Не оставляя следов. Воспоминания ветерана израильских спецслужб

Посыльный приносит мне записку

Дело было в начале апреля 1947 года, во вторник. Около полудня в мою комнату постучался посыльный из окружного штаба и принес мне записку, в которой было сказано: «В ближайшую субботу явишься домой к Йошуа Глоберману, в Я гур».

Мне было тогда двадцать четыре года, и я уже год состоял при хайфском окружном штабе Хаганы в должности командующего молодежными отрядами. Я был также командиром отряда специального назначения при штабе. Жил я тогда в Хайфе, снимал комнату.

Чтобы понять, как эта, весьма меня удивившая, записка привела меня к тем происшествиям, о которых я здесь расскажу, необходимо вернуться назад и описать атмосферу, царившую в те дни в Палестине под британским мандатом, в последний год перед образованием Государства Израиль.

За пять лет до этого, в 1942 году, когда войска генерала Роммеля скорым маршем продвигались по Западной пустыне, было ощущение, что они вот-вот вторгнутся в Палестину. Еврейская молодежь в Палестине выбирала один из двух путей: некоторые вступали в британскую армию и воевали на фронтах Средиземноморья, другие же, оставаясь в Палестине, проходили обучение боевым действиям, готовясь отразить вторжение нацистов. В начале 1943 года британские офицеры еще проводили с саперами ПАЛМАХа тренировки в лесах на Кармеле и в рощах Мишмар ха-Эмека. В распоряжении бойцов были вполне легальное оружие и взрывчатка, царило полное согласие с англичанами, и цель у нас была одна. В случае вторжения немцев наши парни должны были вести партизанскую войну.

В 1945 году Вторая мировая война закончилась. Для евреев радость победы была далеко не полной — треть нашего народа была уничтожена. Бойцы Хаганы предвидели, что с окончанием мировой войны начнется «еврейская война», именно к ней они теперь готовились. С этой целью те, кто воевал в рядах британской армии, старались всеми возможными способами раздобыть побольше оружия — как в Европе, так и в Западной пустыне.

К 1947 году картина изменилась самым радикальным образом. Соратники, лишь недавно плечом к плечу сражавшиеся против нацистов, превратились в противников. Власти британского мандата всеми силами, и порой с поразительной жестокостью, боролись против осуществления поставленной нами гуманной цели — переправить уцелевших в Катастрофе евреев из разоренной войной Европы в Эрец-Исраэль. Только так мы могли воспользоваться плодами победы, только так могли мы уплатить свой долг перед жертвами.

Взаимоотношения между еврейским населением Палестины и мандатными властями обострялись с каждым днем. Политическая полемика очень скоро зашла в тупик и сменилась бурными демонстрациями, столкновениями с полицией, а затем и с армией. В Палестине находилось значительное число британских солдат, и здешние события задерживали их возвращение на родину и демобилизацию. Наконец отдельные схватки перешли в открытую, последовательную борьбу, которая и продолжалась вплоть до ухода англичан из Палестины и до освободительной войны 1948 года.

А в 1947 году дело обстояло следующим образом: организация Хагана, военизированный отряд организованного еврейского населения, борется против антисионистских мандатных властей, которые упорно препятствуют алие[6] и стремятся положить ей конец — запрещают поселенческую деятельность, вводят комендантский час, затрудняют возможности передвижения внутри страны, словом, навязывают нам множество ограничений. Одновременно, в предвидении настоящей войны в момент образования еврейского государства, Хагана укрепляет свою организацию, чтобы противостоять враждебным действиям соседей-арабов. Корабли с еврейскими беженцами из Европы один за другим пытаются прорваться к берегам Палестины сквозь жесткий заслон, поставленный англичанами. Этим занимается отдел Хаганы под названием «Моссад ле-Алия Бет» (Служба иммиграции).

Еврейские иммигранты заселяют землю, в том числе и те районы, которые закрыты для них по приговору «Белой книги»[7] от 1939 года.

Бойцы Хаганы, главным образом члены ПАЛМАХа, а также организаций ЭЦЕЛЬ[8] и ЛЕХИ[9], производят диверсионные акты против английских учреждений с целью подорвать позиции мандатных властей в Палестине.

Второго числа того самого апреля 1947 года саперам ПАЛМАХа удалось заложить взрывчатку и пробить дно лайнера «Оушн войяджер», стоявшего в порту Фамагуста на Кипре. Англичане, правившие тогда Кипром, устроили там лагерь для еврейских беженцев, и корабль использовался для вывоза на Кипр из Хайфы нелегальных иммигрантов, которых властям удалось поймать.

Пятого апреля произошел взрыв на судне «Эмпайер ройял», которое также использовалось для транспортировки нелегальных иммигрантов. По стране был введен запрет на проезд по главным магистралям в ночные часы, в домах и на дорогах непрерывно производились обыски.

Такова была атмосфера в стране в тот момент, когда я получил вышеупомянутую записку. Посыльного я, разумеется, расспрашивать не стал. С шестнадцати лет, с тех пор, как я стал членом Хаганы, я привык безоговорочно выполнять приказы. И все-таки это требование заставило меня задуматься. Ныне покойный Йошуа Глоберман стоял тогда во главе ЦОИ — Центрального отдела боевого инструктажа. Приказ явиться к нему возбудил мое любопытство и вызвал множество догадок.

Я с нетерпением дожидался назначенного дня и в субботу явился к Глоберману в Ягур. Разговор был короткий: принято решение включить меня в группу Хаганы, отправляющуюся в Европу под началом Нахума Шадми. Задача группы — наладить самооборону евреев в тех странах, где существует опасность антисемитских выступлений. Через две-три недели я приступаю к новой работе. Необходимо быстро передать все свои текущие дела и закончить приготовления. Дата отправления уже известна.

Новое назначение стало для меня неожиданностью, и, хотя оно привлекало меня, я был полон опасений. Я ведь еще ни разу в жизни не бывал за границей, и предстоящая встреча с незнакомым миром очень меня волновала. Каково мне будет среди чужих? Как с ними разговаривать? Правда, вокруг меня будут в основном евреи, но действовать нашей подпольной группе придется на чужой территории, справлюсь ли я с новой работой? Конечно, я испытывал гордость за то, что меня сочли достойным участвовать в этой миссии, это был знак признания и одобрения. И все же я боялся разочаровать тех, кто меня рекомендовал.

Одно за другим пошли собеседования. Я познакомился со своим новым командиром, Нахумом Шадми. Он подробнее рассказал мне о задачах группы и упомянул, что меня, возможно, пошлют в Германию. Что конкретно я буду делать и где жить, определится уже в Европе.

Поле деятельности Нахума Шадми в Европе

Когда Вторая мировая война стала близиться к концу, евреи Палестины и их руководители понимали, что теперь предстоит необычная и не терпящая отлагательства работа в Европе, среди массы еврейских беженцев, освобожденных из нацистских лагерей. С другой стороны, было очевидно, что объем работы и возможности ее проводить станут яснее лишь после того, как завершатся бои. Руководство составляло планы, но во всех планах наличествовало больше домыслов, чем конкретных знаний.

В 1945 году, вскоре после капитуляции Германии, в Европу отправился генерал Шальтиэль — изучить обстановку, завязать полезные связи. Вернувшись, он доложил об увиденном, и в конце года Давид Бен-Гурион[10] назначил Наху-ма Шадми начальником штаба Хаганы в Европе.

Несмотря на множество неясностей и расхождений во мнениях по этому вопросу среди руководства Хаганы в Палестине, Шадми сумел наметить три основные сферы деятельности в Европе, в следующей очередности:

а) Упорядочение работы добровольцев из Еврейской бригады[11] и других еврейских частей в рядах британской армии; учет и сбор имеющегося у них боевого снаряжения. Как только закончатся бои, перед еврейскими солдатами из Палестины, находящимися в Европе, встанет задача, требующая немедленного решения: необходимо будет как-то организовать жизнь бывших заключенных из лагерей смерти, людей, весь мир которых разрушен, обеспечить им медицинскую и другую помощь, ободрить и поддержать их и подготовить к эмиграции в Землю Израиля.

б) До нас доходили сведения о том, что уцелевшим евреям в Европе по-прежнему грозила опасность со стороны антисемитски настроенного населения, особенно в сельских местностях. Необходимо было срочно организовать еврейскую самооборону. Еврейское руководство в Палестине, так же как и европейские еврейские организации («Еврейская армия» во Франции, «Союз мстителей», уцелевшие кое-где остатки сионистских групп), сознавало, что угроза антисемитизма по-прежнему существует и не допустить нового избиения евреев можно только вооруженной силой.

в) Европейский штаб Хаганы окажет, разумеется, поддержку той деятельности, которая уже начата: закупке оружия, тайным переходам через границы, эмиграции и прежде всего обучению людей, созданию кадров с помощью системы курсов, охватывающей всю диаспору. Особенно важным представлялось сделать это как можно скорее в Восточной Европе, поскольку было ясно, что «железный занавес» вот-вот отделит ее от мира, а с приходом к власти коммунистов подпольная деятельность станет невозможной.

В феврале 1946 года снабженный скудной информацией и указаниями самого общего характера Шадми выехал в Европу и приступил к делу. Очень скоро он обнаружил, что действительность диктует совсем иные методы работы, иную очередность действий — порой прямо противоположные тому, что планировалось. Связь с родиной была очень ненадежная и спорадическая, и ему пришлось действовать и принимать решения на свой страх и риск, по ходу дела.

Англичане были в курсе, какого рода деятельностью занимаются бойцы Еврейской бригады. Стремясь воспрепятствовать этой деятельности, они ускорили демобилизацию палестинских евреев. Возникла опасность, что самые активные, самые толковые люди, близко знакомые с обстановкой в лагерях, с настроениями среди бывших заключенных, приобретшие опыт нелегальной эмиграции, знавшие, как и где раздобыть транспорт, оружие и продукты питания, — что все эти люди будут отправлены обратно в Палестину и вся эта важнейшая деятельность в Европе замрет.

Нашим людям удалось молниеносно организовать экстренную операцию: они собрали около ста шестидесяти еврейских беженцев, наскоро проинструктировли их, снабдили документами бойцов Еврейской бригады и, под видом демобилизованных солдат, отправили в Палестину. Таким образом, около ста шестидесяти бойцов бригады, опытных и активных, остались в Европе и могли продолжать работу.

Примерно в это же время Нахум Шадми вернулся на родину и потребовал срочно прислать ему еще людей, хотя и знал, с какими трудностями связан их выезд из страны. Зеэв Гродзински сумел преодолеть эти трудности, собрал группу, подделал необходимые документы и отправил людей в Европу.

Шадми ждала еще одна удача. Французская еврейская подпольная организация, так называемая «Арме жюив» (Еврейская армия), решила объединить усилия с Хаганой, и большинство ее членов во главе с «Полем» (Авраам Полонский) перешли под начало Шадми. В результате в распоряжении Хаганы в Европе появились новые средства и связи, много способствовавшие успеху ее работы.

Шадми вступил также в переговоры с группой из «Союза мстителей», стремясь использовать их энергию и опыт для задач, стоящих перед Хаганой. Переговоры были долгие, и в конце концов эта группа также начала действовать по указаниям Хаганы в Европе и Северной Африке. Шадми со своей стороны обязался выполнять некоторые из операций, запланированных этой группой. Для связи с ней назначены были двое из его людей, Оли и Иегуда.

Вот что рассказывает Шадми о целях и убеждениях этой экстремистской организации:

«Собралась еврейская группа, примерно полтораста мужчин и женщин, для которых единственным смыслом жизни была месть немцам, уничтожившим шесть миллионов евреев. Мир, отмечали эти люди с горечью, постепенно возвращается в норму, жизнь входит в свои обычные рамки, и лишь кровь шести миллионов забыта, остается неотомщенной. Поэтому единственной их целью было отплатить нацистам. Действуя в основном в Германии и Австрии, они преследовали и убивали тех, кто совсем недавно занимался ликвидацией евреев. Эта группировка отказывалась подчиняться кому бы то ни было.

Переговоры с нею тянулись долго. Наконец, убедившись, что без посторонней помощи они не смогут полностью осуществить свои планы, «мстители» вынуждены были объединиться с Хаганой. Кроме того, их руководители видели, что на «мстителей» большое влияние оказывают наши люди, доказывавшие, что существует иная цель, к которой следует стремиться, за которую стоит бороться, а именно — еврейская независимость в собственном государстве. В конце концов, по разработанному европейским штабом Хаганы плану, большая часть этих людей была во внеочередном порядке переправлена в Палестину, где их принял “Моссад ле-Алия Бет”».

Основная задача, с которой Нахум Шадми выехал в Европу — организация самообороны евреев в странах их пребывания, — перестала быть первой на повестке дня по ряду причин. Во-первых, опасность еврейских погромов была менее ощутима и менее распространена, чем предполагалось. Во-вторых, работникам Хаганы стало очевидно, что сами беженцы стремятся покинуть страны, где они находятся, а не укреплять свое положение там. Появление в их среде посланцев из Палестины только усиливало в них это стремление. И в-третьих, наметилось явное идейное противоречие между желанием отправить беженцев-евреев на Землю Израиля и заботой об их безопасности и благосостоянии на прежней родине, в диаспоре. Наконец, четвертая причина, побуждавшая к ускорению темпов переправки людей в Палестину, заключалась в том, что в Восточной Европе упрочился коммунистический режим.

И теперь деятельность Хаганы в Европе сосредоточилась на срочной подготовке людей, которые будут сопровождать колонны еврейских беженцев, охраняя их жизнь и их скудные пожитки. Выходя из лагерей, заключенные, во главе с проводниками, профессиональными контрабандистами, нелегально пересекали границы — легальные пути закрывались один за другим.

Итак, Нахум Шадми подготавливал кадры — инструкторов, командиров и исполнителей, а планировал акции в Европе и санкционировал их Шауль Авигур[12]. В его руках сосредоточились все основные полномочия в этой области.

Серьезной проблемой была связь и координация действий между различными организациями, возникшими в разгар событий. Активисты Еврейской бригады образовали «Центр диаспоры»; транспортировкой евреев из стран пребывания в порты занималась группа под названием «Бри-ха»[13]. «Моссад ле-Алия Бет» осуществлял «алию бет» (нелегальную) и «алию далет» (якобы легальную, с фальшивыми разрешениями на эмиграцию); рабочие сионистские организации молодежи в Палестине, а также и ревизионисты в свою очередь вели работу в Европе. Всех их необходимо было объединить для более эффективного использования средств и кадров. Это и удалось в основном Шаулю Авигу-ру и его сотрудникам (одни лишь ревизионисты продолжали действовать автономно).

К середине 1947 года в Палестине и в лагерях начала работать комиссия ООН, в задачи которой входило изучить положение еврейского народа после Катастрофы и дать рекомендации относительно политической судьбы Палестины. В конце того же года комиссия собралась в Женеве и постановила, как известно, рекомендовать раздел Земли Израиля на два государства — еврейское и арабское. И 29 ноября 1947 года Генеральная Ассамблея ООН в Нью-Йорке приняла эту рекомендацию и постановила выработать план раздела Палестины на два автономных государства.

С самого начала работы комиссии ООН было ясно, что в нашей жизни предстоят кардинальные перемены. После решения о разделе Палестины становится очевидным, что центр тяжести всей работы европейской группы Хаганы переносится обратно в Палестину. Вся наша деятельность в Европе отныне будет диктоваться борьбой, предстоящей ишуву[14] на Земле Израиля. Надвигалась освободительная война.

Члены группы начали постепенно возвращаться на родину, и вместе с ними прибывало подкрепление. В общей сложности группа сумела переправить в Палестину из Европы и Северной Африки более пятидесяти тысяч еврейских бойцов — многие шли прямо с корабля на поле боя.

Итак, три задачи были выполнены целиком:

— европейские евреи, пережившие Катастрофу, вновь обрели чувство собственного достоинства и человеческой ценности — благодаря присутствию воинов Еврейской бригады, а затем и членов группы Хаганы;

— группа Хаганы послужила стабилизирующим фактором среди еврейских беженцев и сумела открыть перед ними новые перспективы;

— готовясь к испытанию огнем, группа занималась организацией мобилизационных лагерей, курсов и боевых учений — в Венгрии, в Чехии, в Германии и на юге Франции, в результате чего евреи в Палестине получили достойное боевое подкрепление.

Парни идут к гадалке

Возвращаюсь к своему участию во всей этой истории.

Май 1947 года. Я перебираюсь в Тель-Авив и готовлюсь к отъезду. Всеми делами, связанными с отъездом группы — начиная с костюмов, которые нужно было заказать, и кончая авиабилетами, — занималась организация во главе с Зеэвиком Гродзински. У его помощника Яши Янкелевича были прекрасные связи как в авиакомпании, так и в консульстве, и он с потрясающей скоростью сумел раздобыть и оформить все документы.

Для большинства моих товарищей в группе это была, как и для меня, первая поездка за границу, и все сильно волновались. Кое-кто даже пошел к гадалке. Вернулись они совершенно преображенные. Бодрые, готовые к действию — гадалка твердо пообещала, что им предстоит успешно преодолеть все препятствия и достигнуть всего, к чему они стремятся! С тех пор я зауважал гадалок. Они, ясное дело, не пророки, но в психологии кое-что понимают. Да и кто я такой, чтобы насмехаться над товарищами? Я и сам вел себя так же нелепо: по совету тетки я запасся мылом и зубной пастой на целый год, а потом жалко было выбросить, и я таскал этот багаж с собой по всей Европе.

Взрывы, взрывы…

Пока мы готовились к отъезду, положение в стране становилось все более напряженным. ЭЦЕЛЬ активно развивал свою террористическую деятельность против англичан. 18 апреля взлетели в воздух два здания в армейском доме отдыха под Натанией. В тот же день прозвучали выстрелы возле центральной почты в Тель-Авиве; утром этого же дня угнали чью-то легковую машину, начинили ее взрывчаткой и подорвали на площади перед зданием полиции. От взрыва погиб прохожий-еврей, еще четверо были ранены, в том числе двое британских полицейских. Английским солдатам запретили пребывание в Тель-Авиве.

20 апреля произошел взрыв в кинотеатре в армейском доме отдыха под Натанией. В тот же день была найдена мина на шоссе в Хайфе, еще одну нашли возле военного лагеря Алленби в Иерусалиме.

Утром 21 апреля взорвалась мина, подложенная под военный автомобиль.

22 апреля — еще мина, на этот раз неподалеку от Рехо-вота, под пассажирским поездом, шедшим из Египта. Погибли трое.

В полдень 26 апреля произошел взрыв в Шароне, где находился британский лагерь моторизованной полиции, занимавшейся в основном войной с евреями. Четверо полицейских погибли, пятеро ранены.

27 апреля застрелен начальник сыскной полиции в Хайфе.

4 мая совершено нападение на старинную крепость в Акко, служившую англичанам тюрьмой. Шестнадцать человек погибли, 216 заключенных вырвались на волю.

Вот в такой атмосфере происходили наши последние приготовления к отъезду. Мы паковали чемоданы и ломали головы: что брать с собой? Чего нельзя достать в Европе? Никто из нас понятия не имел, что представляет собой послевоенная Европа.

В те дни и Библия, и речи действовали на нас…

Штаб ПАЛМАХа устроил нам прощальный вечер. Мы собрались на ужин в кафе на улице Нахлат-Биньямин. Были несколько человек от штаба, в том числе Игаль Алон[15] и Шошана Спектор, и нас человек двенадцать. Произносились речи, и я, надо сказать, расчувствовался, в те дни у нас еще не выработался иммунитет к речам. Мне подарили от имени штаба Библию с напутственной надписью: «Доброго пути и благополучного возвращения». Эту книгу я, несмотря на всю секретность моей работы, везде носил с собой как талисман, хотя меня было легче легкого опознать по ней. Надо сказать, что душевные эмоции играли значительную роль во всей этой миссии, я тогда даже не отдавал себе отчета, насколько они были сильны.

Штаб ПАЛМАХа договорился с Нахумом Шадми, что я проработаю год в группе Хаганы, а затем смогу поехать в Копенгаген, учиться в Королевском институте физической культуры. Голда Меир[16], которая была тогда директором политотдела Еврейского агентства[17], дала мне рекомендательное письмо к Слору, представителю еврейской общины в Копенгагене, чтобы он помог мне поступить в институт.

Перед отъездом было множество хлопот. Надо было примерять одежду, которую нам шили, зубрить наизусть мою профессиональную «легенду» — я ехал в Европу в качестве «коммерсанта» — и переделать кучу мелких, теперь уже забытых дел. И вот наступил день отъезда.

В шесть утра 15 мая мы, все двенадцать членов группы, собрались около бюро путешествий «Тиль», которое помещалось в здании Палатин, на углу улиц Ахад ха-Ам и Нахлат-Биньямин в Тель-Авиве. Удивительное зрелище открылось моим глазам. Хорошо еще, что это было рано утром! Как только начнет припекать солнце, мы все просто расплавимся от жары. Одеты мы были с шиком, в одинаковые шерстяные костюмы производства ателье «Мацкин», на головах фетровые шляпы. Кто из нас в те времена привык носить костюм? Мы казались себе переодетыми сыщиками сыскной полиции мандатных властей. Я, правда, был уже в некотором роде специалистом по ношению костюма — мне пришлось одеваться так несколько месяцев подряд в связи с одним из заданий Хаганы. Тем не менее все мы выглядели, как на маскараде, что вызывало любопытство — и было опасно.

Через три часа мы прибыли в аэропорт в Лоде. Становилось все жарче. Английские полицейские и сыщики так и сновали вокруг, заглядывали во все лица, обшаривали все углы. Как же это они не обращают на нас внимания? Мы ведь так смешно выглядим! И у всех одинаковые чемоданы, только чехлы на них разного цвета. Неужели они даже не замечают, что костюмы на всех одинаковые, как униформа? Нет, не замечают. Все проходит благополучно. У нас документы представителей солидной торговой фирмы. Пожалуй, мы немного молоды для тех серьезных постов, которые обозначены в наших бумагах, но проверка проходит гладко, и мы садимся в самолет. Жара стоит невероятная, удушающая.

В феврале 1946 года я был назначен адъютантом президента Всемирного еврейского агентства, профессора Хаима Вейцмана, впоследствии первого президента Государства Израиль. В это время я занимал пост одного из командиров Гадны, в мои обязанности входила работа по физическому воспитанию в молодежных отрядах. Когда я уходил на должность адъютанта Вейцмана, мои друзья из кибуца Афиким, втом числе Гиора Шенан, командующий войсками в районе Киннерет, написали мне трогательные прощальные стихи.

На земле Европы

Это был мой первый полет на самолете. Земля Израиля расстилалась подо мной, как на карте. Вот она уже позади, летим над морем. Если самолет упадет, мы наверняка потонем. Под нами одна лишь вода, сплошная, ничем не прерываемая поверхность.

Поздно вечером мы прибыли в Амстердам. Это была первая моя встреча с чужой землей. Я не утерпел, забросил свои вещи в гостиницу, и мы с товарищем пошли бродить по безлюдному городу. Вместо улиц здесь каналы; вдоль них нет ограждений, нет перил. Как же прохожие тут не падают в воду? А дети — как родители отпускают своих детей ходить по улицам без присмотра? И что это за рельсы прямо посреди мостовой?

Амстердам был прекрасен и ночью, а потом и днем. Мы пробыли там два дня, за счет авиакомпании. Я, помнится, попросил показать мне голландские цветы. И увидел целые поля, покрытые тюльпанами, одного цвета, одинаковой формы. Какая зеленая страна, сколько воды, и покой… покой. Евреев не видно. Но может быть, они есть? Неужели я их не распознаю? Или тут уже не осталось евреев?

На третий день я вылетел в Прагу, снабженный адресом: улица Юзефовска, 7. Я знал, что мне предстоит пролетать над Германией, и хотел взглянуть собственными глазами на этот рассадник зла. Не помню уж, что я ожидал увидеть — картины преисподней или еще какую-нибудь чертовщину, но, к изумлению своему, увидел зеленые леса, поля, реки, дома… Мирную зеленую землю. Как же так? Это не умещалось у меня в голове.

Всемогущая Бриха

С момента прибытия в Прагу я столкнулся с явлением, которое поначалу меня поразило, хотя со временем я к нему привык и принимал как само собой разумеющееся, — необычайное ощущение безопасности, которое передавалось мне от людей группы Бриха. Все мы знали, что в Европе имеется великолепно организованная и необычайно эффективная ячейка, которая позаботится о каждом, поможет выполнить любое задание, обеспечит ему способы передвижения, ночевку, а в случае опасности — пути к отступлению и надежное укрытие. Короче, как мы говаривали в шутку, мы прямо-таки царили в Европе.

Во главе Брихи стоял тогда Эфраим Декель (Карснер). Группа опиралась вначале на опыт и связи членов Еврейской бригады, а затем получила поддержку Джойнта[18], который предоставил в ее распоряжение свои транспортные средства, а люди Джойнта помогли группе наладить работу в условиях царившего в Европе послевоенного хаоса.

Ступив на землю Европы, я сразу двинулся вперед по четко намеченной, хотя и изобилующей минами и ловушками, тропе. Если бы не пионерская деятельность членов Еврейской бригады, эмиссаров из Палестины и работников Брихи, вряд ли нам удалось бы осуществить те задачи по организации алии, по приобретению оружия и боеприпасов и по диверсионным актам, о которых я хочу рассказать.

Итак, самолет приземляется в пражском аэропорту. Автобус везет пассажиров в город, в офис авиакомпании. Я выхожу из автобуса и не успеваю даже оглядеться по сторонам, как ко мне подходит молодой человек и спрашивает на иврите: «Вы — Амнон Йона?»

Почему он подошел именно ко мне? Тогда я, помнится, нисколько не удивился, мне показалось это естественным. Всю эту замечательно четкую организацию я принимал как должное.

Молодой человек проводил нас в гостиницу «Централь», и мы сразу очутились в теплой компании. Все здесь говорили на иврите, в том числе и официанты. Мы почувствовали себя как дома. В те времена, пока коммунистический режим еще не дал о себе как следует знать в Праге, отношение властей к нам было очень дружественным. Прага была центром деятельности Хаганы, и мы гуляли по городу с ощущением полной свободы. Если бы не странный облик улиц и не чужой язык, можно было бы подумать, что мы дома. Такое отношение власти и присутствие множества своих людей придавали нам бодрости и укрепляли уверенность в себе.

Дан приказ — в Венгрию!

Очень скоро меня вызвал наш командир, Нахум Шадми. Тот самый Нахум Шадми, с которым я совсем недавно разговаривал дома, теперь казался совершенно другим человеком. Проседь в волосах, элегантный костюм — он выглядел как солидный и преуспевающий бизнесмен. Говорил он негромко и спокойно, но я вышел от него ошеломленным.

Шадми сообщил, что мое задание меняется и что я поеду не в Германию, а в столицу Венгрии Будапешт, вместе с Яаковом Саломоном, ответветственным за организацию Хаганы в Венгрии и Румынии.

На меня возлагалась серьезная миссия, и я был рад этому, хотя в глубине души сомневался, выдержу ли этот экзамен. Страхи мои, порожденные незнанием заграничной жизни, основывались на всяких нелепых соображениях. Например, я полагал, что все немцы говорят на идише, который я немного знал. Поэтому мне казалось, что именно в Германии, на вражеской земле, мне будет легче работать. Но в Венгрии? Кто вообще знает венгерский язык? Как я буду передвигаться и действовать в стране, где сплошь одни венгры? Мне поручается нелегальное задание, а ведь я наверняка сразу вызову у людей подозрение!

Первые встречи с евреями

До выезда в Будапешт у меня оставалось две недели. Мне хотелось использовать это время, чтобы осмотреть Прагу. Но я вспомнил, что приехал в Европу помогать евреям, и решил встретиться с моими соплеменниками. Меня потом часто спрашивали, как прошла моя первая встреча с евреями. Ужаснулся ли я, когда увидел людей, избежавших гибели от рук нацистов? Как они выглядели?

В качестве ответа приведу отрывок из моего письма, посланного родным 25 мая 1947 года.

«Мне представилась возможность встретиться лицом к лицу с галутным[19] еврейством, о котором я столько слышал. Но услышать и увидеть — это разные вещи. Только здесь человек понимает, что промедление с решением проблемы еврейского государства — это настоящая катастрофа. Евреи, которые прошли все круги нацистского ада и которым удалось выжить, уже два года ждут этого решения. Порой какая-нибудь речь, чье-то обещание подают им надежду. Но время делает свое, евреи повсюду начинают как-то устраиваться. Сегодня чаще всего видишь евреев, которые занимаются торговлей и быстро ассимилируются. По вечерам они заполняют кафе, сидят на берегу Дуная, на том самом месте, куда всего два года назад свозили на расстрел их родных. Того самого Дуная, куда сбрасывали тела убитых!

…Несколько дней назад я ходил на представление в цирк. Среди прочих номеров был певец немец, испол-нивший несколько песенок. Среди публики было много евреев, и эти евреи аплодировали. Я спросил свою спутницу, зачем они это делают, и она простодушно ответила: «Нельзя все время помнить прошлое». Таков типичный ответ многих евреев, которые считают, что они достаточно страдали и теперь им следует получать как можно больше удовольствий от жизни».

Да, я ужаснулся. И хочу рассказать еще один случай, который со мной произошел.

Встреча с еврейской «девицей»

Как-то вечером мы с друзьями пошли в ночной клуб. Сидели, разговаривали на иврите, выпивали и время от времени заказывали музыкантам какую-нибудь любимую мелодию. В те дни в Праге можно было за одну английскую сигарету заказать у оркестра целый концерт. Вскоре кто-то из друзей заметил хорошенькую девушку, в одиночестве сидевшую за столиком. Мы обратили внимание на то, что, протанцевав с кем-нибудь, она тут же возвращается к своему столику и снова сидит одна. Парни стали подначивать друг друга, кто пригласит ее танцевать.

Я набрался смелости, подошел к ней и спросил на своем ломаном английском, можно ли ее пригласить.

Она тут же согласилась, и у меня камень свалился с сердца. Пошли танцевать, я с торжеством поглядывал на приятелей, они отвечали мне завистливыми взглядами. Чтобы они завидовали еще сильней, я подсел к ее столику и пытался завязать разговор. Потом я уже не знал, как ретироваться, и мы продолжали сидеть с ней, время от времени выходя потанцевать.

Становилось поздно. Девушка спросила, не провожу ли я ее домой, сказала, что живет неподалеку от нашей гостиницы. Я, конечно, согласился, снова гордо взглянул на приятелей, и мы вышли. У своего подъезда она спросила, не хочу ли я зайти. Я заколебался, и тогда она сказала, что она еврейка и хочет посоветоваться со мной, поскольку я приехал из Палестины.

Я рад был помочь, и мы поднялись к ней в комнату. Она рассказала, что у нее есть брат, который нелегально эмигрировал в Палестину, но попал к англичанам, и те отправили его в переселенческий лагерь на Кипре. Оттуда он сбежал и вернулся в Палестину. Тут она вынула письмо от брата, на идише. Автор старался не писать ничего плохого о Земле Израиля, но ясно было, что положение его не блестяще. Он, правда, говорил о свободе и о возвращении в лоно своего народа, но постоянного заработка у него, видимо, не было. Я и сам знал, что экономическое положение в стране сильно пострадало в результате политического конфликта.

Девушка спросила — теперь мы говорили на идише, — как я думаю, найдется ли там место и для нее.

— Да почему же нет? — сказал я.

Я не сомневался, что в борьбе с англичанами мы победим. Всю свою жизнь я был убежден, что будущее всех евреев — на Земле Израиля.

— Конечно, — сказала девушка, — но лично для меня?

Я никак не мог понять, в чем тут затруднение. Наконец она попросту объяснила мне, что она проститутка. Не станут ли евреи ее за это презирать, когда она туда приедет? Нет, сказал я, на Земле Израиля все иммигранты начинают новую жизнь, и никто не станет копаться в ее прошлом.

Бриха заботится обо всем

В назначенный срок Яаков Саломон, я и еще два эмиссара выехали в Будапешт с остановкой в Братиславе. Мы пробыли в Братиславе два дня, окруженные заботой Яакова Рабина, командира местного отделения Брихи. Здесь мы получили в венгерском консульстве разрешение на въезд в страну. Требовалось также разрешение от русских, но его получить не удалось. Тем не менее мы выехали из Братиславы. У Яакова были все необходимые бумаги, свидетельствовавшие о том, что он, венгерский гражданин, пересек границу в пункте, предназначенном исключительно для венгров и чехов, которые проживают по соседству с границей. Таким людям дозволено было свободное передвиже-ниє в пределах до 15 километров от границы. В сумерках мы прибыли в чешский пограничный городок, где нас встретил г-н Нойман, член Брихи, отвечавший за эту точку. Он обеспечил нам все необходимое, ночлег в гостинице, еду и даже развлечение.

План был такой: благодаря отличным связям Брихи с добавкой солидного денежного вознаграждения мы на рассвете пересечем границу в пункте, предназначенном только для местных жителей. Чешские пограничники поставят нам в паспорта печать «выезд», а венгерские — «въезд». С этими печатями мы сможем свободно передвигаться по Венгрии, несмотря на отсутствие разрешения от русских. У пограничного пункта нас будет ждать машина, которая отвезет нас в Будапешт.

Я еще дома много наслышался о сети Брихи, раскинутой по всем границам Европы, и вот теперь, когда мне самому предстояло перейти границу, я убедился воочию в ее эффективности. У меня было чувство полной безопасности, план выполнялся с точностью часового механизма.

На рассвете следующего дня мы, в сопровождении г-на Ноймана, направились к пограничному пункту между Чехией и Венгрией. С собой мы несли чемодан, набитый печатными инструкциями Хаганы, недавно доставленными с родины. Легенда у нас была такая: мы — группа туристов, направляющихся в Будапешт на поиски родственников, которых потеряли из виду во время войны.

Процедура на пограничном пункте была недолгой. Мы ощущали, что почва здесь отлично подготовлена людьми из Брихи. Не возникло ни единой неувязки. Два чеха, полицейский и штатский, проводили нас к точке пересечения границы. С венгерской стороны к нам подошли два солдата. Перекинувшись с ними несколькими словами, чехи передали нас венграм. На венгерском пункте нам поставили печати «въезд». Яаков Саломон служил переводчиком между нами и венграми, которые почему-то решили, что мы — группа британских дипломатов. Судя по всему, костюмы «от Мацкина» сделали свое дело, а кроме того, на паспортах наших были специально сделанные для нас кожаные обложки с прорезанными окошечками, сквозь которые были видны слова «British Passport», а слово «Palestine», напечатанное ниже, было закрыто.

На венгерском пункте нам пришлось ждать машины дольше, чем планировалось. Венгерские пограничники начали нервничать и потребовали вдруг, чтобы мы прошли таможенный досмотр. Мы поехали на поезде на таможню, находившуюся километрах в пяти от границы. На станции уже ждали таможенники, предупрежденные по телефону пограничниками. Но они понятия не имели, как с нами обращаться, и позвонили в окружную полицию. Там им велели немедленно отправить нас в окружной центр. Ближайший поезд ожидался не скоро, и решено было вызвать для нас такси. Тем временем люди из Брихи подъехали к пропускному пункту на границе, и там им сказали, что мы уехали на таможенный досмотр. Они направились к таможне, соображая по дороге, как связаться с нами. Яаков Саломон, который мог разгуливать везде свободно, увидел машины, понял, что это наши люди, и тут же использовал удобный случай: якобы договорился с «попутками», чтобы нас подвезли в город.

У таможенников эта хитрость не вызвала никаких подозрений. Они поблагодарили Яакова за помощь, и мы все погрузились в одну машину, в сопровождении конвойного. Во вторую сел Яаков, и туда же сложили пачки с нелегальными материалами. По дороге получилось так, что машина с материалами исчезла из поля зрения конвойного и направилась прямо в Будапешт. Мы же приехали в окружную полицию. Тамошний начальник проверил наши паспорта и распорядился отправить нас обратно в Чехию через официальный пограничный пункт. Мы дали знать о происходящем людям из Брихи, те связались с чешской стороной и позаботились о том, чтобы нас там встретили.

Связной Брихи сообщил нам, что, вернувшись в Чехию, нам надлежит зайти в польское кафе, расположенное неподалеку от пропускного пункта, его хозяин обеспечит нам транспорт до соседнего села, где нас примет еврейская семья. План был такой, что той же ночью туда явятся проводники-контрабандисты и проведут нас через границу обратно в Венгрию.

Под вечер мы снова очутились в Чехии. Как и было обещано, около кафе нас ожидал автомобиль. Приезжаем в еврейский дом — единственный еврейский дом во всем селе. И тут сюрприз: не успели мы даже обменяться с хозяевами несколькими словами, являются два чешских полицейских. Пришли проверять, кто мы такие. Хозяева сильно испуганы. Но у нас есть все необходимые документы, показываем их полицейским. Те интересуются, куда мы направляемся. «В Братиславу», — отвечаем мы.

Они удовлетворились этим ответом и удалились. Но их неожиданный визит не сулил добра. Предполагалось, что мы перейдем границу поздно ночью. Хозяева боялись местной полиции, по их словам, она следила за ними и наверняка устроит слежку за домом. Они не давали нам выйти из дому — если мы исчезнем, их жизни грозит опасность.

Мы заново взвесили обстановку. И решили, что, если проводники придут сегодня ночью, с ними пойду один я, а Перец и Меир останутся еще на день, чтобы удостовериться, насколько основательны страхи хозяев. И если все сойдет благополучно, не будет больше обысков и проверок, мои товарищи пойдут с проводниками в следующую ночь. Наши хозяева, хотя и с тяжелым сердцем, согласились на такой план.

В полночь раздался стук в дверь. Хозяйка в ужасе вскочила с постели. Но это были наши проводники. Я распрощался с товарищами и с хозяевами и вышел в темноту. Со стороны хлева прозвучали два тихих свистка. Два проводника, притаившиеся в темноте, подошли ко мне.

Это волнующее ночное путешествие началось по всем правилам науки. Впереди шел разведчик, второй проводник за ним, а я замыкающим. Несколько шагов по направлению к воротам — и вдруг наш разведчик отступил назад. Я тут же вернулся в дом. Хозяйка, не ожидавшая моего столь скорого возвращения, сидела на ночном горшке (без сомнения, последствия пережитого страха). От смятения она перевернула горшок, он покатился со страшным грохотом. На улице послышались шаги. Но все кончилось благополучно, и мы снова выходим к границе. Проводники идут босиком, башмаки висят у них на плечах. Я следую за ними в своем костюме и ботинках. Мы стараемся держаться как можно ближе к стенам домов. На улицах пусто. Но все равно, надо соблюдать осторожность. Проводники тщательно проверяют каждую улицу, прежде чем пересечь ее. Доходим до последнего дома в селе, и тут начинает лаять собака. Проводники ускоряют шаг, делают мне знаки, чтобы я поторопился. Выходим в поле, шагаем в полной темноте. Брюки промокают от росы, на ботинки налипают комья грязи. Я стараюсь не отставать. Идем уже два часа. Выходим на берег речки. Проводники снимают штаны, разведчик переходит речку вброд, осматривает противоположный берег. Раздается свист, означающий, что на берегу никого нет. Второй проводник переносит меня через речку на спине. Мы шагаем еще примерно час и доходим до венгерского городка, откуда меня с товарищами выгнали каких-нибудь полсуток назад.

Останавливаемся около одного из домов, стучим в дверь. Дверь открывается, и я вижу одного из членов Бри-хи, который нас поджидает. Он заплатил проводникам, что следовало, и те ушли. Следующий день я провел в этом незнакомом доме, не выходя на улицу. Под утро, как и намечалось, ко мне присоединяются мои товарищи, Перец и Меир, довольные, что все так удачно прошло.

В полдень за нами приходит машина. Мы прощаемся с представителем Брихи, оставив ему свои паспорта, которые теперь не годятся. Он передаст их в центр Хаганы в Праге. А мы теперь снабжены документами перемещенных лиц.

Наконец мы прибываем в Будапешт. Нас встречает Яаков Саломон, который уже позаботился о жилье. Наши личные вещи и брошюры уже прибыли. Да, вещи переправлять через границу куда легче, чем людей.