Неос

19

Нескончаемый дождь барабанил по ребрам и фланцам геокупола. Икосаэдры, из которых состояло исполинское сооружение, выполняли роль окон. Квартиры Фуллертауна объединялись в блоки и образовывали жилую внутреннюю прослойку.

В блоке — по пять квартир.

Окно апартаментов, забронированных Вейшенгом У, было треугольным. По нему текли водные ручьи, так что рассмотреть в деталях окружающие ландшафты было сложно. Да и нечего там было рассматривать. Мутные очертания древесных стволов и небо, затянутое тучами.

Всегда.

Год растянулся на Динкене до четырехсот семидесяти трех дней. Четвертая планета в системе желтого карлика, похожего на земное солнце. Орбита представляла собой вытянутый эллипс, а смена сезонов была ярко выраженной и не предвещала ничего хорошего жителям умеренных климатических поясов. Именно поэтому геодезические купола строились на экваторе.

Динкен медленно, но неуклонно превращался в Венеру. Солнечный свет почти не проникал в гущу вечнозеленых влажных лесов. Дни были сумрачными и прохладными. По земле никто не ходил — твердая поверхность давно превратилась в хлябь. Деревья адаптировались: срослись корнями, образовали целые растительные колонии. Единый организм, шелестящий кронами в промозглом и заболоченном пространстве. В году насчитывалось около тридцати дней, когда погода прояснялась, и влага начинала усиленно испаряться...

Наступал сезон туманов.

И в этих туманах оживали твари.

Динкен был депрессивным и опасным миром. По хляби курсировали роботизированные суда на воздушных подушках, доставлявшие почту, продукты и другие товары жителям купольных городов. Порой корабли исчезали. Колонисты предпочитали перемещаться на аэрокарах и облачных шарах Барроса, именуемых на местном жаргоне «клудами». Связки шаров с прицепленными автономными кубами дрейфовали над грозовым фронтом, используя силу ветра и корректировочные двигатели. Путешествие могло растянуться на месяцы и не иметь конечной цели. От шоссейных и железнодорожных магистралей пришлось отказаться.

Геодезики упростили колонизацию Динкена. Куполами накрывали целые города с замкнутыми экосистемами, циклами переработки, оранжереями и хитроумными энергосхемами.

Альтернативная энергетика утратила всяческий смысл. Солнце появлялось редко. Пассаты могли бы крутить лопасти ветряков, но хлябь затрудняла строительство, а главной проблемой для инженеров стала ржавчина. Сплавы и антикоррозионные покрытия стоили денег, их приходилось ввозить через червоточину. Собственная промышленность у колонистов развивалась медленно — заводы стратегического значения монтировались на орбите. Так что сплавы, устойчивые к местным климатическим условиям, шли преимущественно на каркасы геокуполов.

От ветряков и солнечных батарей земляне в итоге отказались. Как и от приливных электростанций. Зато колонисты возводили горные ГРЭС, что позволяло обойти проблему заболоченности низин. Рядом с гидроэлектростанциями размещались водородные комплексы, добывающие энергию с помощью электролиза. Сами геокупола обладали высоким уровнем эффективности, силовыми линиями управляли ИИ.

Фуллертаун был настолько высок, что верхушка купола пробивала облачный покров. Белоснежный островок в океане клубящейся серости. Элитные сектора. Недвижимость, продающаяся по сумасшедшим ценам, да и то хватало не всем. Лишь один процент жителей Динкена мог позволить себе жизнь в Заоблачности — там, где было тепло и светло, а нескончаемый дождь не вгонял в тягучую депрессию.

Вейшенг У не мог себе позволить Заоблачность.

Его квартира располагалась на средних ярусах геокупола — там, где неохватные стволы дождевых шорей начинали ветвиться, формируя пышные кроны. Выглядываешь в окно — и сквозь мутную пелену видишь темно-зеленый океан, который врастает в зыбкую неопределенность.

Листья и дождь.

Это всё, что Стиг мог видеть из треугольного окна, нижний сегмент которого иногда приоткрывался для проветривания. На высоте было прохладнее, чем у затопленной поверхности, так что по квартире гуляли сквозняки.

Атмосфера не отличалась от земной.

Перед посадкой на Динкен Стиг и Вейшенг У вкатили себе около десятка прививок, разработанных вирусологами против враждебной микрофлоры. Дикторы образовательных программ еще на борту звездолета пугали пассажиров легочной гнилью, пожиравшей человека изнутри за считанные дни. Оказавшись на пересадочной станции, мальчик первым делом напомнил Вейшенгу о вакцинации. В глазах ребенка стоял неподдельный испуг.

Гниль, разумеется, победили.

Путешественники вакцинировались и корректировали иммунную систему, а местные дети рождались с измененным генотипом — они адаптировались к парниковому эффекту еще в прошлом веке.

Для динкенцев нормой были гигантские пиявки, вползавшие в канализацию подземных ярусов Фуллертауна, тропический гнус и ядовитые жабы, снившиеся в кошмарах маленьким детям. Все эти отрыжники, цап-царапы, хватуны и прочая мерзость, от которой неподготовленных пришельцев брала оторопь...

Вейшенг жил, как и прежде.

Выполнял задания Корпуса, подключался к сложным проектам в удаленном формате и уезжал в длительные командировки, если возникала необходимость.

Мальчик учился обходиться без постоянной опеки.

Уживаться с шорохом разбушевавшегося ливня.

Иногда ливень стихал, превращаясь в легкую морось. Или накрапывал, лениво постукивая пальцами по двойному остеклению. Яростно швырял пригоршни воды в ненавистные икосаэдры купола. Обрушивался на землю отвесными струями, превращая действительность в озверевший штрих-код. Первое время наблюдать за такими вещами интересно — особенно, если ты вырос в космосе или не помнишь ничего, кроме мегаполиса в прокаленной пустыне.

Потом надоедает.

И в душу закрадывается тоска.

Выходные агент старался проводить с мальчиком внутри купола. Там, где люди обустроили комфортную среду обитания. С нормальными парками, домами, улицами и канатными дорогами. По кольцевым маршрутам носились автономные кубы — иногда они стыковались в цепочки сообразно протоколам нейросети, но эти медлительные гусеницы ни в какое сравнение не шли с Гиперпетлей Сферы. Зато Вейшенгу нравилась универсальность кубов. Эти штуки скользили по вертикалям и горизонталям, встраивались в схему канатки, цепляясь магнитными захватами за протянувшиеся под куполом тросы, и даже парили над землей, стыкуясь с клудами. Чтобы уйти в автономное плавание, кубам приходилось подниматься к самому своду Фуллертауна, едва не соприкасаясь с Заоблачностью, проталкиваться в технические шахты и монтировать себя в логистическую упорядоченность причальных гейтов. Сторонний наблюдатель сказал бы, что перед ним — урбанистический конструктор, собранный ловкими пальцами невидимого великана. Транспортный икосаэдр распускается пятью сверкающими на солнце лепестками. Выдвигается пандус-платформа, и кубы скользят в бездну. У самого края их подхватывают манипуляторы клуда и нанизывают на прочные такелажные канаты. Словно игрушки на старинной рождественской елке, которую Вейшенг однажды видел в доме европейских друзей отца. Идея воздушного шара, доведенная до абсурда. Связка воздушных шаров Барроса...

До прихода землян в системе Динкена не было разумных рас. Поэтому идея колонизации нашла поддержку в центральных комитетах. Итог — куча транзитных станций и десятки транспортных червоточин, проложенных к «ничейным» звездам. Через систему непрерывно перекачивались ресурсы, необходимые Сфере. Всё это охранялось кораблями-матками, только вместо истребителей полуавтоматические махины несли на борту эскадрильи перехватчиков, челноки радиолокационного дозора и информационной борьбы. На орбите Динкена вращалась боевая станция, оснащенная вооружением фрегата, броней, силовыми экранами и устройствами дальней связи. Постоянное дежурство несли два ракетных монитора и три легких крейсера класса «смерч». Достаточно для устрашения потенциального противника, но слишком мало в случае серьезного противостояния. Поэтому командование Космофлота запланировало монтаж орбитальной крепости, которая через двадцать лет существенно повысит обороноспособность дождливого мира.

Корпус внешней разведки занимался поиском инопланетных агентов, маскирующихся под людей. Подобное случалось чаще, чем хотелось бы. Кроме того, в задачи агентов, подобных Вейшенгу, входило отслеживание сепаратистских настроений и подпольных террористических организаций. Вот здесь работы хватало — в геокуполах зрело недовольство политикой метрополии.

Влияние неоса на периферии кажется эфемерным. Юпитер далеко, иногда — в сотнях и тысячах световых лет. Многие думают, что продвинувшаяся до определенных высот колония может прожить самостоятельно, отказавшись от транзита ресурсов по червоточинам. Колонисты забывают о Космофлоте, Корпусе, ДБЗ и прочих структурах, научившихся успешно подавлять любое инакомыслие. А еще забыли о том, что без притока генетических материалов, технологий и свежих идей любая цивилизация обречена в долгосрочной перспективе на деградацию. Автономное существование космической расы первого типа, не освоившей даже планетарное энергопотребление, представляется весьма сомнительным.

У получил задание внедриться в одну из профсоюзных ячеек Сумрачного Пузыря. На первом этапе ему предстояло слушать, наблюдать и не вмешиваться в происходящее. Дальше — по обстоятельствам.

Ливень усилился.

Куб скользнул вперед по направляющему тросу, отстыковался от клуда и спикировал на пандус.

Стекла исчертили водные ручейки.

Мягкое движение — куб устремился в недра геокупола, известного как Сумрачный Пузырь.

Недельная командировка.

Двое суток пути сквозь облачные напластования. Тесная жилая капсула, отсутствие сетевого подключения, меланхолия и обрывки воспоминаний. Горькие размышления над чужими ошибками и собственным уходом из ДБЗ.

Вейшенгу не давал покоя Ингвар Фальк.

Бывший шеф Департамента понимал, что его подчиненный выбрал меньшее из двух зол.

Вот только...

Ему казалось, что упущены некие возможности. Противостояние виделось бессмысленным, человечество потерпело поражение с самого начала своего восхождения по эволюционной спирали. Это, впрочем, не означает отсутствие альтернатив. Всего лишь слабость «мозгового штурма».

Пузырь принял гостя.

И захлопнул пасть.