Не отпускай (СИ)

23

Пока меня выворачивало наизнанку в туалете (еле успела!) с ужасом думала: "Это невозможно! Этого не может быть! Презерватив же был всегда!" Или не всегда? В тот раз… я так его хотела, что не помнила совершенно, надевал ли Сергей его. И потом, когда он разбудил меня под утро своими ласками…

Обессиленная, я сидела прямо на полу, прислонившись спиной к стене и, стараясь делать это тихо, плакала. Так больно было вспоминать. Так хотелось увидеть его. Как же я соскучилась! Ведь знала же, что ничего у нас не получится, зачем поддалась ему, зачем впустила его в свою жизнь и в свое сердце! Теперь мучайся, Марина!

Так, если я все-таки беременна… Что делать? От важных мыслей меня отвлекала Алька, которая требовала открыть, запертую мной, дверь.

— Марина, если сейчас же не откроешь, я её сломаю!

Я представила, как хрупкая, маленькая сестра плечом сносит массивную дверь и влетает сюда ко мне и начала смеяться, сквозь слезы. Да, блин, точно — беременная, настроение меняется каждую секунду!

— Марина, я не поняла, ты плачешь или смеешься?

Так, нужно открывать быстрее — в Алькином голосе тревога зашкаливает! С трудом поднялась — слабость во всем теле, мышцы пресса болят… Открыла дверь. Алька тут же кинулась на встречу, подхватила сбоку.

— Аля, я вполне могу сама идти. Все в порядке!

— Марина, ты меня напугала! Давай, я вызову скорую?

— Зачем?

— Ну, тебе же плохо?

— Алька, ты что блюющих людей никогда не видела? Ну, не люблю я больше мидии, что тут такого страшного?

Сестра с подозрением смотрела на меня. Кажется, до нее начинает доходить…

Я, прополоскав рот и умывшись, уселась на диване в гостиной. Алька истуканом стояла в метре и смотрела на меня, как на неведомую зверушку. Из кухни доносился все такой же умопомрачительный запах мяса, только слегка подгоревшего. Это было странно, но мне дико хотелось есть…

— Аля, отомри и иди на кухню — мясо горит!

Она, поколебавшись, все-таки побежала к плите спасать семейный ужин, а я снова задумалась. Да, ситуация — хуже не придумаешь! Мне тридцать восемь лет. Дочери — девятнадцать! Мужа нет. Но зато есть гепатит! И он, наверное, может передаться ребенку! И Сергей тоже теперь заразился… Как же быть? Не заметила, как в комнате появилась моя сестра.

— Марина, ты отравилась?

— Нет. Я беременна… наверное.

Алька рассмеялась.

— Хорошая шутка! И кто он, этот счастливчик?

Не верит. И мысли на допускает!

— Раз уж дело зашло так далеко, думаю, можно и признаться, — я сделала вид, что задумалась, говорит ей или нет.

— Что правда? Серьёзно беременна? Не может быть!

— Нет, ну, елки-палки! Почему со мной этого не могло случиться? Ладно, где там уже твой муж? Мне нужно с ним поговорить и очень серьёзно.

Погруженная в свои мысли, я и не заметила, как моя сестра побледнела и медленно осела на диван рядом со мной.

— Аля, ты чего?

— О чем с ним поговорить? О ребенке? Это он…

— Да ты что! Сумасшедшая! Нет-нет, отец не Рома! Боже мой, вот придумала! Как ты только могла! Это — Сергей! А то ещё что-нибудь сочинишь! Иди уже, выпей валерьяночки! И мне, пожалуй, тоже накапай! Месяц уже нет его. Рома сказал, что в командировку уехал экстренно. На звонки не отвечает. Дома не живет. Не знаю, что и думать. А вдруг с ним что-то случилось? Ведь таких долгих командировок не бывает? Или бывают?

Фух, вздохнула с облегчением! Вывалила все на сестру! Теперь мне полегчает!

Но не полегчало. Потому что сестра стала задавать вопросы, ответов на которые я не знала.

— Никогда бы не подумала! Вы же все время цапались! Да, он пытался клеиться, но мне казалось, что тебя это только раздражает… И что ты теперь будешь делать?

— Что делать? Что делать? Вечный вопрос… Да, смешно я буду выглядеть, конечно, в таком-то возрасте с огромным животом, но… — я решила для себя. Если честно, то я с самой первой минуты осознания уже знала, как поступлю. — Пусть смеются, тем более, что поздно рожать сейчас даже модно!

— Маринка, ты же можешь аборт сделать, и все!

Я посмотрела на нее с удивлением — это мне Алька предлагает! Та, что о себе всегда говорила, что убивать ребенка не станет, несмотря ни на что!

— Аля, это, возможно, мой последний шанс. И скорее всего. Еще несколько лет и можно больше не мечтать. А я хочу маленькую девочку, мою… Ну, или мальчика.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ — Но это же Сергей! Ты же его знаешь не хуже меня — он… несерьезный! Да и не факт, что согласится жениться!

— Я не стану навязываться. Это все неважно. Я ребенка хочу…

Наконец-то, приехал Роман. Наверное, со стороны мы с Алей выглядели странно. Хотя, мне казалось, что просто сидим, просто разговариваем. Но Роман с порога спросил:

— Привет, девчонки! Что еще случилось? На ваших лицах мировое горе!

Алька кинулась целовать мужа. Потом побежала на кухню. Я ответила за двоих.

— Ничего страшного не случилось — так ерунда. Рома, я тебя жду. Тебе Сергей не звонил? Месяц прошел. Странно, что его до сих пор нет. Вдруг с ним что-то случилось?

— Знаешь, я и сам переживаю. Звонил вчера его начальнику — полковнику Белых. Он сказал, что все под контролем, что капитан Пылёв выполняет задание, скоро вернется, жив-здоров… Так, что, Маринка, солдат вернется, ты только жди..

Последние слова он пропел, неожиданно красивым сильным голосом. У меня с души упал камень. На задании он! Служба есть служба!

… Только как заснуть-то? Особенно в моей ситуации. На работу завтра? Не действовала на меня эта установка. Страшновато как-то… Вся жизнь изменится. Еще пара месяцев, и скрывать станет нереально. Плевать. Плевать на любопытство окружающих — на меня еще пару лет назад пальцем соседки показывали, наркоманкой за глаза зовя. Плевать на внешний вид. Когда Лизой беременная ходила, поправилась ужасно. Десять килограммов так навсегда и остались. Только вот Сергей… Зачем ему это все? Вон, до сорока почти дожил без детей, наверное, неспроста. И Ира что-то о ребенке говорила. Может, из-за этого и развелись — любая женщина о детях мечтает. Наверное, и Ирина не исключение. Неужели не захотел детей? Поэтому? Неужели он не понимает, что это — самое важное в жизни? Ну, раз так, плевать. Плевать и на него… Хотя, как-то не хотелось плевать. Хотелось увидеть. Хотелось обнять. Хотелось хоть чуть-чуть еще, хоть пару дней рядом побыть…

В половину первого поняла, что заснуть не получится. Села за стол, включила лампу, достала из ящика стола листок бумаги и любимую ручку…

Вспоминать очень больно,

Вспоминать очень горько —

Жизнь моя, как немое кино.

Я — живая, и только,

Я — живая. Насколько?

Я, как будто, ныряю на дно.

… Изломанная, как веточка,

Израненная судьбой.

Я — маленькая заметочка,

Оставленная тобой.

Оставленная, заброшенная…

Изломана вкривь и вкось.

Застиранная, изношенная —

Забудь обо мне и брось!

Куда я иду, не спрашивай,

Не говори о судьбе.

Я — сильная, умная, смелая,

Израненная… К тебе…

Когда я уже и не ждал, специально подготовленный для этой единственной цели, этого единственного звонка, телефон, вдруг взорвался мелодией входящего. Я прокашлялся, прежде, чем ответить — давненько ни с кем не приходилось разговаривать, уже подзабыл, как это вообще делается.

— Да.

— Добрый день!

— Добрый.

— Багров? Сергей? — хорошо, что не Данила. Да, именно так меня и зовут пока — в целях конспирации. Все-таки Пылёв — достаточно редкая фамилия, мало ли, вдруг смогут пробить? Почему именно так, я не вникал, хотя ассоциации с "Братом" видимо, не у меня одного. Потому что женский голос в трубке замялся, прежде чем продолжить.

— Фамилия у вас какая, воинственная. У меня к вам дело. Как мы могли бы встретиться?

Это тоже было продумано заранее.

— Завтра вечером в шесть часов в кафе "Репаст", Большая Филевская, 21.

— Как я вас узнаю?

— Нет. Как я вас узнаю?

— Э-э, я буду в красной шляпе с широкими полями.

— Договорились.

Как было условлено, я позвонил на номер моего связного, которому сказал только одно слово: "Да". Мое руководство теперь знало, что все идет так, как было запланировано месяц назад.

Наконец-то дело сдвинулось с мёртвой точки. Не знаю, как себя чувствует перед получением заказа настоящий киллер, но я волновался и дождаться не мог, когда же назначенное время наступит!

Судя по тому, что звонила женщина, я ожидал увидеть в заполненном посетителями кафе Анастасию — общую любовницу двух друзей. Но в шесть пятнадцать в зал вошла совсем другая женщина — красивая, моих лет в черном платье, красной шляпе и с сумочкой в тон.

Поймав ее взгляд, я махнул рукой. Она радостно улыбалась, как будто идет ко мне на свидание.

— Здравствуйте! Меня зовут — Алёна. А вы — Сергей?

— Здравствуйте, — ответил я. — Да, это я.

Нам принесли заказанный мной заранее кофе. Она, сделав глоток, сказала совершенно спокойно, как будто речь велась о заказе новой сумочки, а не чьей — то жизни:

— Я сейчас передам вам флешку с фотографией одного человека. Там же его данные. Мне нужно, чтобы он, скажем так, перестал мешать. Совсем. Надеюсь, вы меня понимаете.

Я кивнул, конечно, что ж тут непонятного. Жена, скорее всего, одного из друзей. Ставлю свое месячное жалованье, что это — жена депутата. Боится потерять статус и богатство. А вот, заказывает она, вероятнее всего, Настю.

За соседним столом сидел следователь из московского отдела, с которым мы проводили совместную операцию. Конечно, заказчица уже сфотографирована и через пару часов мы будем знать, кто она.

— Алёна, вы знаете, какова цена моих услуг?

— Мне примерно озвучивали. Но будет лучше, если вы сами назовете.

— Я ознакомлюсь с вашей информацией и перезвоню.

— Когда?

— Завтра утром.

— Хорошо.

Я встал, собираясь уйти. Но она удержала:

— Скажите, Сергей, а в вашем деле скидки на повторный заказ существуют?

Блядь, куда катится мир! Скидки? Ага, а еще акции, типа, три по цене двоих! Стоп, а вдруг это проверка?

— Все будет зависеть от степени риска, от личности человека.

— Это я так, на будущее. Я жду вашего звонка!

… Каково же было мое удивление, когда я узнал, что это — жена Коновалова, и заказывает она не соперницу Настю, и даже не своего изменника — мужа, а друга семьи депутата Стригункова. Первая мысль — политическое убийство. В преддверии выборов кто-то решил убрать популярного кандидата. Но тогда причем здесь жена бывшего друга? Либо женщина действует по просьбе своего же собственного мужа. Мало ли, может там ещё и в бизнесе дело! Вдруг Стригунков решил все общее дело под себя подмять в свете последних событий? А Коновалов, чтобы не подставляться, жену на амбразуру бросил? Интересно, а кого она еще убить планирует? Мужа? Чтобы бизнес себе забрать? Но ведь есть ещё мадам Стригункова? С ней делиться придется.

Всю ночь думал. Завтра утром ей сумму скажу. На днях она деньги принесёт. Тут ее и арестуют в момент передачи. А там, пусть кто-нибудь другой выясняет причины, поводы… А я, наконец, к Маринке поеду… Интересно, ждет ли она меня или снова все сначала начинать? Ни на секунду не сомневался, что буду ее добиваться снова, несмотря ни на что.

Она не давала мне покоя ни днем, ни ночью, особенно, ночью. Я вспоминал наши встречи. Тело реагировало только на одни эти воспоминания. Или это из-за месяца вынужденного воздержания? А может, виной моей одержимости этой женщиной, безделье длиной в месяц? Телевизор и интернет меня достали. По Москве я нагулялся. Оставалось только одно — думать о времени, когда мне было хорошо. А с Маринкой мне было хорошо. И не только в постели. Она — умная, интересная, с чувством юмора. Она — необычная, особенная. Почему-то грела мысль, что она скучает и ждет меня. А ждет ли? Снова возвращался я к этой мысли…

Утром позвонил и назвал сумму, за которую якобы готов убить человека. Сумму эту тоже оговаривали заранее. Так что я был готов. Алёна торговаться не стала. Более того, она обещала отдать деньги уже завтра вечером. Только встретиться предлагала уже в нашем городе, потому что жертва "ждет" меня именно там. Я спорить не стал, тем более это совпадало с моими желаниями. Опять же, провести задержание можно своими силами без привлечения московских коллег. Хоть и одно у нас ведомство, да только наглеть все равно нельзя — у каждого отдела свои заботы, своей текущей работы выше крыши.

Дорога домой тянулась нескончаемо долго. Мне казалось, что автобус просто плетется по трассе. Ка жаль, что я не на машине поехал! Сейчас бы уже к дому подъезжал. Перед отъездом мне позвонил полковник Белых. Сказал, что они держат все дело под контролем и, как только Коновалова передаст деньги, ее арестуют, а я получу двухнедельный отпуск в качестве поощрения. Только пока это не произошло, никаких контактов с родными и друзьями. Я должен снять номер в гостинице и целые сутки разъезжать по городу на взятой в прокат машине, делая вид, что слежу за жертвой. Ну что же, сутки я потерплю! Тем более, что можно просто посмотреть издалека на нее… Я уже предвкушал, как вместо Стригунова выслеживаю Марину, возвращающуюся с работы и наблюдаю, как она грустная идет домой, страдая по мне… Просто посмотрю из машины и все…

Каждый день после звонка дочери я сама не своя. Понимаю, что время лечит, что когда-нибудь и ее чувства угаснут. Она, после того случая, после той истерики, когда узнала о решении Матвея жениться, сразу уехала в Москву на занятия — лето подходило к концу и нужно было вновь заселяться в общежитие. Я думала, что там в городе, в институте с подружками и однокурсниками ей будет легче.

Я звонила ей утром перед парами и вечером. И каждый раз слышала одно и то же: все в порядке, все хорошо, с занятиями — лучше всех, оценки только отличные… и при этом грустный до безумия голос. Конечно, столько лет моя дочь любила Матвея Аверина, что за несколько дней такие чувства исчезнуть просто не могли.

Жалела свою девочку, понимала ее, но кроме слов утешения, ничем помочь не могла. Да и слова мои она слышать не хотела — прерывала, говорила, что справится. Я и чувствовала, что Лиза не такая, как я — есть в ней этот стержень внутренний. Такие как она от неразделенной любви в петлю не сунутся и с крыши не прыгнут — сцепила зубы и дальше живет. Перетерпит, помучается, и не разлюбит никогда. В этом-то и главная беда — если уж решила она, своего добьется, если уж полюбила кого, навсегда…

Такой я видела свою дочь. Такой она мне представлялась.

… А на работе Ванечка неожиданно активизировался — прохода не давал. Периодический у него подобное наблюдалось. Не знаю уж от чего его всплески любви ко мне зависели — от фазы луны, от мужских гормонов, которые у нашего музейного хранителя не все время, а в определенные моменты в кровь впрыскивались, да только с периодичностью пару раз в год, Ванечка вдруг решал, что любит меня и начинал наступление, как заправский генерал. И надо же было так совпасть, что в момент, когда мне меньше всего эти его чувства нужны были, он вновь воспылал любовью.

Вообще-то, был он на пять лет меня моложе. И считался воспитанным милым молодым человеком. Внешне, на мой взгляд (а еще и на взгляд нашей Леночки) был симпатичным, и даже очки его не портили, а прибавляли шарму. Одевался он, конечно, немного старомодно. Но что взять с мужчины, который воспитывался сразу двумя поколениями интеллигентных женщин с прекрасным классическим образованием?

Наша дружная музейная компания, состоящая из меня, Леночки, экспозиционера Бориса и второго хранителя Валентины, бывала в гостях у Ванечки частенько. Прекрасная квартира с высокими потолками в доме, который считался у нас в городе памятником архитектуры, была наполнена антиквариатом, к которому можно было отнести и двух женщин в винтажных платьях с неизменными старинными брошами на груди. Это не квартира была, а филиал нашего музея, где экспонаты можно было часами рассматривать!

Нас всегда угощали пирогом с вишневым вареньем, который просто таял во рту и вишневой же настойкой. Нам рассказывали интересные истории из жизни мамы и бабушки Ванечки. Послушать было что. Мама была женой видного партийного деятеля последних лет существования Советского Союза — поездила с ним по разным городам, всякого насмотрелась. Он умер рано, когда Ванечке исполнилось пять лет всего. Единственный сын был очень поздним ребенком в этой семье. А бабушка происходила из дворянской семьи, чудом уцелевшей в годы репрессий.

Привести в свой особый мир обычную женщину Ваня не мог. Маме и бабушке нужно было соответствовать. Он решил, что соответствовать могу только я и никто больше. Много лет Ванечка пытался доказать мне, что меня примут, что я смогу быть счастлива в его музее № 2. Да только я с трудом могла себя представить третьей в ряду главных женщин из его семьи. Я честно говорила, что давно бы нужно подыскать другую кандидатуру для этого, но Ванечка был неумолим.

В последний раз полгода назад, вновь воспылав любовью, он даже попытался меня поцеловать в хранилище, куда я пришла за самоваром. Я собиралась проводить занятие для детей, на котором рассказывала о русских обычаях, о традиционной кухне. Ну, и конечно, такая информация усваивается детьми гораздо лучше, если кроме рассказа подкрепляется участием в процессе чаепития, например. Такое интерактивное занятие всегда шло на ура!

Ванечка выдал мне большой тульский самовар и заставил расписаться в акте выдачи. Я схватила пузатого красавца за обе ручки и уже направилась к двери, как почувствовала сзади на талии горячие руки нашего хранителя. Было смешно. Как он собирался меня целовать, если между нашими телами находился ведерный самовар? Но, видимо, какие-то мысли на этот счет у Ванечки имелись. Он попытался меня развернуть. Уперся в самоварный кран и отскочил. Попытался зайти сбоку, но изогнувшись, и практически улегшись на музейный экспонат в моих руках, сумел только легонько мазнуть своими губами по моим. Я старалась держаться! Но эти неловкие попытки, эти телодвижения в тесном хранилище между стеллажами невольно вызвали приступ неудержимого смеха. Вывернувшись из Ваничкиных рук, я с моим спасителем на руках, рванула прочь из хранилища, хохоча, как ненормальная.

Мне, конечно, было жаль моего несостоявшегося любовника, но ничего с собой сделать не могла. Ванечка две недели избегал меня, как мог. Даже чай пить ходил к Борису, а в наш кабинет заглядывал только в случае крайней необходимости.

И вот именно сегодня он решил меня простить!

Я уже собиралась идти домой, когда на крылечке меня догнал он.

— Марина, там дождь идет. У тебя есть зонт?

Зонта у меня не было. Я привыкла к своей безалаберности — обычно этот важный предмет с собой я брала тогда, когда осадков не предвиделось. А в дождливую погоду он либо был забыт мною дома, либо странным образом терялся где-нибудь в общественном транспорте. Вот и сегодня зонта, как назло, не было.

Ванечка раскрыл свой огромный черный над моей головой, явно собираясь провожать до дома. Три троллейбусных остановки вечером я обычно проходила пешком. Сегодня, правда, предпочла бы доехать, но у Ванечки были другие планы.

— Марина, давай пройдемся? Я бы хотел с тобой поговорить! — спорить бесполезно — все равно ведь увяжется следом.

— Хорошо. Пошли, — все его разговоры я знала наперед.

Он некоторое время молчал. А потом завел:

— Ты знаешь, Марина, как я к тебе отношусь? Ты — прекрасная женщина, умная, красивая, интеллигентная. Ты — не замужем.

— Да-да, Ванечка, я в курсе своих обстоятельств. Ближе к теме, — почему-то сегодня он меня раздражал. Может виной всему жуткий голод, который я в последние дни испытывала к концу рабочего дня?

— Ты знаешь, что я тоже свободен. Жилплощадь имеется — своя отдельная комната…

Не выдержала, прервала его речь.

— Ты свободен, я — свободна. Что предлагаешь?

— Замуж. Выходи за меня.

Ого, а Ванечка-то, созрел для серьезный отношений! Замуж? Ну что ж, придется озвучить мое положение!

— Ваня, я беременна. Скоро будет два месяца.

Он остановился, как вкопанный. Удивленные глаза, кажется, стали больше линз.

— Как беременна? Не может быть.

— Может, Ванечка, может. Только пока никому не говори!

Он несколько раз ошарашенно кивнул головой.

— Значит, у тебя есть мужчина? — ну, логично же, блин.

— Ну, можно и так сказать…

— Он женится на тебе?

Чуть позже я поняла, что не нужно было делиться с ним своими сомнениями на этот счет. Сама не знаю, что на меня нашло. Мы, как раз, остановились возле моего дома. я под зонтом повернулась к Ивану и сказала:

— Не знаю. Все сложно очень. Я его не видела уже давно. Скорее всего, не женится. Но ребенка я все равно оставлю.

Что там надумал себе Ванечка, я не знаю, только свободной от зонта рукой он внезапно обвил мою талию и неожиданно крепко притянул к себе. Его губы потянулись к моим. От неожиданности я замерла, не решаясь его оттолкнуть. Он, видимо, расценил мое спокойствие, как поощрение и углубил поцелуй. Я стала выворачиваться из его цепкой руки и вдруг услышала:

— Маринка, тебя и на месяц одну оставить нельзя! Это что еще за… крендель, на моей территории?