(Не) бойся зверя

22 Катя

Я предполагала, что позор близок, но не знала, что его конфигурация будет именно такой!

Выбегаю из его комнаты, до того как он двинулся с места. Держу на себе сырое полотенце, которое норовит упасть так же быстро с моей троечки, как и моя гордость.

Позорище. Он всего лишь один раз предложил мне перепихон, а я взяла и расписала со скорости света в своей голове жизнь содержанки!

Ну, дура же, дура!

Думая о том, что Грэх свалил на пробежку, я тянусь за рюкзаком. Одной рукой придерживаю полотенце, другой, прижимая к себе свой любимый пыльник, пытаюсь расстегнуть молнию.

Махровый влажный гад решил-таки упасть. Но почувствовав на себе мужской взгляд, я выпустила из рук рюкзак, а полотенце решила оставить при себе. В секунду пол становится мерцающим, и все из-за несколько десятков блестящих упаковок незалетайки.

— Да ты, я смотрю, готовилась тщательно.

— Это не мои! — поспешила оправдаться. Плюс один в копилку позора. Как я вообще допустила их появление в моем рюкзаке, да еще и в таком количестве?

— А чьи же?

— Юлькины! Она положила мне их!

— Многовато будет, — парирует невозмутимо, отчего становится еще больше стыдно. — Мне придется постараться, чтобы не разочаровать тебя.

Он это серьезно?

Юлька, сучка, да что тебе икалось во время секса! И не только икалось!

Сижу на полу, сжимая полотенце на груди, и боюсь взглянуть на Александра. Ну, Божечка? Что еще ты для меня приготовил? По-моему, ты уже по всем фронтам, как бульдозер вдавил меня в асфальт позора.

— Я не собирался с тобой сегодня заниматься сексом.

— А когда? — голос такой, словно я разочарована. Меня действительно интересует, когда это случится?

Я мастерски себя топлю. Интересно, есть ли где-то курсы, как прокачать свою уверенность, чтобы не упасть лицом в грязь, когда ты почти что голая перед оборотнем.

— Разочарована?

— Я думала я здесь за этим.

— Ты здесь за тем, что бы делать то, что я говорю. Встань уже наконец с пола! — хватает за локоть и резко тянет на себя. Я не успеваю сказать, что мне больно оттого, с какой силой его пальцы сжимают мою руку. — Боишься меня?

— Нет.

— Не ври, — отвечает озлобленно. В его голосе нет ни капли мягкости, как и в его касаниях и во взгляде.

— Теперь да, — отвечаю глядя в его глаза. — Боюсь. Боюсь, когда вы так смотрите на меня, будто хотите убить. Боюсь, потому что не знаю, что в вашей голове. Вы кажетесь холодным как сталь, во всем показывая свое безразличие, в другое мгновение меняетесь, готовы своим взглядом испепелить любого, кто рядом с вами, но, мне кажется, я видела и другую вашу сторону. Нежную, добрую. Возможно, это была всего лишь иллюзия. Я не знаю вас настоящего, Александр, и это пугает меня сильнее, чем то, насколько близко вы стоите сейчас ко мне.

Оборотень ослабляет хватку, но не отпускает, словно у меня есть шанс сбежать. Но смотрит по-прежнему дико, неутолимо, ненасытно и с тем же слишком опасно для такой, как я.

Чувствую себя пойманной жертвой. Мне больше не убежать, не скрыться, ведь я в лапах зверя. Добровольно пришла. Никто не заставлял. Сама так решила.

Опускаю взгляд. Пропускаю через все тело холод. Болезненный, неприятный. Чувствую, как мурашки накрывают плечи, которые, дрогнув, опустились, не в силах держать натиска этого мужчины.

Он так близко ко мне, я слышу его дыхание, чувствую жар, исходящий от его тела и запах. Странный, будоражащий внутри все чувства, запах лидера, с которым ты можешь быть под защитой. Но он опасный и манящий.

Почему так? Почему всё, что так запретно, манит? Притягивает к себе с такой силой, что ты словно помешавшись, не можешь даже возразить, хоть и знаешь, насколько это опасно для жизни.

***

И еду ему готовь, и вещи стирай, и полы мой! Унитаз и плитку в ванне чисть! Я кто ему вообще?

Думала ли я, получая диплом, что буду работать уборщицей у оборотня?

Надо бы прогуглить услуги клининговых компаний. Дом-то не маленький.

— Ты вот тут пятно пропустила, — тычет мыском в мыльный след на паркете. Сидя перед ним на коленях, я поднимаю голову, поджав губы, чтобы не дай бог в ответ ему ничего не сморозить.

— Вижу!

— Не халтурь, три тщательнее. Еще в гостиной не забудь.

— Не забуду! — сжав тряпку тру еще сильнее.

— И про ужин не забудь.

— Угу! — да когда ж вы свалите? — А вы точно на пробежку? Там ведь дождь.

— Идеальная погода для пробежки, — ну так бегите уже отсюда поскорее!

— Ну-ну, вы же не болеете.

— Кать, еще одно пятно. Почему ты такая невнимательная?

— Ну где? Я уже все отмыла здесь!

Оглядываюсь назад, а там светлое пятно на вполне себе темном паркете, и это пятно на глазах начало увеличиваться, как и глаза Александра.

— Ты чем намываешь вообще?

— Средством.

— Каким, Катя? — голос Александра меняется, я, сжав тряпку в руке, отползаю к ведру.

— Доместосом.

— Который для унитаза?

— А что был какой-то другой? Какая разница, чем полы мыть?

— Катя! — проорал мое имя словно проклятье. Я от страха чуть тряпку в него не кинула. — Большая разница, когда полы паркетные! Кто моет паркет доместосом?

— Я?

— Ты…! Ты…! — Александр багровеет на глазах. — Ты испортила паркет. Понимаешь, сколько он стоит?

— А чего вы орете на меня? Вы сказали мыть — я мою! Откуда мне знать, что паркет нельзя мыть доместосом? У нас дома линолеум! Мы его моем и доместосом, и хлоркой, и белизной!

По мере расширения пятна и осветления паркета, который был прекрасно выложен темной ёлочкой, появляются мои слезы.

— Я не знала! Может, коврик сюда положите?

— Ты же всю проходную помыла.

— Так положите ковер везде! Вы не говорили мне, чем мыть, я взяла знакомое средство. Вы сами виноваты! И чего вы орете на меня? не орите!

Выдохнув, оборотень смотрит куда-то сквозь меня. Он же не думает, как меня убить? Это ведь всего лишь паркет!

— Если что, от трупа нельзя избавиться залив его в ванной доместосом.

— Да что ты говоришь. У меня сад большой, розам как раз удобрения не хватает. Я пошутил, расслабься. Катя, тридцать три несчастья. Просто протри пол влажной тряпкой и вообще, зачем ты это делаешь на карачках? Тебе так нравится половая жизнь? Там же моющий пылесос стоит.

— Я не умею таким пользоваться! — и снова начинаю реветь, подставив перед собой ведро. Вдруг соленые слезы тоже паркет разъедают.

— А спросить не судьба?

— Вы спрашиваете не судьба? А вы считаете это судьба, быть вашей уборщицей, когда я знаю четыре языка, имею диплом и вообще готовлю как итальянский шеф-повар, а вы меня вот это вот все заставляете делать!

— Мерзавец.

— Да, мерзавец!

— Гад и нахал.

— Да, гад и нахал!

— Но все равно нравлюсь тебе.

— Да! Все равно… так стоп, — вытираю слезы тыльной стороной руки. Его уверенность в словах так прошибла меня, что я едва могла возразить ему в ответ. — Не нравитесь! — наконец выпалила. — Вы не нравитесь мне, и… И я вас боюсь! Ясно? Я здесь только по одной причине!

Я сказала это на эмоциях, на расстроенных чувствах! И я совершенно не хотела опускаться до слез и криков, тем более в его адрес.

Мгновение затишья превратилось в мгновение напряжения. Внезапно он подошел ко мне ближе, его ледяные пальцы впились в мой подбородок. В его глазах пылало пламя, отражая его неумолимую жажду жестокости или же желания? Два совершенно разных стремления танцующие рука об руку на обрыве, скидывая с него мои оставшиеся нервные клетки.

Боль от его хватки пронзает кожу, а страх сжимает сердце еще сильнее. На секунду я испугалась, что он лишит меня жизни, или сделает со мной нечто ужаснее, чем смерть. И тогда моя собственная глупость ляжет на плечи моих родных, которые навсегда останутся беззащитными перед этим зверем.

Мое тело дрожит. Я лишь ощущаю свою беззащитность перед огромной силой оборотня. Но я не закрываю глаза, не молюсь, в надежде, чтобы этот кошмар прекратился. Мои слезы в мгновение высохли, и, сжимая пальцы, я была готова ко всему.

— Так зачем согласилась поехать ко мне, если боишься? — его громкий и жесткий голос эхом прошелся по дому, ударяясь о стены. Вздрогнув, я впилась взглядом в его желто-оранжевые глаза и попыталась собрать свои мысли, однако мое бешено колотящееся сердце, стремительно разнесло по телу кровь, отравленную тревогой, и я, встав в ступор, впервые не знала, что ответить. Ведь я действительно приехала добровольно. Меня никто не заставлял.

— Ты могла просто попросить!

— Что попросить?

— Денег! Без всяких там «буду той, кем захотите»!

Что-то внутри ломается. Скорлупа, за которой бесстрашие, глупое и несдержанное. Безрассудное! Мне бы держать язык за зубами. Но как возможно отказать в себе в таком удовольствии поорать на него?

— Просто попросить? Просто попросить? — второй раз выходит громче и усмехаюсь, глядя в его рассерженное лицо, на котором напряжена каждая мышца. — Понимаете, что говорите? Кто я такая, чтобы просто просить у вас такую крупную сумму? Мы не друзья, не знакомые! Я девушка, попавшая к вам на собеседование и вызвавшая у вас сексуальный интерес и не более того. Разве вы не получили то, что хотели? Я здесь, перед вами. Так чего же вы злитесь? Вы сами предложили мне работу иного характера, или уже забыли?

— Предложил бы другой, тоже согласилась? — его пальцы крепко сжали мои щеки, а взгляд пронзал насквозь. — Так согласилась бы? — яростно потребовал ответа. Его голос звучал беспощадно, словно колючая проволока обвивалась вокруг каждого слова и вокруг моей шеи.

— Вы ошибаетесь. Считаете, если я согласилась на ваше предложение значит, я легкомысленная? Продажная? Что я товар? Или думаете, что мои решения определяются чисто материальными интересами? Я не была и не стану дешевкой для вас или кого-либо еще. У меня есть и самоуважение к себе и самоценность, и я достойна гораздо большего, чем ваши деньги. Нет, я бы не пошла к другому! И то, что я сказала тогда, было от безысходности! Жалею ли я, что так сказала? Да, черт побери! Жалею! И не надо мне говорить, что выбор есть всегда и все проблемы решаются. У таких как я проблемы не решаются, а только копятся.

— Ты понимаешь, что любой, просто любой, мог бы использовать тебя для своего удовольствия, и ты даже не представляешь, насколько мерзко это, — его голос звучал грустно и немного растерянно. — Я злюсь, Катя, от мысли, что ты могла достаться другому. Что любой мог бы делать с тобой такие вещи, о которых ты даже не помышляешь, приди ты не ко мне.

Глядя на мужчину, я не знала, как ему ответить. Меня охватывало множество чувств — от гнева на его странную, резко возникшую ревность до понимания его страхов и тревоги.

Мы двое принадлежим к разным мирам, но вместе с тем, я чувствовала исключительные импульсы, которые толкали меня к нему, как к чему-то близкому и родному. Может, не у одной меня так?

Возможно, поэтому не предполагая ничего плохого, я пришла к нему в офис и приехала к нему сюда. Словно глубоко в душе я знала, что он не причинит мне вреда, хоть он и оборотень.

Я молча подняла ведро с тряпкой и направилась в кладовую, но все же бросила напоследок:

— Возможно, я могла бы сейчас быть с кем-то другим, — обернулась, чтобы увидеть лицо оборотня, глаза которого искали во мне ответ. — Но я же с вами.

Только вы зря так улыбаетесь, Александр Грэх. Ведь испорченный паркет — это только начало.