Не оставляя следов. Воспоминания ветерана израильских спецслужб

В Будапеште нас снабдили новыми документами — теперь мы беженцы из Румынии. Правда, румынский язык мы знали примерно так же, как татарский, но в Венгрии тогда было множество беженцев из Румынии, что облегчало наше положение. Венгерского я тоже не знал, но какой спрос с румынского беженца? Первое время у меня был постоянный переводчик.

Меня поселили в частной квартире, хозяева которой согласились, чтобы я уклонился от обязанности регистрироваться в полиции. Мои товарищи тоже нашли себе подходящее жилье.

В первую очередь нам поручили организацию еврейской самообороны в Венгрии на случай погромов. Второй нашей задачей была агитация за алию на Землю Израиля.

Венгерское еврейство

Расскажу немного о том месте, где я очутился, и о людях, с которыми имел дело. Когда в 1945 году Красная Армия освободила Венгрию от немцев, в живых там оставалось около девяноста тысяч евреев, заключенных в Будапештском гетто. Каким образом эти люди выжили, в то время как 625 тысяч венгерских евреев были уничтожены нацистами без всякого протеста со стороны нееврейского населения, без малейших попыток этому помешать? Этому можно найти несколько объяснений. Не исключено, что местные власти хотели обеспечить себе «алиби» на случай поражения немцев, которое уже можно было предвидеть. Затем, евреям наверняка помогали те немногие люди, которых сегодня мы называем «праведниками мира», такие, как швед Рауль Валленберг[20] и другие. Возможно также, что это было «показательное» гетто, свидетельство «доброй воли» немцев. И наконец, обитателей гетто могло спасти от гибели быстрое наступление Красной Армии.

Кроме того, уцелели еще около ста тысяч венгерских евреев — те, что выжили в лагерях уничтожения, или сумели спрятаться, или вернулись из военных трудовых лагерей. Еще около пятнадцати тысяч выжили в провинции.

Таким образом, из 825 тысяч венгерского еврейства оставалось около двухсот тысяч. Евреи жили на этой земле почти шестьсот лет, однако в час испытания, в 1944 году, выяснилось, что они так и остались для местного населения нежеланными чужаками. Все нацистские операции — когда евреев сгоняли в одно место, арестовывали на улицах и отправляли на уничтожение, — все это было проделано за несколько недель без видимого протеста и сопротивления со стороны венгров. Еврей, живший в сельской местности, был чаше всего глубоко религиозен, носил традиционную одежду, его легко было опознать по внешнему виду. Отличался он от местного жителя и тем, как зарабатывал на жизнь; чаще всего это был либо трактирщик, либо мелкий лавочник, либо торговец вразнос, либо управляющий в помещичьем имении. Очень редко у еврея были своя земля и хозяйство.

В будапештском еврействе накануне войны существовало три основных прослойки. Во-первых, еврейская аристократия, которую Австро-Венгерская империя щедро одаривала почетными титулами — надворные советники, тайные советники, бароны и пр. Это была очень тонкая прослойка, и ее представители безраздельно властвовали в еврейской общине. Затем шел слой мелкой буржуазии, к которой и принадлежало большинство евреев в Венгрии. И наконец, сионистские, в основном молодежные, организации. Предвоенная еврейская аристократия, ее предводители и авторитетные лица видели в этих организациях угрозу, считали их, в частности движение Ха-шомер ха-цаир[21], коммунистическими и, не колеблясь, выдавали их властям, которые в те времена всячески преследовали коммунистов.

С приходом нацистов эта аристократическая прослойка мгновенно рассеялась кто куда, по принципу «каждый за себя», и не принимала никакого участия в подпольном движении Сопротивления. Когда война закончилась и союзники разрешили Джойнту и другим организациям вести работу среди евреев, совершенно естественно, что сионистские молодежные организации, никогда не прерывавшие своей подпольной деятельности и немало сделавшие для спасения евреев, стали играть в уцелевшей еврейской общине руководящую роль. Прежние общинные авторитеты, которым удалось выжить и вернуться в Венгрию, моментально нашли общий язык с властями — на сей раз именно с коммунистами — и снова начали действовать против сионистского молодежного движения. Особенно отличался г-н Штеклер, один из прежних старейшин общины, всячески старавшийся восстановить свое былое положение.

Йосеф Меир

Здесь я хочу упомянуть особо одного из активных деятелей венгерского движения Ха-шомер ха-цаир Йосефа Меира. Во время войны он, раздобыв себе арийские документы, занимался подпольной работой. После войны власти новой Венгрии назначили его на пост начальника одного из трех отделений политической полиции, в чьи задачи входило выслеживание и предание суду нацистских коллаборационистов. Наши эмиссары очень быстро вышли на этого человека. По инициативе своего движения он оставил полицейский пост и стал секретарем организации Ха-шомер ха-цаир, а затем командиром группы Хаганы в Венгрии. Но к этой истории я вернусь позже.

Ответственным за работу Хаганы в Восточной Европе был Яаков (Янкеле) Саломон. Он родился в Венгрии, родители привезли его в Палестину ребенком. Вместе с ним в Венгрию из Палестины в 1946 году приехала Хана Гури-Ривлин — ее задачей была организация воспитательной работы среди детей еврейских беженцев и обитателей гетто.

Янкеле Саломон встретился с Йосефом Меиром, и эта встреча сыграла в дальнейшем очень важную роль.

Йосеф Меир рассказал мне немало интересного об этом времени. Он, оказывается, встретил первого израильтянина на венгерской земле еще в 1944 году. Это был десантник Йоэль Пальги. Заброшенный в Венгрию с парашютом, он был захвачен немцами и испытал все прелести немецкого допроса. Но ему удалось бежать и добраться до еврейского подполья. Там его и встретил Йосеф. Пальги был в очень угнетенном состоянии, миссия его провалилась, и он страдал от вынужденного бездействия. Глядя на этого палестинского еврея, который отважно пошел на опасное дело и теперь мучается от того, что не может принести никакой пользы, Йосеф Меир задавался вопросом — чем смогут помочь нам израильтяне, какие бы они ни были опытные и закаленные в подпольной работе и партизанской войне?

И лишь спустя два года, зимой 1946-го, он получил ответ на свои вопросы и сомнения. По прибытии в Будапешт Янкеле Саломон посвятил несколько недель изучению местной проблематики, чтобы понять, какие задачи предстоит решать группе Хаганы. Тогда-то, встретившись с ним, Йосеф и получил ответ на свои вопросы. Вот что он говорит по этому поводу: «Я понял, что Янкеле предлагает нам именно то, чего нам не хватает. За годы подполья мы много занимались умственной работой — а физическая подготовка у нас была слабая».

С палками в Мишкольц

Он рассказывал мне:

«В сорок шестом году до Будапешта дошли слухи об антисемитских выступлениях в городе Мишкольце. Опасались погрома. Наши ребята из Брихи немедленно погрузились в «студебеккер», предоставленный Джойн-том, и помчались в Мишкольц. Вооружены они были — палками!

До места они не доехали, венгерские власти (коммунисты) железной рукой навели там порядок еще до их приезда. Но именно в этой первой попытке противопоставить антисемитам силу и сказалось влияние приехавших израильтян. Ведь естественным побуждением венгерских евреев в подобном случае было бы обратиться к полиции или к властям — а на Земле Израиля давно поняли, что к властям (британским) обращаться нет смысла, и научились обороняться сами. Это влияние стало важным вкладом Хаганы в наше общее дело в Европе».

Венгерское определение антисемитизма

В Венгрии мы столкнулись с противоречивой ситуацией, весьма характерной для первых послевоенных лет: народ, воспитанный в антисемитском духе (венгерский писатель Миксат Кальман дал характерное определение: «Антисемит — это человек, который ненавидит евреев больше, чем нужно…»), жил под властью режима, жестко подавлявшего проявления антисемитизма. Это противоречие и позволило нам вести работу. Власти долгое время не мешали нам, хотя и следили за нашей деятельностью. Более того, Йосеф Меир рассказал такой эпизод. Однажды ему позвонили из полиции и сообщили, что по их сведениям в некоем месте для перехода границы положены через ров доски, так вот, эти доски слишком тонкие и их следует заменить! В другой раз ему позвонили оттуда же и спросили, правда ли, что Бриха собирается уволить одного из своих шоферов, венгра, и если правда, то его, Йосефа Меира, просят посодействовать, чтобы этого шофера не увольняли (человек этот был агентом властей).

Такое, довольно удобное для нас, положение изменилось только в 1947 году, примерно через год после моего приезда в Будапешт, — и земля загорелась у нас под ногами.

Ситуацию к этому моменту можно обобщить следующим образом.

Янкеле Саломон сумел завоевать доверие сионистских организаций. Образован штаб, Йосеф Меир встал во главе венгерской группы Хаганы. Подготовлена почва для алии и для набора людей на курсы Хаганы. Установлено немало полезных дружеских связей. Однако о присутствии группы Хаганы знали лишь немногие из членов молодежных сионистских организаций. Большинство венгерских евреев упорствовали в своем законопослушании и пытались жить по-прежнему. (В 1944 году, когда в Венгрии начали загонять евреев в гетто, сионистские организации разослали туда своих людей, которые призывали евреев: «Бегите!» Но те чаще всего смотрели на посланцев со страхом, а то и грозили: «Убирайтесь отсюда, а то выдадим вас полиции!» И после освобождения большинство неорганизованных евреев продолжали вести себя в том же духе.)

Успехи, которых нам удалось добиться, были бы невозможны без серьезной подготовительной работы сионистских организаций среди еврейской молодежи.

Первое достижение

Как уже сказано, под руководством Яакова Саломона был создан центральный штаб, в который входили члены группы Хаганы и несколько местных активистов. Первой задачей штаба стала подготовка надежных командиров и инструкторов, для чего и были организованы первые курсы. Одновременно мы собирали сведения о местах наибольшей концентрации еврейского населения и планировали организацию самообороны в соответствии с местными условиями. Мне было поручено руководство первыми курсами, в задачи которых входила, во-первых, подготовка инструкторов для боевой учебы среди членов еврейских молодежных движений, а во-вторых, выявление потенциальных местных лидеров.

В результате напряженной работы нам удалось за несколько дней завершить все приготовления, составить общую программу обучения, подробное расписание занятий, провести инструктаж преподавателей и приобрести необходимое оборудование. На первоначальном этапе курсы помещались в большой вилле, предоставленной нам в Буде (город разделен Дунаем на две половины — Буду и Пешт).

Благодаря развитой организационной структуре молодежных организаций мы сумели быстро подобрать самые подходящие кандидатуры для обучения. В большой вилле собрались курсанты со всех концов Венгрии, а также из Чехии. В программу занятий, которая представляла собой стандартную программу курсов ПАЛМАХа для инструкторов физической подготовки, были добавлены уроки иврита. Устраивались также вечера хорового пения, где разучивали песни на иврите. Нам хотелось создать атмосферу, как можно более близкую к атмосфере Земли Израиля.

Праздничное открытие курсов состоялось вечером. Курсантов ознакомили с программой, с распределением классов и обязанностей. В конспирационных целях курсы официально назывались «спортивный семинар для инструкторов молодежных движений», но всем было ясно, что учеба эта означает вступление в ряды Хаганы, о которой они столько слышали. Понимание этого предполагало готовность к соблюдению строжайшей дисциплины.

Вспомним, что совсем недавно все эти юноши и девушки жили в постоянном страхе смерти, унижаемые и предаваемые окружением, в котором они родились и выросли. Однако деятельность молодежных организаций не прерывалась полностью даже в самые темные и опасные дни войны. Даже тогда некоторые молодые евреи умели сохранять свое еврейское и человеческое достоинство; большинство же наших курсантов вновь обрели его с поразительной быстротой.

На следующее утро, по свистку дежурного офицера, курсанты собрались на утреннюю зарядку, которую проводил я. Было очень холодно, и я немедленно начал упражнения. Курсанты, еще вчера совершенно не знакомые друг с другом, превратились вдруг в единое целое. Затем юноши и девушки разделились и отправились на традиционную утреннюю пробежку. Отправились с энтузиазмом, распевая песню на иврите. Я стоял на балконе и смотрел, как они, четкими рядами по трое, бегут по улицам Буды, и не могу не признаться, что это зрелище глубоко меня взволновало. Это было мое первое достижение.

После завтрака курсанты разбились на классы и отправились на занятия в физкультурные залы.

Так начался первый день работы курсов.

Поскольку инструкторов было недостаточно, приходилось работать по многу часов и с большими группами. Но эта нелегкая работа приносила огромное удовлетворение, прогресс происходил у нас на глазах. После дня, наполненного непрерывным напряжением, как физическим, так и эмоциональным, мы спали всего по пять, а то и по четыре часа в сутки — и утром вставали бодрые и отдохнувшие.

Шофер боится, что мы его убьем…

Через несколько дней после начала курса Янкеле сообщил нам, что в Будапешт прибыли еще двое наших, Хаим Гури и Элиэзер Бальценбойм, и скоро присоединятся к нам. Решено было устроить вечеринку в честь их приезда. Мы с нетерпением ждали вечера. Встреча с Хаимом и Элиэзером была очень теплой, мы засиделись до поздней ночи, обмениваясь новостями и впечатлениями. Они рассказывали о том, что происходит на родине, мы — о нашей работе в Венгрии. Под конец мы все уселись в такси и поехали показывать им помещение курсов. Мордо, наш переводчик, сидел рядом с шофером, а мы сзади. На всякий случай, чтобы не привлекать внимания водителя, мы всю дорогу молчали. Это наше долгое молчание показалось шоферу подозрительным, и, когда мы переезжали мост, соединяющий Буду и Пешт, он внезапно остановился, вышел из машины и пошел к стоявшему у моста полицейскому. Мы забеспокоились — он, видно, распознал в нас иностранцев, а у нас ведь не было необходимых документов. Не убраться ли нам из этого такси подобру-поздорову? Тут как раз проезжал мимо трамвай, он загородил нас от таксиста, говорившего с полицейским, и мы решили воспользоваться удобным случаем и ускользнуть. Однако Мордо, который испугался не меньше нас, убедил нас остаться. Он считал, что своим бегством мы лишь ухудшим положение. Мы остались в машине, а водитель вернулся, сел за руль и, не говоря ни слова, повез нас, куда мы просили. Мордо стал его расспрашивать и, когда мы уже приехали на виллу, рассказал нам, что произошло.

Шофер действительно сразу увидел, что мы не местные, и решил принять меры предосторожности. Дело в том, что за два дня до того где-то в предместье Будапешта убили водителя такси. Наш водитель испугался, как бы и его не постигла та же судьба, а тут как раз подвернулся полицейский. Шофер попросил, чтобы полиция занялась его поисками, если он не возвратится через четверть часа.

Этот мелкий случай лишний раз показал нам, как тщательно следует соблюдать осторожность, даже в простейших вещах.

Двухдневный поход по чужой земле

Теперь, когда к нам прибыло серьезное подкрепление в лице Хаима Гури и Элиэзера Бальценбойма, мы могли повысить уровень боевой подготовки и осуществлять программу ускоренными темпами. После двадцати дней занятий на вилле решено было перенести курсы за город, проводить занятия в полевых условиях. Новый лагерь находился в шестидесяти километрах от Будапешта. Мы решили отправиться туда пешком, строем, с полным соблюдением дисциплины, как и положено боевому отряду при совершении перехода.

Канун похода был посвящен тщательной подготовке. Инструкторы объясняли курсантам, как укладывать вещмешок, как одеться в поход, как соблюдать дисциплину. Вечером им рассказали, каков будет маршрут, и провели проверку вещей, а в особенности носков и ног курсантов. Все были напряженны и взволнованны. Даже мы, израильтяне, привычные к долгим переходам, волновались — но по другой причине: мы опасались осложнений с властями. С рассветом строй курсантов отправился в путь. Маршрут наш пролегал через прекрасные леса и плодородные поля. До самого вечера все шло гладко. Но подход к месту ночевки оказался тяжелым — надо было подняться на крутую гору. Мы все были сильно измотаны. Особенно тяжело давалась большинству курсантов, для которых это был первый такой переход, дисциплина в отношении воды. На подходе к вершине одна из девушек потеряла сознание, понадобилась вода, и тут выяснилось, что двое курсантов, которым было поручено нести аварийный запас, тайком его выпили. Этот случай мы использовали в воспитательных целях. Добравшись до вершины, мы собрали всех и разъяснили им, как важна в походе коллективная ответственность. А двоих «водохлебов» предупредили: еще одно, даже малейшее, нарушение — и они будут исключены.

Пошли дальше. Люди измучились, и только стыд заставлял их напрягать последние силы. Чтобы разрядить напряжение, мы запели песню, и так, обессиленные, наконец-то добрались до бивуака.

Разбились на отряды и принялись готовить ужин.

Скоро разгорелись костры. В воздухе зазвучали песни на иврите, и атмосфера стала совсем как на родине, во время походов ПАЛМАХа. Усталось и напряжение как рукой сняло. В положенное время прозвучал приказ гасить огни, и все погрузились в глубокий сон.

На рассвете отдохнувшие курсанты готовы были продолжать переход. На этот раз никто не пил лишней воды. На второй ночевке посидели вместе у костра, а в полдень на следующий день добрались до лагеря, мокрые с головы до ног — в двух километрах от цели нас застиг проливной дождь.

Лагерь был устроен в лесу, на берегу небольшой речки, вдали от жилья. Место идеально подходило для занятий — здесь никто не мог нам помешать.

Мы дали курсантам два дня отдыха, инструкторы тем временем подготовились к проведению учений.

Вторая ступень обучения пошла быстрыми темпами. Ночные занятия, завершение курса и постепенный переход от положения курсанта к положению инструктора произвели в ребятах настоящий переворот. Атмосфера курсов и система обучения пробудили в них дремлющие силы, они стали увереннее в себе и убедились, что в случае необходимости смогут организовать самооборону.

По окончании курса обучения состоялся парад, на который прибыли представители из Палестины и другие гости. Парад прошел с большим успехом и на таком уровне, которого не постыдились бы и на родине.

После парада я вернулся в Будапешт. Первый опыт прошел без всяких накладок, можно было продолжать порученное нам дело. Тем временем я приобрел кое-какие познания в венгерском языке и мог теперь ходить без переводчика.

Благодаря нашей деятельности стерлись партийные разногласия, наши курсанты, принадлежавшие к различным молодежным организациям, сплотились в единое целое. Мы, посланники Хаганы, преследовали одну цель, которая была важнее партийных интересов.

Венгерский «Ха-поэль»[22]

Для успешного выполнения наших планов мы начали открывать отделения спортивного общества «Ха-поэль» (Рабочий). Под прикрытием спортивного общества мы предполагали организовать ячейки Хаганы и наладить связь между штабом и отделениями. Венгерские власти дали официальное разрешение. Были сформированы спортивные команды — по волейболу, баскетболу, футболу и легкой атлетике. Одновременно мы готовили печатные инструкции на венгерском и чешском языках для летних лагерей, а также планировали курс подготовки тренеров в разных видах спорта, которые будут работать в обществе «Ха-поэль».

Подошло время, один за другим стали открываться летние лагеря. Мы посещали их и помогали инструкторам, нашим вчерашним курсантам. Лагеря были разбросаны по всей территории Венгрии, что сильно осложняло нашу задачу. В лагерях сразу же стало известно, что мы посланцы Хаганы, хотя мы очень старались скрыть этот факт. Но избежать огласки не удалось — для этого надо было вообще прекратить поездки.

Песня Ицхака Ламдана[23] — вещь взрывоопасная…

На наше счастье, в большинстве летних лагерей занятия окончились вполне благополучно. Исключением стал один случай, когда листок с текстом песни «Танец Масады» Ицхака Ламдана вылетел из окна и попал в руки случайного прохожего. А слова песни, как известно, были такие:

Эта песня была напечатана тем методом, какой обычно применяют при разучивании песен на иностранном языке: слова на иврите были записаны венгерскими буквами, а рядом — перевод на венгерский. Прохожий венгр нашел листок, вылетевший из окна; странное содержание стихов вызвало у него подозрения, и он отнес листок в полицию. Полицейский инспектор вообразил, что ему в руки попало нечто невероятно важное, и немедленно начал действовать. Явился целый отряд полицейских, окружил лагерь и принялся его прочесывать. В чем дело, мы, конечно, не знали. Двоим нашим посланцам удалось ускользнуть в город и спрятаться там. У начальника лагеря был произведен тщательный обыск, а потом его еще долго допрашивали.

В конце допроса начальник полицейского отряда вытащил подозрительную бумажку, показал ее начальнику лагеря и заявил, что, по его мнению, содержание этой бумаги неопровержимо доказывает, что… обитатели лагеря принадлежат к подполью, стремящемуся подорвать экономическую мощь Венгрии. В тот период действительно было раскрыто несколько случаев саботажа на венгерских заводах, производивших продукцию для Советского Союза. Когда выяснилось, что именно послужило причиной прихода полицейских и обыска, начальнику разъяснили содержание листка, и на том инцидент был исчерпан. Полиция убралась восвояси, и тренировки в лагере возобновились.

В конце июля 1947 года я предпринял поездку по летним лагерям, организованным в Чехии молодежными движениями. Чтобы совершить эту поездку, мне снова нужно было нелегально пересечь венгерскую границу. Но на этот раз у меня уже был опыт. Я выехал из Будапешта в сопровождении представителя Брихи в тот пункт Брихи, который находился рядом с границей. Мы добрались туда за-темно. Мне объяснили, что я должен дождаться десяти часов вечера — в это время обычно появлялись контрабандисты-проводники.

В назначенный час контрабандисты пришли. После коротких переговоров мы вышли из дому и зашагали прямо в открытое поле.

Переход занял около трех часов. Мы подошли к какому-то чешскому селу, где нас должна была ждать машина, чтобы отвезти в областной центр Кошице. Оттуда уже я улечу в Прагу самолетом.

Прежде чем войти в село, мы остановились. Следопыт проверил все подходы к селу — точь-в-точь как проверяют объект на военных учениях. Спустя четверть часа он дал сигнал двигаться дальше. Перелезая через заборы, мы добрались до огромного хлева. Контрабандисты оставили меня на сеновале и исчезли в темноте. Битый час я сидел в одиночестве, напряженно прислушиваясь, не приближаются ли какие-нибудь шаги. Наконец сквозь тьму я различил силуэт проводника. Он велел мне встать и идти за ним. Мы быстро зашагали к воротам. Нам пришлось постоять несколько минут, прижавшись к забору, пока подъехала машина. К моему удивлению, кроме шофера, я обнаружил там целую семью: отца, мать и сына. Они тоже собирались этой ночью перейти границу.

На рассвете машина въехала в Кошице.

Пункт Брихи находился в здании, где размещались дети беженцев. Здесь меня встретил «наш контрабандист» — Вик. Он вручил мне паспорт, и таким образом я превратился в солидного британского гражданина. После двух месяцев подпольной жизни на нелегальном положении так приятно было почувствовать себя добропорядочным туристом!

Назавтра я вылетел в Прагу.

Израильская делегация на фестивале молодежи в Праге

Мне повезло — после шести недель напряженной работы я получил короткий отпуск и смог побывать на выступлениях «Сокола» (Национальное спортивное общество Чехии), которые в те дни проходили на Пражском фестивале. В фестивале участвовала и делегация из Израиля. На меня произвели большое впечатление выступления многих делегаций, особенно из России, и все же я не могу забыть короткого, но выразительного выступления нашей делегации в день открытия Международной выставки. Исполнялись народные танцы, играл ансамбль флейтистов, и пела Эстер Гамлиэлит. Танец завершался необычно и увлекательно: танцоры, исполнявшие хору, длинной цепью спускались со сцены на площадь и присоединялись к зрителям, которые немедленно входили в круг и принимались танцевать вместе с ними.

Дня четыре я развлекался, а потом отправился в поездку по летним лагерям, разбросанным по Чехии. Мне пришлось встречаться с инструкторами, которые побывали в Венгрии, где прошли наш курс подготовки, и теперь преподавали здесь. Их энтузиазм и чувство ответственности просто поражали. Они уже были неотъемлемой частью Хаганы, и это прибавляло им уважения в собственных глазах и в глазах окружающих.

Такая же атмосфера, несмотря на различия в партийных взглядах, царила в лагерях, созданных организациями Ха-шомер ха-цаир, Бней-Акива[24] и другими. Нельзя не отметить деятельности эмиссаров разных движений из Израиля, которые сплотились воедино, чтобы помочь нам, представителям Хаганы, в исполнении порученной нам задачи. По окончании поездки мне нужно было вернуться в Венгрию, но пришлось прождать два дня в Братиславе, пока подготовят переход границы. Это время я использовал, чтобы побывать в Вене, главным образом — в лагерях, где были сосредоточены беженцы-евреи.

Ужасная картина во дворе больницы Ротшильда

В то время в Женеве заседала комиссия, созданная Ассамблеей ООН с целью изучить возможности заключения мира между евреями и арабами в Палестине и для решения ближневосточной проблемы.

3 августа 1947 года перед комиссией выступили представители евреев — перемещенных лиц в Австрии и Германии, которые заявили, что беженцы отказываются вернуться в диаспору и раствориться в ней. Они требовали, чтобы им разрешили въезд в Эрец-Исраэль. В этот день я приехал в Вену, в огромный лагерь беженцев, который был расположен в здании больницы имени Ротшильда. И тут перед моими глазами развернулась еврейская трагедия во всей ее наготе. В здание, которое могло вместить самое большее тысячу человек, набилось тысяч семь абсолютно неимущих евреев. Семьи с детьми теснились на одной кровати, а вещи — под кроватью. В каждом углу, в комнатах, набитых до отказа, во дворе, в подвале, на чердаке, в коридорах и на лестницах ютились люди, те самые, уцелевшие в Катастрофе, до которых руки нацистов не успели дотянуться. С рассвета и до заката они толпились в бесконечных очередях. Очереди были везде — в душ, в столовую, в туалет, в медпункт. Хотя еще на родине я слышал и читал об этих беженцах, картина лагеря потрясла меня до глубины души.

Я спрашивал себя, почему представители перемещенных лиц в Австрии и Германии должны были приезжать в мирную и благополучную Женеву, чтобы передать свое воззвание в комиссию ООН. Разве человеческая совесть не велит, чтобы комиссия сама приехала в этот лагерь и своими глазами увидела, в каком положении находятся евреи, выжившие в Европе?

Я бродил по Вене, а в душе крепло желание поскорее вернуться домой и начать борьбу с англичанами. Их жестокая политика — препятствовать въезду беженцев в Палестину — представлялась мне делом злодейским и преступным.

Оставив лагерь, я направился в центр благополучной Вены. Я смотрел на австрийцев, проигравших войну: живут в тиши и покое, трудятся без помех… А мы, воевавшие плечом к плечу со странами-союзницами, мы, победившие в войне, — почему мы должны просить, объяснять, бороться за то, чтобы нам позволили залечить душевные раны, возместить потери, понесенные евреями в этой войне?

Мрачный и подавленный, я вернулся в канцелярию Еврейского агентства.

Перед возвращением в Братиславу я почувствовал, что мне необходимо побывать на могиле Герцля[25]. Поразительно, но надгробные камни Герцля и его жены оказались неповрежденными. Трудно было поверить, что нацисты не добрались до могилы великого еврейского вождя.

В Братиславе я провел несколько часов и отправился дальше поездом до венгерской границы. На этот раз я перешел границу как заправский контрабандист и продолжил свой путь в Будапешт без каких-либо приключений.

Церемония принесения присяги Хагане

Я снова впрягся в работу. Мне было поручено организовать курс командиров, которые будут руководить филиалами Хаганы в местах скопления евреев в Венгрии. Прежде всего, я должен был набрать курсантов из числа инструкторов, которые учились на предыдущем курсе, отличились в занятиях и проявили лидерские способности в летних лагерях. Затем отобранные кандидаты должны были пройти приемную комиссию, назначенную штабом. Им следовало явиться по указанному адресу, трижды постучать в дверь и, когда откроют, назвать пароль. После этого им предлагали войти в темную комнату. Один за другим они входили в комнату, где сидели члены приемной комиссии, отделенные от абитуриентов черным занавесом. В занавесе были проделаны маленькие отверстия, через которые члены комиссии могли видеть абитуриентов, сами оставаясь невидимыми. Кандидат подходил к столу, и его буквально засыпали градом вопросов, чтобы определить, готов ли он взять на себя обязательства члена Хаганы. Если он выражал согласие, происходило короткое совещание членов комиссии, в конце которого кандидату объявляли, что он принят в ряды Хаганы и должен принести присягу на верность. Кандидат становился по стойке «смирно» и клал руку на книгу ТАНАХ[26] и на пистолет. Так он приносил присягу, повторяя слова клятвы вслед за тем, кто приводил его к присяге. По окончании церемонии новый боец Хаганы отправлялся домой и ждал дальнейших распоряжений.

Все кандидаты, которые были вызваны на приемную комиссию, заявили о своем согласии вступить в ряды Хаганы.

Одинокий дом в горах…

Чтобы провести курс обучения, следовало сначала найти подходящее место, где можно было бы без помех упражняться в стрельбе и проводить полевые занятия.

Проверив по карте все районы Венгрии, мы с моим постоянным помощником Мордо (Мордехаем Френкелем) отправились на машине в двухдневную поездку по горам в поисках дома, стоящего в уединенном, укромном месте. На второй день поездки, совсем уж было отчаявшись найти что-либо подходящее, мы вдруг обнаружили дом, одиноко стоящий на холме, вдалеке от шоссе. Оставив машину, мы подошли к нему пешком. В доме находились две пожилые женщины. Это место показалось нам как нельзя более подходящим. Женщины встретили нас очень приветливо. В ходе беседы выяснилось, к немалому нашему удивлению, что эти женщины — еврейки, чудом избежавшие гибели в Катастрофе. Мы объяснили им, что собираемся провести здесь семинар для гидов и вожатых и для этого хотели бы арендовать у них дом сроком на полтора месяца. Мы предложили им вполне приличную оплату, а также пообещали комнату в Будапеште на то время, пока их дом будет занят. Женщины приняли наше предложение, и, договорившись окончательно об условиях и сроках, мы вернулись в Будапешт, чтобы заняться последними приготовлениями. Собрали снаряжение, главным образом оружие — пистолеты и гранаты, и еще раз до мелочей продумали программу тренировок.

Инструкторами были назначены Хаим Гури и Шмуэль Пакта, активист движения «За единый труд», который присоединился к нам, когда все наши остальные работники были переведены в Румынию для участия в крупной операции по переправке евреев под названием «Исход из Европы».

По заранее разработанному плану мы, на двух грузовиках, приехали на выбранное место. Быстро выгрузили снаряжение и тут же погрузили в машины вещи хозяек дома. Они распрощались с нами и уехали в Будапешт.

Курсантов разбили на группы и распределили по комнатам. На чердаке устроили склад оружия, и все было готово к тренировкам.

На вечерней поверке курсантам разъяснили цель занятий, а также провели специальный инструктаж по соблюдению мер безопасности. Мы приступили к работе в условиях строжайшей секретности.

План подготовки командиров был разработан с включением следующих вариантов защиты:

1. «Холодная» защита — самооборона и защита при помощи палки.

2. «Горячая» защита — с применением пистолетов и гранат, которые следует пускать в ход только в случае крайней необходимости.

В первые дни занятия проходили без сбоев и без помех.

Для охраны тренировочного лагеря на крыше целый день стоял часовой, чтобы предупреждать о приближении посторонних к дому. Время от времени мы придумывали новые упражнения с оружием, а потом переходили к тренировкам по разным видам спорта.

Примерно в шестистах метрах от нашего дома был небольшой родник. И вот дней через десять после начала занятий мы заметили возле этого родника большую группу людей, в основном женщин. Судя по всему, они пили воду из родника и молились. Ничего такого мы не ожидали и, естественно, очень встревожились. Нам объяснили, что несколько дней тому назад одна немая женщина напилась воды из родника и ей явилась святая Дева Мария и исцелила ее от немоты. Новость мгновенно распространилась по всей Венгрии, и люди стали стекаться к роднику, который в течение одной ночи превратился в священный источник, «источник Святой Девы».

Надписи появляются и исчезают

Этот случай усложнил нашу работу и потребовал дополнительных мер предосторожности. На наше счастье, дом отделяла от родника роща, и мы могли продолжать тренировки.

Для этого цикла занятий мы тоже запланировали двухдневный поход. Хаим, Мордо и я сели в машину и отправились проверять намеченный маршрут. В конце первого дня мы должны были добраться к вершине горы Кикш, самой высокой в Венгрии. Здесь находится роскошный отель. До войны венгерские богачи имели обыкновение проводить здесь зиму. Когда мы въехали на вершину горы, Хаим достал перочинный нож и на самом высоком дереве вырезал слово «ПАЛМАХ», а под ним — маген-давид[27].

Этот израильский обычай оставил свои следы в нескольких местах в Европе, и сегодня израильский путешественник с изумлением обнаруживает в окрестностях Рима, в Кастель-Гондольфо, в Неми или где-нибудь еще надписи на иврите, выцарапанные на камнях или на деревьях в лесу.

Мы вернулись в лагерь. Подготовка к походу в этот раз оказалась несложной. Для курсантов это был уже второй поход, и они лучше чувствовали атмосферу курсов и личную ответственность за свои действия. Учения в обстановке секретности, пистолеты и гранаты, усиленные физические тренировки развивали в курсантах терпение и выносливость, что впоследствии сильно облегчало им жизнь.

Мы отправились в путь, захватив продовольствия на два дня. В лагере остались только повара — для охраны. Этот поход ничуть не отличался от патрульных объездов ПАЛМАХа. Курсанты, проникшись чувством командирской ответственности, довольно легко несли груз и без жалоб карабкались по крутым склонам. Это путешествие было событием не только для нас, израильтян. На курсантов тоже произвела большое впечатление красота природы — многие из них видели такое впервые. Поднявшись на вершину горы, к тому дереву, на котором Хаим вырезал наш символ, мы с удивлением обнаружили, что кто-то соскоблил вырезанный знак, не оставив от него и следа. У всех было какое-то неприятное чувство, словно рядом находился посторонний несимпатичный человек, и мы решили уйти отсюда, поискать место для ночлега подальше. Хаим не захотел смириться и снова вырезал на дереве: «Да здравствует ПАЛМАХ!»

Мы устроили привал в ближайшей рощице и улеглись на ворохе палой листвы. Долгие часы лежал я, размышляя. Всего четыре месяца тому назад я вышел из кабинета Йошуа Глобермана в Ягуре, пытаясь вообразить себе новую должность, которая меня ожидает. И вот у меня за плечами уже два организованных курса обучения, множество поездок по Венгрии и Чехии, летние лагеря и нелегальные переходы границы. Я думал о своей семье и друзьях в Эрец-Исраэль. Я скучал по ним все сильней. Но тут внезапно у меня перед глазами встала картина лагеря беженцев в Вене. Я приподнялся на своей «постели» и посмотрел на лежащих вокруг меня людей: неужели это такие же евреи, каких я недавно встретил в Вене? Это казалось чудом. До чего же они изменились!

Первые проблески рассвета и необходимость продолжать поход отвлекли меня от раздумий.

Курсанты, свежие и отдохнувшие, поднимались с земли. Второй день тоже прошел по плану. По возвращении им даже не понадобился дополнительный отдых.

Занятия продолжались без помех, кроме одного случая: однажды часовой заметил полицейского на мотоцикле, приближающегося к нашему дому. Раздался сигнал тревоги. Все пистолеты и прочие незаконные предметы были мгновенно спрятаны на чердаке, ничего подозрительного не осталось. Подъехавший полицейский застал нас за изучением иврита. Мордо приветливо принял его и ответил на все вопросы. У полицейского не возникло ни малейших подозрений. Мы угостили его сигаретой, и он удалился, а мы вернулись к своим делам.

Наконец программа была выполнена полностью. На специальной церемонии выпускникам было присвоено звание командиров. Мы все чувствовали, что сегодня к филиалу Хаганы в Венгрии прибавилось еще одно важное силовое звено.

В Венгрии я пробыл шесть месяцев. Как правило, при помощи различных уловок нам удавалось укрыться от бдительного ока венгерской контрразведки. Но однажды меня чуть не арестовали, и случилось это как раз на курсах спортивных инструкторов.

Дело было в октябре 1947 года. Ха-шомер ха-цаир предоставил в наше распоряжение здание на одной из окраин Будапешта. Мы набрали группу — 45 парней из разных городов Венгрии — для обучения в течение месяца. Уже в начале курса мы почувствовали, что за нами следят. Районное отделение полиции потребовало, чтобы мы представили им списки всех курсантов. Эти списки были тщательно изучены. Однажды, когда курсанты выстроились для ежедневной утренней пробежки, явились два сыщика. Они снова потребовали список курсантов. Тут же, на месте, новый список был составлен и вручен им. Но на сей раз они этим не удовлетворились, а потребовали пересчитать койки. Я в это время находился в комнате инструкторов, и мне немедленно сообщили, что сыщики пересчитывают койки. Я не вернулся ночевать в здание, которое оказалось под подозрением. Но занятия продолжались по намеченному графику.

Дней за восемь до окончания курса (конец октября 1947 года) мне передали, что я должен вместе с Яаковом Саломоном поехать на съезд командиров Хаганы в Праге. Кроме нас туда отправились Йосеф Харари и Йосеф Меир. В этот раз мы пересекли границу возле Братиславы. Работники Брихи, которые ждали нас на чешской стороне, вернули нам наши британские паспорта, и мы вновь стали легальными туристами.

В Праге собрались двадцать пять командиров Хаганы из Европы. Товарищи отчитались о своих действиях в разных странах. Главным моментом съезда были лекции Шауля Авигура и Нахума Шадми о функциях наших групп в будущем. Наиболее успешно работавшие эмиссары, чувствовавшие уверенность в своих силах, требовали расширения своих полномочий и поля действия.

В конце съезда меня вызвали к Нахуму Шадми. Прошло несколько месяцев с тех пор, как я видел его в последний раз, когда он назначил меня на эту работу в Венгрии.

— Амнон, — начал Нахум, — у меня есть для тебя новое задание. Сейчас нам нужно усилить группу командиров в странах Северной Африки. Ты для этого как раз подходишь. Я уже договорился с Яаковом Саломоном, что ты будешь в Париже первого декабря, чтобы вступить в новую должность.

Я вернулся в Будапешт проститься с товарищами. Мне было жаль расставаться с коллективом венгерской Хаганы, компанией верных и преданных работе ребят, но приказ есть приказ, и я должен был уезжать. Я еще успел побывать на выпускном вечере курса спортивных инструкторов, а на следующий день собрал вещи. Приехал я в Венгрию нелегально, зато уезжал вполне законным путем. По соглашению, из которого извлек выгоду некий чиновник, власти выдали мне официальное разрешение покинуть Венгрию. Почему законным должен был быть именно отъезд, а не приезд — этого я не знаю до сих пор.

Среди немцев

Я отправился поездом из Будапешта в Прагу. Там меня снабдили необходимыми документами для дальнейшего путешествия — в Париж через Германию и Бельгию.

Из Праги я отправился в Аш, пограничный городок в Чехии, в Судетской области. Наступила зима, шел снег, все вокруг было белым-бело. Человек из Брихи отвез меня на машине к немецкой границе. Так я впервые ступил на землю Германии.

Это было странное ощущение. Трудно передать словами, что творилось у меня в душе, когда я подошел к таможенному полицейскому. Передо мной были те самые люди, которые всего два года назад служили в лагерях уничтожения и безжалостно убивали евреев, да и не только евреев! Вот они, представители «высшей расы», жесткие и жестокие, слуги дьявола. И я стою буквально в двух шагах от них — можно дотронуться рукой. Они разговаривают с нами необыкновенно вежливо… Человек из Брихи занимается всеми необходимыми формальностями, и полицейские проявляют к нам особое внимание. Кто бы поверил, что двумя-тремя сигаретами можно с легкостью завоевать расположение немецкого полицейского!

В спальне немецкого офицера

Не успеваю я переварить только что пережитое, как машина уже останавливается перед коттеджем, неподалеку от границы. Здесь находится пункт Брихи, которая занимается связями с пограничной службой этого района. Дом принадлежит немке, вдове погибшего на фронте немецкого офицера. Вдова, которой известно, что мы из Палестины, тоже оказывает мне особое внимание. Она уступает мне свою спальню. Комната переполнена произведениями искусства, которые, очевидно, присылал ей хозяин дома, победно шествуя по покоренным странам Европы. На буфете лежит альбом с фотографиями. Я открываю его и смотрю на снимки, присланные мужем жене из оккупированных городов. По большей части фотографии вечеринок, нацисты веселятся: в одной руке бокал, другая обнимает девушку.

Утомившись после долгого и трудного дня, я засыпаю на немецкой кровати. Жизнь продолжается, действительность быстро зачеркивает вчерашний день.

Рано утром мы едем машиной в Мюнхен по широкой автостраде, тянущейся километров на триста. Там и сям видны строения, разрушенные бомбежками, но везде уже чувствуется прилежный труд немцев: они восстанавливают разрушенные здания, строят новые. Особенно много усилий вкладывается в восстановление мостов и ремонт железнодорожных путей.

Приезжаем в Мюнхен. Город лежит в руинах. Среди развалин — улица, на которой уцелели несколько домов. Там находятся еврейские организации, и среди них — дом сотрудников отделения Еврейского агентства. Неподалеку от Мюнхена я встретился с членами делегации Хаганы, работавшими в Германии, в тренировочном лагере, где занимались подготовкой инструкторов по владению легким оружием, физической подготовкой и полевыми учениями. По окончании курса выпускников направляли инструкторами в тренировочные лагеря Германии и Австрии, где находилась молодежь из лагерей беженцев, вступавшая в Хагану.

29 ноября — в Антверпене

Из Мюнхена я двинулся дальше и 29 ноября 1947 года приехал к своим родственникам в Антверпен. В этот исторический день всему миру возвестили по радио, что Организация Объединенных Наций в Лейк-Саксессе приняла решение о создании еврейского государства.

На следующий день все евреи Антверпена собрались, чтобы отпраздновать это событие. Везде царило веселье, все ликовали, словно пришел Мессия. Все понимали, что решение ООН дает возможность еврейскому народу воссоединиться на своей исторической родине.

Радость смешивалась с тревогой за положение в стране. Я поспешил сократить пребывание у родственников и немедленно отправился в Париж, куда недавно был переведен штаб Хаганы из Праги. Как мне хотелось поскорей вернуться домой, быть вместе с родными и близкими в этот исторический момент! Тем более что, как я слышал, там уже начали мобилизовывать юношей 15–17 лет.

Нахум Шадми сообщил мне, что после решения ООН о создании Государства Израиль наши планы изменились и моя поездка в Северную Африку отменяется. Нахум велел Йосефу Харари и мне немедленно отправляться в Италию, чтобы организовать ускоренные тренировки по стрельбе и боевой и физической подготовке нескольких тысяч молодых беженцев, находящихся в итальянских лагерях и ожидающих возможности попасть в Эрец-Исраэль. Теперь всем стало ясно, что молодому государству необходимо подкрепление — обученные бойцы. Дело, которое нам поручили, было жизненно важным и крайне срочным.

Хотя я попал в Париж впервые, нельзя было задержаться даже ненадолго, хоть немного погулять по городу. Уже через три дня мы были в Риме.