Ненаглядная красота

некотором царстве, в некотором государстве жил-был царь.

Было у царя три сына. Все молодые, холостые, удальцы такие, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Фёдор-царевич с норовом, да прям, Пётр-царевич умён, да упрям, а Иван-царевич тихий да ласковый, всем людям мил.

Вот позвал раз царь своих сыновей и говорит:

— Сыновья мои милые, стар я стал, на покой душа просится — пора вам жениться. В дом хозяек приведёте, будет кому вам совет подать, меня в старости покоить.

Возьмите вы по калёной стреле, натяните тугие луки и пустите стрелы в разные стороны: на чей двор стрела упадёт, тут и сватайтесь.

Выбрали царевичи по калёной стреле, стали царевичи на царское крыльцо, пустили стрелы на три стороны.

Пустил стрелу Фёдор-царевич, упала стрела на боярский двор, прямо против девичьего терема.

Пустил стрелу Пётр-царевич, полетела стрела к купцу во двор, упала у красного крыльца. А на крыльце стояла душа- девица, дочь купеческая.

Пустил стрелу Иван-царевич. Полетела стрела через царский двор, через зелёный луг, в заповедный лес, — только ту стрелу и видели.

Старшие братья за невестами едут, Иван-царевич за стрелой идёт.

Прошёл он через царский двор, прошёл через зелёный луг, вошёл в тёмный лес. Среди леса болото зыбучее, в том болоте сидит лягушка-квакушка, в лапах стрелочку держит.

Испугался Иван-царевич, хотел вспять бежать, да ноги в болоте вязнут, бежать не дают. Заплакал Иван-царевич.

— Как я лягушку болотную в жёны возьму?

А лягушка ему говорит человечьим голосом:

— Что ж, Иван-царевич, русское слово назад не пятится; знать, судьба твоя такая, авось поживёшь — не раскаешься. Завяжи меня в платок, неси на царский двор.

Взял Иван-царевич лягушку-квакушку, завязал в платочек, понёс на царский двор.

Увидал царь лягушку — разохался.

Увидали лягушку царевичи — разгневались.

— Унеси ты её, зашиби да выброси.

Поглядел Иван-царевич на квакушку. А она молчит, слёзы роняет.

Пожалел её Иван-царевич.

— Нет, — говорит, — братцы, знать судьба моя такая — лягушку в жёны взять. Я её в обиду никому не дам.

Отнёс он лягушку к себе в горницу, на лежанке лукошко поставил, туда лягушку положил, платком прикрыл.

— Живи, — говорит, — квакушка, я тебя не обижу.

Вот день прошёл, и другой прокатил.

Призывает царь к себе трёх сыновей.

— Сыновья мои милые, хочу я невесток испытать, пусть покажут, хорошие ли они хозяюшки. Пускай к завтрашнему утру испечёт мне каждая мягкий белый хлеб.

Пошёл Иван-царевич в свои палаты невесел, ниже плеч буйну голову повесил.

— Ква-ква, Иван-царевич, — говорит ему квакушка, — что так невесел пришёл? Али услышал от отца своего слово неласковое?

— Как мне не кручиниться? Государь мой батюшка приказал тебе к завтрашнему утру изготовить мягкий белый хлеб.

— Не тужи, родной, не кручинься. Ложись спать-почивать, — утро вечера мудренее.

Лёг Иван-царевич спать-почивать.

А невестки старшие посылают девушку Чернавку:

— Иди, девка Чернавка, в окно погляди, как лягушка- квакушка хлеб ставить будет. Ничему мы у батюшек не обучены, в квашне рук не марали, у печи не обряжались.

Пошла девка Чернавка, в окно поглядела, домой прибежала и говорит:

— Лягушка-квакушка в ведро воды мешок муки всыпала, заболтала да в печку вылила.

Схватили невестки по ведру воды, всыпали в воду по мешку муки, заболтали да в печку вылили. Расплылось тесто по печи, на пол потекло. Стали невестки тесто собирать, замешивать. Посадили в печку хлеб словно глиняный ком.

А лягушка-квакушка ночи дождалась, на крылечко прыгнула, оземь грянулась — обернулась царевной красавицей Василисой Премудрой.

Закричала царевна зычным голосом:

— Мамки-няньки, собирайтесь, снаряжайтесь! Изготовьте мне мягкий белый хлеб, какой ела я, какой кушала у родного моего батюшки!

Проснулся наутро Иван-царевич, а у квакушки хлеб давно готов. Да такой славный, что ни вздумать, ни взгадать, только в сказке сказать. Изукрашен хлеб разными хитростями; по бокам видны города русские с заставами. Наверху горят терема белые. А сам хлеб мягкий, рыхлый, под-жаристый.

Обрадовался Иван-царевич, взял хлеб, понёс к царю.

А там уж старшие братья стоят, своих жён хлебы держат.

Попробовал царь хлеб старшей невестки, разгневался]

— Этот хлеб только свиньям есть!

Покушал хлеба средней невестки, разохался:

— Ох-ох-ох, тошнёхонько! Этот хлеб на конюшню дайте, коней кормить.

Взял царь хлеб Ивана-царевича, отломил кусок, попробовал:

— Это хлеб так хлеб! Только в праздник есть!

Съел царь хлеб до крошечки и тут же велел трём сыновьям:

— Чтобы завтра к утру-свету соткали мне невестки по шёлковому ковру.

Воротился Иван-царевич домой невесел, ниже плеч буй- ну голову повесил.

Говорит ему лягушка-квакушкаа

— Ква-ква, Иван-царевич, почему так кручинен стал? Аль услышал от царя слово грозное?

— Как мне не кручиниться, как мне не печалиться? Государь мой батюшка приказал тебе за единую ночь соткать ему шёлковый ковёр.

— Не тужи, родной, ложись-ка спать-почивать. Утро вечера мудренее.

Старшие невестки посылают девку Чернавку под окошко поглядеть, как лягушка ковёр ткать станет. Воротилась девка Чернавка.

— Лягушонка шёлк на куски порвала, за окно побросала.

Взяли шелка цветные невестки старшие, порвали, повыдергали, за окошко бросили; лежат шелка на зелёной траве, их солнышком печёт, частым дождиком сечёт.

Час прошёл, и другой прокатил, и третий пролетел.

Испугались тут невестки, что дело стоит. Ухватили шёлк с зелёной травы. Они его вяжут, они отряхают, ковры ткать садятся.

А лягушка ночью выпрыгнула на крыльцо, оземь грянулась и стала царевной-красавицей. Закричала она зычным голосом:

— Мамки-няньки, собирайтесь, снаряжайтесь шёлковый ковёр ткать. Чтобы был таков, на каком я у батюшки моего сиживала!

Как сказано, так и сделано.

Наутро проснулся Иван-царевич — у квакушки ковёр давно готов. Да такой ковёр, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Изукрашен ковёр златом-серебром, скатным жемчугом. Обрадовался Иван-царевич, к царю ковёр понёс.

Вот три сына перед царём стоят и три ковра на руках висят.

Поглядел царь на первый ковёр, говорит царевичу Фёдору:

— Твой ковёр только на конюшне держать.

Поглядел на другой:

— А этот в бане постилать.

Взял царь ковёр у Ивана-царевича:

— А это ковёр так ковёр, — на мой царский трон постелить!

Отдал тут царь новый приказ, чтобы все три царевича к нему на смотр пришли вместе с жёнами.

Опять воротился Иван-царевич домой невесел, ниже плеч буйну голову повесил.

Сидит лягушка в лукошке, квакает:

— Ква-ква, Иван-царевич, отчего кручинишься? Али услышал от отца слово неприветливое?

— Как мне не кручиниться? Государь мой батюшка велел, чтобы я с тобой на смотр приходил. Как я тебя в люди покажу?

— Не тужи, царевич! Ступай один к царю в гости, а я вслед за тобой буду. Как услышишь стук да гром, скажи: это моя лягушонка едет в своей коробчонке.

Пошёл Иван-царевич один к царю.

Старшие братья пришли с жёнами. Разодеты невестки, разубраны, стоят — над Иваном-царевичем подсмеиваются:

— Что же ты без жены пришёл? Хоть бы в платочке принёс.

— И где ты этакую красавицу выискал? Чай, все болота исходил.

Горько Ивану-царевичу, а сказать-то нечего.

Вдруг раздался стук да гром, затряслись палаты царские, гости с лавок посыпались.

Испугался царь и царевичи, а Иван-царевич и говорит:

— Не бойтесь, люди добрые! Это моя лягушонка едет в своей коробчонке.

Тут подлетела к царскому крыльцу коляска золочёная, в шесть лошадей запряжённая; и вышла из коляски Василиса Премудрая, такая красавица, что ни вздумать, ни взгадать, только в сказке сказать; плывёт, словно пава, во лбу месяц светит, под косой звезда блестит, на каждой волосинке жемчужинка висит.

Взяла она Ивана-царевича за руку, повела за столы дубовые, за скатерти браные. Иван-царевич с неё глаз не сводит, не налюбуется. Царь на неё глядит — улыбается, гости на красоту её радуются. А уж старшие невестки с зависти сохнуть начали.

Стали гости есть-пить, веселиться. Царевна из стакана изопьёт, а последки себе в левый рукав льёт; закусит царевна лебедем, а косточки в правый рукав спрячет.

Жёны старших царевичей то увидели, да и давай то же самое делать.

Вот заиграли дудки, забили бубны, пошли гости плясать. Вышла и царевна Василиса. Она павой плывёт, левой рукой махнёт — станет озеро. Поведёт царевна правой рукой — поплывут по озеру белые лебеди. Удивляются гости, дивуются.

Тут и старшие невестки пошли плясать. Махнули левыми рукавами — гостей забрызгали, махнули правыми — царю прямо в глаз костью попали. Рассердился царь и прогнал их с пира долой.