Глава семнадцатая

Небо стало хмуриться с одиннадцати часов, теперь его заволокли грозовые тучи и упали первые капли дождя.

— Еще где-то через час-полтора, — отозвалась Линн с крыльца.

Она говорила о пресс-конференции, которую предполагалось провести на лужайке перед домом в два пятнадцать. Как она и думала, конференцию отложили до тех пор, когда пройдет гроза.

— Дождь совершенно не отразится на поисках, — сказала она, коснувшись плеча Силии. — Об этом можете не беспокоиться. Скорее, он их ускорит.

Но беспокойство Силии нарастало. Она не думала, что Рэчел оставалась под открытым небом, но и не отвергала такую возможность полностью. Поскольку ни у кого не было ни малейшего представления о том, где она могла быть, ее искали повсюду — в каждом доме, в гаражах и на заброшенных складах, в кузове каждого грузовика, а теперь и в каждой канаве, на лужайках, повсюду, где она могла бы укрыться.

Хотя… ей нужна хоть небольшая передышка. Еще не было окончательно готово адресованное непосредственно похитителю заявление, с которым она собиралась выступить. Силия перечитала то, что недавно написала: «Вам не обязательно действовать через полицию. В роли посредника готов выступить близкий друг семьи. Я попросила его помочь в организации освобождения Рэчел на любых выдвинутых вами условиях».

Он поймет, на что она намекает? Ей бы лучше прямо сказать, что она готова к вымогательству, но заместитель начальника полицейского участка попросил ее этого не делать. Он сказал, что такая постановка вопроса даст понять другим, что за похищенных детей можно требовать деньги.

— Меня это не касается, — ответила она. — И мне до этого нет никакого дела.

Но ей позарез надо было, чтобы переговоры позволили вести Мике, и поскольку подозрения с него еще не были сняты и его могли задержать в любой момент, она согласилась сделать тон заявления более обтекаемым.

Кроме расчета на то, что похититель ее услышит, она, конечно, надеялась, что Рэчел жива. Недавно по телевизору выступал какой-то малый, который сказал, что, если похищение совершается незнакомыми людьми, ребенок имеет реальные шансы выжить лишь в том случае, если его обнаружат в течении пяти-шести часов. Большая Линн на это презрительно фыркнула и сказала Силии, чтобы она не обращала внимания на всякую чушь.

— Фактор времени в этом деле — только одна из составляющих, — запальчиво доказывала она. — А в таких делах надо учитывать все обстоятельства.

— Какие именно?

— Прежде всего особенности людей, имеющих к этому отношение. Возможности поиска. Заранее обдуманный умысел, независимо от того, имел он место или нет.

Она развела руки в стороны. Лицо ее порозовело. Этим своим разговором она хотела отвлечь Силию, не дать ей включить телевизор, по которому могли нести бог знает какую околесицу.

— Все это не имеет значения, — сказала ей Силия. — Я знаю, что она жива.

— Ну что ж, значит, так оно и есть, — ответила Большая Линн. — Я в это верю.

Была ли она с ней искренна или нет, но дело здесь было совсем в другом, и Силия прекрасно понимала, что Линн это знает. Рэчел жива, а значит, задача Силии состояла в том, чтобы дать похитителю веские основания не желать девочке смерти. Она написала: «На вашей совести сейчас жизнь удивительного человеческого существа. Со временем она хочет стать ветеринаром. Она любит животных, особенно кошек и собак, хотя такое ее отношение распространяется на всех зверей, включая змей и ящериц».

Ей пришло на ум, что у похитителя могли быть домашние животные: сторожевые собаки, крысы. Она представила себе параноидального одиночку, у которого либо вообще нет работы, либо он сидит на минимальной зарплате. По мнению констебля Берда, он действовал, поддавшись внезапному порыву — увидел симпатичную девочку, просившую о помощи, и схватил ее, как кто-нибудь другой мог бы схватить бумажник, забытый на скамейке в парке.

— Но почему же тогда в число подозреваемых входит Мика? — спросила Силия. Это случилось пару часов назад, когда они прекратили поиски и Берд вез ее обратно домой.

— Мика может оказаться заинтересованной стороной, — пояснил Берд. — Должен вам сказать, что, с нашей точки зрения, он выглядел не лучшим образом. Когда мы сюда приехали, у него было сильное кровотечение, на верхних ступеньках лестницы тоже была кровь. Интересно, это была только его кровь? Еще мы обратили внимание на его странную манеру отвечать на вопросы. Он слишком тянет время, обдумывая ответы.

— Да нет! Он всегда так говорит! Так он пытается преодолеть свое заикание. О господи, мне раньше надо было вам об этом сказать!

— Ясно. Да, раньше мы были не в курсе.

— Скажите об этом следователям.

— Скажу. Вы тоже можете сказать им об этом.

— Но я все никак в толк не возьму, почему вы считаете его… вы как-то это называли… какой-то стороной…

— Заинтересованной стороной.

— Но если вы считаете, что кто-то ее похитил на улице, почему же вы рассматриваете его как заинтересованную сторону?

— Послушайте, если судебные медики подтвердят версию Мики и он пройдет проверку на детекторе лжи, его тут же вернут домой.

У Силии слегка отлегло от сердца.

— Вы знаете, где он сейчас?

Берд знал, как об этом можно узнать. Связавшись с кем-то по рации, он дал указание позвонить Мике и продиктовать ему номер сотового Большой Линн, который та положила в сумочку Силии.

Услышав Микин голос, Силия расплакалась. Ей уже казалось, что от слез она перешла к более глубоким переживаниям, но когда Мика стал ее утешать, она почти не слышала его из-за собственных рыданий, и Берд даже вышел из машины, чтобы поискать девочку в переулке, по которому они проезжали. Успокоившись, она попросила Мику повторить, что он уверен в том, что Рэчел жива.

— Я ее чувствую, — повторил он, — и это сильное чувство.

— А лицо ее ты видишь? — спросила Силия. — Я, когда глаза закрываю, вижу его. Не постоянно, конечно, — оно приходит ко мне, а потом исчезает. Но голос ее я почему-то не слышу. Это я тебе говорю, чтоб ты не подумал, что я слышу ее слова.

— Но ты же ее видишь.

— Только ее лицо. Я вижу, как она моргает и дышит. Дышит с открытым ртом. Не думаю, что это только мое воображение так работает. Сначала мне так казалось, а теперь у меня такое ощущение, будто все это происходит помимо моей воли, само по себе.

— А я ее не вижу, — ответил Мика. — Я ее чувствую. Это… Ну, как иногда бывает, когда кто-то идет за тобой или сидит рядом в другой комнате. Я чувствую ее страх. Она… напугана, но никто ее не обижает.

— Вот и я о том же. Но, Мика, ты ведь никогда не верил в такую ерунду.

— А теперь верю.

Она прижалась лбом к окну машины.

— Дело в том, — сказала она, — что я чувствую, как что-то надвигается.

Только теперь она позволила себе вспомнить это ощущение.

— Это у тебя как предчувствие?

— Скорее, как ощущение того, что мне надо быть начеку, понимаешь? Со мной постоянно что-то происходит. Мелочи какие-то. А еще мне постоянно снятся какие-то люди, мама моя, и они мне все время повторяют: «Будь внимательна! Оглянись!», — но я не…

— Но ты ведь все делаешь правильно.

— Ох, я столько глупостей понаделала… — Берд вернулся в машину и бросил на нее быстрый взгляд. — Но, Мика, я ведь ее тысячу раз предупреждала. Ведь так? То есть она знала, что никогда не надо говорить с незнакомыми людьми, что бы с ней ни происходило. Правда?

— У нас нет оснований считать, что она вступила с кем-то в разговор, Силия. Мы… ничего об этом не знаем.

Силия слышала его дыхание.

— Ну ладно, — сказала она. — Констебль Берд сказал, что ты не подозреваемый, а заинтересованная сторона. И вот еще что. Тебе надо сказать им, что ты заикаешься и поэтому иногда не сразу отвечаешь на вопросы. Берд сказал, что ты слишком долго думаешь над ответами.

— Понятно.

— Обязательно объясни это им.

— Объясню.

— Когда они позволят тебе вернуться домой?

— Может быть, завтра.

— Тебя проверяли на детекторе лжи?

— Пока нет. Но они взяли у меня мазок на ДНК.

— У меня тоже брали.

— Работают они четко. Тем лучше. Мы должны быть им благодарны.

Силия смотрела, как Берд листает блокнот. Когда она решила, что хочет отправиться на поиски дочери на машине, ей хотелось, чтобы возил ее именно он. Ей даже в голову не пришло, что дома его могли ждать жена и дети. Теперь, впервые взглянув на Берда более внимательно, она заметила у него на пальце обручальное кольцо. Еще она обратила внимание на его массивные руки и запястья, на морщинки у глаз. Прямо над ухом его жесткую черную шевелюру прорезал горизонтальный шрам, как знак скорости. Такую отметину могло оставить ножевое ранение, подумала она. А Мике сказала:

— Со мной тут обращаются как с примадонной. Все на цыпочках вокруг меня ходят. Не успею я о чем-нибудь попросить, как мне тут же все делают.

Берд взглянул на нее и улыбнулся.

— Нам пора возвращаться, — сказал он.

Он имел в виду, что ей еще нужно будет доработать выступление на пресс-конференции. Она рассказала Мике о том, что хочет обратиться к похитителю.

— Стоит мне его о чем-нибудь просить? — спросила она. — Он обратит на это хоть какое-то внимание?

— Нет, — ответил Мика после паузы. — Не думаю, что просьбы здесь сыграют какую-то роль. Мне кажется, тебе надо попробовать попытаться встать на его место.

— Как, черт побери, мне это сделать? — У нее вновь возникло ощущение, что все расползается по швам.

— Он держит ее живой, — сказал Мика, — мы оба это чувствуем. Мне сдается, что он хочет ее на что-то обменять… дать ей уйти. Может быть, ему нужны деньги.

— Какие деньги?

— У меня деньги есть. Об этом можешь не беспокоиться. Вряд ли он станет звонить в полицию… или Борцам с преступностью[25]. Поэтому прежде всего тебе надо будет дать ему понять, что он может звонить напрямую на сотовый. Я знаю, что мобильника у тебя нет, поэтому отдам тебе свой.

— Хорошо.

А если он и вправду ей позвонит, сможет она с ним разговаривать? Хватит ли у нее сил спокойно выслушать то, что он ей скажет?

— Может быть, ему лучше будет позвонить мне, — продолжил Мика, почувствовав ее волнение. — Да, так будет лучше. Как другу семьи. Пусть он звонит мне. Я недавно сменил номер. Кажется, я еще не успел тебе его дать.

Силия громко повторила номер, сделав знак Берду, чтобы тот успел его записать.

— Скажи, что он может звонить в любое время, — добавил Мика, — и днем, и ночью. И постарайся его убедить, что мы сделаем все без свидетелей.

— Думаешь, он этому поверит?

— Не исключаю. Он захочет в это поверить. Скажи ему, что ты не заинтересована в том, чтобы его схватили или наказали. Единственное, что тебе надо, это вернуть дочку. И еще, мне кажется…

— Что?

— Скажи ему, какая она. Чтоб он знал.


Рэчел чуть не расстроила весь их замысел. Как только Нэнси вошла в комнату, она подбежала к ней с записанным телефонным номером и сказала:

— Вот, я нашла бумагу и фломастеры!

Нэнси пришлось быстро шевелить мозгами.

— Вот и отлично. Теперь сможешь рисовать картинки! — попыталась она спасти положение.

— Что? — не поняла Рэчел.

— Он стоит за дверью! — шепнула ей Нэнси и сунула бумажку с номером в задний карман, где уже лежали огрызок карандаша и бумага, которые она принесла сверху. Она увидела, что печенье и сэндвичи, лежавшие на подносе, исчезли, и с неподдельной радостью сказала:

— Смотри-ка, никак к тебе аппетит вернулся, да? Что тебе еще хочется, чтоб я сделала? Может быть, еще чизбургер скушаешь?

Рэчел перевела взгляд с двери на нее.

— Я — вегетарианка, — сказала она.

— Понятно, — ответила Нэнси. — Это полезно для здоровья, я знаю.

— Я не потому вегетарианка, что это полезно, а потому, что есть мясо жестоко.

— Ты права. Мне тоже надо бы кончать мясо есть. — Она сказала это вполне серьезно, потом села на кровать.

Рэчел присела рядом.

— Когда вы ей позвоните? — шепотом спросила девочка. Дыхание ее отдавало арахисовым маслом.

— Скоро, — так же тихо ответила Нэнси. Потом громко сказала: — А блинчиков тебе не хочется?

— А вы прямо сейчас пойти не можете? — прошептала Рэчел.

— Я пойду, как только смогу. — Она еще не была к этому готова, нервы у нее были на пределе. — Я тебе туда много маслица положу, — воскликнула она, — и залью их кленовым сиропом!

Рэчел вздохнула:

— Я бы салатик съела или что-то в этом роде.

— Салатик! Ну конечно. Какой ты больше любишь — «Цезарь» или обычный овощной?

— Мне все равно.

Услышав топот Рона по ступенькам, Рэчел напряглась и расправила спинку.

— Ну ладно, он ушел, — с облегчением вздохнула Нэнси. — А ты думай, перед тем как что-нибудь сказать.

— Почему он там стоял?

— Он не хочет тебя напугать.

— Нет, почему он там остался, когда вы сюда зашли?

— Ах это. Потому что у него ключ. Только он может отпирать и запирать эту дверь.

— Он шпионит за нами.

— Нет, что ты. Он просто… он беспокоится о тебе.

— Почему?

— Он очень о тебе заботится.

Рэчел наморщила лобик:

— Но он ведь меня даже не знает.

Нэнси чувствовала, что разговор приобретает опасное направление. Она бросила взгляд на потолок и сказала:

— К нему, наверное, клиент зашел.

— А это магазин?

— Вроде того. Это дом. Мы с Роном живем наверху. А на первом этаже у него мастерская. Он ремонтирует всякие электроприборы. Знаешь, разные газонокосилки, пылесосы.

— Можно мне посмотреть?

— Это небезопасно.

— Небезопасно для кого?

— Для всех нас.

— Вы похитители, — сказала Рэчел, встав с кровати. — Вы думаете, вы такие хорошие, но все равно вы только похитители. — Голос ее зазвучал громче. — Что вам надо? Денег?

— Нет…

— Так вот, чтоб вы знали, у нас нет денег! Мы бедные!

— Никто на ваши деньги не покушается.

— Чего вы тогда хотите? Зачем здесь все эти куклы Барби? — Из глаз девочки снова хлынули слезы.

— Они для тебя. Милая моя…

— Прекратите меня называть милой!

Нэнси закрыла глаза. Только бы не разреветься, сказала она себе. До них донеслись громкие звуки автомобильного радиоприемника. Во дворе залаяла Таша.

— Что с вашей ногой?

Нэнси открыла глаза. Ногу снова сводило судорогой.

— У меня так иногда бывает, — сказала она. — Противно, аж в дрожь бросает, да?

— А вы принимаете лекарство, которое вам прописал доктор?

— Если вспомню. У меня от него болит голова.

Внезапно Рэчел непроизвольным жестом поднесла руку ко рту:

— Вы же та самая женщина! Из салона Энджи!

— Так оно и есть, — ответила Нэнси. Она очень устала и откинулась на подушки.

— Ведь мама моя поддержала вас, когда вы там чуть не упали.

— Я помню.

— Она вас спасла.

— Да, ты права. Она мне очень помогла.

— Как же вам не стыдно так нехорошо поступать!

— Я позвоню ей. Я же тебе обещала, и обещание выполню.

— А секретное слово вы не забыли?

Нэнси на секунду задумалась:

— Паломино.

— Нет! Паблито!

— Точно. Паблито.

— Вы забыли его!

— Паблито. — Нэнси села прямо и попыталась выглядеть более собранной. — Рифмуется с буррито[26].

Рэчел пристально смотрела на нее.

— Ну вот, вроде оклемалась, — проговорила Нэнси.

— Вы должны это сделать сейчас, — жестко сказала Рэчел. — Прямо теперь.


Посетитель уже вышел из мастерской.

— Она съела все печенье? — спросил Рон, бросив взгляд на пустой поднос, и сделал радио потише.

— И сэндвич, — ответила Нэнси.

Она смотрела на посетителя, вернее, на посетительницу. Невысокая гибкая женщина, со спины чем-то похожая на ее старшую сестру Либби, садилась в джип. У Либби было шестеро ребятишек, старшему из которых едва исполнилось десять. У всех ее сестер детей было больше, чем они могли себе позволить…

— Который час? — спросила она.

— Без десяти два.

Нэнси, казалось, очнулась от сна:

— Господи, ты, должно быть, шутишь! На улице темно как ночью.

— Скоро такая гроза грянет, что мало не покажется.

Она стояла лицом к Рону, чтобы он не заметил карандаш и скомканную бумажку в ее заднем кармане.

— Что там говорят о том, как у них идут поиски?

— Обычная суета. Нам беспокоиться не о чем. Ключика у них нет никакого. В прямом смысле.

— Ну ладно. Знаешь, я думаю, мне надо было бы съездить в торговый центр на площади Джеррард купить ей кое-что из одежды.

— А салат она разве не хочет?

— Я куплю ей что-нибудь на обратном пути. Ей прямо сейчас нужно кое-что из одежды.

— Вот и хорошо. Видишь? Она уже начинает привыкать. — Рон со звоном открыл кассовый аппарат. — Сколько тебе надо?

— Долларов сто — сто пятьдесят.

Он подошел к Нэнси и дал ей деньги.

— С тобой все в порядке?

— Ага.

Нэнси выдавила улыбку, зная, что от его маленьких карих глаз обычно не ускользает ни одна мелочь.

— Ты там разное сможешь услышать, — сказал он, — и по радио, и в очереди в кассу, да где угодно. Не надо тебе на всякую ерунду обращать внимание. А радио вообще не включай.

— Хорошо. — Ей страсть как хотелось курнуть.

— И не думай снова дурью баловаться. Я запах по волосам твоим учую.


В дальнем конце парковки у торгового центра на площади Джеррард Нэнси чуть приоткрыла окошко со своей стороны и закурила косячок. Дождь хлестал с таким неистовством, что телефонную будку, стоявшую всего в нескольких футах, почти нельзя было разглядеть. При желании она могла бы счесть это чем-то вроде знака свыше, как будто они с будкой не совпадали по фазе. Она могла просто уехать и обо всем забыть. Но она же дала девочке обещание. И не в ее обычаях было нарушать обещание ребенку, особенно такому, который видит тебя насквозь.

Нэнси выпустила дым в узкую щель. Всего несколько затяжек, сказала она себе. Надо, чтобы мысли в голове не путались.

В словах Рона был какой-то смысл. Пока она находилась рядом с ним, какие-то вещи вроде как были для нее очевидны, но как только оставалась одна, концы у нее не сходились с концами. Все эта затея с переездом во Флориду, с тем, чтобы сделать волосы Рэчел прямыми… зачем ему это понадобилось? Ах да, вспомнила она, это потому, что мать Рэчел водит ее с собой по барам и заставляет там петь. Но что же в этом плохого? Отец Нэнси, бывало, подвозил ее к разным барам и велел ждать его в холодном грузовичке, а алкаши, которые там поддавали, колотили в окна и наперебой предлагали ее согреть. Она об этом рассказывала Рону всего пару месяцев назад, и он ей на это ответил:

— Кому-то надо было вправить этим ублюдкам мозги.

Почему же тогда он сам, заметив, что хозяин дома шарит у девочки под пижамной кофточкой, не вправил ему мозги? Он ведь мог просто позвонить с телефона-автомата социальным работникам и назвать любое вымышленное имя, не опасаясь при этом, что кто-то будет прослушивать разговор.

А вот дома у Рэчел телефон, конечно, будет прослушиваться, в этом Нэнси была совершенно уверена…

Она вынула из кармана бумажку с номером, загасила бычок, взяла несколько монеток из специального углубления на приборной панели и, как ей казалось, проснулась в десятый раз за последние несколько часов. Так о чем ей надо подумать? Одежду надо купить до того, как она позвонит. Полиция к телефону нагрянет со всех сторон уже через пять минут после звонка. Тогда нечего и думать, что она спокойно выйдет из универмага с охапкой новой одежды для девятилетней девочки и ей дадут спокойно уехать.

Спокойно, не особенно торопясь, Нэнси прошла через всю стоянку, надеясь, что капли дождя помогут ей прийти в норму. Сдававший назад мини-вэн заставил ее отпрыгнуть в сторону, и мысли тут же перескочили к случаю, когда отец чуть не сбил ее грузовичком. Ей тогда было, наверное, лет семь. Они с сестрами, держась за руки, вприпрыжку бежали посредине какой-то пустынной проселочной дороги, которая, казалось, вела на небеса, потому что на полях лежал туман, особенно густой в канавах. На них тогда были нарядные платьица (они, кажется, возвращались не то из церкви, не то с чьего-то дня рождения), и они во весь голос кричали:

— Мы никого не пропустим! Нас никто не остановит!

Особого смысла в их криках не было, потому что дорога была пуста. Но через какое-то время вдали послышался шум мотора, и, вынырнув из густого тумана, перед ними — будто из ниоткуда — материализовался грузовичок. Девочки чуть сбили темп, но рук не разнимали, пока Либби не сказала:

— Это же папа!

И тут все они отскочили к придорожным канавам. Все, кроме нее, — ее будто оторопь охватила. Ей казалось, что чуть ли не вечность прошла — прорва пустого, безмятежного времени, — перед тем как грузовичок прогрохотал мимо, чуть ее не задев, чуть не сбив с ног воздушной волной, закрутив подол ее платья так, что она едва увидела разъяренное лицо отца, высунувшееся в окно водителя.

Сестер ее объял панический ужас.

— Ты чуть не погибла! — голосили они. — Он же тебя чуть не сбил!

Они целовали ее, обнимали, гладили, а потом и он к ним присоединился. Позже отец говорил друзьям, которые приходили поиграть в карты, что у нее стальные нервы.

Как было бы здорово, если б так оно и было, подумала она, заходя в торговый центр.

Мокрые волосы липли к голове. Нэнси дрожала и прихрамывала. Как, интересно, она будет делать покупки, не вызвав подозрений охранников? Но никто на нее внимания вроде не обращал, и когда она начала рыться в корзинах с уцененными вещами, ей стало немного лучше, она даже в чем-то почувствовала себя настоящей матерью. Кроме белья, носочков и маечек она купила пару кроссовок, на глазок прикинув размер (она еще раньше обратила внимание на то, что ее ноги ненамного больше ножек Рэчел), пару мягких розовых тапочек, две пары шортиков, тонкую шерстяную кофточку в полоску, розовую плиссированную юбочку, две пары джинсов (одни синие, другие розовые) и розовую ситцевую ночную рубашку. Молоденькая кассирша бросила на нее лишь беглый взгляд, а охранник на выходе не только не стал хватать ее за руку, но даже распахнул перед ней дверь и сказал:

— Погода вроде начала проясняться.

Действительно, дождь почти прошел. Хороший знак. Нэнси бросила сумки с покупками в багажник и подошла к телефонной будке. Рядом с ней остановилась, чувствуя, что нервы снова совсем сдают. Она вернулась в машину, села за руль, закурила сигарету и подумала, что придет в себя, если послушает спокойную музыку. Нэнси включила радио и начала переключать каналы в надежде найти какой-нибудь легкий мотив.

— …она любит всех животных, — донесся до нее женский голос, от волнения звучавший с придыханием, — даже змей и ящериц…

Рука ее застыла.

— …даже насекомых, — продолжала женщина. — В нашем доме как-то завелись осы, и одна ее укусила, но она мне запретила их убивать. Рэчел всегда прощала тех, кто ее обижал, поэтому, я уверена, она и вас простит, если…

Нэнси лихорадочно переключила станцию.

— …вам еще не поздно…

Она снова повернула ручку настройки.

— …что может быть слишком поздно, но всегда есть…

Она выключила зажигание и сидела, затягиваясь сигаретой, будучи не в состоянии этому поверить. Стоило ей только включить радио…

Это проверка на прочность, решила она. На силу ее любви к Рону. Нет, это совсем не так, потому что кто ей теперь поверит, что она не его сообщница?

Она вас простит.

Простит ли? Этот вопрос тупо долбил ей мозг. Нэнси открыла дверцу машины, потом вспомнила об отпечатках пальцев и вынула из сумочки пару бумажных салфеток.

Загрузка...