Убив почти час на дорогу до Сити, я сталкиваюсь еще с одним препятствием, обскакать которое у меня не выйдет, даже если выломаю дверь в Варькин офис. По одной простой причине — ее там нет.
Ее, блядь, там нет.
И не было.
У Мальвины гребаный выходной, а россказни о придирчивом задроте — сплошное вранье. Зачем и почему она отбрила меня, используя такую тупую отмазку — за гранью моего понимания. Рассчитывала, что сольюсь и не приеду? Пиздец, если так.
Спустившись в подземный паркинг, сажусь в тачку и, усмирив разверзнувшийся ураган недоумения и гнева, набираю ее номер. А она, словно испытывая мое терпение на прочность, берет трубку только с седьмого гудка. За считаные секунды я успеваю придумать такого, что мозги дымятся. Начиная с того, что Варя банально слилась, и заканчивая побегом стоматолога из больнички. Я бы на его место тоже ее ни на минуту одну не оставил…
Правда, что ли?
Оставил же.
И не раз.
И место свое другому добровольно отдал, а сейчас вдруг собственнические замашки проснулись?
— Слава богу, — с облегчением выдыхаю я, услышав ее тихое: «да». — Все в порядке? Я тут себе всяких ужасов насочинял, в паранойю ударился.
Но все оказывается до абсурда прозаичнее.
— Испугался?
— Еще как, Варь. До седых волос меня доведешь, зараза бессовестная. Ты где?
— Дома. Собираюсь к тебе, — невозмутимо отвечает эта невыносимая женщина. — Ты еще ждешь или последовал моему совету?
— Я, блядь, в Сити. Офис твой чуть не взломал.
— Прости.
— Прости? Тебя кто так врать научил?
— Ты, — выдает она.
— Неправда, — оскорбленно протестую я.
— Снова врешь, Красавин, — приглушенно смеется Варька, и на душе сразу резко теплеет.
Не могу на нее злиться, хоть убейте. Пусть чудит, сколько душе угодно, лишь бы была, лишь бы не исчезала. Потому что без нее — арктическая мерзлота и промозглая осень. Без нее пустота и мрак. Без нее я нахрен сдохну. Слягу с инфарктом в мои-то молодые годы. И про седые волосы я не шутил. На висках уже пробиваются — от одной только мысли, что Варька снова спасует и сбежит от меня, сверкая пятками.
— Я тебя заберу и не вздумай отпираться, — с напором говорю я.
— Хорошо, — соглашается она смиренным голоском. — Не злись, пожалуйста. Это спонтанно получилось.
Охуеть. Думаю, Варюша чуток лукавит и спонтанностью тут и не пахнет. Нервы она мне потрепать решила, ну и заодно реакцию проверить. Преуспела, зараза. И в том, и в другом.
Двадцать минут по Садовому кольцу, и я почти на месте. Звоню Варьке, предупреждаю, чтобы выходила, а она требует забрать ее возле станции метро. Словно меня кто-то знает в ее дворе. Конспираторша, блин.
— Привет, — забравшись в салон, невинно улыбается, а я подаюсь вперед и жадно вгрызаюсь в ее теплые губы, съедая клубничный блеск. Забираюсь ладонями под спортивную олимпийку и сдавленно рычу, не обнаружив под ней бюстгальтер. Бессердечная ведьма.
— Это жестоко, Варь. Кто так, вообще, делает? — пощипывая затвердевшие камешки сосков, мученическим тоном хриплю я. — Специально место людное выбрала? Вокруг толпа, а мне пиздец, как приспичило тебя трахнуть.
— Потерпишь, Красавин. А будешь жаловаться, в следующий раз явлюсь в скафандре, — хитро ухмыляется Варя, красноречиво уставившись на мою раздутую, словно парус, ширинку. — Ты вроде бы фильм собирался смотреть?
— Только если с нами в главной роли, — боднув ее лбом, учащённо дышу, словно пробежал стометровку.
Молния болезненно впивается в окаменевший член, мысли съезжают в горизонтальную плоскость, а руки на Варькины бедра, обтянутые узкими джинсами. Могла бы юбку одеть. Быстрее бы пробрался к розовым трусишкам. А в том, что она сейчас в них, я готов поклясться.
— Склоняешь меня к съемкам домашнего порно? — игриво стукнув по моим ладоням, Варя с фальшивым осуждением качает головой. — Испортил тебя Париж, Красавин. Свобода нравов до хорошего не доводит. Распутство, вседозволенность и гендерная неопределённость.
— Ага, будто в России иначе, — хмыкнув, с усилием воли отрываюсь от нее и завожу машину.
— Ну не знаю, в моей семье традиционные ценности в приоритете, — со смешком выпаливает она, одной фразой разнося к чертям весь мой позитивный настрой.
— Именно поэтому ты сейчас сидишь здесь, а не варишь борщ любимому мужу.
— Останови машину, — ледяным тоном чеканит Варя. — Сейчас же!
— Правда глаза режет? Прости, котенок, но мы не в стране розовых единорогов живем, и пора уже научится называть вещи своими именами. Ты — не святая невинность, а я — не такой уж конченый ушлепок.
— Останови машину, — цедит она по слогам. — Я не шучу!
— Я тоже, — увеличив скорость, вливаюсь в автомобильный поток и на всякий случай блокирую двери.
— Ты не ушлепок, Красавин. Ты…ты белобрысый мудак, — возмущенно пыхтит Мальвина.
— Я в курсе, что означает БМ в твоих контактах.
— Ты залезал в мой телефон? — Варька переходит на крик, а я понимаю, что пора тормозить — в прямом и фигуральном смысле.
— Ты сама скидывала мне скрин нашей переписки на днях. Забыла? — невозмутимо напоминаю про недавний инцидент, когда мы поспорили из-за какой-то ерунды. — Расшифровать было не трудно, Варь.
— Потому что ты знаешь, что это так и есть, — фыркает Варя, обхватив себя руками и воинственно нахохлившись.
— И заметь, мне правда глаза не режет, — парирую я.
— Я хочу домой, Максим, — упрямо стоит на своем.
— Не хочешь, Варь. Хватит капризничать.
— Я, вообще, могу молчать.
До конца маршрута доезжаем в наэлектризованной тишине. Всю дорогу Варька просидела, словно воды в рот набрала и ни разу не взглянула в мою сторону. Упертая вреднючая зараза. Припарковав машину, снимаю блокировку и всем корпусом поворачиваюсь к Варе. Она так уморительно дуется, что меня невольно пробивает на смех.
— Остаешься здесь или в дом пойдем? — распустив ее небрежный пучок, запускаю ладонь в шелковистую копну волос, красиво распавшихся по застывшим плечам.
Смерив меня леденящим взглядом, она с достоинством королевы выскальзывает из салона и грациозной поступью направляется к крыльцу. Залипнув на покачивающейся аппетитной попке, я ставлю тачку на сигнализацию и неторопливо закуриваю сигарету.
В дом захожу через пару минут, и не обнаружив Варю внизу, поднимаюсь наверх. Она в моей спальне. Голая, на кровати, поверх одеяла. Ее шикарная упругая тройка совершенно не изменилась: такой же идеальной формы, с клубничными вершинками сосков и голубоватой сеточкой вен под фарфоровой кожей. Насмотревшись до изжоги на смуглых мулаток и африканок, я фанатично одержим Варькиной аристократичной бледностью. Светлый шелк кожи, едва заметная россыпь веснушек на носу и выразительные завораживающие глазищи цвета полевой фиалки. Взгляд — бесстыжий и дерзкий. Поза — отвал башки и дымящийся стояк в штанах.
Трусики с кошаком висят на спинке стула и поглядывают на меня так же воинственно, как их хозяйка. Остальная одежда аккуратно сложена на сиденье. От своей избавляюсь за считаные минуты. Матрас прогибается под моим телом, Варька с распутной улыбкой разводит стройные ноги, охотно принимая на себя мой вес и подрагивая от нетерпения.
— Сразу с горячего, и как же кино и вино? — хрипло посмеиваюсь, упираясь ноющей головкой во влажную промежность, распределяя обильную влагу по идеально гладким набухшим половым губам. Она шумно втягивает воздух и тихо вскрикивает, когда я надавливаю на чувствительный узелок.
— Кино и вино на десерт, — запуская пальцы в мои волосы, Варя нетерпеливо тянет на себя. — Давай уже, Красавин.
Пиздец, она заводная. Я еще и пальцем ее не коснулся, она уже вся горит.
— Ты и есть десерт, Варь, — фокусируя взгляд на расширенных зрачках и пылающих щечках, глубоко и быстро врезаюсь в ее разгоряченное тело.
Она откидывает голову и протяжно выдыхает мое имя, прогибается подо мной, моментально подстраиваясь под жесткие толчки.
Мой язык проникает в ее рот в том же темпе, что и член. Невероятно отзывчивая, раскрепощенная, полностью растворившаяся в удовольствии. Слизывая бисеринки пота с ее сладко-соленой кожи, я неумолимо теряю контроль, выпуская на волю животные инстинкты. Толкаюсь все сильнее и глубже, пока спальня не наполняется пошлыми звуками наших тел, сбившегося дыхания и несдержанных стонов. Хрипло рычу, чувствуя приближение оргазма, и грязно матерюсь, когда скоростная распутница опережает меня.
— Охереть, Варь. Это просто охереть, — бессвязно бормочу я, чувствуя, как содрогаются ее внутренние мышцы.
Перед глазами пелена, мое тело — сплошной оголенный нерв, каждое точное движение — микровзрыв сумасшедшего наслаждения. Толчки становятся резче, член дергается, увеличиваясь в размере. Я уверенно веду себя к финишу. Врезаюсь с такой силой и скоростью, что она начинает невнятно протестовать, а потом снова стонет, всасывая мой язык и впиваясь пальцами в бешено вколачивающиеся в нее ягодницы. По звукам, которые мы издаём и потокам влаги, я уже знаю, что Варька пошла на второй заход. Нужно немного отсрочить собственную разрядку, но это пиздец как непросто, когда она так страстно извивается подо мной.
— Нет, я еще не все, — захлебываясь ощущениями, отчаянно протестует Варя, когда я отстраняюсь и, перевернув ее на живот, подтягиваю умопомрачительную попку к себе.
— Я тоже котенок, — низко смеюсь я и, смяв в ладонях упругую задницу, резко толкаюсь вперед и начинаю трахать в другой позе.
— Боже, ты… ты, — так и не оформив до конца свою мысль, Варя застывает на секунду. Покрытая испариной спина выгибается. — Ты просто монстр, Красавин, — сипит она, громко втягивая воздух, и, вскрикнув, бурно кончает, убийственно сильно сокращаясь вокруг моего члена.
Для меня это красный свет. Разгоняюсь до безумного ритма, и за пару минут довожу себя до долгожданной разрядки. Огненная волна, зарождаясь в позвоночнике, разливается по взмокшему телу, прицельно ударяя в пах. Меня кроет настолько остро и мощно, что я на какое-то время отключаюсь, придавив Варьку своим весом. Прихожу в себя, когда она начинает подавать признаки недовольства, пытаясь выползти из-под моего тела и жалобно по-кошачьи попискивая.
— Ну вы и кабан, Максим Дмитриевич, — хохочет Варька, когда я, наконец перекатываюсь на бок и утыкаюсь носом в основание ее шеи. Как же невероятно она пахнет. Сексом, мной, и чем-то упоительно нежным. Одурманивающе, чертовски чувственно и охеренно возбуждающе.
— Ты всегда такая язва после секса? — обняв ее за талию, припечатываю к себе, так, что все наши изгибы идеально совпадают, несмотря на серьезную разницу в габаритах.
— Я тут подумала…
— Когда успела?
— Пока выкарабкивалась из-под тебя. И, вообще, что за дурацкая привычка перебивать?
— Молчу, — покорно затыкаюсь я, лениво выводя круги на ее животе.
— Если бы я так сильно тебя не хотела, у нас могли бы возникнуть проблемы. Ты же как пресс, Красавин, или асфальтоукладочный станок. — поймав мою ладонь, она переплетает наши пальцы. — Не подумай, я не жалюсь, но каждый день такие марафоны не каждой под силу.
— Привыкай, — хмыкаю я. — Раньше же как-то справлялась.
Толком не отдышавшись, уламываю разомлевшую Варьку на еще один раунд. Такой же острый и стремительный, как предыдущий. Потом мы устраиваем короткий перерыв, вдоволь поплескавшись в ванной и нацеловавшись до онемения губ. Затем по программе ночной ужин с вином и тайской лапшой. Восстановив утраченные калории, возвращаемся в кровать и снова предаемся разврату. Умопомрачительно долго и с полной отдачей.
Никто из нас не думает о времени и том, что Варьке, наверняка пора ехать домой. На часах половина второго ночи, а мы не можем оторваться друг от друга даже на минуту. Я и на перекур утягиваю ее с собой на балкон, где, укутав в свои объятия, рассказываю о местах, где она никогда не была, умалчивая об эпизодах, знать о которых Варе совсем не нужно. Мы намеренно избегаем личных тем, не упоминая имен супругов и всего, что касается семейной жизни, но о сыне Варя говорит. Часто и с огромной любовью. У нее даже голос меняется, становится мягче и теплее, а глаза светятся, так, что можно ослепнуть. Мне кажется, что я уже знаю о мальчике больше, чем его воспитатели в детском саду. Уверен, он классный парень. С такой мамой иначе быть просто не может.
— Почему у вас с Кирой нет детей? — изучая пальцами белесые рубцы на моем торсе, Варя внезапно вторгается в область, куда избегала заглядывать даже одним глазком. — Прости, за любопытство, — тут же извиняется она. — Можешь не отвечать.
— Не сложилось, — почувствовав болезненный толчок в груди, натянуто отзываюсь я. Варя приподнимается на локте, изучающим взглядом впиваясь в мое лицо. — Мы оба здоровы, дело не в этом.
— Ладно, не буду тебя пытать, — быстро сдается она и переходит к насущным вопросам. — Кстати, о контрацепции…
— Не поздновато ли ты о ней вспомнила, — иронично замечаю я, укладывая темноволосую голову обратно на свою грудь.
— Я серьезно, Максим, — возмущенная моим беспечным тоном, недовольно ворчит Варя. — У меня стоит противозачаточный имплант, но ты же не маленький, должен понимать — стопроцентной гарантии от залета он не даст. А при нашей активности риски возрастают в разы.
— Хочешь упаковать меня в латекс?
— Мне так будет спокойнее.
— Хорошо, — выдыхаю я, массируя подушечками пальцев ее затылок.
Она удовлетворенно кивает, и прикрыв веки, просит меня разбудить ее через двадцать минут. Взглянув на часы, я засекаю время, и бесконечно долго смотрю в потолок, гоняя по кругу мысли о Варьке с округлившимся животом и набухшей грудью.
Картинка представляется настолько завораживающая и реалистичная, что у меня пересыхает горло и щиплет глаза. Гребаный имплант… если бы не он, возможно, у меня был бы шанс увидеть Варю такой наяву, а не в своих фантазиях. Инстинкты, приправленные взрывом гормонов — гремучая и опасная смесь. Только дело ведь не только в этом. И раз она заговорила о контрацепции только сейчас, значит, и в ее голове пробегала подобная мысль, но здравый смысл, пусть и с опаданием, оказался сильнее.
— Макс! Я же просила меня разбудить, — просыпаюсь от Варькиного крика. Разлепив веки, вижу склонившееся надо мной бледное лицо. — Восемь утра, Красавин. Мне конец. — отчаянно стонет она, хватаясь за голову. Спутанные волосы рассыпаны по обнажённым плечам. Голые сисечки залипательно покачиваются.
— Хочешь конец? — спрашиваю хриплым спросонья голосом.
— Иди ты знаешь куда со своим концом, — яростно шипит Варька и яростно трясет меня за плечо, в глазах паника и ужас, губы дрожат. — Вставай, блин! Хватит дрыхнуть, сволочь бессовестная.
— Встал, — откидываю одеяло, показывая, в каком месте.
— Идиот, — закатив глаза и звонко съездив ладошкой мне по груди, Варя резво соскакивает с кровати и начинает впопыхах натягивать на себя одежду.
Прищурившись от бьющего в глаза солнечного света, я тоже поднимаю зад с постели, с задержкой догоняя, в чем, собственно, суть Варькиных суетливых метаний.
— Прости, котенок. Я уснул, — признаю очевидный факт. — Не паникуй ты так, сейчас отвезу, — надев джинсы, поднимаю с пола футболку, и заметив пятна от вчерашней лапши, брезгливо бросаю на стул.
— Ты меня подставил, Красавин! Мама через час Илью привезет, а я тут, — вопит Варька, тщетно пытаясь привести свои волосы в порядок.
— Успокойся, успеем, — обещаю я, заглядывая в свой необъятный гардероб. Схватив первую попавшуюся рубашку, накидываю за плечи. Торопливо застегивая пуговицы.
— Писец, Макс! Мог бы будильник поставить… Ладно, сама виновата. — махнув рукой, она ломится к двери, но та распахивается прежде, чем Варя дотягивается до ручки.
Кира на мгновенье остолбенело замирает на пороге. На ее побелевшем лице отражается целая гамма чувств от недоумения до шока. Ярко-красные губы нервно дёргаются, связка ключей выскальзывает из ослабевших пальцев и с грохотом падает на пол.
Инстинктивно отпрянув назад, Варька врезается в меня, а я на чистых рефлексах заталкиваю ее себе за спину. Она, блин, упирается, шипя сквозь зубы, что ей надо домой, но ненадолго затихает, когда Кира заходит в комнату.
— Я, кажется, не вовремя. — жена впивается испытывающим взглядом в мою охреневшую физиономию. — Помню, что ты не любишь сюрпризы, но уж прости — не удержалась, — она немного дёргано разводит руками. — Приехала домой, тебя нет. Подумала, что мой обожаемый муж сестру решил навестить. И угадала, прикинь. Только это не Вика, да? — насмешливо бросает Кира.
— Нет, не Вика, — сдвинув меня в сторону, Варя невозмутимо шагает вперед. — Мы уже встречались.
— Точно, я тебя знаю, — склонив голову, Кира бесцеремонно разглядывает соперницу с головы до ног. — Мальвина? Кажется, так ты у него записана?
— Понятия не имею. Дай пройти, — требует Варя, накидывая на плечо ремешок сумочки.
Ее голос спокойный и ровный, но я, черт подери, знаю, что внутри ее разрывает от целого шквала негативных эмоций. Меня тоже, блядь. Такого не должно было случиться. Не в этой, сука, вселенной. Ебаный пиздец. Я все иначе планировал сделать, а не как в самом хуевом несмешном анекдоте.
— Кличка как из борделя, но ты, видимо, оттуда и вылезла, — сипло рычит Кира, делая рывок в Варькину сторону.
Мои реакции оказываются быстрее, и я успеваю тормознуть жену, перехватив ее руками за талию.
— Тварь конченая, шлюха… — верезжит она, извиваясь как змея. — У него таких легион. Слышишь? Подстилка, уродина, мразь…
— Угомонись, — рявкаю я, разворачиваю Киру к себе, встряхивая за плечи.
Боком зрением, замечаю, как Варька выскальзывает из комнаты и скрывается в коридоре. Вопрос о том, чтобы отвезти ее домой, уже не стоит. Блядь, она же себе там сейчас такого накрутит.
— Ублюдок, ты на моей машине ее сюда привез? А, может, и трахал там? Сукин сын! Ненавижу, — рыдая и сыпля оскорблениями, Кира умудряется высвободиться и поднырнуть мне под руку. Я снова ее ловлю, ухватив за локоть. — Лучше бы ты сдох, — Она залепляет мне отрезвляющую пощечину, от которой в глазах начинает искрить.
Услышав хлопок входной двери, перевожу дыхание и ослабляю хватку.
Ушла…
— Прости, что не сдох. И за остальное — тоже, — обняв жену за плечи прижимаю к груди и покачиваю словно ребенка.
Чувство вины накатывает удушающей волной. Сердце прошибает грудную клетку. С ней так нельзя, нечестно, подло, и я, блядь, отчетливо это понимаю, но исправить ничего не могу. Самый дерьмовый расклад из всех возможных уже случился.
— Как ты мог? После всего? Зачем? Ты же обещал… Ты мне, мать твою, клялся, — сгребая пальцами мою рубашку, затравлено стонет Кира.
Накрываю ладонями ее побелевшие костяшки. Она вскидывает на меня взгляд, переполненный сокрушающей болью. По щекам бегут соленые ручейки слез, падая с подбородка на белый пиджак, распахнутый на надрывно вздымающейся груди. Она ждет утешений, оправданий и новых клятв, в которые безоговорочно поверит и сотрет случившееся, как страшный сон. И не вспомнит, и ни разу не попрекнет.
— Скажи, что она ничего для тебя не значит…. Что это просто случайность… проходная интрижка или пьяный секс, — в ее глазах плещется океан отчаянья. На ресницах дрожат прозрачные капли. — Соври… что угодно, Макс, — надрывная мольба срывается с губ.
Пульс набатом грохочет в моих висках, совесть сжирает заживо, а никому не нужная жалость выворачивает душу наизнанку. Она заслужила большего, а не вот это всё… Мягко обхватив тонкие запястья, осторожно отрываю ее кисти от своей рубашки, замечая, как крошится надежда в почерневших зрачках. Ложь не изменит ровным счетом ничего… Не уменьшит боль. И никого не спасет.
— Прости, — глухо повторяю я, чувствуя себя последним дерьмом.
Безвольно уронив руки, Кира делает шаг назад и какое-то время слепым взглядом смотрит поверх моего плеча, вздрагивая от остаточных рыданий. Больше всего я боюсь, что она снова уйдет в свое заторможенное отрешенное состояние, спрятавшись в нем как в плотном коконе и обнулив все улучшения, которых нам удалось добиться.
— Ты хочешь развод? — внезапно очнувшись, смахивает с щек соленую влагу. В остекленевших радужках пробуждается осмысленное выражение.
— Да, — отвечаю я.
Между нами повисает гнетущая тишина, грозящая в любой момент обратиться в девятибалльный шторм. В воздухе витает невысказанная боль и прогорклая горечь… не моя, но я ощущаю ее едкий вкус на своем языке, чувствую сдавливающие грудную клетку тиски, слышу судорожные вдохи, вырывающиеся из Кириных губ.
— Хорошо, — рваными жестами она проводит ладонями по волосам и, резко развернувшись, направляется к двери. — Отвези меня к родителям, — остановившись, она оборачивается через плечо, скользнув по мне арктическим взглядом. — А потом, будь добр, сдай мою машину в химчистку. Я выставлю ее на продажу.
— Зачем? Ты отойдешь и пожалеешь. Новая же совсем.
— Она мне больше не нужна. Хочешь, можешь забрать себе. Я не жадная. Катай и дальше своих блядей, — презрительным тоном бросает она и стремительной походкой выходит из комнаты.
Кира демонстративно садится на заднее сиденье и всю дорогу зависает в телефоне, полностью игнорируя мое присутствие и попытки заговорить, чтобы хоть как-то прояснить ситуацию. Когда мы подъезжаем к особняку Баженовых, она просит меня высадить ее у ворот.
— Какого хрена, Кир? Блядь, просто поверь мне, ели ты сейчас спрячешься в родительском склепе, будет только хуже. Давай я отвезу тебя домой, и мы спокойно обо всем поговорим?
Мы одновременно выходим из Тойоты и схлестнувшись упрямыми взглядами, встаём напротив друг друга.
— Поверить тебе? — прищурившись, она нервно смеется. — Я всю свою жизнь перевернула, чтобы быть с тобой, Макс. Моталась, как преданная собачонка по кишащими заразой пустыням и грязным трущобам, спала как бомжиха на голой земле, жрала всякую дрянь и из кожи вон лезла, чтобы сделать тебя счастливым.
— Ты сейчас утрируешь, Кир. — возражаю я, поднимая ладони в примирительном жесте. — Тебе это нравилось не меньше…
— Да кто тебе сказал? — она повышает голос, в котором снова прибиваются истерические нотки. — Я потратила на тебя лучшие годы, не говоря уже о многих других ништяках, которые ты поимел с лохушки Киры, но мне всегда нужен был только ты. А все остальное я принимала как неотъемлемое дополнение. Да временами было увлекательно, но порой я готова была послать тебя на хер вместе со твоими амбициозными планами.
— Почему не послала? — Никто не тащил тебя под венец, — негромко напоминаю я.
— Любила! Представь, какая дура! — шипит она мне в лицо и толкает обеими руками в грудь. — А сейчас смотрю и понимаю… Ненавижу. Всем сердцем ненавижу. Знаешь, я даже рада, что ты оказался таким блядским уродом. Иначе бы и дальше цеплялась за тебя, как бесхребетная идиотка, стелилась ковриком у твоих ног, а ты бы радостно вытирал ноги и пользовался, когда приспичит.
— Хватит, Кир, — обхватив дрожащие женские плечи, снова тихонько встряхиваю ее, приводя в чувство. — Не была ты никаким ковриком. Херню не пори.
— Была, — задушено выдыхает она, вырываясь из моих рук. — Как еще назвать никчемную дуру, что живет с мужиком, который ее не любит и не любил никогда? Удобной подстилкой? Походной шлюхой?
— Зачем ты обесцениваешь всё, что у нас было? Тебе так легче? Ладно я мудак, а себя ты за что унижаешь? — пытаюсь достучаться до ее здравого смысла.
— А что у нас было, Макс? — пропустив мои слова мимо ушей, выкрикивает Кира. — Ты хоть представляешь, что у меня творилось внутри все эти годы? Как я сходила с ума от ревности, в каждой взглянувшей на тебя бабе видя потенциальную угрозу? Как вставала по ночам и залезала в твой телефон, читая бесконечные письма, что ты отправлял своей Мальвине, которые эта сука даже не читала? А сколько раз я порывалась удалить папку с ее дебильными фотками ты можешь представить?
— Кир, эти письма были как личный дневник. Она сменила номер, — сглотнув пересохшим горлом, хрипло говорю я. — Сообщения уходили в никуда.
— Знаешь, что самое ужасное, Макс? — привалившись бедрами к капоту, Кира запрокидывает голову к небу. — То, что я никогда себе не прощу…
— Не надо, — качаю головой, понимая, о чем речь, и в то же время принимая ее право выговориться.
— Я даже на восьмом месяце беременности потащилась за тобой, потому что боялась отпустить от себя даже на жалкие сутки.
— Я тебе не изменял, Кир! Мы круглые сутки проводили вместе. Ты знала обо мне больше, чем я сам.
— Не изменял? Да ладно? — скептически фыркает Кира, взглянув на меня с неприкрытым презрением.
— До возращения в Москву — ни разу, — хмуро уточняю я.
— О, ну так это все меняет. Я тебе памятник должна поставить за верность?
— Я собирался тебе обо всем рассказать, но, блядь, не по телефону же? Ты не должна была узнать так, и это мой косяк. Мне очень жаль, Кир, — смягчив тон, пытаюсь максимально четко спокойно донести до нее свою точку зрения. Спорную — для нее, но абсолютно честную и открытую — для меня. — Я не стал бы лгать. Моя вина в том, что я не дождался твоего возвращения, не признался раньше, осознав к чему всё идет. Но мы живые люди, Кир. И ты, и я, и Варя, и миллиарды других. Не все в этой жизни поддается контролю и вписывается в рамки наших принципов.
— Знаю… — внезапно соглашается Кира. — Но мне от этого не легче. Я потеряла то, ради чего могла бы жить. Даже без тебя, — сдавленно всхлипнув, она обхватывает себя руками и поднимает голову выше, отчаянно борясь с подступающими слезами.
— Ты не виновата, — чеканю по слогам, преодолевая разделяющее нас расстояние. — Не виновата, — твердо повторяю я, пытаясь вдолбить эту мысль в ее агонизирующий разум. — Это мне нужно было включить мозг и запереть тебя дома. Обвиняй меня, Кир. Презирай, ненавидь, но сама — живи.
— Вот только давай без этих благородных речей. Меня от них тошнит, — отпихнув меня, Кира отлипает от капота и разворачивается к родительскому особняку.
Из-за высокого глухого забора видна только крыша, но камеры наблюдения есть и снаружи. Баженовы наверняка уже в курсе, что к ним пожаловали гости. Поэтому я спокойно реагирую, когда металлические ворота автоматически разъезжаются, пропуская движущийся в нашу сторону баги с водителем.
— Не ходи за мной, — услышав за спиной мои шаги, огрызается Кира. — Не бойся, я скажу отцу, что решение о разводе принадлежит мне. И, знаешь, он вздохнет с облегчением, — оглянувшись через плечо, она язвительно кривит губы. — Живи, ублюдок.