Назовите как хотите

5

Стречи поселилась в мотеле при местном пабе. Когда она спустилась к первой за этот долгий день нормальной трапезе, зазвонил ее сотовый… Нет, переносной телефон — раз уж она в Англии. Это был Клайв:

— Помнишь Линкольна Дина? Я сейчас у него в гостях.

— Да ну тебя!

— Серьезно. Еще не купил титул, но подбирается.

— К чему?

— К Англии. И не один…

— И как ее зовут?

— Его. Кстати, миссис Дин тоже существует, так что наш приятель Линкольн точно не гей. Так вот, этот его друг — Максвелл Хоумфорт — утверждает, что едет за компанию. Но лично я думаю, что Максвелл хочет разнюхать про поместье.

— Он что — детектив? Или тоже потенциальный покупатель?

— Скорее второе. Но сам в жизни не признается — ведь тогда они с Линкольном будут конкурентами.

— А я-то что должна делать?

— Рекламу. Трубить всем, какая конфетка это поместье. Кстати, как тебе Эском?

— Его ведь не существует, верно?

— Я бы так не сказал.

— Ты должен был знать, когда его покупал.

— Тогда я совершенно потерял голову. В особенности когда прочел, что титул лорда Уимблдона ушел за четверть миллиона долларов, — это предложение показалось мне особенно заманчивым.

— Так Эском — не Уимблдон. Никаких тебе теннисных кортов.

— И клубники со сливками?

— И клубники тоже. Там, правда, некогда была деревня — теперь это просто заброшенный участок земли да ручей у черта на куличках, — но ничего осязаемого. А чего ты хотел за пять с половиной тысяч?

— О, немного. Я покупал то, что называется красивым и малопонятным термином «наследуемое вещное право на нематериальный объект», а не фактические земли поместья. Но Линкольну и его приятелю об этом лучше не знать.

Джереми Бэррингтон Дауни заранее знал, что день будет скучным. Оживление в его агентстве обычно наблюдалось в начале и в конце недели: по понедельникам появлялись потенциальные продавцы жилья — владельцы домов, которые, посовещавшись за уик-энд, решались выставить их на продажу; а покупатели — по субботам: разводящиеся пары, беспокойные отцы семейств, не успевшие разочароваться в совместной жизни женихи и невесты и овдовевшие супруги. В середине же недели была скука смертная.

Блондинка, впорхнувшая в контору ровно в половине десятого, была вовсе не скучной. С такой внешностью пристальное внимание Джереми ей было гарантировано, вне зависимости от того, пришла она продавать или покупать. Господи, только бы не за бесплатной картой.

— Я ищу дом, — сказала она.

Ур-ра!

Он вскочил, вцепившись пальцами в крышку стола, чтобы вконец не оторваться от реальности:

— Тогда вам точно сюда.

Она молчала. Он спросил:

— Что именно вас интересует?

Он-то знал, что его интересует.

Посетительница ответила:

— Что-нибудь подороже.

— Подороже?

— Получше то есть, простите.

— Нет-нет, это я вас не понял. Ну да, конечно, подороже. — Он откашлялся. — Итак…

Он сделал движение, будто собирался выйти из-за стола, но решил пока с этим повременить.

— А в пределах какой суммы?

— Зависит от дома.

— Ну да, конечно.

Тут он осознал, что на лице его застыла идиотская улыбка, и немедленно уткнулся в папку, лежавшую на столе.

— Спальни? — пискнул он.

— Желательно.

Он поднял глаза. Она улыбнулась. «Ну да, конечно», — пробормотал он и, немного осмелев, сказал:

— Ну что ж, начнем?

И снова откашлялся.

— Еще раз, как ваша фамилия?

— Стречи.

— Ст-рей-чи. — Он принялся записывать. — Миссис Стречи?

— Мисс.

Контору точно солнцем осияло. Он выдавил:

— Имя?

— Зовите меня Стречи. — Их взгляды встретились.

Он кивнул:

— Мисс. Значит, просто «мисс Стречи». Без имени.

— Даже не «мисс». Просто Стречи. Мы ведь с вами пока не на «ты», верно? — Она улыбнулась. — Вот вы даже не представились.

Он судорожно сглотнул:

— Зовите меня Джереми.

— Так вы — не мистер Дауни? Я просто заметила табличку с именем.

— Это я и есть.

— Всегда предпочитала иметь дело со специалистом. — При этих словах у Джереми точно искра пробежала пониже спины. — Что ж, поговорим об имеющихся… домах подороже.

Послеобеденные звонки Клайва вызывали у нее странное чувство — в это время он только-только вставал с постели, в то время как она восемь часов подряд смотрела дома и участки под застройку и выслушивала неминуемую чушь по поводу красоты пейзажа. Это только подчеркивало разницу — он там нежится на калифорнийском солнышке, а она здесь носится по холмам и долам туманного Альбиона.

— У нас есть подвижки, — гордо сообщил он. — Как только я объявил дату торгов, еще трое клиентов купили билет до Лондона.

— Еще трое! Надеюсь, не все вместе?

— С интервалом в пару дней. С этим проблем не будет, милая.

Стречи нахмурилась. Обычно Клайв не имел привычки называть ее «милой».

— Пусть себе друг на друга понатыкаются. На данном этапе чем острей конкуренция, тем лучше.

— Кто еще сюда собирается?

— Некие мистер Кантабуле, мистер и миссис Ниббетт и наш общий друг Эдгар Деларм. И это еще не всё. Ты где остановилась?

— В мотеле при пабе — а что, я могу позволить что-то получше?

— А здесь есть что-то получше?

— В том-то и дело. Кстати, паб симпатичный — «Серп и мотыга». А где поселятся они?

— Понятия не имею. Мне бы не хотелось, чтобы они знали, что ты живешь в пабе.

— Дай им номер моего сотового. Постараюсь не распространяться.

— Они могут попросить еще и адрес.

— Пусть пишут в дом викария Св. Агаты, для передачи мне.

— Звучит более убедительно. А там ты поселиться не можешь?

— Только если останусь на улице и без гроша в кармане. Американцы могут поселиться в «Копторне» или «Моут-Хаусе», в Плимуте.

— Так то побережье, милая. А нам нужно, чтобы они жили в глуши.

— Это единственные четырехзвездочные отели в радиусе ста миль. Есть еще маленькие гостиницы сети «Кантри-Хаус», но тоже не очень близко.

— Почему это ваша Англия — такая дыра?

— Да уж, гостиницы — наше слабое место.

— Милая, не надо так все усложнять.

— Не называй меня «милой».

Точно в назначенное время прибыли Линкольн Дин и его приятель Максвелл Хоумфорт. Ровно на полчаса раньше их появились мистер и миссис Уолтер Ниббетт — небольшого росточка муж и жена; Стречи смутно помнила эту чету из Нантуке по первым дням знакомства с Клайвом. В качестве нейтрального «места встречи» ею было выбрано Баклендское аббатство — впечатляюще красивая местная достопримечательность (собственность Национального треста по охране исторических памятников) неподалеку от поместья Эском — в отличие от последнего, добираться туда было не особенно удобно — зато оно значилось на всех картах. Опять же в отличие от последнего. Ко времени прибытия Линкольна и Максвелла чета Ниббетт уже вполне освоилась в Бакленде. Эта очаровательная чудаковатая парочка относилась к поездке как к забавному приключению, и с восторгом восприняла предложение осмотреть средневековую деревушку, пусть даже с полудюжиной других клиентов, зато в кондиционированном автобусе. Линкольн и Максвелл выглядели экипированными, что называется, до зубов, точно бейсбольная команда на выезде.

— Ну что, еще что-нибудь? — непрестанно спрашивал остальных Уолтер Ниббетт, а его благоверная тем временем отвела Линкольна и Максвелла Хоумфорта в сторону и принялась убеждать, что не имеет абсолютно ничего против гомосексуалистов, ибо перед Господом все равны. Также она сочла, что Линкольну очень идет лысина.

К счастью, Ниббетты взяли напрокат огромный восьмиместный полноприводный микроавтобус «тойота» с холодильником — и вызвались вести машину по очереди. Очарованные красотами аббатства, они принялись уговаривать Линкольна и Макси (как окрестила его миссис Ниббетт) прокатиться и осмотреть его. Линкольн согласился, но Максвелл пробормотал, что это, скорее всего, уловка, чтобы задержать их. Он нашел Англию холодной, сырой и перенаселенной.

— А говорили, что это крошечный остров, — ворчал он. — И чего ради мы перлись сюда целых шесть часов?

Линкольн пожал плечами:

— Это я виноват. Думал, по пути заедем в Эском, но не нашел его. Эй! — Он обернулся к Стречи. — Держу пари, что уж вы-то знаете его как свои пять пальцев.

— Мистер Кантабуле вот-вот появится. Почему бы нам не выпить кофе?

Максвелл заявил, что наслышан об английском кофе и прекрасно обойдется без него.

Стречи спросила:

— Вы когда-нибудь бывали в старинном английском замке?

Подскочила миссис Ниббетт:

— Ну да, это самое — Баклендское аббатство — это ведь замок? Там жили настоящие лорды. Мы с Уолтером уже там были. Макси, вы непременно должны посмотреть, как они живут.

— Вы там были? — нахмурился Максвелл. — То есть вы платили за вход?

— О, не так дорого.

— Надо думать, — отрезал Максвелл. — Но лично я ехал сюда не для того, чтобы смотреть на каких-то придурков в национальных костюмах.

Линкольн заколебался:

— То есть там живут настоящие аристократы? И их можно увидеть?

— Я их уже видела, — гордо объявила миссис Ниббетт. — У них такой славный магазинчик.

— Магазинчик, как же, — передразнил Максвелл.

— Ну да, — Уолтер потряс пластиковым пакетом, — там продаются настоящие ценности. Полагаю, что это древности, хотя они чистенькие и упакованы в коробки. Вот, смотрите. — Он выудил из пакета кубок с эмблемой Национального треста. — Тут даже гравировка есть — наверное, герб.

Максвелл презрительно засопел, но Линкольн заинтересованно подался вперед.

— И правда, герб. Интересно, старинный?

— А я купила мыло, — вмешалась миссис Ниббетт.

— Гербовый кубок для вина, — выдохнул Линкольн. — Я тоже заведу себе такие.

Уолтер продолжал:

— А вот и английское вино. Верите — у них оно тоже было!

Линкольн ушам своим не поверил:

— Английское, говорите? Я заинтригован. Уж его-то, милые мои, я должен попробовать.

Мистер Кантабуле не успел к вечернему чаю Национального треста — точнее, его не успели. Он прибыл в Бакленд, когда остальные уже доедали знаменитый девонширский варенец. (Линкольн, воспользовавшись тем, что ему не надо было садиться за руль, попробовал-таки английского вина.) При обычных обстоятельствах для вновь прибывшего непременно бы нашлась чашечка «Твайнингз» и кусочек рулета с финиками и грецкими орехами, но против него были два весьма веских аргумента: во-первых, он был потенциальным конкурентом, а во-вторых, опаздывать к чаю недостойно истинного английского джентльмена. Посреди чаепития вошла ошеломленная сотрудница Треста — тощая дама лет пятидесяти, позвонила в медный колокольчик (который, кстати, вы можете найти в сувенирной лавке за девятнадцать фунтов девяносто пять шиллингов) — и запинающимся голосом спросила: «Кто здесь мистер и миссис Стречи?»

Появление Кантабуле обстановки отнюдь не разрядило. Он оказался худощавым мужчиной сорока двух лет, специалистом по оптовым закупкам; одет вновь прибывший был в подчеркнуто молодежном стиле; у него были темные, редеющие на макушке волосы и пронзительный взгляд. Профессиональный байер. Секунд двадцать он расспрашивал Линкольна и Максвелла, Ниббеттов попросту не заметил, и весь остаток чаепития пялился на Стречи. Линкольн попытался разговорить его, принявшись рассуждать о перспективах винного бизнеса, но у него ничего не вышло. Когда вся компания двинулась к «тойоте», Кантабуле направился прямиком к переднему сиденью — месту миссис Ниббетт — и уселся, рассматривая остальных с таким видом, будто это они опоздали. Максвелл тут же заявил, что он занял место Стречи, а так как она указывает дорогу, ему придется пересесть. Состоялся небольшой поединок, где противники пытались задавить друг друга силой воли. Выиграл Максвелл. А когда Стречи уступила место миссис Ниббетт, заявив, что прекрасно сможет показывать дорогу и с сиденья у окна, улыбка Максвелла стала еще шире. Когда усаживались остальные, они с Линкольном зашли, что называется, с флангов и уселись по обе стороны от Кантабуле, в результате чего тот оказался втиснутым между калифорнийцами. Глаза Максвелла довольно блеснули. Стречи преспокойно устроилась одна на заднем ряду.

«Тойота» катила по долам Девоншира. Заметив обшарпанный каменный фермерский дом, по-видимому старинный, Стречи заметила:

— Древнее любого дома в Америке.

Потом она принялась показывать церкви. При этом Стречи не преминула сообщить, что Св. Агата, Св. Винифрид и Св. Бид — приходские церкви эскомского поместья, позволив слушателям толковать это сообщение как угодно вольно. Кантабуле все тщательно записывал — точно опись делал; при каждой возможности Максвелл не упускал случая толкнуть его локтем.

Потом Стречи показала им местное кладбище, хотя лишь на немногих надгробиях значились даты раньше девятнадцатого века. Они заходили внутрь церквей — что называется, почувствовать атмосферу — и читали буклеты об истории каждой. Одна из них была построена аж во времена норманнского завоевания. Каменные стены ее повидали не один десяток столетий, и даже спертый воздух внутри, казалось, тоже остался от норманнских времен. Кантабуле придирчиво ощупал алтарный покров и теперь внимательно изучал начищенные медные его украшения. Внезапно он обернулся и пожаловался на холод.

— Проняло? — усмехнулся Максвелл.

— Прохладно.

— А как вам задержка рейса и полдня езды из Хитроу?

— Вы ехали из Хитроу на машине? — презрительно спросил Кантабуле.

— Ну не на поезде же!

— Но почему из Хитроу-то? Вы могли долететь прямо до Бристоля. Оттуда всего два часа пути.

Вообще-то почти три, но по выражению ужаса на лице Максвелла он с удовольствием понял, что тот все никак не может забыть ту поездку. Он приободрился: вот как я его, деревенщину…

Сперва Стречи показала приезжим церкви Св. Винифрид и Св. Бида, с тем чтобы поторопить их, когда настанет черед Св. Агаты. Ей не хотелось, чтобы ее спутники попались на глаза Тине Гам — да и вообще кому-либо: вряд ли народ обрадуется, когда все узнают, что недавно обретенный титул снова продают с аукциона. И хотя нельзя утверждать, что все церкви похожи друг на друга, но, если вы посетите две церкви подряд, долго рассматривать третью вам точно не захочется. Так что Стречи без труда смогла отвести своих экскурсантов на безопасное расстояние от дома викария. Близился вечер, и последствия ночного трансконтинентального полета все настойчивее давали о себе знать. Так что никого не пришлось долго уговаривать вернуться, и постепенно потенциальные лорды разъехались по своим отелям.

Ни одна поездка в Англию не обходится без встречи с настоящим англичанином, причем желательно, чтобы внешность и имя у него были тоже типично британские — вроде Джереми Бэррингтона Дауни. И еще — чтобы эта встреча произошла в каком-нибудь красивом месте. Контора Джереми Стречи не впечатлила, так что на следующее утро она попросила его встретить всю компанию в Котеле — еще одном памятнике Национального треста, расположенном немного подальше, чем Бакленд, зато гораздо более впечатляющих размеров. Чете Ниббетт Котеле показался настоящим дворцом, и миссис Ниббетт готова была потратить целых два часа, чтобы посмотреть его хорошенько. Котеле произвел впечатление на всех — иначе и быть не могло, — но у всех были дела. В качестве альтернативы Джереми предложил выпить где-нибудь чаю.

Стречи не стала распространяться, какое отношение к ней имеют все эти богатые американцы, — ведь для Джереми она была, по сути, тем самым дареным конем, в зубы которому он надеялся посмотреть впоследствии. Им же хотелось посмотреть дома. В самом начале беседы этот последний, которому впервые в жизни довелось увидеть такую толпу разношерстных заокеанских гостей, ляпнул какую-то несуразность, и последующие минут пять ему пришлось восстанавливать свое доброе имя. Это ему удалось, причем ключевым фактором послужило то, что он оказался единственным агентом по продаже недвижимости в округе. Американцы между тем просматривали рекламные проспекты лучших его домов, расспрашивали об «удобствах» и даже выказывали желание посмотреть их. Мистер Кантабуле поинтересовался, почему он не захватил с собой видеокассет. Миссис Ниббетт спросила, не продается ли «этот славный Котеле», но почти сразу же, хихикая, призналась, что пошутила. Не дура же она, в самом деле. Оба — и она, и ее супруг — нашли это очень забавным.

Кантабуле участия в беседе не принимал — все это время он сидел, уткнувшись в путеводитель. Вдруг он шлепнул буклетом по столу и воскликнул:

— Вы только послушайте, что они тут пишут! Вот: «Количество посетителей, желающих осмотреть этот маленький, хрупкий домик, приходится ограничивать до восьмидесяти за один раз. В комнатах нет электрического освещения, так что желающим посетить его рекомендуется не делать этого в пасмурные дни.» Нету электричества?!

Стречи поспешно вмешалась:

— Раньше все так жили.

Дауни поддержал ее, заверив гостей, что во всех домах, которые предлагал он, электричество есть.

— Неужели нету электричества? — переспросил Линкольн. Он счел это забавным.

На что Максвелл ответил:

— Мой дедушка во время войны служил в Англии. Он бы тебе порассказал.

Джереми резонно заметил, что в это время дня света бы все равно не стали включать — и так все прекрасно видно. Внешне он был спокоен, но уже начинал чувствовать, что трудновато будет управиться со всей этой разношерстной компанией. В голове его постоянно крутилось сравнение с мартышками в клетке.

Девонширский обед: толстые ломти чудесного белого хлеба, сыр, чатни,[4] маринованный лук, салат, пиво в пинтовых кружках. В тени деревьев на террасе паба расставлены деревянные столики. Пятеро мужчин и две женщины нежатся на солнышке. За соседними столиками — веселые компании отдыхающих. То и дело раздается гул проезжающих автомобилей, слышатся обрывки разговоров, взрывы смеха. Американцы пялятся в буклеты. Джереми гадает, серьезно ли они. Злобно сверлят друг друга взглядом конкуренты. Джейн Стречи наблюдает, как остальные проникаются очарованием английского полудня. Миссис Ниббетт спрашивает, что такое «чиполата». Мистер Ниббетт смеется.

А тем временем где-то далеко несся на автомобиле одинокий путник, не спуская глаз с дороги, а впереди у него оставалась не одна сотня миль. Он предпочел свернуть с шоссе М4, рассекающего страну с востока на запад, и выбрал другой маршрут — по историческим, так сказать, местам: Эндовер, Эймсбери, равнина Солсбери, Уинкэнтон и Ильчестер (при упоминании о последнем его глаза мрачно блеснули). Наш путешественник благоразумно заехал в этот старинный, покрытый грязью минувших столетий городок, чтобы перекусить сэндвичем с сыром и стаканом молока. Усталость ночного перелета все настойчивей давала о себе знать. Потом прошелся по узким улочкам, чтобы размять отекшие ноги, и, как раз в то время, когда Джереми собирал свои рекламные проспекты и провожал американских покупателей до «тойоты», Эдгар Деларм (ибо это был он) вернулся к своей машине и покатил дальше на запад: сперва до Илминстера, потом в Хонитон — при выезде из оного его поджидал столб, указующий путь к заманчивому Эксминстеру и причудливому Оттери Сент-Мери. Наш путник остался равнодушен к этим искушениям и поехал дальше. Вот и Девоншир. Миновав Эксетер, он обогнул Дартмур с севера и добрался до Оукхэмптона, где повернул на юг. На карте Девоншир ничтожно мал, но в действительности кажется, что он побольше иных американских штатов. Теперь дорога нашего путника пролегала к западу от Дартмура. Он смертельно устал, но ехать осталось так мало, что останавливаться было бы неразумно. На пути его тем временем лежал старинный торговый городок Тэвисток, но и к его красотам он остался равнодушен. А остановиться бы не мешало, ведь в глаза будто кто песку насыпал. Вдобавок теперь придется свернуть со сносного шоссе — дальнейшая дорога путника лежала по узким девонским тропам.

Близился вечер.

Линкольн пристально рассматривал огромный, пустой, но тем не менее уютный камин.

— Что ж, еще куда ни шло.

Ферма, в которой они находились, несколько месяцев была необитаемой, посему внутри было так холодно и одиноко. Всю мебель вывезли — но Стречи подумалось, что так оно, скорей всего, и к лучшему, ведь теперь каждый может представить на этом месте собственные диваны и кресла, а не те громоздкие уродства, что наверняка населяли этот дом прежде. В конце концов, вкусы богатых американцев и девонширских овцеводов изрядно разнятся.

Тем временем потенциальные лорды успели порядком подустать от второго дня пребывания. Усталой походкой они плелись за Джереми, вглядывались в пыльные окна, поджав губы и не оглядываясь друг на друга. Ниббетты предпочли бы и дальше осматривать достопримечательности, а Кантабуле злился, тщетно ожидая какого-то звонка по мобильному телефону. Только Линкольн пытался смотреть на вещи с оптимизмом:

— В этот камин придется пихать здоровые дрова — ну да ничего, здесь полно деревьев.

Максвелл рассмеялся:

— Ты что, и вправду собрался лесорубом заделаться? Послушай, если тебе так уж хочется дом в горах, поехали обратно — в Америке купишь — настоящий, с печью и центральным отоплением. Ну, там, бассейн тебе, игровая комната, спутниковая тарелка; будешь ездить на рыбалку и охотиться на оленей. А здесь ты на кого охотиться собрался? Тут, кроме коров да баранов, никого нет.

Линкольн тем временем заглядывал в пустой буфет. На его лысой макушке красовалось грязное пятно.

— А если пробить перегородку между этими комнатами, можно устроить танцевальную залу.

— Танцевальную залу? Ты же не танцуешь.

— Ты хоть раз смотрел исторические фильмы? Ну, там, по романам всяких Джейн Остин или Бронте? «Джен Эйр», или как он там назывался? Когда в дом въезжают новые хозяева, они первым делом устраивают бал — приглашают всех соседей.

— Ага, на который приезжает какой-нибудь забавный старикан с тремя незамужними дочерьми? Опомнись, Линкольн, это восемнадцатый век.

— Это традиция.

— И потом, что скажет Глория, когда увидит, что ты отплясываешь с дочкой соседа?

— Найдет себе какого-нибудь парня в трико.

— Господи, Линкольн, прекрати. Это все пустые мечты.

Улучив минутку, Стречи отозвала Линкольна в сторону:

— Меня беспокоит ваш Максвелл, — сказала она. — Он все время выказывает свой пессимизм. Вам это не кажется странным?

— Это его нормальное состояние.

— Более того. Неужели он проделал весь этот путь только для того, чтобы бурчать по каждому поводу?

— Такой уж это человек.

— Надеюсь, что это правда, Линкольн. Ну, разумеется, вы знаете его много лучше, чем я. Мне просто интересно… ладно, проехали.

У нее был обескураженный вид — что вполне объяснимо. Фраза: «Ладно, проехали» — старый, испытанный способ. «Проехали что?» — немедленно повелся Линкольн.

— Нет-нет, неважно. Мне не следовало этого говорить.

— Говорить что?

— Ну-у… вам ни разу не приходило в голову, что он пытается вас отговорить?

— Всю жизнь он пытается меня от чего-нибудь отговорить. Послушали бы вы его, когда я собрался жениться на Глории.

— Да нет же — отговорить от этого.

— От покупки дома? Это будет нетрудно.

— От всей затеи. Лордом должен стать только один из вас. Может, он…

Стречи пожала плечами, вложив в это движение как можно больше смысла.

Линкольн хмыкнул:

— Так Максвелл и не собирается становиться лордом.

— Это он вам так сказал?

— Ему не надо было ничего мне говорить. А что — вам он сказал что-то другое?

— Повторяю, мне не стоило этого говорить.

Она развернулась и ушла.

На Тине Гам были брюки. Она забралась на самую верхнюю ступеньку хлипкой деревянной стремянки. С плеча преподобной свисал отрез ткани, в зубах были зажаты несколько гвоздей с широкой шляпкой, а за поясом красовался огромный молоток. Она пыталась закрепить вышитый покров на деревянной рейке, прибитой к стене часовни Богородицы. Работенка, прямо скажем, не из легких. Покуда ее плечи и верхушка лестницы принимали на себя вес покрова, она закрепляла его край, приколачивая гвоздями к рейке и молясь, чтобы дюймовые гвозди выдержали тяжесть длинного вышитого куска ткани. Гвозди забивались в половину длины, с учетом, что покров впоследствии придется снимать. Чем больше гвоздей — тем лучше: вот секрет равномерного распределения веса покрова. К сожалению, материя — искусственный шелк — оказалась тонкой и непрочной, и все время провисала. Когда покров натягивался, ткань вокруг гвоздей рвалась — а натягиваться ей приходилось, ибо вышитые на покрове символы были расположены неравномерно, отчего тот, собственно, и провисал.

Рейка была сделана из старинного дуба — красивая, но для подобных целей малопригодная. Местами древесина была прочнее камня, а кое-где испещрена старыми дырками. Помимо этого, в ней застряло изрядное количество ржавых гвоздей, поднакопившихся за долгие столетия использования. Так что простая на первый взгляд задача закрепить покров оборачивалась непредвиденными сложностями.

По крайней мере, так показалось Тине. Не самая лучшая рукодельница — хотя, бесспорно, более умелая, чем миссис Хэргрив, что приходила каждый день убирать церковь цветами, — Тина за годы работы в сельской приходской церкви обнаружила, что ее познания азов плотницкого мастерства и домашнего хозяйства изрядно возросли. Она постоянно что-то мастерила и подделывала в зданиях своих четырех церквей. Даже в ее коттедже, хоть он и был построен относительно недавно, что-нибудь постоянно нуждалось в починке. Любой ремонт, который она была не в состоянии сделать сама или выклянчить у местных торговцев-благотворителей, становился недопустимой прорехой в ее скудном жалованье; и лично Тина считала, что эти деньги можно потратить на гораздо более нужные вещи, чем содержание дома Божьего. Или домов, поправлялась она, — зачем Ему целых четыре дома в ее немноголюдном приходе? Даже на Рождество или праздник урожая во всех четырех церквях едва набралось бы народу, чтобы до отказа заполнить самую маленькую. Все равно теперь люди в церковь ездили — так почему не проехать лишние несколько миль? Если уж поставить все на деловые рельсы, разве нельзя внедрить несколько рационализаторских идей? К примеру, закрыть неприбыльные предприятия и сузить рынок сбыта? Правда, если уж рассуждать так до конца, бормотала про себя преподобная, то придется закрыть всё, а здания отдать под местные игровые клубы. Оставить пару кафедральных соборов в крупных городах, выплачивать им субсидии и время от времени сдавать в аренду какой-нибудь кинокомпании для съемок исторических драм, а праздничные службы транслировать по ТВ; всю же остальную собственность распродать, а вырученные средства потратить на благие цели. А еще лучше было бы перенести все это в Интернет. Скажем, www.easychurch.com — гиперссылка прямиком к Господу Богу. Помолись в киберпространство.

Она замолчала. Сняла с плеча ткань — большую часть веса коей до сих пор принимала на себя лестница — и принялась осторожно развешивать на гвозди, тщательно следя за тем, чтобы шелк не натягивался. Наконец все сто сорок четыре квадратных фута покрова свисали вниз. На собравшемся в складки голубом фоне красовались яркие фигурки детей — вышитые, в виде аппликаций и даже приклеенные. Между ними красовалась надпись: «Национальная федерация Союзов матерей. Эскомский приход. Св. Агата, Св. Андрей, Св. Винифрид и Св. Бид». А внизу — благозвучный слоган: «Рука, качающая колыбель, правит миром».

Покров этот являлся плодом трехлетних упорных усилий пожилых леди из местных приходов; каждый год он обзаводился все новыми украшениями. В первый год приход Св. Андрея пришлось опустить, поскольку не нашлось ни одной пожилой леди, которая согласилась бы взять на себя ответственную задачу вышить название церкви, и Тине пришлось улещивать и упрашивать, чтобы на следующий год оно наконец появилось. Украшения, вышитые на пологе, служили источником постоянных споров и раздоров. Ибо для той, что его вышила, оно значило очень многое — в этом скудно населенном краю семей-кланов подобные вещи были очень важны, — в то время как Тина и остальные (исключая тех самых пожилых леди) не понимали в них решительно ничего. Возможно, оттого, что качество вышивки оставляло желать лучшего.

Тина осторожно разгладила складки ткани.

Глухой голос сзади нее пробасил:

— Какова мать, такова и дочь ее.

Тина быстро — слишком быстро — обернулась, оступилась и едва успела ухватиться за ручку стремянки, чтобы не упасть. В проходе стоял огромного роста бородач. Он добавил:

— Книга пророка Иезекииля, стих сорок четыре.

Она добродушно улыбнулась:

— Цитаты — мое слабое место.

Тот ответил елейной ухмылкой:

— Материнство равносильно святости.

Она помедлила.

— Это ведь не Иезекииль?

— Это вообще не цитата. Мои собственные измышления.

Она кивнула. Раз так, подумала она, я лучше останусь на лестнице.

— Однако, — продолжал незнакомец, — сказано в Писании: «Да оставит муж отца своего и матерь свою, и прилепится к жене своей. И да будут они одной плотью».

— Книга Бытия? — наудачу ляпнула она.

Тот просиял:

— Так вы знаете Библию? Ну конечно же, мы ведь в доме Божьем.

Она глупо ухмыльнулась. Интересно, долго ей еще так стоять?

— Вы — мать? — пророкотал он.

— Вообще-то нет.

Он взглянул на покров:

— Но помогаете вашей Матери?

— На самом деле, я помогаю шести пожилым леди. Предполагалось, что они закончат работу ко Дню матери. — Она улыбнулась. — Но который год они не успевают.

— Пожилым леди из Союза матерей Эскома?

Тут до нее дошло: ба, да он американец. Это многое объясняет. Она принялась спускаться.

— Эти пожилые леди и есть Союз матерей. Настоящие матери слишком заняты своими детьми. — Она спрыгнула на пол. — Они когда-то тоже нянчили детей, во всяком случае некоторые из них… Вы пришли посмотреть церковь?

Он кивнул:

— Все. — Он огляделся. — Слишком много украшений, правда. Нет, я не имел в виду покров — это работа истинно верующих, — но сама церковь чересчур нарядна.

— Думаете?

— Это Высокая церковь?

— Господи, нет. Впрочем, остальные не ниже.[5] Вы сказали — все?

— Гм?

— Вы сказали — все. Все… что?

— Церкви эскомского прихода.

Тина посмотрела на него уже другими глазами.

— А-а… так вы… — Она вопросительно вздернула брови. — Вы, случайно, не…

Их взгляды встретились.

— Полагаю, что да.

— О Господи! Новый лорд?

— Поместья Эском? Да, это я.

— Ну да, конечно! Не лорд же канцлер! — И она рассмеялась.

Деларм посмаковал фразу — про себя он повторял ее много раз, но здесь, на английской земле, она должна была прозвучать впервые:

— Я — новый лорд поместья Эском.

Стречи искренне надеялась, что после этих надоедливых туристов ей удастся-таки посидеть в тишине и одиночестве у камина. Камин в пабе горел десять месяцев в году — отчасти для удобства туристов, а отчасти из-за того, что по вечерам в Девоншире бывало прохладно. Но от Джереми ей отделаться не удалось. Под предлогом того что ему надо обсудить с ней дела и события текущего вечера — мол, вдруг «ее американцы» решат-таки прикупить здешнюю недвижимость, — он угостил ее кружкой теплого пива в «Серпе и мотыге» и предложил продолжить беседу за ужином. Стречи уточнила, где именно, и Джереми тут же сделал непростительную ошибку: сказал, что «Серп и мотыга» — весьма подходящее заведение. Она согласилась только на вторую кружку пива.

— Славный паб, — пробормотал он. — Когда вы предложили «Серп», мне подумалось: раз девушка знает, где можно найти приличный паб, то она знает себе цену. — Он искоса взглянул на нее, и ей это не понравилось.

— Вы ведь не отсюда, верно?

— Боюсь, что нет.

— Ну да, эти ваши американцы смотрят на вас как на кладезь премудрости. Так откуда вы?

— Нет уж, кто здесь кладезь премудрости, так это вы. Вы столько знаете о недвижимости.

Он помедлил с ответом:

— Если ваши клиенты решатся что-то приобрести, они вам заплатят?

— А, так вы уже подсчитываете, сколько вам придется заплатить мне за то, что я нашла вам покупателей?

Он мужественно хмыкнул:

— У нас в Англии так не принято.

— Я — тоже из Англии, Джереми.

— Но вы — не агент по продаже недвижимости. Будь вы им, мы бы поделили комиссионные пополам, но, так как вы выступаете посредником, вы тоже, получается, покупатель…

— Один процент.

— Простите?

— Мы берем один процент от стоимости покупки.

Она ожидала, что он начнет торговаться, но вместо этого услышала:

— Кто это — «мы»?

— Наша компания, — расплывчато ответила она. О Клайве лучше пока не упоминать.

Джереми сказал:

— Мы сами работаем на полутора процентах.

— Но вы же — единоличный агент?

Он осторожно кивнул. Она быстро ответила:

— Тогда ваш процент больше.

— К сожалению, нет. Полагаю, если бы нам пришлось платить за наем — что делается крайне редко, — то нам пришлось бы взимать еще пятнадцать процентов.

— Пятнадцать процентов от чего?

— От нашего вознаграждения, разумеется.

— Пятнадцать процентов от полутора процентов? Неужели вы серьезно полагаете, что мы стали бы работать за каких-то ноль двести двадцать пять сотых процента — пару сотен фунтов? На это даже билета на самолет не купишь.

— Гляжу, с арифметикой у вас полный порядок. Но здесь вам не Америка. Комиссионные у нас значительно меньше. — Он хрипло усмехнулся. — Не знаю порой, как нам удается сводить концы с концами.

— Один процент от общей суммы сделки, или нам не о чем разговаривать.

Он покачал головой и прищелкнул языком — точно ребенка успокаивал. Однако Стречи не была уверена, что они смогут что-то получить от покупки недвижимости. Клайв поручил ей разведать обстановку на рынке и оценить реакцию клиентов. «Обрати внимание, какое жилье кто выберет», сказал он. Но зачем? Она уже привыкла во всем подчиняться Клайву. Стречи, всегда такая спокойная и самоуверенная, позволила обаятельному мошеннику устанавливать правила и принимать решения. Способность к критическому анализу оставила ее, и она всецело подчинилась ему.

— Вы ведете игру, — огорошил ее Джереми.

— М-м?

Джереми был прав: игра действительно велась. Та самая игра, о которой ей было известно, — продажа титула по завышенной, мягко скажем, цене — была не единственной. Клайв упоминал недвижимость, и другая Стречи, которая беспрекословно ему подчинялась, подумала, что помогает потенциальным лордам почувствовать себя дома. Если же она станет показывать им дома, они живо представят, что живут здесь. Лорды поместья.

— А я люблю играть в игры, — улыбаясь, продолжил Джереми.

— Что вы имеете в виду?

Он понимающе улыбнулся:

— Все эти «поиски недвижимости» — чистой воды надувательство, правда ведь? Хотите, чтобы я купился? Вы играете со мной в игру, мисс Стречи, но полагаю, что пора раскрыть карты.

Одним глотком она осушила кружку:

— Спасибо за пиво.

— Не так быстро. — Он положил ей руку на запястье. — Где вы остановились?

«Вот и хорошо, — подумалось ей, — он не знает, что я живу здесь».

— У друзей.

— Я их знаю? Вообще-то я знаю почти всех в округе — работа такая. Держу пари, снимаете комнату в каком-нибудь хорошеньком отельчике. Полагаю, в одиночестве?

— А может, я сплю с мистером Кантабуле.

Он пристально посмотрел на нее:

— А может, мы сходим куда-нибудь поужинаем? Я знаю парочку мест. Или купим бутылочку и ко мне?

— Нет, спасибо.

— Не сидеть же вам весь вечер одной?

— Я устала.

Что со мной такое, спрашивала она себя. Обычно я запросто таких отшиваю, а не позволяю заманивать себя всякими двусмысленностями. Что это я, в самом деле?

— Не беспокойтесь, — улыбнулась она. — Держу пари, кто-нибудь из моих клиентов да соберется прикупить у вас домик.

Его рука вернулась на ее запястье.

— Контора давно закрылась, — ответил он. — Не нужно нам никакой недвижимости. Мы говорим о том, как лучше провести остаток этого чудесного вечера.

Видел бы сейчас Микки, подумалось ей, как я не могу отделаться от подвыпившего типа в баре. А ведь он называл меня Снежной королевой, пока не узнал получше — и тогда я стала его Ледяной принцессой. Она поспешно сказала:

— Мне пора.

Джереми только крепче сжал ее запястье. Она напряглась. Целься в горло, вспомнилось ей. Р-раз — и все.

Так они замерли, уставившись друг на друга. И тут раздался женский голос:

— Мисс Стречи! Я подумала, вдруг вы здесь.

Оба разом обернулись.

Спустя мгновение она узнала эту темноволосую веснушчатую особу — а та тем временем уже повернулась к Джереми Бэррингтону Дауни:

— А, это вы, Джереми. Надеюсь, не помешала?

Она одарила их широкой улыбкой.

Джереми кивнул:

— Ваше преподобие.

Тина подняла брови:

— Мое преподобие! Как официально-то. Все в порядке, мисс Стречи?

По выражению лица Тины можно было догадаться: она заподозрила, что это не так.

— О, прекрасно! — откликнулась Стречи. — Простите за избитую фразу, но я только что собиралась сказать, что мистер Дауни как раз собирался уходить.

Пару мгновений все трое изображали живую картину, потом Джереми отвесил легкий поклон и ушел.

— Спасена духовным воинством, — пробормотала Стречи.

Тина ухмыльнулась:

— Никто не способен отвадить непрошеных гостей быстрее, чем священник. Еще по одной?

Они присели за столик в углу. Поначалу Стречи даже позабавило, что ее спасла женщина, притом женщина-священник, но вскоре обнаружила, что ей придется выдержать еще один допрос. Тина подалась вперед, ее устремленные на Стречи глаза блеснули:

— Вы были не до конца со мной откровенны.

— Что вы имеете в виду?

— Вы сказали, что приехали с целью подготовки к прибытию нового лорда Эскома. Но он уже здесь.

— Как — здесь?

Вид у Стречи был определенно обескураженный, так что Тина подняла свою кружку с пивом и сделала хороший глоток:

— Сегодня днем он заходил ко мне.

Стречи нахмурилась.

— Сказать по правде, он — не совсем то, что я ожидала увидеть. Адское пламя и проклятие.

Стречи уставилась на нее.

— Смахивал на какого-нибудь ветхозаветного пророка. Стоял, понимаешь, около меня и разглагольствовал себе в бородищу: мол, женщина-священник — это отвратительно. Вы меня ни о чем таком не предупреждали. — Тина оглянулась на пустой бар. — Разумеется, я имею в виду нашего временного лорда.

— Я… что-то ничего не понимаю, — пробормотала Стречи. Скрывать это не было смысла.

— Вы прекрасно знали, что он из себя представляет. Вы ведь его видели?

Стречи кивнула.

— Что именно он сказал?

— Что храм Божий не нуждается в идолах. Кстати, на этом вашем лорде были туфли от Гуччи.

— Неужели от Гуччи?

— Я, может, не могу позволить купить такие, но читать-то я умею. О да, Библию он знает. Целыми цитатами: огнь и сера, бичи и скорпионы. Может, во время воскресной проповеди он неотразим, но — не мой тип. У нас в богословском колледже были такие типы, и я искренне надеялась, что они не расползутся повсюду. Они порочат доброе имя церкви.

Постепенно до Стречи начало доходить, кого именно видела Тина.

— На нем что — была ряса?

— Не было. На мне, кстати, тоже. Но это делу не помогло. Я была одета в комбинезон — вешала покров; и он, должно быть, решил, что я просто рабочий-оформитель.

Стречи улыбнулась.

— Будь я церковным старостой или супругой викария — еще куда ни шло, но священником — нет уж. Противоречит учению Иисуса Христа — и, стало быть, святого Павла, по меньшей мере в тот период, когда его поразил солнечный удар. Это старинная тема для спора — часами можно проговорить. Видите ли, все Его ученики были мужчинами. Когда Иисус наказал им идти и проповедовать Его учение, Он использовал слова вроде «мужи» и «отец», но это ведь были всего лишь метафоры, понимаете? Он имел в виду все человечество. Но ваш мистер Деларм ратует за буквальную трактовку библейских символов — а это опасно — и считает, что проповедовать Господа — удел мужчин.

— Деларм, — пробормотала Стречи.

— А удел женщин, очевидно, — «быть вином плодоносным». Вам следовало предупредить меня, Стречи.

— Гм. — Очевидно, так и действительно было бы лучше всего. — Мистер Деларм немного опережает события. — Тина недоуменно вскинулась. — Он еще не лорд.

— Это многое объясняет — но продолжайте, прошу вас.

— Не знаю, как бы вам объяснить. Э-э… словом, мистер Деларм только надеется стать лордом Эском. Пока ничего не решено.

Тина нахмурилась:

— Но ведь титул был продан. С аукциона, за пять с половиной тысяч фунтов.

— Надеюсь, ему вы об этом не сказали?

— Нет. — Тина уставилась на нее. — А разве… не ему?

Стречи покачала головой.

— А откуда вам известно, за сколько продали титул? Об этом что — вся округа знает?

— Нет, конечно. Да и я узнала это потому лишь, что была изначально вовлечена в процесс. Стречи, вам ведь было известно, что мистер Деларм не в курсе, за сколько Клайв купил титул. Выходит, вы собираетесь извлечь из него прибыль. — Тина покачала головой — укоризненно, но не осуждающе. — То есть он его пока не купил?

— Нет.

Тина снова подалась вперед:

— Пожалуйста, найдите кого-нибудь еще! Продайте одному из ваших славных американцев.

Стречи ошарашенно уставилась на нее:

— К-каких американцев?

— Тех самых туристов, которым вы показываете окрестности. Я видела вас из окна, когда вы бродили возле церкви Св. Агаты. А миссис Хэргрив рассказала мне, что видела вас всех у Св. Бида. — Тина прищурилась. — Пусть я и не католической священник, но вашу исповедь выслушаю с удовольствием. Ну же, облегчите душу. Вы ведь продаете титул?

Стречи кивнула.

— По сильно завышенной цене, верно?

Стречи поежилась.

— А теперь слушайте меня, Стречи: я расскажу вам, как правильно вести себя на исповеди. Вы должны говорить — и говорить откровенно, а не сидеть тут, как провинившийся ребенок, пожимая плечами и уставившись в пол. От вас требуется признание в ваших грехах. Понимаете? Если да, то повторяйте за мной: я продаю титул лорда Эском.

Стречи оглянулась по сторонам. Никто не слушал их, никто не обращал на них внимания. Казалось, присутствие священника нарочно отогнало всех в дальний угол бара.

— Так и есть, — тихо сказала она.

— Скажите на словах.

— Я продаю титул лорда Эском.

— За..?

— За сколько купят.

— Но больше, чем за пять с половиной тысяч фунтов?

— Да.

Тина поцокала языком:

— Они там все что — с ума посходили? Нет, подумать только — платить такую кучу денег только за титул и пару полуистлевших кусков пергамента? Вам ведь известно, что его и лордом-то назвать нельзя? Во всяком случае, права заседать в палате лордов этот титул не дает.

— Тем не менее этот титул настоящий — в своем роде.

Тина покачала головой.

— Стречи, мне стыдно за вас. Вы ведь продаете воздух! Ну же — за сколько вы рассчитываете его сбагрить?

— Я и правда не знаю. Выяснится только на аукционе.

Тина воскликнула:

— Аукцион! Ну, во всяком случае, вы сами сознались. Ну что, какую мне на вас наложить епитимью? Сдать полиции?

— Нет, — улыбнулась Стречи. — А как же тайна исповеди?

— Я же вам говорила, что я — не католический священник. Хорошенькая исповедальня — паб «Серп и мотыга».

— Бог вездесущ.

Тина швырнула в нее картонной подставкой для кружки.

— Не учите священника теологии! А вообще, я не могу сдать вас полиции. А знаете, почему? Потому, что формально вы закона не преступали. Что мне теперь прикажете делать?

Стречи покорно ждала.

— Предлагаю сделку, — заявила преподобная. — Мистер Деларм отменяется сразу. Но остальные — конечно, если больше никто из них не окажется оголтелым фанатиком — вполне могут купить титул, причем за сколько пожелаете. — Она улыбнулась. — Вообще-то, я даже могу помочь — чтобы убедиться, что он попадет в руки какому-нибудь славному богатенькому американцу, которого без труда можно будет уговорить пожертвовать энную сумму на благоустройство своего поместья. Ну, что скажете?

Стречи с трудом сдержала удивление:

— А у меня есть выбор?