Ненаглядная красота

некотором царстве, в некотором государстве жили-были царь да царица; родился у них сын Иван-царевич.

Няньки его качают, никак укачать не могут. Зовут они мать:

— Царица-государыня, иди, качай своего сына.

Мать его качала, укачать не может; побежала она к царю:

— Царь, великий государь! Пойди сам, качай своего сына.

Царь начал качать, приговаривать:

— Спи, сынок, спи, любимый! Вырастешь большой, сосватаешь за себя Ненаглядную Красоту: трёх маток дочку, трёх бабок внучку, девяти братьев сестру.

Заснул Иван-царевич крепким сном. Через девять суток пробудился и говорит:

— Прощай, батюшка, поеду я Ненаглядную Красоту искать, себе в жёны её сватать.

— Что ты, дитятко, куда поедешь? Ты всего девятисуточный.

— Отпустишь — поеду и не отпустишь — поеду.

— Ну, поезжай! Что с тобой сделаешь?!

Иван-царевич снарядился и пошёл коня доставать. Отошёл немало от дому и встретил старого человека.

— Куда, молодец, пошёл? Волею или неволею?

— Иду я, дедушка, и волею и неволею. Был я в малых летах, качал меня батюшка в зыбке, сулил за меня высватать Ненаглядную Красоту: трёх маток дочку, трёх бабок внучку, девяти братьев сестру.

— Хорошо, молодец. Только пешему тебе не дойти: Ненаглядная Красота далеко живёт.

— А как далеко?

— В золотом царстве, по конец света белого, где солнышко всходит.

— Как же быть-то мне? Нет мне, молодцу, по плечу копя неезжалого, нет плёточки шёлковой недержаной.

— Как нет! У твоего батюшки есть тридцать лошадей — все как одна. Прикажи конюхам напоить их у синя моря; одна забредёт в воду по самую шею и, как станет пить, начнут в синем море волны подыматься, в крутые берега ударяться. Эту лошадь себе бери.

— Спасибо на добром слове, дедушка.

Как старик научил, так царевич и сделал: выбрал себе богатырского коня, ночь переночевал, поутру рано встал, растворил ворота, собрался ехать; вдруг проговорил ему конь человеческим языком:

— Иван-царевич, припади к земле: я тебя трижды ногой толкну.

Раз толкнул и другой толкнул, в третий не стал:

— Ежели в третий раз толкну, нас с тобой земля не снесёт.

Иван-царевич вскочил на коня, — только его и видели.

Едет далеким-далеко; день коротается, к ночи подвигается; стоит двор, что город, изба, что терем.

Подъехал царевич к крыльцу, привязал коня к золотому кольцу, сам — в сени да в избу. А лежит на печи, на девятом кирпиче Баба-яга — костяная нога.

Закричала Баба-яга громким голосом:

— Ах ты, такой-сякой! Железного кольца не достоин, к золотому привязал.

— Ладно, бабушка, не бранись! Коня можно отвязать, за иное кольцо привязать.

— Что, добрый молодец, задала тебе страху? А ты не страшись да на лавочку садись, а я стану спрашивать: из каких ты родов, из каких городов?

— Эх, бабушка! Ты бы прежде накормила, напоила, а потом вести спрашивала; видишь, человек с дороги, весь день не ел.

Ну, Баба-яга тотчас скатерть-самобранку постелила, принялась угощать Ивана-царевича.

Он наелся, напился, на постель повалился. Баба-яга не спрашивает, он ей сам всё рассказывает:

— Был я в малых летах, качал меня батюшка в зыбке, сулил за меня Ненаглядную Красоту: трёх маток дочку, трёх бабок внучку, девяти братьев сестру. Сделай милость, бабушка, скажи, где живёт Ненаглядная Красота и как до неё дойти.

— Я и сама, царевич, не ведаю. Вот уже третью сотню лет доживаю, а про эту Красоту не слыхивала. Ну, да спи, усни; заутро соберу своих ответчиков; может, из них кто знает.

На другой день встала старуха раненько, умылась беленько, вышла с Иваном-царевичем на крылечко и закричала богатырским голосом, засвистала молодецким посвистом, крикнула по морю:

— Рыбы и гад водяной, идите сюда!

Тотчас синее море всколыхнулось, собралась рыба большая и малая, собрался всякий гад, к берегу идёт — воду укрывает. Спрашивает старуха:

— Где живёт Ненаглядная Красота: трёх маток дочка, трёх бабок внучка, девяти братьев сестра?

Отвечают все рыбы и гады в один голос:

— Видом не видали, слыхом не слыхали.

Крикнула старуха по поднебесью:

— Собирайся, птица воздушная!

Птица летит, дневной свет укрывает, в один голос отвечает:

— Видом не видали, слыхом не слыхали.

Крикнула старуха по земле:

— Собирайся, зверь лесной!

Зверь бежит, землю укрывает, в один голос отвечает:

— Видом не видали, слыхом не слыхали.

— Ну, — говорит Баба-яга, — больше некого спрашивать; взяла царевича за руку, повела в избу.

Только в избу вошли, — налетела Могол-птица, пала на землю — в окнах свету не стало.

— Ах ты, птица Могол, где была, где летала, отчего запоздала?

— Ненаглядную Красоту в гости снаряжала.

— Вот это мне и надобно! Сослужи мне службу верою-правдою: снеси туда Ивана-царевича!

— Хорошо, бабушка!

Сел Иван-царевич на Могол-птицу; она поднялась, полетела. Три года летела, вылетела на луга зелёные, травы шелковые, цветы лазоревые и пала наземь.

— Вон, — говорит, — терема белокаменные, где Ненаглядная Красота живёт.

Пришёл царевич в город, пошёл по улицам гулять. Идёт и видит: на площади человека кнутом бьют.

— За что, — спрашивает, — вы его кнутом бьёте?

— А за то, — говорят, — что задолжал он нашему царю десять тысяч, да в срок не выплатил. А кто его выкупит, у того Кощей Бессмертный жену унесёт.

Вот царевич подумал-подумал и прочь пошёл. Погулял по городу, вышел опять на площадь, а того человека все бьют; жалко стало Ивану-царевичу, и решил он его выкупить. "У меня, — думает, — жены нету, отнять у меня некого".

Заплатил выкуп и пошёл прочь. Вдруг бежит за ним тот самый человек и кричит ему:

— Спасибо, Иван-царевич, буду тебе я верным слугой.

— А как тебя зовут-величают?

— Зовут-величают: Булат-молодец.

— Ну, пойдём Ненаглядную Красоту добывать.

В ту пору вышла Ненаглядная Красота на крыльцо. Увидел её Иван-царевич, поклонился низко, стал присватываться.

Вдруг по синему морю плывут корабли: наехало тридцать богатырей Ненаглядную Красоту сватать и ну над Иваном-царевичем насмехаться:

— Ах ты, деревенский лапотник! По тебе ли такая красавица! Ты не стоишь её мизинного пальчика.

Стали к нему со всех сторон подступать да невесту отбивать.

Иван-царевич не стерпел: махнул рукой — стала улица, махнул другой — переулочек. Тут Булат-молодец схватил красавицу за правую руку, посадил на коня, ухватил Ивана-царевича за левое плечо, посадил позади девицы, ухватился сам за стремечко, и поскакали они из города во всю конскую прыть.

Много ли, мало ли они ехали, — Булат-молодец снял со своей руки перстень, спрятал его и говорит:

— Поезжай дальше, Иван-царевич, а я назад ворочусь, перстень поищу.

Стала его Ненаглядная Красота упрашивать:

— Не оставляй нас, Булат-молодец, я тебе свой перстень подарю.

А он в ответ:

— Никак нельзя, Ненаглядная Красота! Моему перстню цены нет: мне дала его родная матушка; как давала, — приговаривала: "Носи, не теряй, мать не забывай!"

Поскакал Булат-молодец назад, повстречал великую погоню; он их всех перебил, конём потоптал, сам нагнал Ивана- царевича.

— Нашёл ли перстень, Булат-молодец?

— Нашёл, Ненаглядная Красота.

Вот ехали-ехали, — настигла их тёмная ночь. Раскинули они белый шатёр. Ненаглядная Красота в шатре легла. Булат-молодец у порога спит, Иван-царевич на карауле стоит.

Стоял-стоял Иван-царевич, утомился, начал клонить его сон; он присел у шатра и заснул богатырским сном.

Откуда ни возьмись, налетел Кощей Бессмертный, унёс Ненаглядную Красоту, только ленточку из косы на земле оставил.

На заре очнулся Иван-царевич, видит: нет Ненаглядной Красоты, только ленточка на земле лежит. Стал Иван-царевич горько плакать, громко рыдать.

Проснулся Булат-молодец и спрашивает:

— О чём ты, Иван-царевич, плачешь, слёзы льёшь?

— Как мне не плакать? Кто-то унёс Ненаглядную Красоту.

— Как же ты на карауле стоял?

— Да я стоял, а меня сон сморил.

— Ну, после драки кулаками не машут. Знаю я, кто это сделал, — Кощей Бессмертный. Нам его смерть три года искать. Смерть его в яйце, то яйцо в утке, та утка в колоде, а колода по синему морю плавает.

Ну что поделаешь? Пошли названные братья к синему морю; они день идут, и месяц бредут; они год шагают и другой провожают; истомились, устали, изголодались.

Вдруг летит ястреб. Иван-царевич схватил тугой лук.

— Эх, ястреб, я тебя застрелю да с голоду сырым съем.

— Не ешь меня, Иван-царевич, в нужное время я тебе пригожусь.

Видит Булат-молодец: бежит медведь.

— Эх, Мишка-медведь, я тебя убью да сырым съем.

— Не ешь меня, Булат-молодец; в нужное время я тебе пригожусь.

Пошли дальше; дошли до синего моря, глядь — на берегу щука трепещется.

— А, щука зубастая, попалась! Мы тебя сырком съедим!

— Не ешьте меня, молодцы, лучше в море бросьте! В нужное время я вам пригожусь.

Вдруг синее море всколыхнулось, взволновалось, стало берега заливать. Налетела волна высокая, вынесла на берег дубовую колоду. Прибежал медведь, поднял колоду да как хватит оземь — колода развалилась, вылетела оттуда утка и взвилась высоко-высоко. Вдруг, откуда ни возьмись, — налетел ястреб, поймал утку, разорвал её пополам. Выпало из утки яйцо — да прямо в море; тут подхватила его щука, подплыла к берегу и отдала Ивану-царевичу. Царевич положил яйцо за пазуху, и пошли молодцы к Кощею Бессмертному.

Приходят к нему во двор, и встречает их Ненаглядная Красота, горько плачет, Ивана-царевича целует, к плечу припадает, Булата-молодца обнимает; а Кощей Бессмертный сидит у окна и ругается:

— Хочешь ты отнять у меня Ненаглядную Красоту, так тебе, царевичу, живому не быть.

— Ты сам у меня невесту отнял.

Вынул Иван-царевич из-за пазухи яйцо, показал Кощею.

— А это что?

У Кощея свет в глазах помутился; тотчас он присмирел, покорился.

Иван-царевич переложил яйцо с руки на руку — Кощея Бессмертного из угла в угол бросило. Булат-молодец подхватил яйцо, да и смял совсем; тут Кощею и смерть пришла. Взяли на конюшне трёх лошадей и в путь отправились.