Не отпускай (СИ)

12

Как-то не хотелось ехать домой. С Аверинскими детьми и Маринкой весело! Даже немного жаль было, что вода быстро заканчивалась. Дети подшучивали друг над другом, над теткой, она отвечала им тем же. Перепало и мне.

— Сергей, — Антон поглядывает то на меня, то на сестру, — А ты теперь на Марине жениться будешь?

Я быстро взглянул на нее. Усиленно трет пол, щеки покраснели. Понятно, промолчит, помощи от нее не дождешься!

— Посмотрим, как ваша Марина себя вести будет!

— А папа говорит, — в разговор тоном строгой училки вступает Анна, — что жениться только по любви нужно. Ты любишь Марину?

Ну, блин, за что? Я же вам всегда подарки покупал!

— Не знаю пока.

— А мама говорит, что нельзя целовать чужих женщин, только жену! — Антон смотрит так, будто сейчас я своим ответом могу разрушить весь мир в его голове, созданный заботливыми родителями.

— Мама это при папе говорит, наверное?

— Конечно, у них друг от друга секретов нет…

Анечка вдруг тыкает мокрым пальцем мне в грудь:

— Сергей, ты отклонился от вопроса — ты будешь жениться на Марине?

Наконец-то, Марина решила вступить в разговор:

— Ребята, а у меня вы почему не спрашиваете, пойду ли я за него замуж?

— А что у тебя спрашивать, папа говорит, что в нормальных семьях, — Антон особо подчеркнул слово "нормальных". — Все и всегда решает мужчина.

Вот это мне нравится — молодец Ромка!

— Вот-вот, Мариночка, будем по аверинскому "Домострою" жить! Как я скажу!

— Хм, жить мы будем не по "Домострою", а по-отдельности. Дети, больше глупых вопросов не задавать! Иначе сейчас же спать отправлю — родители говорили, — тоже подчеркнула последнюю фразу, — в десять должны быть в кроватях. А сейчас — без пятнадцати!

Двойняшки замолчали, как по команде. Тряпки были выстираны и развешены, ведра убраны. Предлога, чтобы остаться придумать не мог.

— Ну, я, наверное, пойду? — посмотрел на нее, может, на чай напроситься? — чаю в этом доме мне, похоже, не предложат.

— Боюсь, что не предложат… Спасибо за помощь и до свидания!

Оглянулся на детей, вроде отвлеклись от нас — в гостиной телек включают.

— Ох, Маринка, нарываешься! Может, хватит уже надо мной издеваться?

— Ты слышал, что дети сказали — целовать только жену можно! А устами младенца, как говориться… Иди, жену свою целуй!

— Я развожусь.

— Спасибо за информацию. Только, мне то что от этого? Разводись, на здоровье!

Почему-то этот разговор начал меня раздражать — чего ломается, как девочка? Строит из себя недотрогу какую-то! Сама же меня хочет — я же чувствовал! Сказал, на эмоциях, не подумав:

— Наверное, когда наркоманила, посговорчивей была? Никому не отказывала?

Ох, дурак! Посмотрела с такой болью, что о словах своих сразу же пожалел. Только поздно уже! Слово — не воробей…

— Наркоманила, было дело. Только блядью никогда не была. Кроме мужа никогда и ни с кем. Впрочем, перед кем мне оправдываться — о твоей-то неразборчивости легенды ходят!

— Я — мужчина!

— Ну, да! А мужчинам можно все! Хорошо же вы устроились! Иди ты, Сережа… домой! Мне детей спать укладывать пора.

Хотел, конечно, добавить к вышесказанному еще пару фраз, но махнул на нее рукой, и выскочил из дома… Хорошо, что лето на дворе — в мокрых штанах как-то совсем плоховато! Зараза! Поймал себя на мысли, что эти два слова: "Маринка" и "зараза" из моей речи в последнее время не уходят совсем. И из моих мыслей тоже.

Через два дня я вернулась домой, потому что к Антону и Ане приехала бабушка, наша с Алей мама. Павел Петрович тоже на время переехал в дом Авериных, потому что они с моей мамой после свадьбы почти не расставались.

Он ушел с работы, бросив практику кардиохирурга в Москве. Не хотел работать вообще — возраст все-таки пенсионный. Но такому врачу, как он не удалось просто посидеть дома. Его атаковали звонками и из поликлиник и из частных медицинских центров. В итоге, Павел Петрович трижды в неделю ездит консультировать в больницу нашего района. Изначально планировал работать по полдня, но в итоге сидит там порой до вечера. А мама после обеда, не выдержав разлуки, едет к нему…

Зато квартира пустая. Никого. Как хорошо! И я в отпуске! Завтра порядок наведу, шторы постираю! Распланировала день, а сейчас можно было отдохнуть. Сбегала за пирожными в маленькую булочную в соседнем доме. Сварила кофе, нашла в интернете интересную книгу и только приготовилась получать от жизни удовольствие, как в дверь позвонили.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ Говорили вам когда-нибудь, что в глазок нужно смотреть обязательно, прежде чем открыть дверь? Это истинная правда! Только я, глупая взрослая женщина, все же распахнула ее, не глядя.

На пороге стоял мой бывший муж Виктор. Бросив на него всего лишь один взгляд, я поняла, что ему нужно. С таким лихорадочным блеском в глазах он может хотеть только одного сейчас — снова вернулся к старому. Я знала, что он то бросает наркотики, то вновь подсаживается.

Он сам ушел от меня. Когда вернулся из тюрьмы, куда я, как примерная жена, ездила на свидания, возила передачи… Два дня прожил с нами и ушел. Вернулся под кайфом, с дозой для меня. Я отказалась. Кто бы знал, чего мне это стоило!

Я любила его. Тогда, в самом начале своего падения. Очень любила. Ради того, чтобы быть рядом с ним, попробовала наркотики. Затянуло. Он сел. Я лечилась. Со стыдом и ужасом вспоминала то время. А еще тот факт, что Пылев меня в центр реабилитационный устроил. Видел, наверное, помнит, какой я тогда была!..

— Марина, привет! — оперся на дверной проем, — какая ты красивая, Маринка! Я уже и забыл…

И смотрит с тоской. И мне жаль его — исхудал, осунулся, видимо, плохо дело. Я знаю, зачем он пришел — деньги, ему нужны деньги.

— Здравствуй, Витя!

— Можно я пройду? — и не ожидая ответа, заходит в квартиру.

Идет на кухню, садится за стол, берет с тарелки, естественно немытыми руками, мое пирожное, подносит ко рту, но не кусает, а осмотрев со всех сторон с каким-то отвращением швыряет назад.

— Давай, говори, что тебе нужно!

— Ты сама знаешь. Деньги нужны.

— Сколько?

Он оценивающе оглядывает меня.

— Десять.

— Десять тысяч?

Утвердительный кивок головы.

Он приходит ко мне далеко не в первый раз за эти два года. Он всегда просит только это. Я знаю наперед весь наш последующий разговор. Только все равно продолжаю.

— Витя, столько не дам.

— А сколько дашь?

— Пару тысяч?

— Давай.

Что-то сегодня быстро согласился. Прижало, наверное, сильно. Иду в спальню, достаю деньги, беру две тысячи и разворачиваясь, упираюсь в него. Видел. Конечно, видел, что у меня приличная сумма есть — отпускные, зарплата… Это плохо. Судя по взгляду, который он не сводил с полки шкафа, куда я вернула деньги, очень плохо.

Ругаться с ним нельзя. Витя всегда был очень вспыльчивый, а в таком состоянии…

— Витя, это деньги на учёбу Лизе! Я не могу их отдать тебе! Пойми, пожалуйста!

— Добавь еще немного!

Спорить просто боюсь. Послушно достаю еще три тысячи и подаю ему. Он молча уходит.

Пирожные — в мусорку, все протереть, чего он мог касаться. Делала все это на автомате — плакала. Было жаль себя, Лизу, и его тоже… Ведь было же время, когда мы были счастливы! Лиза была маленькой…

….Вечером он пришел снова. Только теперь не один — с двумя такими же как он. Двери, конечно, не открыла.

Но кошмар все-таки начался…