Ненавижу Волкова! (СИ)

52. Макс

Я проснулся от странного шума в ванной. Ника вскрикнула, что-то упало на пол. У меня тут же все внутри похолодело от ужаса. Что случилось? Неужели с моей девочкой что-то не так?

Вскочив с постели, я ворвался в ванную комнату. Ника сидела на полу, судорожно держась за живот. Под ней растекалась светлая лужица. Я похолодел — неужели подтекают воды? Но еще рано, она всего на восьмом месяце!

— Макс, — простонала любимая, поднимая на меня полные слез глаза. — Кажется, началось. Малыш хочет на свет.

Боже! У меня тут же все поплыло перед глазами. Ника рожает! Сейчас, в эту самую минуту! А я совершенно не готов, ни морально, ни физически. Где вещи для роддома? Какие нужны документы? Черт, я ведь ничего не соображаю!

— Так, спокойно! — приказал себе, с трудом беря в руки. Подхватил Нику на руки, отнес в спальню. Быстро накинул на нее халат, помог надеть тапочки. Руки тряслись от волнения и страха. — Сейчас я… Сейчас мы поедем в роддом. Ты только держись, хорошо? Дыши глубже.

Ника скорчилась от новой схватки, вцепилась пальцами в покрывало. По лицу градом катился пот, губы побелели.

— П-поторапливайся, — прошептала едва слышно, закусывая губу. — Кажется, он очень торопится.

У меня внутри все оборвалось. Нет, только не это! Нельзя, чтобы она рожала дома! Без врачей, без квалифицированной помощи. Господи, да я с ума сойду от страха!

Метнулся к шкафу, лихорадочно выдергивая вещи. Так, документы, смена белья, полотенце. Что еще нужно? Черт, я ведь читал об этом! Ника составляла список. Куда же я его положил, недотепа?

Ника вскрикнула особенно громко, согнулась пополам. Рванул к ней, подхватил на руки. К дьяволу сборы, у нас нет времени! Наш сын стремится в этот мир. И будь я проклят, если подведу его в первые минуты жизни.

Усадил Нику в машину, пристегнул ремнем безопасности. Запрыгнул на водительское сиденье, вдавил педаль газа в пол. Помчался по улицам, лавируя в потоке. Внутри все звенело от напряжения. Только бы успеть, только бы не случилось непоправимого!

— Ты только держись, слышишь? — бормотал как в бреду, стискивая руль. — Мы почти приехали. Врачи помогут, они знают что делать. Ты у меня такая молодец, такая храбрая девочка. Я так тобой горжусь!

Ника слабо улыбнулась, погладила меня по руке. В ее глазах плескались боль и безграничная любовь. Господи, я не заслуживаю ее! Не заслуживаю этой преданности, этой веры в меня. Моя хрупкая, бесстрашная девочка!

Затормозил у роддома, выскочил из машины. Подхватил Нику на руки, понесся в приемное отделение. Что есть мочи заорал, призывая на помощь. Набежали люди в белых халатах, забегали вокруг.

— Тужится? Схватки какой промежуток? — засыпали вопросами, пытаясь увести ее.

— Нет! — взревел я, прижимая любимую к себе. Зыркнул на докторов исподлобья, сверкая глазами. — Я с ней. До конца, чего бы мне это не стоило. Вы меня поняли?

Ника тихонько вскрикнула, вцепилась в мою руку. Посмотрела умоляюще, до боли стиснула пальцы.

— Пожалуйста, Макс. Не бросай меня, — прошептала едва слышно. В уголках глаз набухли слезы. — Мне так страшно!

— Никогда, слышишь? — рыкнул решительно, целуя ее в мокрый висок. — Я с тобой, девочка моя. До самого конца. Буду держать тебя за руку, видеть нашего сына. Клянусь!

Врачи переглянулись, со вздохом кивнули. Провели нас в предродовую, помогли Нике переодеться. Осмотрели, поставили капельницу. Сказали, что раскрытие идет полным ходом. Совсем скоро наступит момент, которого мы так ждали.

Следующие несколько часов превратились в ад. Ника металась по кровати, сжимала мою руку. Тужилась из последних сил, закусывала губы в кровь. Роды проходили тяжело — ребенок был крупный, мучительно продвигался по родовым путям.

— Еще чуть-чуть, милая, — шептал ей, целуя мокрый лоб. Смахивал слезы, гладил по спутанным волосам. — Ты такая сильная, такая смелая. Я так горжусь тобой!

Ника скулила сквозь зубы, упиралась ладонями в колени. Глаза закатывались от боли, дыхание вырывалось со свистом. Кажется, она была на грани потери сознания. Но продолжала бороться, из последних сил выталкивать дитя наружу.

— Головка показалась! — воскликнул врач, скрываясь между разведенных ног. — Давай, Вероника! Тужься сильнее! Последний рывок!

Ника завизжала, выгнулась дугой. По лицу заструился пот, тело затрясло. А потом… потом раздался громкий детский крик. Самый чудесный звук на свете!

Я подался вперед, во все глаза глядя на перепачканного кровью младенца. Нашего сына, нашу кровиночку! Такой крохотный, сморщенный. Невероятно большой и до невозможности родной.

— Сын, — выдохнул, принимая малыша из рук акушерки. Дрожащими пальцами перерезал пуповину. Завернул в чистое полотенце, прижал к груди. Боже мой, это и правда случилось! Мой сын, мое продолжение. — Ника, любимая, ты только посмотри на него!

Ника со стоном откинулась на подушки. По щекам катились слезы, губы расплывались в измученной улыбке. Протянула руки, принимая нашего сына. Прижала к груди, поцеловала в лобик.

— Привет, сынок, — прошептала нежно, поглаживая крохотную щечку. — Мы так долго ждали тебя. Так сильно хотели. Ты — наша самая большая радость.

У меня к горлу подкатил комок, сдавил глотку. По лицу побежали слезы, размывая зрение. Господи, за что мне это счастье? Эти бесконечно родные люди, самые важные на свете. Жена и сын — мое все, смысл моей жизни.

— Я люблю вас, — выдавил хрипло, сгребая их в охапку. Целовал куда придется — в макушку, в лоб, в мокрые щеки. — Безумно, до одури люблю. Вы — мое сокровище. Я вас никому не отдам.

Ника всхлипнула, спрятала лицо у меня на груди. Ее плечи затряслись от беззвучных рыданий. Но это были слезы радости. Облегчения, безмерного женского счастья. Я прижал ее крепче, не в силах справиться с нахлынувшими чувствами.

— Мне… мне нужно на воздух, — выдохнул, с трудом разжимая объятия. Погладил Нику по щеке, сына по головке. — Я быстро. Туда и обратно. Просто хочу выдохнуть, прийти в себя.

Ника понимающе кивнула, прикусила губу.

— Конечно, милый. Иди, мы подождем. Только возвращайся скорее.

— Непременно, — улыбнулся сквозь слезы, чмокнул ее в нос. — Никуда я от вас теперь не денусь.

Выскочил в коридор, привалился к стене. Сердце колотилось как сумасшедшее, кровь стучала в висках. Боже, неужели это правда? Неужели я стал отцом, мужем? Обрел то, о чем мечтал всю сознательную жизнь?

— Поздравляю.

Голос за спиной заставил обернуться. На дрожащих ногах я подошел к скамейке, тяжело опустился рядом. Леша сидел, ссутулившись, обхватив голову руками. Выглядел откровенно хреново — осунувшийся, с синяками под глазами. Лохматый и небритый, в мятой одежде.

— Как ты здесь оказался? — спросил устало, откидываясь на спинку. — Ника ведь не говорила…

— Я сам пришел, — глухо отозвался он, сверля пол невидящим взглядом. — Не мог не прийти. Все-таки это и мой ребенок тоже. Пусть не по крови, но по душе.

Горько хмыкнул, покачал головой. Выдавил через силу:

— Знаешь, Макс, я ведь никогда не забуду. Тот день, когда совершил самую большую ошибку в жизни. Когда бросил Нику, оттолкнул. Не поверил, испугался. Господи, какой же я трус! Слабак!

Закрыл лицо ладонями, всхлипнул надрывно. По щекам потекли слезы, плечи затряслись. Мне вдруг стало его жаль. По-человечески, по-мужски жаль. Ведь он и правда любит Нику. Пусть по-своему, эгоистично. Но любит, я это вижу.

— Знаешь, Леша, — произнес тихо, сжимая его плечо. — Я тоже никогда не забуду. Самый счастливый день своей жизни. День, когда моя мечта осуществилась. Ника и сын — мое все. И нет большего счастья, чем знать, что у тебя теперь настоящая семья.

Поднялся, отряхнул брюки. Хлопнул Лешу по спине, грустно улыбнулся.

— Не кори себя. Что было, то прошло. Ника счастлива, и это главное. А ты… Ты еще встретишь свою половинку. Обязательно встретишь, вот увидишь.

Он не ответил. Лишь тихонько кивнул, опуская голову. Я вздохнул, направляясь к палате. Наверное, нужно его пожалеть. Посочувствовать, поддержать. Но я не мог. Не сейчас, когда меня ждали самые дорогие люди на свете.

— Ну что, как ты тут? — спросил у Ники, присаживаясь рядом. Погладил ее по волосам, с нежностью заглянул в глаза. — Не устала держать этого богатыря?

Она засмеялась, покачала головой. Прижалась губами к крошечному носику, вдохнула молочный запах.

— Нет. Я могу носить его вечность, — прошептала, прикрывая глаза. — Наш сыночек. Наше маленькое чудо.

— Самое большое чудо, — поправил я, целуя ее в висок. — То, которое мы сотворили вместе. Ты и я. Половинки одного целого.