Не изгой

Глава 14

Шайенн

Я была не в состоянии это сделать. Для меня не существовало туннеля.

В середине второго периода я подпрыгивала от каждого рева, одобрительных возгласов и гудков, и мне казалось, что с меня пытаются содрать кожу. Я решила, что с меня хватит, но попыталась заверить Мелани, что смогу добраться до дома сама. Ей не нужно было оставаться. И да, она не отходила от меня ни на шаг, пока я не оказалась в своей квартире. Она все еще ждала, пока закончится игра, которую мы досмотрели по телевизору.

К концу третьего периода я была гораздо более вменяемой.

Я ненавидела использовать эту терминологию, но именно так я себя чувствовала.

У всего есть причина, в мозге недостаточно рецепторов, или дофамина, или нейромедиаторов, но, когда человек чувствовал, что мир вращается вокруг него, это была общая атмосфера происходящего. Мы были чокнутыми. Но я была дома, в безопасности, и я знала, что происходит, и это была большая часть работы. Это позволило мне заземлиться.

Мелани ушла после игры, планируя встретиться с Кэсси в «Сиськах», поэтому, когда она ушла, я написала Кату, прежде чем выключить телефон.

Я: Неважно себя чувствую. Поехала домой. Я позвоню тебе завтра? Прости. Отличная победа!

После этого я наполнила ванну, и к тому времени, когда вылезла из нее, я почувствовала себя немного лучше. Почти нормально. Меня все еще трясло, усталость начинала просачиваться внутрь. Она была там все время, но я сдерживала ее, из-за чего стало еще хуже. Когда мы добрались до квартиры, я не позволила себе отключиться. Я держалась, желая досмотреть игру до конца, но теперь… теперь я почти падала, мне нужно было поспать.

Именно тогда раздался звонок в дверь, и я замерла.

Кто… стук, стук!

— Это я, Шайенн. Открой.

Я втянула воздух. О, святые угодники.

Это Кат. Как он… я имею в виду, Чед понятия не имел, где я живу.

Он заговорил через дверь.

— Просто впусти меня на несколько минут. После я уйду. Обещаю.

Несколько минут.

Пфф. Легко ему говорить. Не он был тем, кто чувствовал, как его кожа пытается слезть с костей.

Но все же. Я взглянула на себя сверху вниз. Я была в мягкой майке, шортах для сна и все такое. Мои волосы были в беспорядке, но, по крайней мере, ногти на ногах и руках выглядели хорошо. Это заставило меня почувствовать себя лучше, и, еще раз вздохнув, стараясь не обращать внимания на бабочек и щекочущих гусениц в моем животе, я отперла дверь и отступила назад.

Я скрестила руки на груди, обхватив себя руками, защищаясь от него, в тот самый момент, когда открыла дверь.

Боже. Он выглядел так хорошо.

На нем была низко надвинута бейсболка, футболка и джинсы, и то, как все это облегало его тело… Боже милостивый… шесть раз. Шесть раз. Я старалась не вспоминать, как он творил чудеса своими пальцами в качестве разминки, и отступила назад, проглотив комок в горле.

— Привет. — Это был он.

Боже. Серьезно? Он говорил со мной очень мягко.

Я хотела, чтобы он был мудаком, тогда с этим было бы покончено, а потом я бы разобралась со своим дерьмом. Но не-е-ет. Он должен был смотреть на меня по-доброму и мило, и нежно, и его голос звучал как мягкая карамель, и от него пахло свежим шампунем, и мне нравился его запах свежего шампуня.

— Привет. — Жаба вцепилась мне в горло. Говорила за меня.

Он выдавил из себя улыбку.

— Могу я, эм, могу я войти?

Я поспешно отступила назад, а он вошел внутрь, засунув руки в карманы.

От этого его плечи выглядели еще лучше.

Ладно.

Вот мы здесь.

Я выдохнула.

Он услышал меня и нахмурился.

— Ты в порядке? Ты написала, что тебе нездоровится.

— Так и было. Есть. Я имею в виду, не… — Неужели мы делали это? Уже? Я чувствовала, как меня потряхивает. — У нас даже не было первого свидания.

Он приподнял бровь.

— Я знаю. Оно должно было быть сегодня.

И снова правда.

— Нет. Нет. Ты хотел знать, почему я ушла на следующее утро, и я сказала, что не хочу лгать. Это должно было состояться сегодня вечером, но ты здесь, и теперь я понимаю, что это серьезная, серьезная тема, и еще слишком рано. У нас был секс, а перед этим ты… — О ЧЕРТ! Я как раз собиралась ему сказать.

Я крепко сжала рот.

Он наклонил голову.

— Я что?

— Ничего.

Он нахмурился, склонив голову набок.

— Ты что? Ты собиралась что-то сказать.

— Нет.

— Собиралась.

— Не собиралась.

Он откинул голову назад, приподнимая, и в его взгляде вспыхнуло удивление. Уголок рта приподнялся.

— Мы ссоримся из-за этого?

— Мы не ссоримся.

— Мы расходимся во мнении. Ты собиралась мне что-то сказать.

— Нет, не собиралась.

Он сильно нахмурился, и отступил на шаг. Он переоценивал меня.

Отлично, теперь он смотрел на меня как на душевнобольную, но по совершенно неправильно причине.

На его лице появилась легкая усмешка.

— Послушай, ты права. — Он оглядел меня с ног до головы. — Сейчас ты, кажется, в порядке. Не хочешь пойти куда-нибудь выпить?

Еще выпивка.

Но, боже мой. Завтра мне нужно вернуться к своим таблеткам, а я не могла принимать их, когда пила, и прошлая пятница должна была стать моим последним днем отсрочки. От того, от чего я страдала, не было отдыха, если только это не трансформировалось и не росло, и я бы крутилась, и у меня была бы такая ночь, как сегодня.

Но, с другой стороны, кого я обманывала?

Это не сработает, и с таким же успехом я могла бы отпугнуть его прямо сейчас.

— Я не могу этого сделать.

Он не ответил.

Это было прекрасно.

Это сильнее вонзило нож мне в грудь, но я должна была это сделать. Я должна была сделать это для него.

Мне пришлось отказаться от этой идеи, потому что это была еще одна причина, по которой меня трясло сегодня вечером. Саша была права. Он был ненастоящим. Предполагалось, что появление парня в школе все исправит? Но дело было не в том, чтобы завести парня, а в том, чтобы кто-то полюбил меня, даже просто проникся ко мне симпатией, потому что я многим не нравилась. Своей матери. Чеду. Моему отцу. Моей мачехе. Хантер был очень крутой, и мысли о нем заставили меня немного расслабиться.

Мне нужно было написать емейл одному Медвежонку, но вернемся к ситуации в моей гостиной.

Кат стоял, все еще выглядя чертовски хорошо, и я постаралась не обращать на это внимания, направляясь к обеденному столу. Этот разговор никоим образом не мог состояться, когда я сидела на своем милом удобном диване. Если бы мне пришлось сбежать или даже попросить его уйти, я бы боролась со своими подушками, чтобы встать, и тогда весь драматический эффект был бы утрачен.

Я села, и Кат занял место напротив меня.

Его глаза.

Такой свирепый, но в то же время просто знающий меня. Он смотрел на меня, типа «на меня» на меня. Сколько людей смотрели на вас и на самом деле вас не видели? Только не этот парень. Он чертовски пронзал меня насквозь, а я тянула время. Много времени.

Отлично. Поехали.

— Ты знаешь о моей маме-наркоманке.

Он опустил голову.

— Ты упоминала о ней.

Верно.

Боже.

Шесть. Раз.

И почему я снова отпугивала этого чувака?

Но мне нужно было это сделать, ради него и ради себя. Я не могла смириться с тем фактом, что нравлюсь ему. Для меня это просто не имело смысла. Или даже имело смысл для вселенной.

— Моя мама была наркоманкой. Она была наркоманкой до того, как я у нее появилась, пока я была в ней, и, безусловно, после того как я у нее появилась.

Я ждала, потому что это был момент, когда люди обычно смотрели на меня по-другому. Что-то вроде «о, черт возьми», типа «о, она родом из такой семьи». Я видела это достаточно, и это никогда не имело для меня смысла, потому что, возможно, я и происходила из такой среды, но это среда не была мной. Большинство людей этого не понимали, поэтому и смотрели.

У Ката не было такого взгляда. Он наблюдал за мной. Он слушал меня, но я не шокировала его этим откровением. Пока.

Шокирую.

Просто подожди.

Я как раз переходила к хорошему.

Я продолжила:

— Время от времени я была бездомной, когда была ребенком. Проводила время со своим дядей. Бывала у своего отца, и я была настолько «плохой», что они отправляли Чеда и Хантера жить куда-нибудь в другое место. — Он знал об этом. — Я даже не знала, что у меня есть сводный брат, пока они не проговорились и не упомянули его имя. Я никогда ничего не делала. Я никогда не крала. Я думала, что в доме очень круто, потому что я могла взять воду, когда захочу, и они меня кормили. Мне не нужно было чувствовать, что я ворую у своих соседей, хотя теперь я знаю, что они специально оставляли для меня воду и бутерброды. У меня были проблемы. Большие проблемы. Достаточно большие проблемы, чтобы я наполовину выпала из реальности. — Я не собиралась перечислять диагнозы, которые мне поставили. Некоторые были верные, некоторые — нет, а какие-то исчезли с годами. Лекарства, терапия, но в основном то, что кому-то было не все равно, было бесценно.

Я уже сказала достаточно, и я изучала его. Оценивала его реакцию.

Он не выглядел испуганным.

Почему он не выглядел испуганным?

— Хочешь знать, какой у меня диагноз?

Он наклонился вперед, опираясь локтями на стол.

— Зачем ты это делаешь? Рассказываешь мне все это?

Я тоже наклонилась вперед.

— Спасаю тебя. — Мой взгляд метнулся к двери. — Уходи. Беги. Уезжай.

Он прищурился и откинулся назад, но не двинулся с места.

Почему он не двигался?

— Я увидел, как ты разговаривала с этим костюмом, и возненавидел его. Ты была моей. — По-прежнему мягким тоном, но его ноздри раздулись. Его глаза вспыхнули. — Я не знаю, что это было, но я почувствовал это…

— Я думала, что была влюблена в тебя в школе.

Он остановился.

А я нет.

— Я думала, ты меня знаешь. Я думала, что тоже нравлюсь тебе. В моей голове я думала, что у нас были полноценные отношения. Я была в бреду. Ты понятия не имел, кто я такая. — Я продолжила. — Я была в машине. Чед вышел поговорить со своей мамой, и ты был с ним. Ты помахал мне.

Его ноздри снова раздулись.

— Ты сказал мне «привет» в коридоре. Однажды. — И он этого не помнил.

— К чему ты клонишь?

— Я хочу сказать, что есть причина, по которой ты меня не помнишь.

— Нет, нету. — Он рассмеялся.

Он действительно рассмеялся.

Он добавил:

— Тогда меня интересовал только хоккей. Я проснулся — хоккей. Я пошел в туалет — хоккей. Душ — хоккей. Ходил в школу — хоккей. Для меня все было хоккеем. Мне нравились девушки. Тогда мне нравилось заниматься сексом, когда я этого хотел, потому что для меня это было легко, но хоккей был моей жизнью. Я не запомнил тебя, скорее всего потому, что видел тебя и все равно видел только хоккей. Я не помню ни одной из девушек, с которыми трахался тогда или на первом курсе колледжа. Я вижу тебя сейчас. Я хочу тебя сейчас. Почему это для тебя такая проблема? — Он снова наклонился вперед. — Почему ты так напугана?

Слишком быстро.

Слишком ошеломляюще.

Слишком многое можно потерять.

— У меня есть проблемы.

— И? У меня травма локтя.

В комнате становилось душно.

— Травма? Ты в порядке?

— Я в порядке, но я все еще не понимаю всего, что здесь происходит. Ты не можешь решать за меня, хочу ли я трахнуть тебя снова или нет.

Жар пронзил меня насквозь, и в моем теле началось какое-то покалывание. Оно начиналось у меня между ног, где я вспоминала, каково это — чувствовать его там, чувствовать, как он скользит внутрь меня, как он сжимает мои бедра, как он использует мое тело — но я должна была остановиться.

У меня начало перехватывать горло.

И он знал.

Я видела это.

Он был сплошной усмешкой и самоуверенным пониманием, а затем его глаза изменились, и в них начал тлеть огонек. Прекрати тлеть.

Пожалуйста.

Я не могла вынести этого тления.

Я прошептала, мой голос дрогнул.

— Это нечестно.

— Что нечестно?

Теперь его голос был шелковым.

— Я не нравлюсь Чеду.

— Чед тебя не знает.

— Ты меня не знаешь.

— Я хотел бы узнать тебя.

Но почему?

Все это не имело смысла.

Секс, да. Я была чертовски сексуальна, но что-то большее этого? Нет. Этого просто не происходило. Кто мог хотеть меня?

Я начала качать головой.

— Я должна принимать таблетки, чтобы быть внимательной. Чтобы сосредоточиться. Если я не буду этого делать, начнется целая цепная реакция. Я не могу сосредоточиться, потому что замечаю все. Я не могу воздвигать стены и отфильтровать информацию, но дело не только в этом. Сегодня вечером у меня была паническая атака, вот почему я сбежала, и мне стыдно из-за этого. Одному богу известно, что Кэсси подумала обо мне. Ты не можешь функционировать. Ты не умеешь правильно читать сигналы. Базовые вещи типа, когда смеяться, когда говорить тихо, как считывать настроение в комнате — я не могу делать ничего из этого, когда у меня приступ, особенно когда у меня приступ. Я выгляжу так, будто пьяна, но внутри я умираю.

Он никак на это не отреагировал.

Он сидел там, но его глаза были устремлены вниз, на стол.

Я ждала.

Я не хотела ждать вот так, вся напряженная, сидя на краешке своего стула, будто мне нужно было его одобрение или неодобрение, или его отказ, принятие? Что угодно. Я ненавидела это, но это имело значения. Это имело большее значение, чем мне хотелось бы, и я затаила дыхание.

— Это то, что произошло сегодня?

В моей груди был воздушный шарик, наполняющийся, наполняющийся, становящийся все туже и туже из-за его вопроса, из-за того, что его тон был таким не осуждающим, из-за того, как просто так воздушный шарик начал сдуваться.

Я кивнула.

— Да.

— На что это похоже? Что ты чувствуешь?

Будто стадо крупного рогатого скота несется на меня, а я не могу попросить о помощи или поднять руку, чтобы кого-нибудь схватить. Но я не могу сказать ему этого… подождите. Почему нет? И, я так и сделала. Я повторила каждое слово и снова подождала.

Это одна из худших частей. Когда кто-то спрашивает, когда вы сделали себя уязвимым перед ним, открыли себя для осуждения, и тогда вам приходится ждать, «поймут ли они это» или отмахнуться от этого, потому что, когда они отвергают вашу правду, они отвергают и вас.

— Господи. Это похоже на то, будто тебя снова, и снова, и снова загоняют в борт.

Сочувствие, смешанное с пыткой, исходившее от него, заставили меня сморгнуть слезы.

— Да. Полагаю, но я не уверена, что это именно так. — Потому что, эй, быть загнанной в борт выглядело отстойно. Когда его так сильно били о борт, я видела, как он это делал, и видела, как его вот так толкали, и я уже съеживалась, просто представляя это.

Но он понял. Вроде того. Или пытался.

Этим было все сказано.

— Мне жаль, что ты проходишь через это.

Еще больше слез. Прямо сейчас я просто моргала без остановки.

— Чувак, — прошептала я.

Он рассмеялся, затем стал свирепым, когда наклонился вперед, его взгляд поймал мой и удерживал.

— Мы уже говорили об этом. Никогда не называй меня «чувак».

— Чувак. — Я рассмеялась.

Он усмехнулся, затем его глаза снова потеплели, когда он оглядел меня с головы до ног.

— Ты собиралась ложиться спать?

Я кивнула.

— Да.

— Могу я уговорить тебя посмотреть фильм? Или спорт? Я имею в виду, ничего, если я просто потусуюсь с тобой, то есть, если ты сейчас в настроении?

Еще больше жара. Еще больше покалываний, и я начала пульсировать. В моем теле происходило настоящее цветение. Словно одеяло покрывало мои внутренности, и оно распространялось, и это было восхитительно, и это заставило меня чувствовать то, что было опасно чувствовать такой, как я.

Но я поймала себя на том, что шепчу в ответ:

— Ага. Это было бы отпадно.

Он фыркнул.

— Отпадно.

Так что, это мы и сделали. На моем диване. Одеяло накинуто мне на колени. Шел фильм, и он бросил один взгляд на меня, на мое одеяло, и покачал головой, прежде чем протянуть руку, обхватить меня за талию и перекинуть через себя.

Я взвизгнула, над чем он рассмеялся и усадил меня так, чтобы я была забита в угол дивана. Мои ноги и половина туловища были на нем, другая его рука была у меня за спиной, и он притянул меня так, чтобы моя голова оказалась между его рукой и грудью, и я зарылась в него.

Я чувствовала каждую клеточку его тела всю оставшуюся ночь.

Я понятия не имела, что мы смотрели.

***

От: Шайшай

Кому: Медвежонок

Тема: Чувак

От: Медвежонок

Кому: Шайшай

Тема: ЧУВАК

От: Шайшай

Кому: Медвежонок

Тема: САМЫЙ КРУТОЙ ЧУВАК ИЗ ВСЕХ ЧУВАКОВ! Я люблю тебя.

От: Медвежонок

Кому: Шайшай

Тема: ЧУ-У-УВА-А-А-А-А-А-К