Ненаглядная красота

Взяла Василиса хлеба краюшку, положила перед куколкой да и говорит:

— Куколка, голубушка, хлеба покушай, моего горя послушай! Тяжёлую мне дала Баба-яга работу. Грозится меня съесть, если я всего не сделаю…

А куколка в ответ:

— Ты не плачь, не тужи, лучше спать ложись: утро вечера мудренее.

Только Василиса заснула, кукла и закричала:

— Птицы-синицы, воробьи и голуби, сюда прилетайте, от беды Василису выручайте!

Слетелось тут птиц видимо-невидимо. Стали пшено перебирать, стали громко ворковать, зёрнышки — в мешок, чернушки — в зобок. Да всё пшено по зёрнышку перебрали, от чернушки очистили.

Только дело сделали, проскакал мимо ворот белый всадник на белом коне. Рассвело.

Тут проснулась Баба-яга, Василису спрашивает:

— Что, работу сделала?

— Всё готово, бабушка.

Рассердилась Баба-яга, — говорить-то нечего!

— Ну, — ворчит, — я сейчас на добычу полечу, а ты возьми вон мешок, там горох, с маком смешанный, всё по зёрнышку перебери, на две кучи разложи. А не сделаешь, — я тебя съем.

Вышла Баба-яга на двор, свистнула, — подкатила к ней ступа с шестом.

Проскакал красный всадник. Солнце взошло.

Села Баба-яга в ступу, выехала со двора, пестом погоняет, помелом след заметает.

Взяла Василиса хлебца корочку, накормила куколку и говорит:

— Пожалей меня, куколка-голубушка! Помоги мне.

Крикнула куколка звонким голосом:

— Прибегайте, мыши — полевые, домовые, амбарные!

Набежало мышей видимо-невидимо. В час мыши всю работу сделали.

К вечеру собрала девка-чернавка на стол, стала Бабу-ягу ждать.

Проскакал за воротами чёрный всадник. Ночь пала. У черепов глаза загорелись, затрещали деревья, зашумели листья, — едет Баба-яга, костяная нога.

— Ну что, Василиса? Работа сделана?

— Всё готово, бабушка.

Рассердилась Баба-яга, а сказать-то нечего.

— Ну, коли так, иди спать, и я сейчас лягу.

Пошла Василиса за печку и слышит — Баба-яга говорит:

— Ты, девка-чернавка, печь разожги, огонь размечи, я проснусь — Василису зажарю.

Легла Баба-яга на лавку, положила губы на полку и захрапела на весь лес.

Заплакала Василиса, вынула куколку, положила перед ней хлебца корочку.

— Куколка-голубушка, хлеба покушай, моего горя послушай. Хочет меня Баба-яга изжарить да съесть.

Ну, куколка её всему научила: что делать, как быть, как беду избыть.

Бросилась Василиса к девушке-чернавушке, в ноги поклонилась.

— Помоги мне, девушка-чернавушка! Ты не столько дрова поджигай, сколько водой заливай. Вот тебе за это мой шёлковый платочек.

Отвечает ей девушка-чернавушка:

— Ладно, милая, я тебе помогу. Буду долго печь топить, буду Бабе-яге пятки чесать, чтобы ей крепче спать. А ты убегай, Василисушка!

— А меня всадники не поймают? Назад не воротят?

— Нет, — говорит девка-чернавка, — белый всадник — это день ясный, красный всадник — солнце золотое, чёрный — ночь тёмная. Они тебя не тронут.

Выбежала Василиса в сени. Бросился к ней кот-воркот, ладит её исцарапать. Кинула ему Василиса пирожок. Он её не тронул.

Побежала Василисушка с крыльца. Выскочила собака, ладит её искусать. Девушка ей хлебца бросила. Собака её отпустила.

Побежала Василисушка прочь со двора. Хотела ей берёзка глаза выстегать. Она её ленточкой перевязала, и берёзка девушку пропустила.

Хотели ворота захлопнуться. Василиса им петельки салом смазала, они перед ней и растворились.

Выбежала девица в чёрный лес. А тут и чёрный всадник проскакал, стало в лесу темным-темно. Как без огня домой дойти? Как без огня в избу войти? Мачеха со свету сживёт. И тут куколка Василису научила. Сняла Василиса череп с забора, на палку надела.

Бежит девушка через тёмный лес, — у черепа глаза светятся, тёмной ночью, как днём, светло.

А Баба-яга проснулась, потянулась. Василисы хватилась, бросилась в сени.

— Кот-воркот, девушка мимо бежала, — ты её исцарапал?

А кот-воркот ей в ответ:

— Я тебе, Баба-яга, десять лет служу, ты мне корочки не дала, а она мне пирожка дала!.. Вот я её и пропустил.

Бросилась Баба-яга во двор.

— Пёс мой верный, искусал ты девку непослушную?

А собака в ответ:

— Я тебе сколько лет служила, — ты мне косточки не бросила, а она мне хлебца дала. Я её й пропустила.

Закричала Яга зычным голосом:

— Берёза, моя берёза, ты ей глаза выстегала?

А берёза ей в ответ:

— Я у тебя десять лет расту, — ты мои веточки верёвочкой не подвязала, а она меня ленточкой обвила. Я её и пропустила.

Подбежала Баба-яга к воротам.

— Ворота мои крепкие, вы закрылись, задержали девку

непослушную?

А ворота ей в ответ:

— Мы тебе сколько лет служили, — ты нам в петельки воды не подлила, а она нас сальцем смазала. Мы её и пропустили.

Рассердилась тут Баба-яга. Стала собаку бить, кота трепать, ворота ломать, берёзу рубить. Уходилась, упарилась, притомилась. Не стала Василису догонять.

А Василисушка домой прибежала.

Видит — в доме огня нет. Выбежали мачехины дочки, забранились, заругались:

— Что долго ходила, огня не несла? У нас никак огонь в доме не держится. Уж мы высекали, высекали, никак не высекли, а который от соседей приносили, тотчас в избе гас. Авось твой огонь будет держаться.

Внесли череп в горницу, а глаза у черепа так и глядят на мачеху да на её дочерей, так их огнём и жгут. Те было прятаться, но куда ни бросятся, глаза всюду за ними так и следят.

К утру совсем сожгло их в уголь, а Василису не тронуло.

Зарыла Василиса череп в землю, — вырос на этом месте алый розовый куст.

Не захотела Василиса в этом доме оставаться, пошла в город и стала жить у одной старушки. Вот как-то и говорит она старушке:

— Скучно мне, бабушка, без дела сидеть. Купи-ка мне самого лучшего льну.

Купила ей бабушка льну; села Василиса прясть. Работа у неё так и горит, веретёнышко так и жужжит, нитка тянется ровная, тонкая, как золотой волосок.

Стала Василиса полотно ткать, выткала такое полотно, что в игольное ушко вместо нитки вдеть можно. Выбелила Василиса полотно белее снега.

— Вот, бабушка, — говорит Василиса, — продай это полотно, а деньги себе возьми.

Взглянула бабушка на полотно и ахнула.

— Нет, дитятко, такое полотно кроме царевича и носить некому. Понесу-ка я его во дворец.

Увидал царевич полотно, подивился.

— Что ты хочешь за него? — спрашивает.

— Этакому полотну цены нет, я тебе его в дар принесла.

Поблагодарил царевич и отпустил старуху домой с подарками. Хотели царевичу из того полотна рубашки сшить, да никто не брался: очень работа тонкая! Позвал царевич старуху и говорит:

— Умела ты соткать такое полотно, умей из него и рубашки сшить.

Старуха отвечает:

— Не я, царевич, пряла, не я ткала, а девушка Василисушка.

— Ну, так пусть и сошьёт она.

Воротилась старушка домой, рассказала обо всём Василисе. Василиса рубашки сшила, шелками расшила, скатным жемчугом унизала. Отнесла старушка рубашки во дворец.

Села Василиса у окошка в пяльцах шить. Вдруг видит — бежит царский слуга.

— Требует тебя царевич к себе во дворец.

Пошла Василиса во дворец. Как увидел царевич Василису Прекрасную, так и обмер.

— Не расстанусь с тобой, — говорит, — будешь моей женой.

Взял её за руки белые, посадил её подле себя, а там и свадьбу сыграли.

Скоро воротился отец Василисы и остался жить при дочери. Старушку Василиса к себе взяла, а куколку всегда в кармане носила. Так они живут-поживают, нас в гости поджидают.