Что делает людей счастливыми? Некоторые из величайших философов в истории пытались найти ответ на этот вопрос – и в основном неудачно. Может, его наконец удастся найти… в наших iPhone?
Нет, ответ, конечно, не заключается в том, чтобы пользоваться нашими iPhone еще больше: это гарантированно сделает вас еще несчастнее (подробнее об этом позже). Просто ответ на загадку счастья дало исследование, которое стало возможным благодаря iPhone и другим смартфонам.
Джордж Маккеррон и Сюзанна Мурато, возглавлявшие проект Mappiness, который я вскользь упомянул во введении, пригласили десятки тысяч добровольцев – пользователей смартфонов, чтобы с их помощью попытаться понять загадку счастья. Mappiness в случайные моменты времени отправлял своим пользователям уведомления и просил ответить на простые вопросы – например, где они сейчас находятся и какое у них настроение.
Из ответов на эти простые вопросы ученые собрали свыше 3 миллионов «замеров счастья» – гораздо больше, чем в любых предыдущих собранных массивах данных о счастье.
Итак, что же эти замеры говорят нам? Я совсем скоро отвечу на этот вопрос. Но сначала я хотел бы поговорить о состоянии науки о счастье до появления проектов типа Mappiness, основанных на использовании смартфонов. Один из основных уроков небольших исследований, опиравшихся на проведение опросов, заключался в следующем. Люди прекрасно понимают, что делает их счастливыми, но при этом отчаянно нуждаются в проектах типа Mappiness, которые могли бы дать указания, как этого счастья достичь.
Насколько счастливы вы будете, если получите работу вашей мечты? Насколько несчастным, если ваш любимый кандидат на выборах проиграет? А если вас бросит романтический партнер?
Если вы похожи на среднего человека, то ваши ответы будут вроде «буду очень счастлив, если получу работу мечты», «глубоко несчастен, если мой кандидат проиграет» и «еще несчастнее, если меня бросят».
Скорее всего, ваши ответы на все эти вопросы будут неверными. Именно такой вывод содержится в революционной работе Дэниела Гилберта и его коллег.
Работа делится на две части.
В первой исследователи задавали людям вопросы, которые я поставил перед вами в первом абзаце. Например, для одного из экспериментов ученые привлекли группу ассистентов профессоров, где все стремились получить работу мечты – стать штатными профессорами. Ученые спрашивали участников эксперимента, насколько их будущее счастье зависит от решения взять их в преподавательский штат. В частности их просили представить себе изменение счастья в одном из двух вариантов развития событий. Вариант 1: они получают должность штатного профессора. Вариант 2: их кандидатуру отклоняют.
Поскольку я провел значительную часть взрослой жизни в окружении ассистентов профессоров, которые только и делают, что едят, спят и мечтают стать штатными профессорами, меня результаты совсем не удивили. Ассистенты посчитали, что будут значительно счастливее, если реализуется вариант 1, а не вариант 2. Переход в штат принесет много счастливых лет, сказали ассистенты.
Во второй части эксперимента привлекли уже других людей, что было остроумным ходом. Они были из того же университета, но уже прошли голосование о переходе в штат. В их жизни реализовался либо первый, либо второй вариант развития событий, а первая группа только приближалась к развилке. Некоторым из второй группы достался большой приз (должность штатного профессора). Некоторым – нет.
Исследователи попросили участников второй группы ответить, насколько они счастливы. И между указанной степенью счастья у перешедших и не перешедших в штат большой разницы не было[161].
Другими словами, данные из первой группы показали, что научные работники считают, что переход в штат повысит переживаемую ими степень счастья на много лет вперед. Данные из второй показывают, что это не так.
Эллиот Фергюсон[162] подтвердил этот вывод на собственном опыте. Недавно он ответил на сайте Quora на вопрос, что чувствуешь, получив отказ в должности штатного преподавателя[163]. Он сказал, что был «раздавлен», когда в 1976 году Висконсинский университет в Мэдисоне отклонил его кандидатуру на должность штатного профессора психологии. Он полностью посвятил себя этой цели и не был готов к такому исходу. Но, как и многие, оказался способен держать удары судьбы. Эллиот выстроил карьеру в бизнесе в качестве предпринимателя и консультанта. Ему нравилось работать с «умными, творчески одаренными, интересными людьми вне пределов научной сферы», и он оценил способность бизнеса добиваться выполнения поставленных задач. 37 лет спустя после того отказа он говорит следующее: «Теперь я могу сказать спасибо Висконсинскому университету за то, что мою кандидатуру отклонили. С точки зрения их интересов это было справедливо, а с точки зрения моих – наилучшим исходом».
Данные Гилберта и его коллег свидетельствуют, что история Фергюсона репрезентативна. Научные работники приходят в себя после отказа и продолжают жить, хотя думают, что не смогут.
Но не только научные работники, старающиеся взобраться по карьерной лестнице, ошибочно предсказывают свою реакцию на события жизни. Гилберт и другие ученые применяли ту же методику к исследованию реакции, к примеру, на разрыв романтических отношений и политические разочарования.
Опрошенные стабильно предсказывали, что эти события приведут к радикальному изменению ощущаемого ими уровня счастья. Но те, кто пережил такие события, говорили, что не почувствовали заметного влияния на их удовлетворенность жизнью в долгосрочной перспективе.
Итак, почему же мы так плохо предсказываем, что сделает нас счастливее? Отчасти проблема лежит в том, что мы исключительно плохо помним, что делало нас счастливыми или несчастными в прошлом. В самом деле, трудно предсказать то, чего не помнишь. Откуда же нам известно, что мы плохо помним, какие чувства испытывали в прошлом? Доказательства были получены в результате важного исследования, в равной степени остроумного и отвратительного.
Предлагаю вам пройти странный тест. Два пациента – назовем их пациент А и пациент Б – подвергаются колоноскопии. Во время процедуры их просят каждые 60 секунд отмечать, насколько сильную боль они испытывают, по шкале от 0 до 10. (Это называется моментальной полезностью.) В момент 0 им задавали вопрос: насколько больно, от 0 до 10? Через минуту вопрос повторялся – и так до окончания процедуры.
После колоноскопии в нашем распоряжении оказываются графики боли для обоих пациентов. На них видно, насколько сильную боль они испытывали в каждую минуту медицинского вмешательства. Эти графики приведены на следующей странице.
У пациента А, как видно на его графике, боль изменялась от 0 до 8 в течение 8 минут. У пациента Б она колебалась в диапазоне между 0 и 8 более 20 минут.
А теперь вопрос странного теста: кто в сумме испытал больше боли, пациент А или пациент Б?
Видите графики? И каков ваш ответ?
В вопросе нет подвоха. Ответ очевиден: больше боли испытывал пациент Б. Ему было примерно так же больно, как пациенту А в течение первых 8 минут процедуры, а потом он испытывал боль еще 17 минут сверх того. Какую шкалу ни используй, пациенту Б во время колоноскопии было больнее. Если вы выбрали пациента Б, то ваша оценка за этот странный тест – пять с плюсом. Отличный результат!
Почему же я задаю вам простой вопрос, ответ на который очевиден?
Потому что он прост для нас, когда у нас перед глазами графики и эти графики отражают реальные данные, которые получены от самих пациентов непосредственно во время процедуры. Но самому пациенту оказывается сложно, не имея данных перед глазами, точно вспомнить, насколько плохо ему было. Люди имеют тенденцию забывать, как больно им было во время колоноскопии.
А вот и доказательство – статья за авторством Дональда Редельмайера и Даниэля Канемана, где приводятся эти графики.
Ученые привлекли к своему опыту целую группу пациентов, которым была назначена колоноскопия, и попросили записывать степень испытываемой боли в каждую минуту процедуры[164]. В результате они получили графики моментальной полезности, подобные тем, что вы видели.
Но их статью отличает от других подобных еще один вопрос. Ученые спрашивали каждого пациента, когда после процедуры уже прошло достаточно времени, насколько неприятно ему было. Их просили оценить боль по цифровой шкале и сравнить ее с другими неприятными моментами своей жизни. Это называется запомнившейся полезностью.
Именно в этот момент картина становится интересной.
Возьмите пациента А и пациента Б. Вспомните, что график мгновенной полезности для пациента Б ясно показывал, что ему больнее, чем пациенту А. Однако после события пациент Б вспоминал, что испытывал меньше боли, чем пациент А. Другими словами, пациент, испытывавший более сильную боль в течение более долгого времени, впоследствии ошибочно вспоминал, что в сумме он испытывал меньше боли.
Противоречие между моментальной и запомнившейся полезностью не ограничивалось двумя упомянутыми пациентами. Редельмайер и Канеман обнаружили, что между тем, насколько тяжелой была процедура колоноскопии на самом деле и насколько тяжелой помнится она пациенту, связь очень слаба. Проще говоря, многие из тех, кто испытывал более слабую боль, впоследствии вспоминали, что испытывали более сильную (и наоборот).
Почему люди имеют тенденцию плохо помнить, насколько плохо (или хорошо) им было? Ученые обнаружили много когнитивных искажений, присущих виду Homo sapiens и мешающих ему точно вспоминать прошлые радости и боли.
Важнейшее из этих искажений – пренебрежение длительностью. Оно означает, что, оценивая качество прошлого опыта, мы отбрасываем его длительность. Очевидно, что в реальном времени нам хотелось бы, чтобы приятные моменты длились дольше, а неприятные заканчивались как можно скорее. Например, чтобы болезненная процедура колоноскопии была максимально краткой. Но пренебрежение длительностью заключается в том, что у нас есть тенденция после факта не различать неприятный опыт разной продолжительности. Мы просто помним, что неприятный опыт был – но не помним, сколько он длился. Оглядываясь назад, нам трудно различить 5 и 50 минут боли.
Пренебрежение длительностью объясняет, почему пациент Б не смог вспомнить свою необычно болезненную процедуру. Одна из причин такой плохой памяти – именно то, что она длилась так долго.
Исследование Редельмайера и Канемана почти не обнаружило связи между тем, сколько длилась колоноскопия и насколько болезненной она вспоминалась потом. Для некоторых процедура занимала всего 4 минуты, для других она могла затянуться больше чем на час. Но постфактум все помнили просто болезненную колоноскопию.
Интересно, что пренебрежение длительностью способно осложнить тестирование эффективности медикаментов. Если лекарство способно уменьшить длительность приступа мигрени у пациента с 20 до 5 минут, его эффективность невероятна. Но пациент может этого не заметить – и не сообщить врачу об улучшении. Поэтому многие исследователи-медики рекомендуют пациентам тщательно записывать длительность симптомов до и после вмешательства, чтобы понять, не улучшилось ли состояние пациента без его ведома.
Другое когнитивное искажение, мешающее нам делать правильные выводы из прошлого опыта, – это так называемое правило последнего впечатления, или правило «пик – конец». Мы имеем тенденцию судить о прошлом опыте отнюдь не по всему пережитому на всем его протяжении удовольствию или боли. Вместо этого мы придаем ненадлежащий вес пиковым моментам (насколько высоки были пики или насколько глубоки провалы) и последнему моменту (закончился ли опыт на высокой или низкой ноте).
Давайте вернемся к графикам моментальной полезности для пациентов А и Б. По ним можно видеть, что, хотя колоноскопия пациента Б была более болезненной, во второй половине процедуры боль была слабее, чем в первой. Именно это заставляет пациента Б неверно вспоминать, насколько кошмарным был пережитый опыт.
Редельмайер и Канеман обнаружили, что ключевой фактор предсказания того, насколько болезненной процедуру будут помнить, степень боли, переживаемая в ее последние 3 минуты.
А поскольку мы подвержены действию эффекта пренебрежения длительностью, правила «пик – конец» и других когнитивных искажений, то неудивительно, что людям не слишком хорошо удается исследовать вопрос собственного счастья, обучаясь на опыте.
Те же проблемы, что мешали отдельным людям понять, что приносит им счастье, в исторической перспективе мешали и попыткам ученых понять его. Обычно ученые могли опросить небольшое количество людей небольшое число раз. Часто они спрашивали у людей, насколько те были счастливы, выполняя те или иные задачи. Но, как я уже говорил, люди часто ошибаются, пытаясь вспомнить, насколько счастливы были в прошлом.
Редельмайер и Канеман смогли узнать, каков был опыт колоноскопии у пациентов, попросив 154 из них регистрировать моментальную полезность поминутно в день процедуры. В идеальном исследовании счастья большое количество людей регистрировало бы моментальную полезность в течение многих дней, в течение которых они занимаются самыми разными вещами.
Но на протяжении большей части человеческой истории это было невозможно. Все изменилось с изобретением iPhone.
Несколько лет назад Джордж Маккеррон, доцент экономики в Университете Сассекса, и Сюзанна Мурато, профессор экономики окружающей среды в Лондонской школе экономики, выступили с блестящей идеей. Благодаря тому, что теперь со смартфонами ходят повсюду, можно резко повысить качество графиков моментальной полезности. Вместо того чтобы выяснять степень довольства пользователей жизнью через бумажные анкеты, можно просто связываться с ними через приложение.
Они создали приложение под названием Mappiness, договорились с пользователями и стали связываться с ними в разные моменты дня, чтобы задать несколько простых вопросов, например:
• Что вы сейчас делаете? (Пользователи могли выбрать один из сорока видов деятельности из списка, начиная с «делаю покупки/хожу по делам» до «читаю», «курю», «готовлю/сервирую еду».)
• С кем вы сейчас?
• Насколько счастливым(-ой) чувствуете себя в данный момент по шкале от 1 до 100?
Удалось ли этому проекту ввести науку о счастье в эпоху больших данных?
Даже не сомневайтесь. Через несколько лет команда Mappiness собрала массив данных, содержащий свыше 3 миллионов измерений счастья, полученных более чем от 60 000 человек. Это было похоже на таблицы моментальной полезности, введенные в научный обиход Канеманом, Редельмаейром и другими, – только в сто раз лучше.
Маккеррон, Мурато и их соавторы исследовали множество вопросов, причем таких, которые могут быть разработаны только на подобном богатом материале. Среди самых интересных из их исследований – те, которые связывают данные Mappiness с внешними реалиями: например, с описанием погоды или окружающей среды. Некоторые из этих исследований будут предметом следующей главы.
А в этой главе мы сосредоточимся на основе Mappiness – счастье в 40 видах деятельности. Mappiness спрашивает пользователей, что они делают и насколько интенсивно при этом ощущение счастья. Это – в сочетании с огромным размером выборки – позволило Маккеррону и его соавтору Алексу Брайсону оценить, насколько каждый из 40 видов деятельности в среднем вносит вклад в ощущение счастья. Они построили то, что я называю «Таблицей занятий и счастья». Я считаю, что с ней следует часто сверяться любому ориентирующемуся на данные человеку, когда он решает, на что потратить время.
Что принципиально важно (хотя это слегка технический момент), Брайсон и Маккеррон не просто усредняли уровни счастья, присущие каждой деятельности, по всем, кто ими занимается. Вместо этого они применяли специальные статистические методы, позволявшие им сравнивать показатели одного и того же человека, занятого разными видами деятельности в течение дня. Таким образом, оказывается более убедительным предположение, что они обнаруживают причинно-следственную связь между деятельностью и ощущением счастья, а не просто документируют корреляцию.
Итак, настало время рассказать, к каким выводам пришло это революционное исследование человеческих занятий! Давайте начнем с того, что обеспечивает максимальное ощущение счастья. Готовы узнать? Это…
…
(Барабанная дробь.)
…
(Пауза, чтобы нарастить напряжение.)
…
(Все еще держим паузу.)
…
Ну ладно. Это секс.
Люди, сообщившие Mappiness, что занимаются любовью, были счастливее любой другой группы людей и легко обходили группу на втором месте – театральных зрителей.
Поначалу первое место секса в таблице занятий и счастья не кажется особо удивительным. Разумеется, секс дает ощущение счастья. В конце концов, естественный отбор сделал все возможное, чтобы секс стал максимально приятным. Более того, я слышу, как в дальнем углу моего сознания крутые ребята из выпускных классов говорят: «Пока вы, ботаники, тратили целые годы, подавая заявки на гранты, разрабатывая анкеты и кодируя свои приложения, которые должны были вам сообщить, что секс невероятно приятен, мы были заняты. Мы занимались сексом». Туше.
Но если задуматься над методологией Mappiness, популярность секса в их наборе данных окажется скорее удивительной. Mappiness собирает данные только у людей, готовых ответить на вопросы в момент, когда они услышат звуковой сигнал[165]. Имеет место явление, которое в статистике называется ошибкой выборки: относящиеся к сексу измерения в Mappiness поставляли только те, кто был готов прерваться и ответить на вопрос.
Наверняка люди, занятые таким сексом, от которого колотится сердце, разрывается мозг, качается мебель, трясется пол, раздаются стоны с криками и просыпаются соседи, не способны услышать звуковой сигнал от Mappiness. Их выборка как раз состоит из тех, секс у кого настолько разочаровывающий, что они готовы прерваться посреди процесса, взять в руки телефон и последовательно ответить на вопросы анкеты. И даже эти люди – самые безразличные участники секса – были счастливее, чем любая другая группа людей, занятая чем бы то ни было еще. Даже плохой секс безоговорочно превосходит в плане счастья любое другое дело.
Таким образом, первый вывод из применения науки о данных к науке о счастье звучит так: народ, больше занимайтесь сексом!!!
Узнав об этом уроке, я был потрясен и заявил своей девушке, что мы должны рассказать о нем моему хорошему другу. Его подруга постоянно жаловалась, что в последнее время он вообще не хотел секса. Часто оправдывался тем, что слишком устал или ему нужно работать. Но, может быть, сказал я своей подружке, если ему просто сообщить о выводе из данных, он перестанет выдумывать отговорки и будет лучше удовлетворять свою партнершу. Моя подруга посмотрела мне в глаза, криво улыбнулась и сказала: «Мы должны показать этот вывод тебе». Это все, что я скажу в этой книге о моей собственной сексуальной жизни.
Ладно, я соврал, вот еще один факт напоследок. Этой ночью моя подруга напомнила мне об этом выводе. Мы занимались сексом. Несколько минут. Она отвлеклась посреди процесса, чтобы ответить на вопросы Mappiness.
В любом случае довольно о сексе. О чем еще рассказал нам этот проект?
Вот остальные результаты, касающиеся того, насколько разные занятия дают людям ощущение счастья. Все они позаимствованы из данных Mappiness, проанализированных Брайсоном и Маккерроном. Позднее мы обсудим выводы из этих данных.
Таблица занятий и счастья
Источник: Брайсон и Маккеррон [2017]
Отлично. Что же делать с этим списком?
Если у вас настолько же научный склад ума, как и у меня – а я думаю, что меня в этом отношении не превосходит никто, – тогда, может быть, вам захочется сфотографировать эту таблицу, загрузить фото на collage.com или подобный сервис и заказать себе с ней чехол для телефона.
Теперь всякий раз, когда я спрашиваю себя, делать мне что-то или нет, я смотрю на тыльную сторону моего телефона, нахожу, сколько баллов счастья я могу рассчитывать получить от этого занятия, и принимаю решение.
Вернемся теперь к самой таблице – и к тому, как ее интерпретировать. Разумеется, некоторые результаты в ней очевидны. Вряд ли нам требуется раскрыть глаза на ту мудрость, что испытать оргазм приятнее, чем свалиться с гриппом.
В то же время некоторые из выводов не были так уж очевидны до проекта Mappiness. Знали ли вы до того, как прочли таблицу, что просмотр телепередач приносит значительно меньше счастья, чем садоводство? Или что расслабление приносит настолько меньше счастья, чем наблюдение за птицами? Или что кулинария в среднем приносит меньше счастья, чем искусства и ремесла? Оказывается, большинству эти факты неизвестны.
Еще один социолог, Спенсер Гринберг, основатель сайта clearerthinking.org, и я заинтересовались, смогут ли люди правильно предсказать порядок занятий в таблице счастья.
Мы построили выборку людей и адресовали им вопрос, насколько счастливыми людей делает каждое из занятий, включенных Маккерроном и Брайсоном в их исследование.
Какова была наша мотивация? Одна из идей заключалась в том, что, если люди систематически переоценивают уровень счастья от определенного занятия, следует проявлять побольше скептицизма относительно того, как часто им следует заниматься.
Если принято думать, что какое-то занятие делает людей счастливее, чем это имеет место на самом деле, то это когнитивное искажение. С другой стороны, если люди систематически недооценивают ощущение счастья от занятия, следует активнее в него вовлекаться. То есть мудро было бы делать вещи, которые в среднем приносят больше счастья.
Итак, каковы же были наши результаты? Оказались ли люди способными предсказать, сколько счастья приносят в среднем те или иные занятия?
Для многих видов деятельности люди угадали правильно. Еще раз повторяю, «таблица занятий и счастья» – не такое уж потрясающее открытие.
Люди верно понимали, что секс и социальная жизнь должны находиться в самом верху, а болезнь в постели и работа – в самом низу.
Но было и несколько видов деятельности, для которых предположение относительно даваемой ими степени счастья оказалось неверным. Вот занятия с самым большим расхождением.
Недооцененные занятия (в среднем дают больше счастья, чем предполагается[166]):
• Выставка/музей/библиотека.
• Спорт/бег/физическая культура.
• Употребление алкоголя.
• Садоводство.
• Покупки/выход в город по делам.
Переоцененные занятия (в среднем дают меньше счастья, чем предполагается):
• Сон/отдых/расслабление.
• Компьютерные игры/игры на телефоне.
• Просмотр ТВ/фильма.
• Еда/перекус.
• Серфинг в Интернете.
Какие же выводы мы можем сделать из этих двух списков? Очевидно, что «употребление алкоголя» – неоднозначный путь к счастью в силу своей аддиктивной природы. О связи алкоголя со счастьем мы еще поговорим в следующей главе.
Люди оказались подвержены систематическому искажению: они переоценивают удовольствие от пассивных занятий. Вспомните, какие виды деятельности попали в список переоцененных. Сон. Расслабление. Компьютерные игры. Просмотр ТВ. Перекус. Серфинг в Интернете. Это не то, на что требуется много энергии.
Похоже, наш ум заставляет нас верить, что пассивные занятия принесут нам больше удовольствия. Люди полагают, что эти занятия принесут им больше счастья, чем те на самом деле приносят.
С другой стороны, многие занятия в списке недооцененных требуют энергии, чтобы к ним приступить. Сходить в музей. Заняться спортом. Физическая культура. Садоводство. Для всего этого нужно встать с дивана. И некоторые занятия, требующие встать с дивана, кажутся не сулящими никакого удовольствия, но на деле его приносят.
А еще наше с Гринбергом исследование заставило меня сделать нечто, крайне неприятное мне: поспорить с Ларри Дэвидом.
Как-то раз я смотрел на YouTube выступление комика Ларри Дэвида, в котором он говорил о чувстве, хорошо понятном мне, а может, и вам – радости по поводу отмены планов. По словам Дэвида: «Если кто-нибудь отменяет планы относительно меня, это праздник… Не нужно выдумывать оправданий. Это не имеет значения! Просто скажите, что вы отменяете свои планы. Я скажу про себя: “Фантастика!” Я остаюсь дома. Я буду смотреть телевизор. Спасибо!»
Я преданный поклонник Ларри Дэвида. Некоторые живут с девизом: «Что бы сделал Иисус?» Мой жизненный девиз: «Что бы сделал Ларри?» Так что да, я действительно преданный его поклонник. Но основная мысль этой книги заключается в том, что даже великие умы в отсутствие данных делают неверные суждения. Дэвид, каким бы остроумным и смешным он ни был, в этом смысле ничем не отличается. Нельзя доверять ничьей интуиции, даже интуиции Ларри Дэвида. Он, похоже, попадает в ту же ловушку и преувеличивает значение бездействия.
Данные Mappiness ясно свидетельствуют, что многие пассивные занятия, например просмотр телепередач, не приносят особого удовольствия – и вызывают меньшее чувство счастья, чем мы предполагаем.
Один из лучших способов увеличить ощущение счастья – не слушать инстинкт, заставляющий избегать занятий, требующих много энергии. Когда мысль о том, чтобы сделать что-то, заставляет вас внутренне содрогаться, это скорее знак того, что проделать это стоит.
Когда в прошлом кто-нибудь отменял план пойти со мной в театр, поужинать или побегать вместе, я спрашивал себя: «Что бы сделал Ларри?», благословлял судьбу за отмену и отправлялся заниматься серфингом в Интернете самостоятельно. Теперь я спрашиваю себя: «Что сказали бы данные Mappiness?» Я смотрю на чехол для iPhone и пытаюсь преодолеть инстинктивное желание остаться на диване и пассивно потреблять медиа. Данные Mappiness говорят, что для нас очень полезно покинуть собственный диван – если, конечно, мы прямо сию минуту не занимаемся на нем сексом.
Таблица занятий и счастья – только начало того, что Маккеррон, Мурато и другие ученые, занятые в проекте Mappiness, рассказали нам о счастье. Вы когда-нибудь спрашивали себя:
• Как то, что вы спортивный болельщик, влияет на ваше ощущение счастья?
• Как вещества влияют на ваше ощущение счастья?
• Как природа влияет на ваше ощущение счастья?
• Как погода влияет на ваше ощущение счастья?
Проект Mappiness дал нам новые, не имевшие прецедента ответы на все эти вопросы. Я собираюсь посвятить целую главу (последнюю в этой книге) урокам Mappiness и подобных ему современных исследований проблемы счастья.
Но прежде чем мы к этому перейдем, я должен вас предупредить.
Возможно, вы заметили, что у «чтения» относительно низкий рейтинг в таблице занятий и счастья. Это одно из занятий, которое мое и Гринберга исследование отнесло к числу переоцененных.
Эта книга предназначена для того, чтобы давать вам основанные на данных советы относительно вашей жизни, даже если они вступают в противоречие с интересами ее автора. До конца книги осталась всего одна глава, и я буду рад, если вы ее прочтете. Но лгать я не могу. Данные говорят, что, если вы отложите книгу и позвоните другу, это наверняка даст прирост вашему ощущению счастья, причем больший, чем вы предполагаете. Данные говорят, что, если вы бросите читать мою книгу, вы будете счастливее, чем предполагаете.
И когда вы позвоните этому другу, вы можете не захотеть рекомендовать ему прочесть новую крутую книгу «Не лги себе» о том, как повысить качество жизненных решений при помощи данных. Вместо этого вы можете захотеть посоветовать ему ухаживать за своим садом.
Если вы готовы поступиться 6,38 пункта счастья, которые могли бы получить от звонка другу, и удовлетвориться 1,47 пункта, которые вы получите, продолжив читать, вы можете узнать кое-что еще о том, что приносит людям счастье. И если вы хотите посоветовать другу прочесть «Не лги себе», вместо того чтобы пойти ухаживать за садом – зная, что таким образом он потеряет 6,36 пункта счастья, – я, по крайней мере, не буду считать вас плохим другом.
Современные наборы данных, описывающие счастье, можно применить для многих задач. Мы займемся более подробными исследованиями того, что делает людей счастливыми – и несчастными.