Наваждение

Глава двадцать вторая

В понедельник утром, за завтраком, Нэнси спросила Рэчел, какая, по ее мнению, лучшая модель синтезатора.

Рэчел об этом понятия не имела.

— Ну, Рон тебе все равно купит самый лучший, — сказала Нэнси. — Это я тебе обещаю.

Сердечко Рэчел бешено забилось. Ей всегда хотелось иметь синтезатор. Когда Рон уехал в музыкальный магазин, она позволила Нэнси уговорить себя немножко порисовать за журнальным столиком. Девочка старалась держаться с ней как можно мягче, даже сказала Нэнси:

— От вас хорошо пахнет. Кремом для лица.

Нэнси поднесла руку к щеке:

— Я, наверное, забыла его вытереть.

От Нэнси и другой запах доносился — у нее изо рта воняло, но об этом Рэчел ей говорить не собиралась.

— Зачем вам этот крем? — спросила девочка. — Вы же косметикой не пользуетесь.

— Я им вместо мыла пользуюсь, понимаешь? У меня очень сухая кожа.

Рэчел взглянула на покрытое веснушками лицо Нэнси:

— Вы знаете, что пахнет точно так же, как ваш крем? Цветущая магнолия.

— Я никогда не бывала на юге.

— Магнолии и здесь растут, в Торонто. На юге, думаю, они тоже растут.

— А ты была когда-нибудь на юге?

Рэчел отрицательно покачала головой.

— А тебе хотелось бы когда-нибудь туда поехать? Во Флориду или еще в какое-нибудь такое место?

— Я бы хотела поехать в Дисней-уорлд.

— Может быть, ты как-нибудь и туда съездишь, — сказала Нэнси. — Кто знает, правда?

Рэчел пожала плечами. У нее был когда-то дедушка во Флориде, но он уже умер. Она стала рассматривать свой рисунок — овечку с фермы Ривердэйл, — но решила, что он у нее не получился. Потом девочка бросила взгляд на рисунок Нэнси — на нем была изображена не то лошадь, не то собака.

— А сейчас мы можем посмотреть телевизор? — спросила она.

Вчера весь день, с той самой минуты, как Рон подключил телевизор к тарелке, она лежала на кровати и смотрела его. Нэнси пыталась заинтересовать ее какой-нибудь настольной игрой, но Рэчел играть не хотелось.

— Люди очень устают, когда их похищают, — заметила она.

Потом она заснула, и ей снились работорговцы. Их предводителем был дядя Лины — господин Хаким. Он пытался заставить ее выпить какое-то зелье. Проснувшись, она несколько минут чувствовала облегчение от того, что сюда господин Хаким никогда даже не заглянет.

Девочка подошла к кровати и села так, чтобы оставить местечко для Нэнси.

— Ладно, давай посмотрим, — сказала Нэнси.

Она взяла пульт и тут же положила его на место.

— Это он, — произнесла она, услышав что-то, что не расслышала девочка, и вышла из комнаты. Спустя минуту она вернулась и спросила Рэчел, не будет ли она возражать, если зайдет Рон.

— Пускай заходит, — ответила та, но когда на лестнице послышались шаги, пересела на дальний краешек кровати.

Дело было не в том, что она его боялась — по крайней мере, ее страх был совсем не того рода, о котором думал он сам, — просто ей не хотелось, чтобы он снова стал осматривать ее ушибленную ногу. Однако, войдя в комнату, он лишь взглянул на нее и сказал:

— Рад, что ты себя лучше чувствуешь.

В руках у него были динамики, он поставил их на пол, потом внес в комнату синтезатор.

Какое-то время Рон пытался решить, куда это все поставить и что из мебели надо для этого передвинуть. Рэчел хотелось, чтобы он все сделал поскорее, потому что ей надо было писать. Когда уже мочи не было больше терпеть, она скользнула в ванную и открыла там кран с водой, чтобы ток воды перекрывал шум. Когда она вышла, Рон нажимал на клавиши и регулировал звук, делая его то громче, то тише.

— Это самый лучший, — сказала ей Нэнси. — Как я тебе и говорила. С колоколами и свистками. — По какой-то непонятной причине она говорила очень быстро, а потом слегка толкнула Рона в бок: — Дай Рэчел попробовать.

Рон сделал шаг в сторону. Рэчел подошла к синтезатору, стараясь не хромать, и провела пальцами по клавишам.

— Ты сама можешь менять настройку, — сказал Рон. Он подошел показать ей, как это делается, и ненароком коснулся ее плеча.

Девочка вздрогнула.

— Извини, — сказал он.

— Вот так ты можешь его настроить, чтобы он звучал как клавесин, рояль, орган или все, что тебе захочется, — продолжала тараторить Нэнси. — Давай, моя милая, садись. Табуреточку сделай такой высоты, как тебе удобнее будет. Просто ручку там сбоку нажми.

Рэчел села, нажала переключатель на «рок-пианино» и взяла пару до-мажорных аккордов, потом опустила руки.

— Я не могу играть, когда кто-то стоит рядом, — сказала она, явно имея в виду Рона.

— Хорошо, — сказала Нэнси. — Мы сейчас уйдем, чтобы не действовать тебе на нервы.

— Сейчас, я быстренько, — сказал Рон и зашел в ванную.

— В чем дело? — шепотом спросила Рэчел у Нэнси.

— Дело? О каком деле ты говоришь? Нет никакого дела. Все в порядке.

— Вы очень быстро говорите.

— Неужели? Ах, ну да, правда. Это у меня от волнения. Просто я очень рада за тебя, вот и все.

— Но голос у вас какой-то расстроенный.

— Не говори глупости.

Из ванной раздался звук спущенной воды, и Рон вышел оттуда в комнату, потирая руки. Рэчел надеялась, что он не вытирал их ее полотенцем.

— Ну хорошо, моя милая, — бросила Нэнси. — Развлекайся.

Они с Роном вышли.

Рэчел подождала, пока хлопнет дверь в мастерскую, потом нажала на кнопку «классическое пианино» и сыграла первые несколько тактов менуэта Баха соль-минор, который разучивала дома. Наверное, думала она, Нэнси расстроена тем, что синтезатор очень дорогой и Рон не должен был тратить на него столько денег. А может быть, когда она была в ванной, он сказал ей, что у нее изо рта плохо пахнет, и она сильно расстроилась.

Эти мысли бередили ей душу. «Все здесь такие чувствительные», — думала она. В горле у нее стало першить. Захотелось к маме. Захотелось, чтоб у мамы был такой же замечательный синтезатор.

Когда Рон на несколько дюймов сдвинул ящик с игрушками, чтобы освободить место для синтезатора, Нэнси заметила сложенный листок бумаги, на котором оранжевым фломастером было написано: «ПОМОГИТЕ». Она быстро подняла его, чтобы не увидел Рон. (Рэчел в это время была в ванной.)

Теперь, стоя за мусорным баком (она сказала Рону, что пойдет покурить), Нэнси снова и снова перечитывала слова «они обманщики», как будто при повторном чтении это могло ее меньше задеть. Ну хорошо, то, что Рона девочка назвала обманщиком, это понятно, но зачем же и ее обманщицей было называть? Разве они с Рэчел не стали союзницами?

Откровенно говоря, ее удивило, что Рэчел все еще хотела от них сбежать, несмотря на то что работорговцы, как считала девочка, и теперь рыщут по окрестностям. И как, интересно, она хотела эту записку вынести? Или она рассчитывала улучить момент и обвести Нэнси вокруг пальца?

Нэнси прижала записку к груди, понимая, насколько иллюзорны были ее надежды на то, что Рэчел уже начала чувствовать себя здесь как дома. А ведь какой она казалась в то утро жизнерадостной, когда говорила о магнолиях и о юге, когда вдруг сказала, что ей хотелось бы съездить в Дисней-уорлд! Нэнси даже подумала, что далекоидущие планы Рона на их переезд втроем во Флориду не такие уж несбыточные. Она уже рисовала в воображении пальмы и симпатичные беленькие домики.

Подумав, Нэнси сказала себе, что Флорида, может быть, еще никуда от них не уйдет, хотя, скорее всего, жить они там будут в каком-нибудь занюханном мотеле. Ведь что бы теперь ни случилось, Рэчел ни в каком случае не могла вернуться домой. Она все еще хотела, чтобы Рон позвонил в Ассоциацию помощи детям вместо того, чтобы привозить ее сюда, но в том, что касалось хозяина дома, где жили Рэчел с матерью, она была с ним согласна. Внезапная перемена случилась с ней вчера, когда она была в душе. Она вдруг отчетливо представила мужчину, тянущего лапы к телу Рэчел, и совершенно ясно поняла — так же твердо, как знала, что никогда не ударит животное, — что никогда ни за что не отдаст ему ребенка.

И еще одна мысль теперь пришла ей в голову, еще одно откровение: не надо было ей следить, чтобы Рон не ходил в подвал. Достаточно было видеть, как съежилась Рэчел от случайного прикосновения его руки. Если у девочки не будет возможности узнать Рона лучше — а только так она сможет понять, какой он на самом деле мягкий, — она всегда будет вздрагивать и ежиться от его прикосновений.

Нэнси еще раз прочла записку. Почерк Рэчел был трогательно-аккуратным — ровным-ровным, никаких перекосов на странице. Ни единой орфографической ошибки. Они обманщики. Ну что ж, она права, подумала Нэнси. Надо принять это как должное.

И она решила положить записку на место. Пока она будет там внизу следить за девочкой, пусть Рэчел хранит свой маленький секрет. Вреда это никому не принесет.