить абсолютно любого противника.

— До смерти не бей! Царь не будет доволен, — прошептал мне Димитр.

Я оглянулся в сторону бывшего первого великокняжеского воеводы, который теперь наместничает на Волге, но, если принимать предупреждение и прежние слова Димитра за чистую монету, то… Это заговор против царя? Не успела на Руси образоваться царственная династия Изяславовичей, так уже ее скинуть хотят? Нужно подумать, как с этим сыграть. Хотя, все равно я склонялся к тому, что все это большая провокация.

Мы с Остапом вышли на тренировочный двор Брячиславого подворья в Киеве.

— А, что без панциря своего убоишься со мной встать? — провоцировал Остап.

— И ты свою кольчугу сымешь? — спросил я, задумавшись.

— А и сыму! — с вызовом сказал Остап.

Мой противник явно храбрился, но коленки сложно унять, если они трясутся. И я видел, а где-то и чуял, страх подставного Петрушки.

— Выбор оружия? — уточнил я.

— Да чем хочешь! — выкрикнул Остап.

Этого и требовалось ожидать. Если человеку нужно скрыть страх, то чаще всего он хорохорится. Но неужели не понимает Остап, что он подставной? Если он убьет меня, так все же нормально — Суд Божий, с которым никто и не поспорит. Уверен, что и Братство погорюет, но примет мою смерть спокойно.

Но что будет, если я убью Остапа? Неужели государь обвинит меня в убийстве и посадит в поруб, или даже я стану первым, кого будет казнен в новом государстве? Быть в чем-то первым я люблю, как и многие люди, но перспектива прославиться таким образом… Увольте. Нет, ну не должен же настолько заиграться Изяслав.

Чтобы уничтожить Братство, нужно, как это в иной реальности сделал французский король с тамплиерами, не только меня арестовать, но и разгромить всю верхушку организации, одновременно обрушившись на большинство оплотов Братства. А это почти что и невозможно.

— Что за меч у тебя? — усмехался Остап.

— Испугался? — спросил я вместо ответа.

— Тебя? Нет! — выкрикивал боярин, чтобы, наверное, все горожане в Киеве слышали его.

Я собирался сражаться тяжелой шпагой, которая была сильно длиннее, чем меч моего противника. При этом, моя сила позволяла работать с более тяжелым клинком, специально для меня выкованным.

— Не передумал? — спросил я.

— Нет, — дрожащим голосом сказал Остап.

Уверен, что и для него и для тех, кто образовал Круг, было удивительно видеть такой длинный меч, с таким относительно узким лезвием. Однако, дамасская сталь, из которого была изготовлена шпага, должна быть крепким металлом, не стоило опасаться того, что можно шпагу разрубить.

— То не Суд Божий, это только длишь баловство! — объявил царь, расставляя все точки над i.

Подстава. Если убью в ходе «баловства», то меня можно судить, как убийцу. Ну что ж. Покуражимся.

— Идущие на смерть, приветствуют тебя, Цезарь! — выкрикнул я, подымая руку со шпагой в направлении царя.

Первым попробовал нанести удар Остап. Я разорвал дистанцию, призывно замахав своему противнику, чтобы он продолжал. Остап вновь, задрав меч кверху, рванув на меня. Завожу левую ногу за спину, элегантно кручусь на правой ноге.

— Опа! — озвучиваю я свой удар.

Я хлестнул по седалищу своего противника, произведя достаточно сильный порез на ягодице Петрушки.

— А-а-а! — заорал Остап, вовсе ополоумев от такого позора.

Шаг вправо, принимаю на шпагу меч противника и, благодаря длине клинка, подрезаю правую кисть своего противника. Так что бывает и так, что длинна имеет значение, не только в бою.

Остап уронил меч, схватился за запястье, из которого обильно полилась кровь. Все же вену я ему подрезал и нужно бы быстрее перевязать этого Петрушку.

— Может, хватит? — спросил я. — Я не могу быть обвиненным в смерти Остапа, если он истечет кровью.

— Я могу биться! — сказал неугомонный, хватая меч в левую руку.

Делаю шаг навстречу, резко бью по пока еще целой руке Остапа, меч противника улетает в сторону. Перекручиваюсь и с разворота бью ногой боярина. Давно хотел вот так, с «вертушки», угомонить кого-нибудь. Но в доспехе так не покружишься. Но вот, глупое, я бы сказал, что мальчишеское, желание так эффектно закончить бой, осуществилось.

Остап лежал без сознания, когда я пережимал его руку и накладывал повязку. Была разорвана моя рубаха, я не пожалел шелка для того, чтобы не допустить смерти Остапа. На боярина мне было почти что плевать. А вот последствия от его смерти для меня могли быть разные. Формальный повод для моего ареста не состоялся. А мне, от греха подальше, лучше бы вовсе покинуть Киев. И… нужно что-то решать.

— Ну, побаловались, и будет! — сказал Царь всея Руси, будто бы и ничего не произошло.

— Не сдашь меня царю? — вновь уличив момент, ко мне подошел Димитр.

— Беги, посадник! — жестко сказал я. — Царь узнает о твоей измене.

На самом деле, я не мог не сказать царю про слова Димитра. Если заговор все же имеет место быть, то при неудачном покушении на царя, или даже раньше, все раскроется. Мое имя всплывет, что мог знать о крамоле. Еще есть большая вероятность, что меня провоцируют. Так что.

— Государь разговора прошу! — выкрикнул я.

Мою просьбу все слышали. И просто так проигнорировать меня не мог даже царь. Внешне держава крепка, государь держит все под контролем, все Рюриковичи смирились со своим положением лишь привилегированного сословья, а не полноправных правителей на своих маленьких клочках земли. Однако, все понимают, что это только важный, но лишь один шаг на пути становление единой России.

— Что ты желаешь сказать мне? — внешне приветливо, но было видно, что царь раздражен.

— Государь, я знаю о заговоре, — начал я рассказывать.

Через три дня, слишком спешно, я покидал Киев. Эта спешка казалась сродни с той, что когда-то была перед становлением Изяслава Мстиславовича киевским князем. Только сейчас не было пожаров, восстания киевлян, столпотворения у ворот. Столица Русского Царства пребывала в благоденствии и достатке.

Мало того, город стал разрастаться. Вот меня не было сколько? Полгода? А вдоль Днепра уже построены с десяток новых складов и еще много каких зданий и сооружений. Расширили и порт в Киеве. Разрастается ремесленный посад и уже сильно не хватает места в самом городе. Изяслав заявил, что собирается строить большую каменную стену и еще не менее версты охватывать внутреннего города. Удачи ему в этом.

Димитр был подставой. Изяслав Мстиславович спокойно, без каких сантиментов, объяснил мне, что проверяет, не являюсь ли я каким заговорщиком, или шпионом, например, Византии. И я понимаю, что царь действует вполне по-царски, беря в свой кулак все силы на Руси. Так я же и не собирался идти против царя, правда он не может знать наверняка мои мотивы.

Вот только, работа по укреплению единовластия на Руси не закончилась. Нужно, причем, как видно, в ближайшей перспективе, реализовать переход власти от отца к сыну. Царем должен стать Мстислав Изяславович. Вот тогда я смогу несколько и успокоится, заняться больше хозяйством, посвятить себя освоению Дикого Поля и тех черноземов, что там есть. И тогда вовсе не будет проблем с центральной властью, если окончательное лествичное право разорвется и наследовать будут не братья, а сыновья.

Сын у Изяслава вышел отменный. К наукам пристрастился, вполне решительный, уже проявлял себя, как неплохой полководец во время Булгарского похода.

— Теперь говори! — потребовал я от Стояна, когда мы выехали из Киева и были уже не менее чем в версте от города.

Нельзя было, чтобы хотя бы отрывок нашего разговора был подслушан даже случайным зевакой в Киеве.

— Я оставил знак, — коротко доложил Стоян.

— Теперь подробности! — потребовал я, не удовлетворяясь ответом.

Ещё раньше была подготовлена законспирированная ячейка заговорщиков. Не сложно было найти таких людей, которые были бы сильно недовольны поражением черниговских Ольговичей. На самом деле, в Чернигове достаточно серьёзная оппозиция Киеву, которая сейчас подвержена репрессиям. Этот город позиционировал себя, как один из лидеров Руси, а теперь они далеко на задворках. Немало жителей Чернигова подверглись гонениям. В данный момент в бывшем Черниговском княжестве происходил передел власти. Местное боярство, недовольное приходом Изяслава Мстиславовича к власти, то и дело пытаясь поднять народ на бунт. Так что исполнители были.

Великий князь, а нынче царь, очень жёстко вёл себя по отношению как к черниговцам, так и к людям на новгород-северской земле. Оружием и огнём уничтожал он всякое сопротивление. И я не был против подобной политики, так как любой сепаратизм должен, выжигаться под корень. Было понятно, что невозможно создавать, по сути, империю, без того, чтобы лишать людей былой вольности.

Так что, через подставных лиц была готова группа, даже две группы, в Киеве, которые должны убить царя. Им было доставлено оружие, хорошие арбалеты, с ними проведена некоторая работа. Но всё это делали люди, которые не могут быть связаны со мной.

Политика — грязное дело, и я уже по локоть в крови. Но без этого, безусловно, невозможно было достичь тех целей, которые были поставлены мной изначально. Так что те инструкторы, которые работали с этими ячейками, были поголовно уничтожены. Оставалось только одна ниточка, которая ведёт к Братству.

— Они должны будут убить царя, но никто из них не знает, кто заказчик сего преступления, — заканчивал свой доклад Стоян.

— Ты понимаешь, что теперь есть те тайны, которые ты должен будешь унести в могилу? — спросил я.

— Я всё понимаю, воевода, но я уже доказывал тебе неоднократно, что я с тобой, и готов служить до конца, — отвечал мне Стоян.

— Выпьем? — спросил я и первым отпил из бурдюка замечательного вина с небольшим привкусом, который почти и не слышен, если только пьющий человек не будет истинным гурманом.

Стоян также отпил из бурдюка, а я улыбнулся. За моей улыбкой пряталась та самая горечь, с которой я сейчас убил своего же соратника.

Разве можно было допускать того, чтобы хоть какая-то ниточка от убийства царя вела ко мне? Стоян знал очень много о моих тёмных делишках. Ну он, не знал того, что в Византии я достаточно плотно занимался вопросом ядов и противоядий. В чём, в чём, а в этом византийцы изрядно преуспели.

Так что во мне сейчас есть то противоядие, которое купирует яд, влитый в прекрасное сицилийское вино.

На душе было более, чем погано. Стоян был для меня очень важным человеком, он решал многие вопросы, отлично командовал разведчиками. За что ему огромное спасибо, что он смог воспитать немало людей, которые сейчас мало в чём уступают своему командиру.

А ещё Стоян приобрёл такую независимость, при которой его люди подчинялись только ему. Я прекрасно понимал ту степень опасности, которую представляет из себя этот человек. Ведь если он захочет, он сможет организовать на меня весьма деятельное покушение. С большой долей вероятности я могу быть убит Стояном.

Сегодня он со мной, а что будет завтра? Так что, грешен я. Убираю всех людей, которые могли бы каким-либо образом навредить мне. Но я уверен, что поступаю правильно, иначе бы не принимал такие жёсткие решения. И то, чего я уже добился стоит сильно многого. И эти достижения в иной реальности унесли куда как больше крови и людских жизней.

Я хотел патриаршество на Руси? Оно есть у нас! Я жаждал объединения всех русских земель? Нынче на политической карте Европы, да уже и Азии, возникло новое государство — Россия. У меня есть Братство, которое лучше, чем кто-либо в Европе вооружён, лучшая подготовка воинов, весьма неплохая экономика. У меня есть свой университет, который, я надеюсь, будет выдавать нечто практическое, а не заниматься голословной наукой. Не только для Братства все это будет. Я намерен большую часть технологий передать в Киев.

Яд, который выпил Стоян, не начнёт действовать быстро. Он должен убить его за ближайшие три дня. Причём, всё должно выглядеть так, будто у Стояна началась горячка. В современных условиях крайне слаборазвитая медицина и мало кто сможет догадаться об отравлении.

— Бери два десятка ратников и быстро доберись до Славграда. Передай тясяцкому Алексею, чтобы он готовил все силы, которые у него есть. Мы пойдём на Новгород, — отдал я приказ Стояну.

Последний приказ. Но я уверен, что, когда он умрёт, то это послание будет доставлено его людьми. Ну, а после я расформирую всю ту полутысячу, которая подчинялась исключительно Стояну. Часть из них я пошлю куда-нибудь на периферию.

Так бывает, когда разрастается организация, когда у неё достаточно много денег, много воинов, то возникают центробежные силы. В таких организациях должна существовать жестокая дисциплина, когда за любое неповиновение убивают. Но первоначальное Братство Андрея Первозванного было достаточно вольным сообществом. Так что приходится действовать, скорее, тайными методами, а не создавать механизмы принуждения.

Но это всё оправдания. Есть цель — я иду к ней. И осталось крайне мало тех шагов, после которых я смогу спокойно заниматься более мирными делами.

Уже на подходе к Москве меня настигли новости, что Изяслав Мстиславович, будучи человеком беспечным, выехал прогуляться по своему городу. Царь получил арбалетный болт в плечо и сейчас его состояние только ухудшается. Болты, которыми должны стрелять в царя должны быть с трупным ядом на наконечниках. Изяслав выступил тараном, создателем государства, как некогда в Риме Цезарь. Его сыну будет чуть легче, он сможет меньше лить крови.

Так что власть меняется. И мне нужно в срочном порядке возвращаться в Киев. Мало того, что нужно покарать всех тех, кто причастен к этому убийству, кроме себя, конечно, так ещё нужно и показать наследнику престола, что за ним стоит сила, что Братство готово выступить на защиту русского престола.