Назовите как хотите

6

Фрэнки ди Стефано отвернулся от окна своего офиса в Гарден-Сити и посмотрел на человека в аккуратном костюме:

— Кто я, по-вашему, — какой-нибудь отморозок?

— Вот кто был отморозком, так это Гарри Стиц.

Солнечный свет затенял лицо Фрэнки и озарял безупречный костюм сидящего: мягкую шерсть и блестящие пуговицы, рассеивая последние сомнения (если у кого они были), что это действительно дорогой костюм. Представитель городской администрации просто не имел права носить такую дорогую вещь. Он сказал:

— Парнишку застрелили. Не будь он полным отморозком, это была бы трагедия.

— Такие, как он, каждый день пачками гибнут.

— Необходимо это пресечь. Борьба с насилием — наша работа.

Фрэнки презрительно фыркнул:

— Хотите совет? Занимайтесь тем, что вам под силу.

— Стиц посягал на вашу территорию.

— Кто вам такое сказал? Да он еще вчера пешком под стол ходил!

— Это все знают, Фрэнки.

Ди Стефано прищурился, прикидывая, у кого из троих околачивавшихся в тот день в «Капитане Немо» парней хватило духу открыть рот. Посетитель — нет, давайте назовем его по имени; пусть визит его и был тайным, но отнюдь не имя. Лютер Блок (ибо это был он) ответил:

— Тебе это может не понравиться, Фрэнки. Мы узнали это из газет.

— Журналюга! — рявкнул Фрэнки. — Как звали этого ублюдка?

— Там было три журналиста. Все стало известно прессе. Теперь каждый в курсе, что между вами была вражда.

— Вражда?! Гарри Стиц был никто — так, букашка. Не станете же вы враждовать с каждым комаром, которому вздумалось сесть вам на нос?

— Вы просто прихлопнете его, и все.

Фрэнки с шумом выдохнул и отвернулся от окна.

Лютер продолжал:

— Ни одна газета не упоминает, что это вы прихлопнули парня.

— Да я на них в суд подам!

Лютер рассмеялся:

— Еще один способ увидеть вас в суде.

Фрэнки смерил его злобным взглядом:

— Думаете, не подам? Испугаюсь?

— Может, лучше и не подавать. — Лютер пожал плечами. — Полагаю, они попросту поднимут шум — упомянут ваше имя, но никто не возьмется напрямую сказать, как именно вы причастны к делу. Ну, там, напечатают ваше фото рядом с заметкой о его гибели, скажут, что вы были конкурентами или кем-то в этом роде.

— Все равно подам.

— С каких это пор ты полюбил таскаться по судам, Фрэнки? Это же такая грязь! Некуда деньги девать — отдай в предвыборный штаб.

— Так я уже давал.

— И мы весьма вам признательны. — Лютер поправил свой шелковый галстук. — Нам не хотелось бы, чтобы с вашим именем был связан скандал.

— Не хотелось бы?

— Могут возникнуть нежелательные вопросы.

— Я знаю, как общаться с репортерами.

— Я имею в виду полицию.

— А ты можешь сказать, чтобы они не вмешивались?

Лютер усмехнулся.

— Ага. Они меня послушают, как же. У тебя есть что им рассказать?

— У меня есть алиби.

— Что ж, это дело, Фрэнки, — приезжает полиция, начинает тебя расспрашивать, а ты им ни с того ни с сего: мол, у меня есть алиби. Ты не знаешь, когда его убили. Черт возьми, даже не знаешь как. Все, что ты знаешь, ты прочел в газетах. Нет уж, будь добр прикинуться шлангом — ничего, дескать, не знаю, и все тут. Конечно, ты не знаешь, в чем дело. Я прав?

— Меня там не было.

— Где — «там»?

— В… — Фрэнки вовремя спохватился. — Нечего строить из себя окружного прокурора, мистер Блок.

Лютер покачал головой:

— Послушай, Фрэнки, мне сегодня не стоило приходить.

— Это еще почему — ты что, не можешь навестить приятеля? Или я тебе уже никто?

— Скоро сюда явится полиция.

— Да ну?

— О тебе написали в газетах, Фрэнки. Они непременно придут.

— То есть мне придется говорить с легавыми?

— Ты ведь — добропорядочный гражданин, так? Легавые — тоже люди, и притом они на нашей стороне.

— Хотелось бы.

— Тебе осталось только помалкивать. Вежливо так.

— И это не покажется им подозрительным? Я что — легавых не знаю?

— Теперь ты — не тот, что раньше. Ты — честный человек, а иначе меня бы здесь не было, так ведь? Ну и веди себя соответственно. Фрэнки, в этом городе полным-полно бывших плохих парней, которые впоследствии стали хорошими. Так что нам теперь — копаться в прошлом? Нет уж. Нам остается сказать: «Добро пожаловать в мир хороших парней, ребята». Мы хотим, чтобы все были хорошими парнями.

— Да уж, было бы забавно.

— Давай начистоту. Парень, который только начинает восхождение по социальной лестнице, будет карабкаться наверх любыми путями; но когда он уже наверху, он должен подчиняться законам. Он хочет, чтобы все остальные тоже им подчинялись — ведь теперь они защищают его.

— Сама Респектабельность, так, что ли?

— А почему нет? Ведь это правда? Да-да, если хочешь проникнуть в высшие круги, он должен стать уважаемым гражданином. Никаких «Фрэнки»: отныне ты — мистер Фрэнсис ди Стефано. Состоятельный гражданин.

Фрэнки кивнул:

— Ага, состоятельный.

Лютер коснулся его руки:

— Эта история со Ститцем так, однодневка. Завтра про нее все забудут. Мы похороним его — кто что узнает? Тебе же, Фрэнки, надо заострить свое внимание на более долгосрочных перспективах. Помни: у тебя далеко идущие цели, ты должен стать частью высшего общества — влиться в его элиту.

Когда Стречи в следующий раз собрала «своих американцев», она тут же почувствовала смену настроений внутри группы. Из возбужденных туристов, готовых следовать за гидом для осмотра местных достопримечательностей, они превратились в толпу злобно настроенных конкурентов. Имелся только один титул — и лишь один из них сможет купить его. Настал последний день их британского вояжа.

Стречи и Кантабуле, отстав от остальных, устроились под деревом.

— Меня не впечатлила здешняя недвижимость — дома какие-то маленькие и старые к тому же.

Стречи согласно кивнула:

— Буду откровенна с вами, мистер Кантабуле, — собственность имеет гораздо меньшее значение, чем сам титул и его атрибуты. Это как в бизнесе, когда большая компания покупает маленькую: материальная сторона дела неважна, покупают имя и нематериальные активы. Разумеется, вы смыслите в этом гораздо больше моего.

Слово «активы» его явно успокоило.

Схожим образом она преподнесла ситуацию и Линкольну Дину с Максвеллом Хоумфортом.

— Строго между нами, — заговорщицки произнесла она. — Я тут уточнила насчет герба лорда Эском, и, хотя некоторые сочтут все эти печати и прочую атрибутику просто декоративными элементами, я считаю, что именно они придают титулу реальность. Как говорится, это его «материальные активы».

Оба кивнули. Слово «активы» и здесь возымело магическую силу. Линкольн, в частности, очень заинтересовался гербом — ему, как вы помните, не терпелось поместить его на этикетки своих винных бутылок.

Мистер и миссис Ниббетт подкараулили Стречи подле своей «тойоты». Их отпускное настроение куда-то подевалось, и посыпавшийся град вопросов заставил Стречи наконец понять, отчего эта милая парочка так интересовалась местными красотами. Передача собственности, заявила миссис Ниббетт, включала обладание определенными правами — лорд Клайв вручил каждому потенциальному покупателю копию документа, в котором обозначались — если древнеанглийский язык мог хоть что-то обозначить — эти самые права.

Стречи быстро заявила:

— Полагаю, вам не следует надеяться на какое-нибудь Эльдорадо. Упомянутые в Клайдовом документе «выкупные земли, общественные земли, пустоши и арендуемые земли» сами по себе мало что стоят. Если ваш супруг станет лордом, то разработка здешних минеральных ресурсов сможет осуществляться только с его согласия — правда, не факт, что они принесут большую прибыль. Всего лишь… всего лишь активы, понимаете?

И вновь волшебное слово сработало безотказно.

Как днем раньше компанию сопровождал Джереми Бэррингтон Дауни, так и сегодня все собрались на парковке Национального треста в ожидании еще двоих: почтенного историка-любителя, специалиста по истории здешнего края Тины Гам и еще одного потенциального лорда по имени Эдгар Деларм. Он появился, когда все остальные уже были в сборе, но раньше Тины. Широко шагая по асфальту парковки, закутанный в широкий черный плащ, призванный защитить его от всех британских погодных катаклизмов, вместе взятых, этот последний злобно взирал на своих конкурентов, точно почуяв в них соперников. Миссис Ниббетт, вновь принявшая свой привычный облик дамы-путешественницы, поинтересовалась у него, не желает ли он, вместо того чтобы шататься по здешним заболоченным низинам, устроить себе экскурсию по аббатству.

— Что это за аббатство, — возмущенно прогудел тот, — если оно позволяет себе устраивать парковку прямо перед своими воротами?

— Просто сюда очень далеко добираться, — возразила было она.

— И лавочку с сувенирами. И кафетерий. Это же святотатство!

Он поплотнее запахнулся в свой плащ, точно в епископскую мантию.

Когда прибыла Тина Гам, и плащ и рот его были плотно запахнуты. Не в силах критиковать твидовую юбку, дождевик и теплую блузу Тины, он шарахнулся от ее бесстыдного белого воротничка, указывавшего на принадлежность к духовенству. Рассказ о старинной эскомской деревне, прекратившей свое существование в семнадцатом веке, но не утратившей своей зловещей загадочности, вызвал у него лишь презрительную усмешку.

— Это дикое, заброшенное, таинственное место, — заявила Тина, — на многие мили от цивилизации. Кому-нибудь нужно в уборную, пока мы не ушли?

Легкий туман окутывал травы болотистой девонширской низины. От окружавших холмов, пригретых полуденным солнцем, шел пар, точно от боков тучного стада. Где-то в ветвях деревьев бранилась сойка. Тина велела американцам пересекать деревянные мостки по одному, а когда все благополучно переправились, сделала жест замолчать — и прислушаться. Все встали, неловко переминаясь на сырой траве, вглядываясь в очертания каменистых холмов, вслушиваясь сперва в бормотанье потока, а по прошествии еще нескольких минут тишины — в чириканье птиц, вспугнутых было их появлением.

Тишину нарушил Деларм:

— Помолимся.

Тина с одобрением посмотрела на него, когда вдруг сообразила, что молитву будет произносить он сам.

— Как вожделенны жилища Твои, Господи сил![6]

Остальные неловко переглядывались, а он продолжал:

— И птичка находит себе жилье, и ласточка гнездо себе, где положить птенцов своих.[7]

Легкий ветерок шевельнул листву, но бородач продолжал басить на всю округу, заставляя смолкать птиц, а свою крошечную «паству» неловко толпиться в молчании. Тина знала этот стих из псалмов, тогда как остальные только гадали, когда же это кончится. Вымученная тишина и отсутствие прочих звуков делали происходящее захватывающим, и в то же время пугающим зрелищем.

Наконец он смолк; повисло тяжелое молчание. Хотя молитва его и придала сырой лощине священный облик, никто не спешил поздравить его с этим достижением. По упругому травяному ковру Деларм решительно направился осматривать свой персональный Эдем. Прочие стали понемногу собираться вокруг Тины Гам. Она улыбнулась:

— Фу-ух, какое облегчение.

Остальные пробормотали слова согласия.

Она начала рассказ:

— На этом самом месте некогда была деревня Эском, основанная в Средние века и окончательно обезлюдевшая в семнадцатом столетии, предположительно по причине эпидемии бубонной чумы.

Миссис Ниббетт поежилась.

— О, не пугайтесь, тут больше не заразно, — поспешила заверить Тина. — Оглянитесь вокруг — видите эти странные холмики, поросшие травой? Это то, что осталось от домов. Подумать только: на этом месте когда-то жили целые семьи. В этой самой лощине небольшая группка людей вела суровую жизнь — кто пахал землю, а кто и воровал…

— Воры? — взвизгнула миссис Ниббетт.

— О да, возможно целая шайка. Кто знает? Может, где-то здесь и припрятан горшок золота. Шутка. — Она рассмеялась. Но семя было заронено.

Стречи устроилась на относительно сухой кочке. Тина Гам удивила ее. Женщина-священник безо всяких усилий освоила ремесло жулика, тогда как ее, Стречи, уже с трудом хватало на то, чтобы играть свою роль. Она продолжала рассказывать басни как ни в чем не бывало; но ведь Тина занимается этим всего полдня, а Стречи — три месяца кряду. Когда рядом был Клайв, это ее забавляло, но чем больше дней они были в разлуке, тем более гнусной и недалекой казалась ей эта затея.

Подставив лицо блеклому солнцу, она слушала рассказ Тины:

— Помните тропу, которая привела нас сюда? Скорее всего, ее некогда проложили гуртовщики; она пролегала по дну лощины вдоль ручья и вела, скорее всего, в Йелвертон. Может быть, несколько веков назад здесь остановились какие-нибудь люди, возможно, семья, — и сочли здешние холмы подходящим местом, чтобы построить небольшую ферму. А может статься, Эском служил им лишь летней стоянкой, где овцы могут получить вдоволь свежей травы и воду из ручья, а еще — эта лощина укрыта от посторонних глаз, так что версия о приюте воровской шайки не совсем, так сказать, беспочвенна.

Стречи живо представила себе, каково это — жить в этом глухом углу. Тихо, наверное, и одиноко — так же, впрочем, как и на других фермах, разбросанных по здешнему болотистому краю. Вот и Эском, решила она, оглянувшись вокруг, являл из себя всего одну ферму — усадьба плюс пара коттеджей для работников. Должно быть, на месте кочек, поросших травой, располагались хлева для скотины и амбары. Старинная, средневековая ферма, подумала она, заброшенная ферма. На нынешних картах Девоншира иные деревни на поверку состояли всего из одной усадьбы — тот же Йилвертон, скажем, Сортридж, Греннадон, Марчантс Кросс. Сколько там от эскомской фермы до ближайшей — Св. Агаты — церкви? Три мили? Иными словами, не меньше часу ходьбы. Родители Стречи порой вспоминали о своем детстве, в котором трехмильная прогулка до школы, церкви или ближайшего магазина казалась сушим пустяком. Ныне, в эпоху всеобщего автовладения, она стала чем-то из ряда вон. Но трехмильная прогулка означала и другое — что в свое время Эском бы частью прихода. Американцы, бесспорно, это оценят: эти уроженцы страны бескрайних просторов прекрасно понимают, что такое «место, отрезанное от внешнего мира». В Штатах часто встречаются поселения, от которых не меньше дня пути до ближайшего городка. Стречи вспомнились равнины Невады или Оклахомы — огромные пространства с девственно-чистой линией горизонта, — можно было идти хоть целый день и не встретить ни одной живой души. В Англии — не так. Здесь не знают, что такое «совсем один».

Деларм попытался было пройтись вдоль заросшего русла потока, но, не пройдя и пятисот ярдов и окончательно запутавшись в зарослях ежевики, молодой поросли и водорослей, сдался и вернулся в самом раздраженном настроении.

— Ну и куда ведет это русло? Неужто до этого вашего Йелвертона?

— Не совсем так, — ответила Тина. — Так, петляет несколько миль, а потом уходит под землю.

— Под землю? — эхом откликнулась миссис Ниббетт. Само словосочетание показалось ей таинственным и магическим. — В пещеру?

— Здешние ручьи почти все такие — то исчезают под землей, то выбираются на поверхность. Этот, например, выходит на поверхность прямиком возле мельницы, а потом снова уходит под землю.

— Мельница? — Это уже был мистер Кантабуле, который уже отчаялся найти что-либо интересное для себя в здешних холмах. — А она работает? И стало быть, принадлежит поместью?

Тина рассмеялась.

— Поместью Эском не принадлежит ничего. — Она быстро взглянула на Стречи, чтобы убедиться, что их легенды совпадают. — Она не работает.

— А мы ведь видели ее, правда, дорогой? — миссис Ниббетт обернулась к мужу. — Там так грязно и все почти разрушено, но зато такой славный хозяин…

Стречи насторожилась, но вопрос задала Тина:

— Хозяин Эскомской мельницы?

— О да. Такой славный, настоящий джентльмен. Одет как бродяга — но ведь джентльмены часто так одеваются, как я заметила.

— Значит, он назвался хозяином…

— Ну да. Он еще сказал, что пригласил бы нас внутрь, но помещение перестраивается под приют для сирот.

Тина выдохнула:

— Приют — в Эскомской мельнице?

— О, дорогая, признайтесь — вы ведь знали об этом? Наверняка вы помогаете ему собирать средства.

Тина вздохнула:

— Он попросил вас сделать взнос?

Миссис Ниббетт хихикнула:

— Вообще-то я не люблю рассказывать о своей благотворительности, но мы с Уолтером и вправду бросили пару грошей в жестянку этого славного человека. Подумать только — этот тот самый поток, который протекает рядом с мельницей! Я начинаю чувствовать себя здесь как дома.

…Чего нельзя было сказать о Стречи — во всяком случае, так она заявила в последующем телефонном разговоре с Клайвом:

— Фермы, деревни, пабы, в которых подают чай со сливками…

— Замечательно.

— Я не подхожу для сельской жизни, Клайв. Самое значимое событие в здешних местах — ежегодная сельскохозяйственная выставка в Тэвистоке. Она длится целый день. В огромных павильонах проходит отбор победителей в номинациях… ну, там, лучший садовый цветок, комнатный цветок, лучший букет, лучший овощ, лучший сад, лучший домашний пирог или кекс, лучшее вино…

— Здорово, правда?

— Таскать по выставке толпу этих чертовых потенциальных лордов утомительно, Клайв. В любом случае… я соскучилась по тебе. Здесь без тебя грустно.

Клайв сдержанно усмехнулся:

— Я скоро приеду к тебе.

— А можно я прилечу к тебе?

— Это было бы просто замечательно, но я не знаю, потянем ли мы расходы…

— Мы можем позволить себе билет на самолет.

— Это больше четырехсот фунтов.

— Я сама заплачу.

— Не знал, что у тебя есть деньги.

Стречи была не до конца откровенна с Клайвом. Как бы сильна ни была ее привязанность к мужчине, она никогда не подпускала его к своему банковскому счету. Как говаривал Микки Старр, дружба дружбой, а табачок врозь…

— Все, кроме Деларма, улетают сегодня в полдень. Он не самый общительный персонаж, так что он полетит в одиночестве.

— Тебе бы лучше за ним приглядеть.

— А что он сделает? Будет надоедать местному священнику, потом уедет обратно.

— Священнику?

— Преподобной Тине Гам — ты ведь с ней знаком. Такая славная женщина — и всегда готова помочь, за исключением тех случаев, когда Деларм начинает пороть околорелигиозную чушь.

— Тем паче за ним надо следить.

— Он безобидный. Послушай, Клайв, мы ведь партнеры — во всех смыслах этого слова.

— Это так и есть, милая.

— Не называй меня «милой». Я хочу к тебе.

— Ты нужна здесь. Послушай, милая…

— Я тебе не…

— Послушай, Стречи, тебе необходимо быть здесь — ты ведь представитель «Лейн Эстейтс». Ты должна быть в Англии.

— Но почему?

— На время аукциона. Только так наш план сработает. Я, как аукционер, остаюсь в Штатах, а ты держишь оборону в Англии. Ты — представитель компании-владельца, и юридически поместье принадлежит тебе. Когда я продавал тебе компанию, я доверил тебе все…

— Ты знаешь, что ты можешь мне доверять.

— Конечно, я знаю, знаю, что могу. Просто я хотел сказать вот что: мы приступаем к самой ответственной стадии.

— Значит, я нужна тебе здесь?

— Абсолютно верно.

— А в Калифорнии, или где ты там есть, я тебе не нужна? О'кей, я начинаю ныть. Ты победил, я остаюсь в болотах Девоншира.

— Ты знаешь, что так лучше, милая…

Она засопела, и он поспешно добавил:

— Нет-нет, я хотел сказать «Стречи», а не «милая»! Стрей-чи. Прости. В любом случае, скоро мы будем вместе. Как же я этого жду. — Он помолчал, потом: — Люблю тебя. Правда-правда.

— И я, — выдохнула она. — Пока, Клайв.

Она нажала «отбой». Злобно посмотрела на телефон. Швырнула его на диван.