некотором царстве, некотором государстве жили-были старик со старухой. Всего у них было вдоволь, а детей не было.
Вот раз старуха принесла с огорода репку и положила её в печь, чтоб распарилась. Старик из дому ушёл, старуха одна дома была, пряжу пряла.
Вдруг слышит старуха тоненький голосок:
— Открой, бабушка, тут жарко.
Испугалась старуха, поглядела в сени, — никого нет; вернулась в избу и опять слышит:
— Да открой же, бабушка, жарко мне!
И голос будто из печки несётся. Открыла бабка заслонку и видит — лежит в печке девочка, да такая хорошенькая, словно репка кругленькая.
Обрадовалась старуха, позвала старика; вытащили они девочку, вымыли её, высушили и назвали Репкой.
Растёт Репка не по дням, а по часам. Дед да баба на неё не нарадуются.
Вот выросла Репка в девушку, пошла в лес по ягоды и заблудилась.
Идёт, идёт, глядь — стоит в лесу избушка. Зашла Репка в избушку, а там на столбе Медведь сидит, граблями спину чешет.
Испугалась Репка, а Медведь ей говорит:
— Не пугайся, девушка, я тебя давно жду. Мне хозяйка нужна, будешь у меня в тепле, в сытости жить, за мной, Мишенькой, ходить.
Как Репка ни плакала, как ни молила, Медведь её не отпустил.
Притащил Медведь сани, прицепил к потолку, лёг в сани, одеяльцем накрылся.
— Качай меня, Репка, прибаюкивай!
Репка его качает, слёзы льёт, прибаюкивает:
— Баю-бай, старое чудище!
— Не так, — говорит Медведь, — сказывай: "Баю-бай, милый друг".
Нечего делать, стала качать да приговаривать:
— Баю-бай, милый друг.
Так и прожила Репка у Медведя два года.
Раз Медведь ушёл далеко на охоту, а Репка замок сломала, из избушки убежала. Пришла к деду с бабкой, стала у них жить.
Долго ли, коротко ли, — родила Репка сына — Ивана Медведко.
Начал Медведко расти не по дням, а по часам; что ни час, то выше подаётся, словно кто его вверх тащит.
Стукнуло ему пятнадцать лет, стал он с ребятами играть и шутки шутить нехорошие: кого за руку хватит — рука прочь; кого за голову — голова прочь.
Пришли мужики к старику жаловаться:
— Как хочешь, земляк, а чтобы внука твоего здесь не было: он нам всех детей переведёт.
Запечалился старик, закручинился.
— Что ты, дедушка, так невесел? — спрашивает Медведко. — Али кто тебя изобидел?
Вздохнул старик:
— Ах, внучек, один ты у меня, и то велят тебя из села прогнать.
— Ну что же, дедушка, это ещё не беда; пойди-ка сделай мне железную дубинку в двадцать пять пудов.
Сделал старик ему в двадцать пять пудов дубинку, и пошёл Медведко куда глаза глядят.
Идёт путём-дорогой, пришёл к реке шириной в три версты; на берегу стоит человек, запер реку ртом, рыбу ловит усом, на языке варит да кушает.
— Здравствуй, Усыня-богатырь!
Здравствуй, Медведко. Куда идёшь?
— Сам не ведаю, иду куда глаза глядят.
Возьми меня с собой.
— Пойдём, брат! Я товарищу рад.
Пошли вдвоём и увидали богатыря. Захватил тот целую гору и несёт в овраг.
Удивился Медведко:
— Вот чудо так чудо! Уж больно силён ты, Горынюшка.
— Ох, братцы, какая во мне сила? Вот есть на белом свете Ивашка-Медведко, так у него и впрямь сила великая.
— Да ведь это я!
— Куда же ты, Медведко, идёшь?
— А куда глаза глядят.
— Возьми и меня с собой!
— Ну, пойдём, я товарищам рад.
Пошли дальше втроём и увидели: чудо-богатырь в лесу работает: который дуб высок, — тот в землю толкает, а который низок, — из земли тянет.
Удивился Ивашка:
— Что за сила у тебя, Дубынюшка!
— Разве это сила? Вот Ивашка-Медведко, тот и впрямь силён.
— А это я и есть,
— Куда же ты путь держишь?
— Сам не знаю, Дубынюшка!
— Ну, возьми меня с собой!
— Идём! Я товарищам рад.
Стало друзей четверо.
Шли они путём-дорогой; долго ли, коротко ли, — зашли в тёмный, дремучий лес. В том лесу стоит малая избушка на курьих ножках и всё повёртывается.
Говорит ей Ивашка:
— Избушка, избушка, стань к лесу задом, к нам передом!
Избушка поворотилась к ним передом, двери сами растворились, окна раскрылись.
Вошли богатыри в избушку — нет никого, а возле избушки хлевец, полный овец.
— Ну, братцы, останемся здесь на время, отдохнём с дороги.
Ну, ночь ночевали ничего: всё тихо было.
Утром-светом говорит Ивашка-Медведко:
— Ну, братцы, всем нам сидеть дома не годится, давайте кинем жребий — кому дома оставаться, кому на охоту идти.
Кинули жребий — пал он на Усыню-богатыря.
Названные братья его на охоту ушли, а Усыня зарезал барана, настряпал, наварил, чего душа захотела, вымыл голову, сел под окошечко и начал гребешком кудри расчёсывать.
Вдруг закрутилось-замутилось, застучало-загремело, — и вошёл старичок — сам с перст, усы на десять вёрст.
Глянул сердито и закричал на Усыню:
— Как смел в моём доме хозяйничать? Кто смел моего барана зарезать?
Отвечает Усыня:
— Не кричи! Прежде вырасти, а то тебя от земли не видать! Вот возьму щей ложку да хлеба крошку, всего тебя заплесну.
Старичок с ноготок ещё пуще озлобился:
— Я мал, да удал!
Схватил горбушку хлеба и давай Усыню по голове бить. До полусмерти прибил, чуть живого оставил и бросил под лавку; потом съел зажаренного барана и ушёл в лес.
Усыня обвязал голову тряпицей, лежит да охает.
Воротились братья и спрашивают:
— Что с тобой, братец, сделалось?
— Эх, милые, затопил я печку, да от великого жара разболелась у меня головушка — весь день пролежал, не мог ни варить, ни жарить.
На другой день остался дома Горыня-богатырь, наварил, настряпал, сел под окошечком, подрёмывает, вдруг застучало — загремело, отворилась дверь, вошёл старичок — сам с ноготок, борода с локоток.
— Тут мне попить-погулять у Горынюшки,
А Горыня ему в ответ:
— Ишь ты! Незваный просишься! Не для тебя жарил, парил, — целый день трудился.
— Так-то ты меня потчуешь!
Схватил старичок железный толкач, бил Горыню, бил, под лавку забил; съел всё до крошки и прочь пошёл.
Воротился Ивашка-Медведко с братьями,
— Ну-ка, Горынюшка, что ты нам на обед сготовил?
— Ах, братцы милые, ничего не варил; печь угарная, дрова сырые, так угорел, что и силы нет.
Снова легли спать, не ужинавши.
На третий день братья на охоту пошли, а Медведко дома остался. Выбрал он лучшего барана, зарезал его и зажарил. Избу прибрал и лёг на лавочку. Вдруг застучало-загремело — идёт во двор старичок — сам с перст, усы в десять вёрст; на голове целый стог сена тащит, а в руках большой чан воды несёт; поставил чан с водой, раскидал сено по двору и принялся овец считать. Видит — не хватает одного барана, рассердился, разгневался, вбежал в избушку — и ну Медведку тузить.