Линкольн Дин сидел в одиночестве в баре — эдакая романтическая фигура, подумалось ему с усмешкой. Сидел и вспоминал песню Фрэнка Синатры, в которой пелось про одинокое утро. Да, Синатра был настоящий мужик. И какую жизнь прожил… Линкольн схватил свой бокал и уставился в него, точь-в-точь как делал Синатра в том фильме, как бишь его — «Джокер», что ли? Там еще про то, как известному певцу полоснули ножом по горлу, но в конце фильма он снова смог запеть. Тогда это казалось вполне правдоподобным. Волшебник Синатра. Так вот, в этом фильме была сцена: герой вот так же сидел в одиночестве в баре с бокалом в руках, свет выхватывал высокие скулы и выражение лица загнанного зверя. Никто не мог смотреть в бокал так, как это делал Синатра.
Линкольн залпом осушил свое виски с содовой. Где сейчас Глория? Сколько времени она держала его за дурака? Он провел пальцем по ободку бокала. Маловероятно, что все началось, еще когда он еще был в Штатах, — она и лорд Клайв тогда… нет, вряд ли. Клайв ночевал у них на гасиенде, это правда — но не могла ведь Глория выскользнуть из их супружеской спальни, чтобы присоединиться к гостю? Собственно, она могла обойтись и без этого. Два раза он ездил в Англию — и оба раза без нее. И в обоих случаях Клайв оставался в Америке. Сколько раз, милорд, — сколько?
Линкольну вспомнилась строка из песни — как там у Синатры? — если бы она сейчас вошла в эти двери и сказала нужные слова, он бы ее простил. А разве нет? Ну что ей стоило позвонить?
Да-да, думал он, мурлыча мелодию песни, именно: его одинокое сердце получило свой урок.
— А, мистер Дин! Как вам не стыдно!
Обернувшись, он увидел миссис Ниббетт.
— В это-то время!
Линкольн грустно улыбнулся.
— Что-то стало холодать — не пора ли нам поддать, — объявил он.
— Да вы пьяны!
— Нет, — ответил он (что было правдой). — Просто хочу разобраться в себе.
Она коснулась его руки:
— Надеюсь, вы на меня не сердитесь?
— Сержусь? За что?
— Ну же, признайтесь! Вы ведь так рассчитывали на этот титул!
— Более чем рассчитывал…
— Но ведь торги были честными, и, знаете… в жизни всегда так — победителем может быть только один…
Линкольн нахмурился. Вот с этим он был не согласен.
Она продолжала:
— Полагаю, вы решили устроить себе небольшой отпуск. И… раз уж вы здесь, я думала… Я надеялась, что у вас найдется минутка, чтобы поговорить с Уолтером. Пожелать ему удачи…
— Я и так желаю ему удачи. Серьезно.
— Но для него будет очень важно, если вы поздравите его с приобретением титула. Вы знаете, ведь его так никто и не поздравил. Никто — за исключением членов семьи. А что? — Она звонко рассмеялась и шутливо толкнула его локтем: — Просто все подумают, что вы полопались от зависти и даже разговаривать с ним не хотите! А я уверена, что это не так!
И просияла — ни дать ни взять Элеонора Рузвельт во время предвыборной кампании.
Внезапно Линкольна осенило: миссис Ниббетт — да, скорее всего, и прочие Ниббетты — так и не поняла, что Клайв всех надул. Но ведь тогда они все были в баре…
Он пробормотал:
— Боюсь, что Клайв был… э-э… недостаточно честен.
Она игриво шлепнула его по руке:
— Ну конечно — вы сердитесь на него за то, что он флиртовал с вашей женой, — но вы ведь должны понимать, что он — лорд и все такое.
— Что с того, что он — лорд?
— Ну, как же — droit de seigneur,[20] знаете?
Линкольн обалдело уставился на нее.
Она сказала:
— Вот-вот. Ну, вы не забудьте, мистер Дин, — поговорите с Уолтером. Я знаю, что могу на вас рассчитывать.
И миссис Ниббетт снова просияла.
Он покачал головой. Да, пожалуй, с Уолтером стоит поговорить — хотя бы для того, чтобы узнать: разделяет ли он заблуждение своей супруги? Даже если и так, впрочем — что с того? Пусть хоть все Ниббетты думают, что их Уолтер — лорд Эском. Ему-то что, когда он, Линкольн, потерял жену?
— Верно, — сказал он, обращаясь в равной степени к себе и к миссис Ниббетт. — Скажите — правда, что Стречи потеряла Клайва?
— Леди Джейн? Что вы имеете в виду?
— Она тоже куда-то делась. Уж не знаю. — Он подхватил свой бокал, но обнаружил, что тот пуст. — Сначала я думал, что Клайв и ее обманул, но теперь — теперь я вообще не знаю, что и думать.
— Вы о чем?
Он стукнул кулаком по столу:
— А вы не задумывались, что вся эта чертовщина — заговор? Не знаю, заметили ли вы, но они все исчезли — и этот странный мистер Деларм, и архиподозрительный мистер ди Стефано, — где они? Что-то здесь явно не так.
— Вовсе нет, — возразила она. — Пить надо меньше. Мистер ди Стефано никуда не исчезал. Полчаса назад моя сестра спускалась в вестибюль, так вот, она слышала, как мистер ди Стефано разговаривает с администратором — он еще говорил, что пробудет в отеле еще несколько дней. Мне было очень приятно это слышать — если повезет, я и мистера ди Стефано уговорю поздравить Уолтера. Так что не забывайте, мистер Дин, — помните: я на вас рассчитываю. Я знаю, вы не подведете…
Она развернулась, чтобы уйти.
— …потому что вы — американец, а уж мы, американцы, знаем, что к чему.
Она уже выходила из бара, как Линкольн нашел в себе силы окликнуть ее:
— А где сейчас мистер ди Стефано?
А мистер ди Стефано был в шестидесяти футах от них — практически у него над головой, — в десяти ступеньках лестницы, что возвышалась за спиной Линкольна, и в двух этажах от бара. Он метался по комнате в препаршивейшем настроении. Дело в том, что, когда он позвонил-таки лондонским мафиози, выяснилось, что они ожидали от него аплодисментов по поводу своей ловкости в деле пропажи багажа, а он, оказывается, хочет еще! Как это, интересно, они помогут ему найти лорда Клайва? Они ведь и так уже расстарались — разве нет? Нашли, понимаешь, носильщиков, устроили трюк с багажом, из-за которого беглецы не смогли попасть на самолет. Но, продолжали они, настало время ему понять, что до сего момента они старались ему помочь — очень старались, как деловые люди — деловому человеку, но ведь всему же есть предел. Если Фрэнки нарвался на местного мошенника — это его проблемы. Или это какая-то афера? О которой он не стал распространяться? Которую он, американский гость в их прекрасной стране, пожелал провернуть в одного? И о которой, в сложившихся обстоятельствах, ему все-таки следует им рассказать.
К тому времени Фрэнки окончательно слетел с катушек и буркнул в трубку, что никакой, мол, аферы нету, и вообще, какого хрена они решили, что есть? В таком случае, ответила трубка, нечего плакаться. Короче, расстались собеседники явно не друзьями.
Фрэнки начал было остывать от «приятной» беседы, как ввалился громила Паттерсон — еще более не вовремя, чем когда-либо. Ему пришлось выслушать, что думает Фрэнки об Англии и ее обитателях.
— Не стоит их злить, — посоветовал Паттерсон. — Я все-таки на них работаю. Если вы их заведете, расхлебывать придется мне.
— Меня это должно волновать?
Паттерсон скорчил гримасу — мол, «а-почему-нет».
Фрэнки отрезал:
— Пора поднажать на Стречи. Она надежно закрыта?
— Ну, комнату я запер. И входную дверь.
— А ее ты связал?
Паттерсон уставился на него.
— Господи Иисусе, ну и идиот, — вздохнул Фрэнки. — Поехали-ка туда.
— Я с утра ничего не ел.
— И что?
— Так мы пообедаем в отеле?
— Поехали, мать твою!
— Мы вообще будем обедать?
— Да, по пути в каком-нибудь ресторане.
— Ресторан — в Девоншире? Это же дыра, мистер ди Стефано. Вы же видели, что здесь за места.
— Но ведь здесь люди живут. И потом — разве не в каждой английской деревне подают рыбу с картошкой?