7

Клайв всегда считал, что доля риска добавляет остроты в любовные отношения. Они с Глорией лежали на широченной кровати, точно пара вертикалей кроссворда, и им было прекрасно известно, что в этот самый момент, когда Клайв наконец опустился подле Глории, самолет ее супруга опускается в аэропорт Сан-Франциско. Донжуан по натуре, Клайв никогда не ограничивался одной ночью с красивой женщиной. Заводила вроде Глории могла занимать его мысли целую неделю, а то и больше. А в отсутствие мужа Глория становилась ненасытной, точно монашка в бегах. Клайв был моложе и симпатичнее ее благоверного, у него были все волосы — и вдобавок настоящий титул английского лорда! Она ловко ухватила его за благородную ягодицу — возможно, в последний раз — и подтащила к себе. Она уже успела пару раз укусить его — не потому, что ожидала, что из укуса потечет голубая кровь, а просто потому, что это было в ее стиле. Вот и сейчас ухо Клайва выглядело так, точно он участвовал в боксерском поединке. А он даже не мог ответить ей тем же — ведь через каких-то пару часов Глории предстояла встреча с мужем, и она должна была выглядеть свеженькой.

— Не уходи, — выдохнула она.

— Разве можно.

Клайв прекрасно знал, что в минуты страсти следует избегать говорить правду. Женщинам не надо знать, что тебе просто нужен секс, — им непременно хочется слышать, что вы их любите — впоследствии они не станут вам это припоминать. Вообще-то, в тот момент все, что вы говорите, — чистая правда, ведь окружающий мир для вас перестает существовать. Только вы и она, одни в целом свете. Не стоит портить такой момент словами правды.

Позже все и так станет ясно.

Такого у Клайва не было добрых полгода. Где-то в глубинах его прагматичного подсознания он ощущал — понимал, — что это должен быть последний раз, когда они вместе; и смаковал каждую минуту этого блестящего представления. Пусть на дворе полдень — кто сказал, что спектакль должен быть дневным? Кульминация требовала аплодисментов, но вместо этого зал неожиданно смолк. Клайв откатился на более прохладный край кровати. Глория последовала его примеру и прилегла рядом. Кожей он почувствовал ее дыхание, когда она прошептала:

— Жаль, что тебе надо уходить.

Спектакль окончен.

— Скоро ты станешь леди Глорией — разумеется, если Линкольн выиграет аукцион.

— А он это сделает, милый. Я позабочусь.

Клайв улыбнулся и закрыл глаза. Занавес может опускаться.


Итак, план действий, думал Фрэнки ди Стефано. Первое: надо выяснить, кто проболтался про Гарри Стица; и второе: необходимо как можно скорее проникнуть в высшее общество. Любыми путями. Лютер сказал, что мне нужно побольше лоска. Это то, что надо. Мне что — так всю жизнь и ходить в преуспевших бандитах? Нет, конечно. Я заслуживаю уважения.

Он позвонил Келли в округ.

Келли спросил:

— Минуточку, Фрэнки, — ты звонишь по открытой линии?

— А что — твой телефон прослушивается?

— Может быть.

— Типом за соседним столом?

— Кто знает?

— Слушай, вам там за что платят — за то, чтобы вы ловили хулиганов на улицах, или за то, чтобы шпионили друг за другом? Вы ведь честные парни, правда?

— Без комментариев.

— Келли, мне нужно кое-что знать.

— Стоп-стоп. Давай-ка встретимся, пивка выпьем — где-нибудь вне конторы.

— Нет уж. Мне просто необходимо это знать. Мое имя всплыло в связи с этим расследованием — ну, кто-то замочил Гарри Стица…

— Вообще-то…

— Господи, Келли, — неужто ты думаешь, что прослушивается каждое твое слово? Я могу рассказать тебе кое-что интересное — если хочешь. Пусть послушают.

— Погоди-ка…

— Нет уж, это ты погоди, Келли. Кто-то упомянул мое имя в связи с этой хренью про Гарри Стица.

— Ну…

— Келли!

— Я слышал твое имя, кто-то что-то сказал. Точно не знаю.

— Ты хочешь поговорить о чем-то еще?

— Нет. Послушай, остынь-ка. Просто прошел слух, что Стиц ошивался в твоих краях.

— Разве этого типа нашли не в Вудберри?

— Кто-то отвез туда его тело. Но мы полагаем, что застрелили его в «Капитане Немо».

— Да ну. А это где вообще?

— Говорят, что это сделал ты.

— Я?

— Ага. Потому что Стиц покушался на твою территорию.

— В первый раз слышу.

— Кто тебе такое сказал?

— Брось, Фрэнки.

Фрэнки помедлил:

— Ну же, Келли, выкладывай. Нас никто не слышит.

— Хотелось бы. Послушай, Фрэнки, — что, если я скажу тебе имя, и что-то станется с этим парнем? Как это будет выглядеть?

— С его точки зрения? Или с твоей?

— Может, все-таки пивка попьем где-нибудь?

— Поздно. Скажи же мне чертово имя.

Келли почмокал губами, но во рту у него было так же противно, как и на душе. Он ответил:

— Послушай, раз уж у тебя нет времени выпить пива со мной, может, тебе стоит нанести частный визит парню по имени Хайми Хейнс?


Несмотря на то что он провел последние четырнадцать часов в аэропортах и самолетах, Линкольн Дин пребывал в отменно благодушном настроении. Даже когда супруга отказала ему, сославшись на женские месячные недомогания, он принялся мерить шагами внутренний дворик, довольно потирая руки и приговаривая:

— Ну, хоть ты не беременна, и то хорошо. Да я и сам, признаться, подустал. Да, полетал я сегодня прилично. Максвелл мне все уши прожужжал, пытаясь отговорить от этой затеи. И знаешь, почему? Полагаю, потому, что сам имеет виды на это поместье. Так мне Стречи сказала.

Глория сдвинула брови:

— Стречи?

— Секретарша лорда Лейна.

— Так она что, в Англии? Она же была здесь!

— Ну да, они приходили вместе — как раз в тот день, когда тебя не было. Славная девочка. Думаю, вы бы с ней поладили.

— Может быть.

— Хочешь, что скажу? Она и этот лорд Лейн — это самое… — Он указал пальцем на свой нос. — Я не удивлюсь, если они…

— Неужели?

— У меня нюх на такие вещи. Так чем ты занималась без меня?

— Ты же меня знаешь, дорогой.

— Денежки транжирила?

— Так, по пустякам.

Линкольн подошел к пруду, попробовал воду, не отрывая внимательного взгляда от черных лебедей.

— Клайв что-нибудь передавал?

Глория пожала плечами:

— Думаю, ему у нас понравилось. А как тебе Эском?

— Просто класс. — Глаза Линкольна блеснули. — У черта на куличках, вдали от цивилизации. Холмы да долины, и зелень — до черта зелени. Англия, одним словом. Зуб даю, что и тебе понравится.

— А какие там магазины?

— Это в глуши-то? — Линкольн рассмеялся. — Зато там красиво — для того, чтобы пожить пару недель в тиши и покое, лучшего места не придумаешь.

— Как здесь?

— Не совсем. У нас тут земля плоская как блин, а там — такое впечатление, что кто-то взял карту местности, да и скомкал: если не поднимаешься на холм, то спускаешься с него.

— Значит, ты купишь нам участок такой земли?

— Вообще-то, Стречи утверждает, что вместе с титулом никаких земель не полагается.

— Смотрю, вы часто виделись со Стречи?

— Славная девушка.

— И симпатичная?

— По словам Стречи, мы покупаем только титул. Большинство земель в округе принадлежит другим — за исключением разве нескольких пустошей и еще кое-чего.

— Чего именно?

— Но я вот подумал: если подвернется путный домик, почему бы его не прикупить? Она устраивала нам экскурсии — в том числе показывала дома на продажу.

— Ах, она устраивала вам экскурсии?

— Ну да — думаешь, мы там были одни? Она — и еще один тип-англичанин. Вроде как агент по продаже недвижимости. Была у него пара вариантов.

— Дворцов?

Линкольн рассмеялся:

— А тебе бы того хотелось, правда?

Глория пожала плечами:

— С меня довольно и «леди Глории».


Трудно сказать, какой тип аукциона наиболее привлекателен для покупателей. Большинство склоняется в пользу классического варианта: все собираются в одном зале, конкуренция прямая и открытая, и точку ставит тот, кто назовет — и заплатит — наивысшую цену. Значительно меньше, но тоже хватает поклонников так называемого «голландского» аукциона, когда перво-наперво называется сумма до того астрономическая, что ее не отважится выложить никакой, даже самый сумасшедший, покупатель, а затем ставки постепенно снижаются до тех пор, пока какой-нибудь храбрец не рискнет счесть предлагаемую сумму приемлемой — и тем самым выиграть торги. Такой тип требует изрядной выдержки: как долго ты позволишь себе не вмешиваться? Потому что, если решишь вмешаться слишком поздно, главный приз достанется кому-то другому. Некоторые предпочитают третий тип — когда заявки пишутся заранее и подаются в запечатанных конвертах и никто не знает, какую сумму назвал его конкурент. Побеждает тот, кто напишет максимальную цену. Не самый интересный тип; покупатели обычно его терпеть не могут; а если ты намерен побольше содрать с этих самых покупателей, тебе не стоит предлагать им то, чего они не любят.

Клайв взвешивал в уме все три разновидности.

Каждая из них предполагала, что все участники собираются в одной комнате, что для Клайва (по определенным причинам) было крайне нежелательно. Его намерением было устроить телефонные торги — иными словами, связь с покупателями и аукционером, то есть Клайвом, должна была осуществляться посредством телефона. Что выглядело подозрительно, а подозрительный аукцион непременно отпугнет потенциальных покупателей. Долгое время он носился с идеей интернет-аукциона, когда торги осуществляются через сеть на сайте, принадлежащем частному лицу; ему нравилась мысль, что в этом случае торги затянутся на пару дней. А в эти самые пару дней покупатели могут созвониться друг с другом и жесткая поначалу конкуренция — поутихнуть. Иными словами, слишком много возможностей проколоться.

И он решился: не станем ничего усложнять.

Добравшись до Сан-Франциско, он тут же сел на телефон. Сначала он позвонил в «Экзэминер» справиться, сколько еще человек откликнулось на объявление, потом принялся обзванивать своих друзей. (Все покупатели Клайва были его друзьями — ведь никто не станет иметь дела с врагом.) После слов приветствия он горестно сообщал:

— Торги, как и договаривались, в среду, но, боюсь, аукционный дом решил сменить место их проведения.

Протесты клиентов встречались сочувственным хмыканьем. Потом:

— Знаю, знаю. Ну а что вы хотели от английского аукционного дома? Хотя я полагаю, что кое в чем они правы. Большинство заинтересованных покупателей проживают в Англии, так что едва ли целесообразно устраивать аукцион в Штатах. Не желаете ли вы приехать в Лондон до среды?

Клайв был абсолютно уверен, что этого не пожелает никто.

— Но у меня есть еще и хорошие новости — в смысле хорошие для вас. Так как большинство ваших соперников — англичане, им вряд ли удастся перебить вам цену. Вы сможете остаться в Штатах и утереть им нос. Вы даже сможете это сделать, не вставая с кресла.

Далее шли пространные разъяснения, как проходят телефонные торги, что это совсем просто, и, как логическое завершение, давался соответствующий телефонный номер. Большинство охотно согласились. Кроме Деларма: его не было на месте. Некто с жутким бостонским акцентом (таким, что даже привыкший к всевозможным выговорам Клайв поморщился) сообщил, что дела задержали мистера Эдгара Деларма в Соединенном Королевстве. Клайв немедленно объяснил, что он звонит в связи с этими самыми «делами» — правда, не из «Съединенного Кралевства» — и что мистер Деларм очень рассердится, если ему не сообщат об этом звонке.

Тогда невидимый бостонец дал ему лондонский номер. Что обеспокоило Клайва: что-то вынюхивает мистер Деларм?


В это самое время упомянутый мистер Деларм поглощал свой ужин в паршивом отеле в Паддингтоне. Пожелай он, чтобы ему прислуживали за столом, он поверг бы персонал в состояние ступора: никто из постояльцев не желал ничего подобного. Более того, большинство стыдилось даже упоминать, что они жили здесь.

Деларму пришлось преподнести все несколько иначе:

— Извините, Эдгар, но обстоятельства изменились. Это означает, что вы не успеете вернуться в Штаты ко времени аукциона. Но не беспокойтесь — вы можете участвовать прямо отсюда, из Англии.

— Я должен присутствовать лично.

— Разумеется, вам этого захочется. Я оставлю вам номер телефона, по которому можно это сделать.

— Я вылетаю домой.

— В Сан-Франциско? Когда?

— Завтра.

— Что ж, хорошо. Аукцион будет проходить в Нью-Йорке, за три тысячи миль оттуда, сами понимаете. Так что лучше уж по телефону.

— Тогда я вылетаю прямиком в Нью-Йорк.

Клайв поморщился:

— Отлично.

Он положил трубку в прескверном настроении. С остальными все прошло как по маслу — они охотно проглотили нехитрую выдумку и согласились торговаться по телефону. Деларм же подвел его — оказался в Лондоне, а ведь там он мог обратиться в Манориальное общество, а то и в Архив исторических документов — да мало ли еще куда! Возможно, Клайву бы немного полегчало, если бы он узнал, что в данный момент его клиент только что покинул Тафтон-Стрит в Вестминстере, где просматривал церковные лавки.


Работать лордом в обе смены вовсе не обязательно. В некоторых случаях звучный титул даже является помехой: никто не ожидает, что лорд станет продавать что-нибудь по дешевке. Более того: есть вещи, торговать которыми лорду не положено по статусу. Так что Клайв на пару часов оставил свой подлинный (пусть и недорого купленный) титул и вспомнил испытанный, заслуженный скромный псевдоним — Джулиан Кляйн. Именно Кляйн опубликовал в «Экзэминере» вот такое объявление:

«Сдается однокомнатная квартира в районе Пасифик Хайтс. Сроком на полгода. Оплата умеренная. Оптимально для семейных пар. Без ограничений. Хозяин в отъезде. Почтовый ящик 2246».

И именно Кляйн — обаятельный, немного не от мира сего, собравшийся на годичную стажировку в Великобританию, — показывал откликнувшимся на объявление парам свою крошечную квартирку, трогательно извиняясь за беспорядок, не зная, сколько запросить, и страстно желая, чтобы его постояльцами стали какие-нибудь милые люди, которые согласятся заплатить за три месяца вперед. А еще он — Кляйн — будет в отъезде и не сможет взимать плату за три последующих месяца, но он уверен, что им он сможет доверять.

И так как ренту он запросил уж очень низкую, ему удалось сдать свое убогое жилище целых четыре раза — с взиманием денег, естественно. Да, они вполне могут въезжать в субботу. Все четыре пары.

Выпроводив последних посетителей, он принялся паковать чемодан.


Эдгар Деларм вел себя в высшей степени неразумно. Он названивал Клайву на мобильник, требуя немедленно сообщить ему место проведения аукциона. Он даже сменил билет на транзит до Нью-Йорка, и хотя перелет, безусловно, будет утомительным, разумеется, у него достанет сил присутствовать на торгах в любое время. Клайв чуть было не сказал ему, что место проведения аукциона снова изменилось, но вовремя спохватился: уж слишком подозрительным это покажется. Ему ничего не оставалось, как сообщить адрес. И время тоже.

В нью-йоркской подземке Клайв подобрал оставленную кем-то газету. Его внимание привлек заголовок: «Зверское убийство гангстера в „Капитане Немо“». При виде названия в голове Клайва шевельнулись смутные воспоминания, но только по прочтении статьи он вспомнил, что так назывался отель, в котором он встречался с одним из самых своих малореспектабельных клиентов — Фрэнки ди Стефано (который сам мало чем отличался от гангстера, с улыбкой подумал Клайв). Из статьи явствовало, что возле бассейна было обнаружено тело местного негодяя по имени Хайми Хейнс — точнее, как со смаком подчеркивал автор, его голова. Поиск собственно тела пока ведется. Полиция начала расследование. Подозреваемых пока нет, однако имеются подозрения, что это кровавое убийство — предостережение дружкам Хайми. И не беспочвенное подозрение, подумалось Клайву. Интересно, захочет ли мистер ди Стефано еще раз посетить сие заведение — во всяком случае, есть там ему уж точно не захочется. Хотя сам отель от этого только выиграет: если персонал правильно разыграет карты, столики возле бассейна будут зарезервированы на неделю вперед.

Америка, вздохнул он. Никто не чтит Уголовный кодекс.

Лонг-Айленда Клайв почти не знал — скажем прямо, не знал вовсе, — зато за время своих околоаукционных махинаций успел порядком изучить Манхэттен и Нью-Йорк-Сити. На одном из аукционов «Сотби» он и встретил Стречи. Она представляла там интересы английской семьи, чей обосновавшийся в Америке сын умер от СПИДа. Родные не пожелали перевозить имущество покойного на родину — может, из опасений заразиться, а возможно, оттого, что эти вещи принадлежали к другой, чуждой им жизни. Она оценила его вещи и организовала их распродажу (большинство из них, правда, для «Сотбис» не подходили). Клайв частенько посещал аукционы и отметил новенькую, так добросовестно защищавшую интересы своих заокеанских клиентов. Ему сразу бросилась в глаза ее честность: он тщетно пытался культивировать в себе это качество. А мошеннику, которого легко разоблачить, — грош цена.

Однако Стречи отнюдь не была мошенницей, а ее очевидная честность — ширмой. Она была прямодушна. А Клайву такие нравились: с ними он всегда чувствовал себя на высоте. Притом помимо прямодушия у нее было отменное чувство юмора — не говоря уже о том, что она была самой красивой из женщин, которых он встречал в этом месяце. И о том, что в глазах ее была грустинка, — которую он надеялся развеять.

Он улыбнулся своим воспоминаниям. Потом вдруг поймал себя на мысли, что думает о ней в прошедшем времени.

Сегодня, в день торгов, он снова занимался своим любимым делом. И снова оказался в знакомом положении, когда наличных едва хватало до конца дня. Деньги от маленькой аферы Джулиана Кляйна лежали в банке, но прошло слишком мало времени, чтобы снять их наличными. За комнату, которую снимал, Клайв мог заплатить и чеком. За телефоны — тоже. Но шестеро его сообщников наверняка запросят наличные.

Для аукциона он снял помещение — в объявлении значилось, что оно располагалось на Гринич-Виллидж, в действительности же оно находилось на углу Делэнси. Вдобавок через одну из немногих телекоммуникационных компаний, которые он еще не успел надуть, он организовал телефонную связь с Нью-Йорком через Лондон. Недели две назад он принялся подыскивать сообщников — так, на всякий случай, — но до тех пор, пока Деларм не возжелал присутствовать на торгах лично, надеялся, что ему удастся обойтись без них. Теперь же маленький каприз мистера Деларма обойдется ему в двенадцать сотен долларов.

Еще двадцатку пришлось отдать прямо сейчас. Швейцар, сидевший в холле, притащил в комнату пару дюжин стульев и, что гораздо важнее, убрал из нее все плакаты и таблички, оставшиеся после собрания пайщиков какого-то фонда, которое происходило накануне в этом же самом помещении. Он даже помог Клайву повесить стенд с правилами торгов и подделать логотип Паркера Беннета. Когда же он увидел, что Клайв разместил вдоль одной из стен три дополнительных телефонных аппарата, он заметил, что в этой стене нет телефонных разъемов. Клайв поспешил заверить его, что разъема возле его стола будет вполне достаточно. Мол, остальные — сотовые телефоны. В подтверждение своих слов он сунул швейцару хрустящий двадцатидолларовый билет — тот, в неведении, что это все, на что он может рассчитывать, счел его авансом и успокоился.

— Народу будет немного, — сказал Клайв.

В комнате собралось двадцать три человека. Клайв еще подсуетился, развесив у входа в здание постеры, извещавшие, что здесь будет происходить «уникальное и неповторимое событие», — в надежде, что кто-нибудь да заглянет, хотя бы из любопытства. Его уловка и впрямь имела успех — в помещение явились зеваки в количестве восемнадцати душ. В конце концов, представление бесплатное. И в очередь, как на шоу Опры Уинфри, записываться не надо — и вдобавок можно поглазеть на настоящего лорда! Среди этих восемнадцати затесались пятеро или шестеро подручных Клайва, тщательно отобранных им из старинных знакомцев — таких же, как он, аукционных мошенников, в частности тех из них, кто мог принимать полуреспектабельный вид и не задавал лишних вопросов. Каждый из них прекрасно знал, что такое двести долларов.

К десяти часам зал был заполнен зрителями и претендентами на титул лорда поместья Эском. Эти последние были представлены Эдгаром Делармом и еще двумя мужчинами, которых он ни разу не видел. Клайв пояснил, что остальные претенденты будут торговаться по телефону.

— Разумеется, — поспешил он добавить, — те из вас, кто присутствует лично, обладают неоспоримым преимуществом. Вам будет видно — и слышно, — что происходит в зале.

Деларм злобно покосился на своих конкурентов. Те ответили ему не менее злобным взглядом.

Клайв повозился с телефонами. Проверил микрофон.

— Аукцион начнется, — наконец объявил он, — через семь минут.


— Мы начинаем единственный аукцион, в ходе которого будет определен новый лорд поместья Эском, Англия. Приобретение титула и соответствующих манориальных прав дает обладателю право впредь именовать себя «лордом Эскомом».

Клайв с торжественным видом обозрел присутствующих.

— Должен подчеркнуть, что приобретение титула не дает права заседать в так называемой палате лордов. Тем не менее… — Тут Клайв улыбнулся. — Обладатель титула при проведении соответствующих исследований может выяснить, какие привилегии ему причитаются: к примеру, право в определенные дни вывешивать свое родовое знамя в церкви или в прочих присутственных местах. Также титул лорда Эскома предполагает права на «пустынные земли», каковых на территории поместья достаточно. Минеральные ресурсы этих земель, таким образом, смогут быть разработаны только с позволения лорда Эскома. Можно считать это ценным дополнением.

Клайв провел собственные исследования, в ходе которых выяснилось, что права эти, по сути, ничего не дают. Зато звучат заманчиво.

— Сегодня мы присутствуем при торжественной — я бы даже сказал, эпохальной сделке: продаже старинным британским аристократическим семейством собственного титула и того, что с ним причитается. Горестное событие для благородного семейства — но, возможно, отрадное для кого-то из сегодняшних претендентов и его наследников. Заметьте: я сказал «его», а не «его» или «ее». Мы продаем титул. Все потенциальные покупатели должны быть мужеского пола. Телефоны готовы?

Последние слова были адресованы троим коллегам Клайва, сидевшим вдоль упомянутой стены. Чтобы разрядить атмосферу, он пригласил в числе прочих двух знакомых проституток, и теперь обосновывал их присутствие:

— Участие в наших знаменательных торгах будет осуществляться и по телефону — из Англии, из Японии, кажется, один из претендентов даже из Австралии?

Он оглядел комнату. Одна из девушек сняла трубку телефона. Двое других и худой мужчина скрючились на стульях, прижимая к уху целых две трубки. Трое оставшихся подручных Клайва расположились на деревянных стульях в непосредственной близости от мрачного, как туча, Эдгара Деларма.

Клайв снова посмотрел на часы.

— Начинаем, — сказал он. — Сегодняшний аукцион, как вам, должно быть, известно, содержит только один лот — продажу и передачу титула лорда поместья Эском, Англия, и всех полагающихся прав и привилегий. Сегодняшние торги будут единственными. По их завершении счастливый обладатель должен будет внести задаток в размере двадцати процентов от обговоренной цены, а оставшуюся сумму внести в течение недели. Оплата может осуществляться чеком или платежным поручением, но я повторяю, она должна быть произведена сегодня. После выплаты оставшейся суммы титул и соответствующие права перейдут в полное владение покупателя. Соответствующие документы, — Клайв продемонстрировал собравшимся большой конверт из желтой бумаги, — будут напечатаны на пергаменте и переданы новому владельцу в то же самое время.

Он аккуратно положил конверт на стол подле себя и обратился к «группе поддержки»:

— Международные линии готовы?

Они дружно подтвердили, что да, готовы.

— Доброе утро, леди и джентльмены — а для звонящих из других стран доброго времени суток. Рад вас приветствовать на особенном аукционе, посвященном продаже титула лорда Эскома. Как вам уже известно, вместе с титулом вы не приобретаете никаких земель и прочей собственности и расходы на юридическое оформление сделки несет покупатель. Сегодня вы приобретаете исключительно титул и право передачи оного своим детям.

Когда доходило до завершения сомнительной сделки, Клайв был на высоте.

— По подписании контракта и получении соответствующей суммы мы подготовим сертификат о вступлении в право владения титулом. Оный будет также включать герб. С этого момента выигравший сегодняшние торги будет считаться полноправным лордом.

Он сделал паузу, позволяя остальным переварить сказанное.

— Вот черт, — не удержался кое-кто из присутствующих.

Клайв между тем вещал:

— Да будет вам известно, что родоначальником английского феодализма стал Вильгельм Завоеватель, ставший правителем страны после битвы при Гастингсе в 1066 году. Вследствие этого завоевания он стал единоличным хозяином всех земель государства, и распределил их между своими графами, баронами и прочей знатью в обмен на военную поддержку. Держатель феодальных земель назывался «главным нанимателем».

Зрители заерзали. Они сюда не лекцию по истории пришли.

Клайв как ни в чем не бывало продолжал:

— Типичное английское поместье представляло собой деревню, церковь и пахотные земли, которые главный наниматель в свою очередь сдавал свободным землевладельцам-франклинам. (Франклины — что-то вроде нынешних фермеров.) Лорд поместья был всемогущ. В его полномочия входил созыв так называемого Манориального суда, в ведении коего находились права и обязанности арендаторов, изменение границ арендуемых земель, а также разрешение споров. Суды эти зародились в глубокой древности, а первые их документированные постановления относятся к тринадцатому столетию. Около шестнадцатого века они начали сдавать позиции, уступая место королевским судам, а в девятнадцатом почти все они прекратили свое существование. Формально им был положен конец «Актами о собственности» от 1922 и 1924 гг.

Скучно, зато как впечатляет, подумал Клайв. А самое главное, все — чистая правда, на случай если кто из присутствующих сведущ в истории. Клайв четко знал, что лучшая афера должна основываться на фактах и подстрекать клиентов, уповая на их алчность.

— Сегодня у тех из вас, кто присутствует в этом зале, а также тех, кто принимает участие в торгах по телефону, есть уникальный шанс приобрести титул английского лорда. Некоторые из присутствующих успели побывать в старинной деревушке и проникнуться очарованием нетронутой девонширской природы. Мы не стали оценивать, какова нынешняя стоимость имущества и имущественных прав, но я прекрасно понимаю, что те из вас, кто решит задаться целью, вполне могут сделать это самостоятельно.

Одна из девушек-телефонисток подняла руку:

— К нам пробиваются из Японии. К сожалению, связь прерывается — у нас есть еще минут пять.

Лорд Клайв намек понял:

— Лот первый — и единственный. — Он хмыкнул. — Титул лорда поместья Эском. Первоначальная цена — двадцать тысяч долларов.

В зале послышались смешки. Но одновременно с этим оживились и телефоны. Цена в мгновенье ока возросла до тридцати пяти. Потом кто-то из зала выкрикнул «тридцать шесть». Пауза. Эдгар Деларм, сам того не подозревая, стал объектом пристального внимания. Как только он появился, Клайв указал на него остальным, и теперь сообщники неотрывно следили за реакцией бородача. Не стоило пугать новичка, пока он еще не начал. По своему богатому опыту эти парни знали, что разнервничавшиеся новички порой не в силах даже руку поднять. Но раз уж подняли…

Деларм поймал взгляд лорда Клайва. Тот кивнул.

— Тридцать семь, — отрезал Клайв, сверля взглядом комнату. — Восемь, девять, сорок. Кто предложит сорок одну?

Он даже не взглянул в сторону Деларма, который все никак не мог поверить, что «тридцать семь» выкрикнул именно он. Ставки повышались так стремительно, что трудно было понять, где чья. Тем не менее ожидали сорок одной. Деларм поднял руку…

— Сорок одна. Спасибо, сэр. Я слышу… да, сорок две. Кто больше?

Деларм потрогал свою черную бородищу. Для себя он установил потолок в пятьдесят тысяч и теперь искренне надеялся, что до этого не дойдет.

— Сорок три.

Он вскинул руку:

— Сорок четыре.

Неужто это он? Клайв перевел взгляд на телефонисток — те, что держали по две трубки, тщетно пытались справиться со шквалом звонков. Снова пауза. Опять Деларм в недоумении: его ли эти сорок четыре или кого из конкурентов? Клайв задумчиво поиграл молоточком. Деларм снова подал голос:

— Сорок пять.

Кто-то захихикал, и Деларм немедленно покраснел. Должно быть, он перебил собственную ставку. В комнате было полным-полно чужаков. Если они считают его глупцом, то очень ошибаются.

Однако Клайв благодушно посмотрел на него.

— Сорок пять, сэр.

— Сорок шесть! — выкрикнул кто-то.

— Сорок семь, — отрезал Деларм.

— Сорок восемь!

— Сорок девять, — подоспел Деларм.

Пятьдесят.

Легкая заминка. Вот он, потолок. Те, что сидели на телефоне, не имели ни малейшего понятия о том, как далеко мог зайти чернобородый, но в людской психологии разбирались отлично. Они ждали, когда Деларм поднимет руку.

— Пятьдесят одна.

Клайв улыбнулся.

— Спасибо — хотя после пятидесяти накидывается по две. Значит, пятьдесят две.

— Пятьдесят четыре, — тут же отозвалась телефонистка.

Деларм облизнул губы. Клайв неотрывно наблюдал за ним. Бородач опустил руки на колени — отрицание, ладонями вниз. Жаль, что Деларм установил себе такой маленький потолок, — но Клайв не позволит ему уйти с пустыми руками.

Снова телефон.

— Пятьдесят шесть.

Клайв тут же отреагировал:

— Пятьдесят шесть, телефон. — Накрыв ладонью микрофон, он доверительно обратился к залу:

— Эти ребята, по телефону, даже не удосужились прийти! Не понимаю некоторых! Ну, кто предложит пятьдесят восемь?

Ни единого взгляда в сторону Деларма, тем не менее ему удалось вытянуть из него:

— Пятьдесят восемь.

Вмешалась телефонистка:

— У меня шестьдесят. — И добавила: — Япония таки дозвонилась.

— Шестьдесят тысяч, Япония, — провозгласил Клайв.

Деларм оборвал его:

— Шестьдесят две.

Кажется, к нему вернулось прежнее упорство. Как только он услышал «шестьдесят четыре», он тут же повысил ставку до шестидесяти шести.

Девушка объявила, что связь прервалась, и Деларм ухмыльнулся.

Снова телефонисты:

— Австралия? Я фиксирую, шестьдесят восемь.

— Семьдесят, — объявил Деларм.

— Семьдесят две.

Клайв взглянул в лицо Деларму. Неужели он остановится на семидесяти? Клайв сказал:

— Семьдесят две, Австралия.

Деларм закусил губу.

Клайв вопросил:

— Что-что — семьдесят четыре?

— Да!

Но это был не Деларм. Голос, раздавшийся с задних рядов, был незнакомым, и несколько сообщников Клайва обернулись с видимым удивлением: голос принадлежал маленькому толстячку, которого никто раньше не видел. Закатился с улицы, да и увлекся процессом.

Клайв сказал:

— Доброе утро, сэр. Вы сказали — семьдесят четыре?

— Именно.

— Семьдесят четыре — раз. — Он снова покосился на Деларма. — Итак…

— Семьдесят шесть.

Один из сообщников пихнул другого в бок локтем. Деларм сердится. Это хорошо.

По телефону: семьдесят восемь тысяч.

Деларм: восемьдесят.

По телефону: восемьдесят две тысячи.

Эдгар Деларм: восемьдесят четыре.

По телефону: восемьдесят шесть тысяч.

На лбу Деларма выступили капли пота. Он пытался забыть о потолках и границах. А в особенности — о собственном ограничении в пятьдесят тысяч. Он выкрикнул:

— Восемьдесят восемь!

— Девяносто.

— Девяносто две!

— Четыре.

— Девяносто шесть! — объявил Деларм.

Пришел черед Клайва облизывать губы. Ему даже не надо было поднимать ладонь — зал и так знал, к чему все идет. Один из сообщников выкрикнул девяносто восемь, и вся компания замерла, предоставив Деларму произнести неизбежное:

— Сто тысяч долларов.

Одна из женщин ахнула, а парень в желто-зеленой куртке зааплодировал. Клайв выдержал паузу, позволяя Деларму насладиться моментом, но тут все испортила телефонистка:

— Сто две.

Клайвовы приятели подались назад. Настал критический момент. Должно быть, он вошел во вкус. Если уж его потолок давно миновал, то все равно, что соперников у него тьма, — он все равно поднимет руку. Клайв пристально посмотрел на него. Не надо давать ему время на размышление.

— Не желаете накинуть еще пять?

Сонмища мыслей атаковали мозг Деларма. Даже не пять, решил он, а все десять. Где сто, там и сто десять.

— Было бы жаль упустить свой шанс теперь, — тихо сказал Клайв.

Тут Деларм наконец осознал, что он только что сделал. Сто тысяч долларов, когда установленный тобой же лимит в два раза меньше! Да и на его банковском счету сотни не наберется. Воцарилась тишина. Большинство зрителей решили было что партия завершается эндшпилем, тогда как сообщники Клайва поняли, что остается только ждать. Клайву остается только раззадоривать покупателей.

Этот последний и заявил:

— Сто пять телефон. Кто решится назвать сто десять?

Деларм вспыхнул и уставился в пол.

Клайв заявил:

— Выиграть может только один. Джентльмены, из-за каких-то пяти тысяч древний титул лорда Эском может уплыть прямо из-под носа. Итак, сто пять тысяч долларов.

Он не стал всматриваться в лицо Деларма.

— Сто пять тысяч долларов раз…

Деларм сглотнул.

— Мы только-только пересекли рубеж в сто тысяч долларов! Титул лорда Эском — два!

— Сто десять.

Но это снова оказался не Деларм. Тот самый лысенький колобок, закатившийся сюда невесть откуда. Псих, скорей всего, но кто его знает…

— Прошу прощения, сэр, — осторожно окликнул лорд Клайв. — Но мы не знакомы. Вас не оскорбит, если я…

— Вы сомневаетесь в моей кредитоспособности?

Клайв успокоил его улыбкой.

Толстяк немедленно выудил чековую книжку Банка Аляски и платиновую кредитку.

— Карта покроет расходы, или же вы можете позвонить в банк прямо сейчас, если пожелаете.

Его перебила одна из телефонисток:

— Сто десять телефон.

— Я первый сказал.

Клайв вздохнул:

— Сомнительная ставка.

— Я первый!

— Ставка сомнительная.

— Твердое предложение, — заявила девица. — Если, конечно, этот джентльмен не пожелает перебить ставку.

— Сто двадцать, — преспокойно отозвался тот и полез за ручкой.

Клайв оглядел присутствующих:

— Ну и что мне делать?

Толстяк перебил его:

— Мое последнее предложение. Сейчас я выпишу чек… — Он встряхнул ручкой. — Вот и все. Хреновый у вас аукцион.

Клайв снова обратился к залу:

— Итак, господа, сдается мне, что титул лорда Эском уходит за сто двадцать тысяч — разумеется, если никто не пожелает… — Он поднял молоток. — Значит, так. Сто двадцать тысяч долларов — раз. Этому джентльмену. Сто двадцать тысяч долларов — два…

— Сто двадцать пять! — рявкнул Деларм.

Клайв замялся.

— Эй, я уже купил, — возмутился толстяк.

— Сто двадцать пять! — не унимался Деларм.

— Сто тридцать пять!

Деларм запротестовал:

— Так то было ваше последнее предложение! Вы уже и чек выписали!

— И еще один выпишу! — сказал тот, разрывая чек напополам.

— Но так нельзя! Это же было ваше последнее…

— Почему же нельзя, мой друг. Сто тридцать пять.

— Сто сорок.

— Сто пятьдесят.

Деларм открыл было рот, но передумал.

— Ну и забирайте, — буркнул он. — По крайней мере, вам придется выложить полтораста, а не сто двадцать.

Тот пожал плечами.

— Пусть так, но я радуюсь, а ты нет, молокосос. Вид у тебя грозный, а толку от тебя мало. Ты неудачник, понял?

Кто-то зашептал на ухо Деларму:

— Не обращай внимания, это такой тип. Он заплатит, сколько ни скажи. Называй любую сумму, он все равно предложит больше.

Деларм не спускал глаз с толстяка.

Шептавший продолжал:

— Предложи сто восемьдесят. Увидишь, он предложит двести.

Но ведь и Деларм не вчера родился:

— А самому слабо, раз такой умный?

Тот мигом смолк.

К Клайву вновь вернулось самообладание.

— Я правильно понял, джентльмены? У нас имеется два предложения: сто сорок от мистера Деларма против ста пятидесяти — от мистера… Я прав?

Толстяк кивнул. Оба воззрились на Клайва, избегая смотреть друг на друга.

— В таком случае… — начал Клайв. — Есть еще предложения? — Он замолчал и внимательно посмотрел на своих сообщников. — Лот один уходит за сто пятьдесят тысяч долларов.

Сухо стукнул молоток.

Давешний шептун продолжал изливать сочувствие в ухо Деларма, когда к ним приблизилась одна из телефонисток:

— Мистер Деларм? Эдгар Деларм?

— Он самый, — раздраженно ответил тот.

— У вас найдется минутка? — Она взяла его за руку. — Это конфиденциально.

Телефонистка привела его в небольшой кабинет, где стояли Клайв Лейн и тот самый толстяк. Оба, кажется, только что закончили разговаривать, но при виде Деларма колобок издал вопль отчаяния и выкатился из комнаты.

Девушка вышла вслед за ним и закрыла за собой дверь, оставив мужчин наедине.

— Не знаю, как вам сказать, — начал Клайв.

— Как есть, — отрезал Деларм.

— Отлично. Я могу рассчитывать на вашу конфиденциальность?

Деларм посмотрел на него с видом оскорбленной добродетели.

Клайв глубоко вздохнул:

— Тот джентльмен оказался не в состоянии внести задаток.

Он терпеливо ждал реакции Деларма. Она не замедлила последовать:

— Понятно. Значит, он нас надул?

Клайв задумчиво почесал в затылке:

— Трудно сказать. Чековая книжка была настоящей, но… он не смог выписать чек на тридцать тысяч.

— Тридцать?

— Двадцать процентов от суммы.

Деларм выдохнул.

— Да, это большие деньги. — До него только что дошло, насколько большие. — И что же теперь?

— Согласно правилам аукционных торгов, если выигравший аукцион оказывается неплатежеспособным, возможность купить переходит к тому, кто назвал вторую по величине сумму. В нашем случае это вы.

Деларм мгновенно насторожился:

— А что, если я не пожелаю покупать?

Клайв выглядел откровенно озабоченным:

— И вы, мистер Деларм? Неужели и вы только занимали наше время?

— Нет. И вы видели, чем это кончилось. Мне перебили цену, и кто? Какой-то фигляр.

Клайв возразил:

— Полагаю, он не совсем понял про задаток. Он уверяет, что все еще готов купить титул, но первый шаг к покупке — первоначальный взнос. А в данный момент он не в состоянии его выплатить.

Деларм сохранял ледяное спокойствие:

— В хорошенькое же дельце вы вляпались — или как там у вас, в Англии, выражаются?

— Что вы имеете в виду?

— Аукцион кончился, потенциальные покупатели разошлись, а толку? Покупателя у вас так и нет.

— А разве вы не…

— Мне все это… не нравится. Дайте время подумать.

Попался на старый трюк. Клайв задерживал дыхание до тех пор, пока Деларм не добавил:

— Но ведь по закону я не обязан покупать?

— По закону, конечно, нет. Поверьте мне, мистер Деларм, никто не собирается на вас давить. Тот, кто покупает титул, отныне принадлежит к британской родовой аристократии, и я должен увериться, что он достоин этого. Иными словами, я почти уверен, что джентльмен, который только что вышел из комнаты, сможет найти деньги, но, буду с вами предельно откровенен, он вряд ли подходит для нашего титула.

Нашего титула?

Клайв улыбнулся.

— Вот вы как считаете — этот человек похож на лорда?

Деларм облизнул губы:

— Скорее на клоуна. А теперь послушайте, Клайв, — когда этот тип вмешался в торги, ставка была девяносто тысяч, так?

Вы подняли ее до ста сорока.

— Когда он появился, она была девяносто.

Клайв покачал головой:

— Мне крайне неудобно поправлять вас, но первая ставка этого джентльмена составляла сто двадцать тысяч.

Деларм нахмурился. Реакция Клайва была безупречной:

— Один из торговавшихся по телефону предложил сто десять тысяч. Полагаю, он и сейчас поручится за свое предложение, а потом вмешался этот джентльмен со своими ста двадцатью. Вы же подняли ставку до ста двадцати пяти.

— Иными словами, вы хотите, чтобы я заплатил сто двадцать пять.

— Для того чтобы больше никто не имел права торговаться против вас, иными словами, чтобы автоматически выиграть торги, — вам придется выложить сумму вашего последнего предложения, то есть сто сорок тысяч. В таком случае задаток будет составлять двадцать восемь тысяч. Не слишком много для вас?

— Двадцать восемь?

Деларм побледнел. Тут же вспомнился его пресловутый потолок в пятьдесят тысяч, двадцать процентов от коих были бы гораздо меньше… допустим, с пятьюдесятью тысячами я чуток недогадал, но ведь не сто сорок же — один задаток будет целых двадцать восемь тысяч. Он сомневался, что сразу сможет найти двадцать восемь тысяч. Деларм попытался выиграть время:

— Мое последнее предложение было сто двадцать пять тысяч, двадцать процентов от коих… двадцать пять.

— Неужели вам от этого легче?

Деларм тщетно пытался изобразить решимость:

— Ну да, платежное поручение на двадцать пять тысяч — против моих ста двадцати пяти.

— Если быть точнее, ста сорока. Но что касается задатка, я могу уступить — если это поможет.

Клайв был готов на дальнейшие уступки и в то же самое время пытался заставить Деларма торговаться. Он позволил ему хорошенько обдумать положение. Наконец бородач пробормотал:

— Меня вынудили предложить сто сорок тысяч… — Он и не знал, насколько это правда. — Вообще-то, и сто двадцать пять тоже…

— А как же телефон? Те самые сто десять тысяч?

— Я перебил его, сказав «сто двадцать пять».

Клайв доверительно наклонился к нему:

— Послушайте, давайте я сбавлю цену до ста тридцати пяти, и кончим на этом?

Тот отрицательно покачал головой:

— Мое последнее законное предложение…

— Вы не оставили мне выбора, — выдохнул Клайв через свой аристократический нос. — Если вы отказываетесь от своего последнего предложения, я буду вынужден снова пойти на открытые торги.

— Я не собираюсь платить сто тридцать пять.

Клайв оглянулся через плечо, точно желая убедиться, что дверь заперта:

— Я предложил сто тридцать пять. Вы настаиваете на ста двадцати пяти.

— Значит, среднее арифметическое?

Клайв пожал плечами.

— Хорошо, мистер Лейн. Сто тридцать. Мое последнее слово.

Лорд Лейн, если можно, — улыбнулся Клайв. — Мы, лорды, всегда настаиваем на этом — да вы и сами скоро поймете. «Лорд Деларм» тоже звучит неплохо.

Лицо Деларма оставалось бесстрастным. Смешанные чувства владели им: во-первых, он в паре шагов от вожделенного титула, а во-вторых (и это было сильнее) — наш бородач пребывал в недоумении. Оказался ли он хитрее — или его провели? Кто победил — он или Клайв? А может, оба?

Загрузка...