Натиск

Глава 19

Великий сельджук Санжар понимал, что предстоящая битва — это вопрос не просто сражения или какой-то войны. На кону стояло само существование сельджукского султаната. Он, султан и падишах, должен был разбить русских, а потом обрушить всю свою мощь на византийцев.

Империя турков-сельджуков трещала по швам. Последнее поражение под Дамаском сказалось на внутреннем положении султаната. Многие князьки, так укрепились на местах, что каждый икта, любой владетель лена, называемого сельджуками раятом, мнил себя полноценным господином на своих землях. Но Санжару удалось найти слова и объединить всех. Получилось у него помириться и с каракитайями. Эти кочевники, ещё недавно бывшие главными врагами сельджуков, даже прислали четыре тысячи своих воинов. То же самое сделали и туркмены, которые остановили войну с сельджуками, опасаясь того, что злые христиане могут прийти и к ним.

Так что внешнее единство имело место в державе сельджуков, но если Санжар потерпит поражение, то его султанат окончательно распадётся, если только не будет завоеван русскими. Так что на кону стояло всё.

— Что известно о войске Руси? — спросил султан, когда собрал Военный Совет у себя в шатре.

— Их много, мой господин, — отвечал верный султану Баркиярук, являющийся вторым военачальником войск, после самого султана.

— Что скажешь ты, Андриано? — спросил султан у представителя генуэзцев при своём дворе. — Ты мне обещал узнать о русских все и даже больше. Вот только я недавно прознал, что у них есть оружие на порохе, который китайцы пользуют. И ты о том раньше не рассказывал.

Андриано Колини был тем самым главным шпионом, который доносил сведения о политической и военной обстановке в сельджукском султанате в Геную. Вместе с тем, чтобы быть полезным султану Санджару, Адриано часто давал самые, что ни на есть, дельные советы. Вот сейчас он никоим образом не собирался лукавить, рассказать всё честно и даже дать собственную оценку ситуации.

— Великий, тебе просто не выстоять против такого воинства русов. Они пришли даже не для того, чтобы тебя победить, они пришли показать, что достойны именоваться царством, а их воинство сейчас столь сильно и велико, что нет более никого, кто мог бы с ними сравниться, — высказался Адриано.

Санжар сморщился. Он всем своим видом показывал, что такие новости ему неприятны. Более того, Колини совершил ошибку. Он послал своего человека к русским, чтобы передать всю ту информацию, которой владел. И этого человека перехватили. Так что генуэзец на Военном Совете скорее был для того, чтобы султан показал своим подданным, что умеет быть жестким.

Санжар кивнул головой, а его верный телохранитель, лучший воин из всех, кто был в окружении султана, неизменный победитель игры в мяч на конях, любимой забавы сельджуков, одним ударом снёс голову генуэзцу. Уже через минуту началась расправа и над генуэзским отрядом арбалетчиков. Четыре сотни бойцов были окружены и просто расстреляны тысячами стрел. Никого в живых Санжар оставлять не хотел. Он не безосновательно считал, что в самый неподходящий момент арбалетчики могут ударить в спину.

У султана были также мысли о том, чтобы у грузин и армян, которые были в его войске, также изолировать, а их предводителей убить. Но численно слишком много было этих войск, поэтому султан всё же не решился. Да и туркмены, каракитаи, хорезмийцы с их тяжелой пехотой… Многие могут подумать, что они следующие и сами ударят по сельджукам.

Через два часа султан вновь собрал всех своих военачальников.

— А теперь мы можем продолжить наш Военный Совет без предателей, — говорил Санжар. — Я благодарю тебя, мой верный соратник и друг, Баркиярук, что ты сумел осуществить такую операцию и выявил шпиона, а еще что донес нужные нам новости до русских.

Теперь русские знали о том, что хотел им поведать сам султан. Прекрасно осознавая опасность, высоко оценивая своего врага, Санжар был уверен, что русские организуют разведку и обязательно узнают, с какими силами пришли сельджуки, и куда должны направляться их удары. Теперь русские должны думать, что Санжару удалось собрать войско, численно превосходящее всех тех, кого привели христиане. Сто десять тысяч — именно такая цифра должна была прозвучать в стане русского царя.

Санжар никому не признавался, даже себе, но он очень хотел, чтобы русские сейчас развернулись и увели всё своё воинство. Что они пришли сюда, лишь потому, что посчитали, что после битвы под Дамаском сельджукский султанат уже не сможет выставить столь значительное войско. А сейчас узнают, что воинов султан привел еще больше, чем было под Дамаском и русские уйдут, испугаются. Но никаких данных о том, что они это начали отступление, не поступало.

— Чего мы ждём? — с нескрываемым презрением сказал командир каракитаев Маликбек. — Русские, наверное, уже перешли горы Кавказа, они сейчас в ловушке, им некогда отступать. Они не знают этих мест, с нами Аллах, значит, мы победим.

Султан также верил, что с ним Аллах, потому как подготовка к этой войне прошла на удивление организовано и без серьёзных потрясений. А после поражения под Дамаском от крестоносцев не случилась гражданская война, вернее новый её виток, так как, по сути, противостояние между владетелями в султанате всё ещё продолжалось.

— Выдвигаемся и мы победим в этой битве! — стараясь предать своему голосу уверенности, сказал султан Санжар.

— Ну что, други моя, всем ли я угодил, вкусна ли еда, что я поставил вам, не обидел ли напитками, что предложил вам? — спрашивал я у своих гостей.

Рядом сидел мой друг и родственник Аепа и силился не засмеяться. Уж больно церемонность и торжественность были мне не свойственны. Я всё же привык общаться более открыто, откровенно и проще. Но Кавказ — дело тонкое. Так что лучше здесь чуть больше пафоса, церемониала, чем, действительно, у тех людей, которых я пригласил к себе за стол, создастся впечатление о неуважительным приеме.

— Всё достойно, князь, ты радушный и щедрый хозяин. И, как только боги дадут мне радость принимать тебя у себя дома, я сделаю всё, чтобы не быть не хуже хозяином, — вставая из-за стола, произнёс Аджак, вождь одного из сильнейших племён аланов.

— Тебя, князь, когда ты будешь на моих землях, я накормлю и напою не хуже, пусть мне это и будет сложно сделать, потому как принимаешь ты очень достойно, — а это уже высказался грузинский боярин Шалва.

Я с некоторым укором посмотрел на своего родственника, брата жены, но половецкий хан только ухмыльнулся, отворачиваясь. Он знал меня, я прекрасно знал его. Наше общение давно вышло за те рамки, когда нужно что-то выдумывать, говорить правильные слова, следить за своим поведением, и мне это нравилось.

В отношении Аепы вопреки всему я был более чем уверен. Это раньше казалось, что между Русью и половцами не может быть никакой истинной дружбы, что это вечное соперничество между Степью и Лесом должно длиться до тех пор, пока не придёт кто-то ещё и не разобьёт и половцев, и русичей. А сейчас я так не думал. Да, возможно, все сложилось хорошо и две огромных половецких орды сейчас часть России, лишь потому, что мы нашли удобный для двух народов вариант, при котором каждый занимается своим делом, растит детей, богатеет и не помышляет убить соседа.

Я прекрасно понимал, что это произошло во многом из-за того, что мы настолько проредили число тех половцев, что кочевали в Диком Поле, что теперь для оставшихся раздолье, даже в тех ограниченных масштабах, что мы предоставляем половцам Аепы и половцам Башкорта, что остается от русских городов, что закладываются по Днепру и даже по Бугу. И уже допускается такая ситуация, когда часть из этих больших орд может подойти своим кочевьем к русскому городу не то, что к крепостице, которые мы выстраиваем на Кубани, в Междуречье Днепра и Дона, а даже к Киеву.

Кочевники все чаще приходят к русским городам и устраивают весьма занятные ярмарки, торгуя всем тем, что в большей части сами производят. Там же и соревнуются в верховой езде, в борьбе и в кулачном бое. А также наметилась интересная тенденция, что русичи с удовольствием берут себе в жёны половецких женщин, могут отдать и своих дочерей половецким мужчинам, хотя последнее реже происходит. Почти идеальная ситуация, правда, бывают разные случаи. Ну так эти случаи бывают и среди русичей.

— Поговорим о делах? — спросил я, когда гости были уже накормлены, и даже состоялся первый акт небольшой увеселительной программы, где мои музыканты исполнили несколько незамысловатых композиций.

— Поговорить нужно, мой царь ждёт результатов нашего разговора, — сказал Шалва.

— Вы слышали слова моего государя, — начал предметные переговоры я. — Он подтвердил моё право говорить от его имени. Поэтому я скажу. Мы хотим видеть аланов своими друзьями, вы принесёте клятву верности моему государю, но при этом мы заключим договор, по которому обязуемся не «рушить вашей старины, не вводить нашей новины». Что касается Грузии, то мы хотели бы видеть грузинское царство своим сильным другом. Но для этого вы должны принять участие в разгроме сельджуков, ибо власть дается только в борьбе.

По сути, все договорённости уже были достигнуты в тот момент, когда я сводил Аджака и Шалву к Царю Всея Руси Мстиславу. Ещё раньше я рассказал своему государю, что хотел бы привлечь к нашей войне с сельджуками все народы, которые захотят восстать, выйти из подчинения султаната.

Предварительно была проведена большая работа, в ходе которой всем возможным игрокам были переданы послания от имени русского царя. Суть предложения сводилась лишь к одной формуле: не разрушать старины, не вводить новины. И те, кто присоединился бы к нашему войску, в будущем могли жить по собственным правилам, подчиняясь русскому царю лишь в том, что обязаны будут приводить своих воинов в русское войско, защищать границы царства, давать небольшую, почти символическую дань. В ответ они получают всемерное покровительство со стороны России.

Немало кто отказался от подобного предложения, а туркмены, как и каракитаи так и вовсе убили послов русского царя. Они таким образом показали, что готовы сражаться за султана, хотя туркмены, скорее, были готовы сражаться со всеми, лишь бы получить ещё чуть большую свободу или вовсе независимость. Конечно же, мы будем просто вынуждены наказывать и тех туркменских предводителей и каракитайских беков за то, что они сделали. Убийство послов, особенно здесь на Востоке, — это не просто преступление, это тот вызов, на который, если не ответишь, то с тобой вообще больше никто не будет разговаривать.

— Доблестные грузинские войны уже перед началом сражения готовы перейти на сторону России, — торжественно провозгласил Шалва.

— Отменные войны аланов уже и так пребывают в становище русского царя, — поспешил сказать и Аджак.

— Тогда от имени своих правителей подпишите этот договор, — сказал я и представил своим гостям два листа бумаги.

Это не то, что в будущем, когда договора составляются на десятках листов, да ещё и мелким шрифтом. Здесь всё было прописано достаточно просто, при этом, основные моменты были учтены. Так, например, мы прописывали возможность выхода из Союза для Грузии, и выхода из состава России для аланов. Словом сказать, и там, и там сделать это будет сложно, без последствий обойтись никак не могло. Здесь и штрафные выплаты, и враждебность, и полная остановка всех торгово-экономических операций.

Уже через пару минут печати пришедших людей были поставлены на бумаге, Аджак был безграмотен и писать своё имя не умел, а вот Шалва написал и своё имя, и сверху имя своего правителя.

— Ты не думаешь, друг мой, что мы пришли сюда с избыточным войском? — сказал мне Аепа, когда мы провели моих гостей за пределы военного лагеря Братства.

— Аепа, ты же понимаешь, что мы должны показать всем известным народам, что Россия — это великая сила, и что не нужно с нами шутить, пытаться противостоять нам, иначе придёт такая несокрушимая силища в следующий раз и уничтожит всех и вся. Но ты, мой друг, смотрю, начал думать о средствах и деньгах. Да, нам больших трудов и затрат будет стоить кормить всё это огромное воинство. И, если битва не состоится в ближайшее несколько дней, то боюсь, нам нужно будет урезать выдачу еды, — сказал я, одевая доспехи.

На самом деле, с едой не так уже было и сильно плохо, да и аланы продали и овец, и валов. Так что, где-то с месяц мы бы могли бы продержаться. Но это мы, та часть войска, которая была отдана мне в командование, я небольшой запас имел. А вот остальные войска через неделю-полторы могут начать, если не голодать, то садиться на низкокалорийную диету, что в условиях войны чревато очень серьёзными последствиями. Воин, который недоедает — это слабый воин, это потенциально убитый воин.

— Поехали, друг, ещё раз объедем наши укрепления, на месте ещё раз подумаем, как будем действовать. Только возьмём с собой Мечеслава, — сказал я, начиная облачаться в свою новую броню, которую мастера выполнили аккурат перед тем, как я отправлялся в поход.

Золочёная, с узорами — это было истинное произведение искусства. Учитывая то, что-то доспехи не только не потеряли в прочности и функционале, но также были улучшены, например, удалось добиться максимальной сопряжённости панциря и латных доспехов. А также у мастеров уже получалось сделать очень гибкие и почти не замечаемые в бою сочленения лат. Теперь я уверен точно — на мне самая лучшая и, возможно, самая красивая в мире защита. Хотя, нет, государю я такой же комплект передал, поэтому имеется два шедевра бронного дела.

— Владислав Богоярович, — сказал Мечислав, когда мы с Аепой прибыли в ту часть военного лагеря, где находились венды.

— Ну, будет тебе Мечислав, кланяется ещё мне! Такое случится, что ещё мне поклоны отбивать придётся славному Мечиславу, — сказал я высокому, статному, похожему своей мощью на меня, вендскому воину.

Мечислав здесь, рядом со мной, не просто так. Это даже нелепо. Где находятся венды, а где мы сейчас начинаем войну⁈ Но есть политика, которая, порой, может закинуть и в более дальние края, если на то будет необходимость. А необходимость была.

Вопреки всему сотрудничеству, нам не удаётся хоть как-то определить вендов в свою зону политического влияния. Часть племен, те же поморяне, уже более чем лояльны Руси, и у нас даже смешанные морские экипажи на Балтике. Но есть один товарищ, который считает, что мы просто обязаны его спонсировать, выдавать огромное количество и серебра, и оружие готовить для его воинов, а он нам… Спаси Бог скажет. И ладно бы ещё обращался к нашему, истинному Господу Богу, так нет же, всё ещё язычник.

Это я о Никлоте. Победы над саксонцами помутили рассудок этому вендскому вождю. Он уже развязал не только войну со внешними завоевателями, но и уничтожает своих конкурентов внутри вендского Союза племен. Порядка семи различных племенных союзов назревает бунт уже начинали волноваться, не желая подчиняться Никлоту, там вероятна гражданская война, что никак не может способствовать достижению тех целей, которые я ставил перед Россией.

Нам нужно распространять своё влияние на вендов, нависающих над княжествами Священной Римской империи и служащими буфером. При этом, венды никоим образом не могут быть теми субъектами политических отношений, которые в любой момент могут перекинуться на сторону наших вероятных противников. Они должны полностью войти в сферу влияния России. А это просто невозможно без того, чтобы на них распространялось русское право, православная церковь, чтобы они были экономически, если не полностью, то большей частью зависимы от нас.

И Николот этому всячески сопротивляется. Но ему не так долго осталось жить. Четыре группы по пять человек уже должны были работать над тем, чтобы убить не только самого Никлота, но и его наследников. Да, это всё жестоко! Но я уже убил русского царя, что мне теперь горевать по Никлоту⁈

А со смертью этого вождя у нас уже будет свой ставленник — Мечислав. Так что он здесь с большим отрядом вендов, в том числе и потому, чтобы никто не мог обвинить в убийстве Никлота. А я, пользуясь случаем, воспитываю Мечислава, которого думал поставить проводником всех русских православных идей в сообществе северо-западных славян.

— Как ты там говоришь, Влад? Нет более грозного оружия в любой войне, чем лопата и кирка? — спросил меня Аепа, когда мы заканчивали объезд всех наших укреплений.

Я на слова своего родственника лишь ухмыльнулся. Когда более пяти тысяч здоровых крепких мужиков с хорошими лопатами, с кирками, носилками и тачками приступают к работе, они способны, если только правильно организовать людей, за один день поставить немалую крепостицу. А у нас на обустройство всех позиций было более, чем две недели.

Меня поставили командовать центром всего русского построения. И задача была не столько воевать впереди, сколько сдерживать любые натиски противника. А в это время царь самолично будет командовать правым флангом, где располагалось огромное количество русской тяжёлой конницы.

В моём подчинении осталось только шесть сотен ангелов-братьев, правда, это тяжёлая конница, я уверен, что лучшая в мире. Они и вооружены великолепно, и даже не столько тяжёлой конницей можно считать их, сколько чем-то похожим на рейтаров, так как у каждого бойца был трёхзарядный арбалет, который, благодаря улучшенной конструкции и использованию металлов, не сильно уступает по дальности поражения и мощности своим собратьям пехотных образцов.

Так что, прежде чем вступить непосредственно в бой, мои ангелы способны выпустить три смертоносных болта в своих противников. А это огромнейшее преимущество, практически гарантирующее победу в противостоянии большому числу врагов.

Конечно же, опора всей нашей обороны будет держаться на артиллерии и на пехотном построении, в рядах которых было уже немалое количество бойцов с дробовиками.

— Мы бы и сами победили сельджуков, без царских войск, — горделиво сказал Аепа.

Я улыбнулся своему другу, прекрасно понимая, что он несколько обижен. Пятнадцать тысяч половцев, которые были переданы центру, словно ненужные воины, пригодились бы на любом из флангов, так как именно там, как считалось, должно все решиться. Я был менее категоричен, чем мой родственник. Построение центра было таковым, чтобы половцы могли закидывать во врага стрелы при приближении противника, быстро уходить через оставленные проходы между флешами и тремя небольшими крепостицами, что составляли основу нашей обороны. Так что поучаствовать в бою, да и сделать свой вклад в разгром противника половцам удастся.

Я мирно спал почти безмятежным сном, здесь у меня дом, любимая жена, дети… Они мне снились и тут… затрубил рог, застучали барабаны, сообщая, что началось… Я резко поднялся и стал самостоятельно облачаться в доспех, выкрикивая своих оруженосцев.

Впервые я буду участвовать в сражении в сияющих доспехах. Ранее считалось, что это, скорее, будет вредить, чем как каким-то образом помогать. Да, с одной стороны, собственные воины будут видеть своего предводителя, ориентироваться на него, но, с другой стороны, будут же видеть и противники, которые сконцентрируют удар на предводителе, то есть на мне.

Всё, что может пойти во вред, почти всегда можно использовать и во благо. Так что я решил, что ради этого сражения несколько «поторгую» своим лицом. Пусть сельджуки точно клюют на уловку и поспешат меня убить. Да, подобную хитрость можно было бы сделать, облачив в мои доспехи кого иного. Однако, несмотря на то, что я привнёс в военное дело Руси очень много нового, и командир сейчас уже не обязан быть первым, а должен организовать и вести управление своими бойцами, и всё равно прежние порядки частично остались. И будет уроном чести, даже позором, если я стану прикрываться кем-то иным. Ума не приложу, как в иной истории Дмитрий Донской, на Куликовском поле, переодевшись в простого ратника, а свои доспехи отдав другому, смог объяснить воинам такие метаморфозы.

Первые сражения начались сельджуки, что не могло не радовать. Огромная толпа конных лучников устремилась на наши порядки. Конные русские полки на флангах, оттянулись за рогатки и выставили частокол. Этим мы вынуждали противника действовать по центру.

И вот начала вышагивать русская пехотная фаланга-терция. Сражение начиналось.