Непотерянный рай

XXI

Эва не отрывала глаз от витрин, они были для нее гораздо интереснее лотков с крабами и устрицами, но Анджей спешил скорее поговорить с Якубом.

— Магазин вот-вот откроется, уже скоро девять. Я зайду на минутку, а ты пока позвони ему и вернешься за мной.

— Хорошо, только я думал, что и ты скажешь ему два слова. — Анджей считал, что это необходимо, ведь только благодаря Якубу Эва оказалась за границей.

— Не сердись! Для меня здесь все так интересно! Ну посмотри хотя бы наверх, на таблицу. Мы стоим на улице маршала Фоша. А ты заметил, что за углом, где наша гостиница, улица Жана Жореса, он, кажется, основал «Юманите». Кое-что помню из школы. Видимо, я была хорошей ученицей?

— Просто прекрасной!

— Оставь меня и иди звонить. Не бойся, я не буду примерять драгоценности. Здесь не Венеция.

Она помахала рукой и вошла в магазин.

«Как все женщины, ничто ее так не занимает, как магазины с модными тряпками», — думал он, поднимаясь на свой этаж.

Позвонил. Якуб сидел у себя в номере и завтракал. Услыхав голос Анджея, загремел в трубку:

— А, это ты, старик, ну здорово. Как ты и просил, я заказал тебе номер в старой развалюхе «Амироут».

— Спасибо. Я уже здесь, мы остановились в Канне, хотя сегодня и завтра у меня дела в Ницце, слышал, выставка книжной графики?

— Знаю, ты говорил мне в Варшаве.

— Я съезжу туда, но жить будем здесь, чтобы Эва сразу почувствовала атмосферу фестиваля.

— Прекрасно, самое главное, что вы вместе.

— Благодаря тебе.

— Не мели вздор! Когда встретимся?

— Я хотел бы как можно скорее, после обеда у меня конференция в Ницце.

— Секундочку. — Якуб что-то бормотал под нос, перечислял фамилии и часы. — Понимаешь, я сразу попал в этот водоворот. Вдобавок меня включили в Совет директоров.

— Поздравляю.

— Не стоит, хотя мне будет легче кое-что протолкнуть, достать входные билеты, приглашения. Я попал в тепленькую компанию, здесь Альберти, Карлстон, ввели новенького, Джордана из «Лондон-мьюзик», с ним я еще не познакомился, попали и такие типы, как главный редактор «Билбода». Ты знаешь этот музыкальный журнал? Сила! Ага, я свободен в одиннадцать, причаливай вместе с Эвой.

— Куда? К тебе?

— Зачем! Давай сразу к местному борделю, к фестивальному дворцу. Правда, без меня вы не войдете, потому что там противные бабы, стюардессы, грудью охраняют вход в секции. Я спущусь за вами в холл. Знаю, что тебе не надо напоминать о пунктуальности.

— Будем в одиннадцать.

Анджей положил трубку и отправился разыскивать Эву. Он обнаружил ее в отделе косметики. Забыв все на свете, она разглядывала витрину.

— Смотри, Анджей! Я купила помаду. Ты не сердишься, что я на такие глупости трачу деньги?

— Ну стоит ли об этом говорить? Ты становишься самостоятельной. Только я никак не пойму, почему ты не берешь денег?

— Мне неловко. Но когда надо будет, возьму, мы ведь почти всегда вместе.

Они шли по улице Фоша, потом пересекли главную артерию города и вскоре оказались у берега моря на бульваре Круазетт. Вид открылся ошеломляющий. Бухта была идеальной полукруглой формы, восточный и западный мысы уходили далеко в море. Голубые волны омывали золотой полумесяц пляжа, сверкающий под южным солнцем. Цветники, пальмы и экзотические деревья тянулись вдоль бульвара. От моря, неба и зелени веяло водой, ветром, йодом, хотелось полными легкими вдохнуть в себя как можно больше живительного воздуха.

— Я не представляла, что Средиземное море такое красивое. В Венеции совсем не было моря, только каналы и лагуна.

— В Канн приезжают отдыхать. В Венецию — чтобы посмотреть памятники архитектуры, старинную живопись.

— На Лидо пляж был пуст, а здесь, посмотри, зонтики и полно народу. Не купаются, но уже загорают. Не верится, что сейчас февраль. Когда я садилась в поезд, в Варшаве еще был мороз, больше десяти градусов.

— Ты что загрустила?

— Я никак не могу разобраться в своих чувствах: и радость, и восторг, и возмущение, и зависть, все вместе.

— Почему зависть?

— Потому что, глядя на все вокруг, я чувствую себя бедной родственницей, тут полно элегантных баб в шикарных платьях, каких-то типов, развалившихся под зонтиками. Они бегут из своих стран, где, наверное, тоже холодно, как и у нас, и здесь возлежат на пляжах и развлекаются.

— Если бы только здесь! Они шатаются по всему свету. Но почему ты вдруг об этом заговорила?

— Я знаю, что наш приезд сюда стоил тебе огромных усилий. На такое можно решиться только раз в жизни. Иногда я даже думаю, что так долго путешествовать — просто святотатство.

— Эва, ты преувеличиваешь.

— Нет, я счастлива, но мне стыдно, что я разоряю тебя. — Она почти плакала.

— Эва, милая, успокойся! Мы живем очень скромно и экономно, по-студенчески. Улыбнись, смотри — вот и фестивальный дворец.

На нескольких десятках мачт, установленных перед желтым зданием, где проходят фестивали, реяли государственные флаги. С левой и правой стороны высились огромные щиты с фотографиями модных певцов и певиц разных национальностей и многоэтажные рекламы фирм, выпускающих пластинки и кассеты с развлекательной музыкой.

Перед дворцом колыхалась толпа зевак, через которую надо было прорываться. Входящих гостей приветствовали застывшими улыбками стюардессы в красных, плотно облегающих фигуру униформах. Улыбки не сходили с их лиц, словно они не обслуживающий персонал фестиваля, а балет-ревю.

Необычайный шум и движение царили вокруг столиков, фото- и информационных кабин. Шла регистрация участников. Агентам многочисленных фирм вручались памятные папки для них и их шефов. В фотокабинах неустанно штамповали портреты менеджеров фирм, перепечатывали ранее полученные фотографии и тут же расклеивали на стенах огромного холла. Старые и молодые, черные и рыжие, поседевшие, а чаще полысевшие короли поп-музыки — все, на кого должны молиться дебютантки, смотрели с портретов. У каждого портрета внизу жирным шрифтом набрана фамилия, что должно было облегчить поиски самого оригинала.

Эва, оглушенная шумом и движением, вздрагивала, когда доносились названия музыкальных фирм:

— Дискос Каламбия. Мадрид.

— О Глобо. Рио-де-Жанейро.

— Билбод. Нью-Йорк.

Дружина стюардесс, словно футбольная команда, выстроившись стенкой, охраняла дворец. Подняться на этажи могли только имеющие входные билеты и участники фестиваля.

Перед стеной стюардесс, будто спортивный судья, с особым правом абсолютно на все, стоял элегантный Якуб Куня в черном костюме и подавал им знаки.

— Нижайше кланяюсь долгожданным соотечественникам на французской земле, — патетически понес он какую-то чушь. — Как вы себя чувствуете? Эва, я вижу, по-прежнему благоухает молодостью. Прошу вас.

Со стюардессами он был запанибрата, и те с улыбкой указали проход к лифту.

— Французы деловые люди, — ни на минуту не умолкал Якуб. — Этот фестиваль с каждым годом все разрастается. Они за короткий срок выстроили огромное здание позади дворца и теперь здесь около тысячи кабин и боксов. Наш этаж. Выходим.

Здесь стоял иной шум, чем внизу. Изо всех дверей длинного холла и коридора долетала приглушенная музыка.

— Можете себе представить, какое тут бывает светопреставление, когда во всех боксах одновременно включают магнитофоны. И без того здесь Вавилонское столпотворение. — Якуб был предельно любезен, взяв на себя роль гида.

— Для моего слуха уже достаточно, — пожаловался Анджей. — Одна мелодия заглушает другую, третья предыдущие, я вообще ничего не слышу.

— А те, что в боксах, умеют слышать только свою музыку, которую предлагают на продажу.

— Как во всем этом можно разобраться? — удивленно прошептала Эва.

Она шла через холл, ослепленная бьющей многоцветной рекламой. Здесь со всех сторон надвигались на человека мигающие огни, вспышки, софиты, примитивно-вульгарные, ярмарочные снимки. Часто на фотографии у новоразрекламированного кумира поп-музыки хлопали веки, или он стрелял глазками в зрителя, а над головой певицы вспыхивали султаны из стеклянных светящихся трубочек. Глаза болели от света, блеска, вспышек.

— Пагода Рекордс. Буэнос-Айрес.

— Изабель музи́к. Лабрадор.

— Джапан мьюзик. Синко мьюзик. Токио.

О некоторых известных фирмах Эва слышала раньше, но мысль о том, что сейчас здесь находятся представители всех самых крупных музыкальных фирм, просто оглушала.

— Эми Лимитед. Лондон.

— Лондон-Париж мьюзик.

— Плейбой мьюзик. Лос-Анджелес. Калифорния.

— Пэт Маркони.

— РСА Рекордс. Нью-Йорк.

— Барклай.

Надпись «Барклай» мелькала особенно часто, так как боксы этой фирмы занимали значительный участок коридора. Якуб, чувствуя себя как дома, почти одним из организаторов фестиваля, поскольку входил в Совет директоров, старался всячески разжечь интерес Эвы.

— Знаете, сколько должен платить такой «Барклай» за свои боксы? Ведь несколько квадратных метров площади стоят здесь тысячи долларов.

— Видимо, хорошо зарабатывают, если могут платить. А наши фирмы здесь есть?

— Разумеется. На четвертом этаже есть несколько секций. Мы участвуем в фестивале как наблюдатели. У нас другой стиль рекламы, и мы не занимаем такой территории, как «Барклай».

Якуб остановился перед дверью с надписью «Дирекция»:

— Зайдем сюда.

Это было тихое, уютное клубное кафе. Несколько человек сидели за столиками, пили кофе и разговаривали.

— Везде толчея, а здесь так мало народу, — удивилась Эва.

— Сейчас все деловые разговоры проводятся в секциях. Клубная комната просто убежище для таких, как я, бездомных. Но через час сюда набьется полно журналистов. Что закажем? Виски, коньяк?

— Спасибо. Мы не пьем, — отказался Анджей.

— С каких это пор ты стал трезвенником?

— Как отправился в путешествие. Мы с Эвой дали обет на некоторое время забыть о виски, водке, коньяке… Но кофе выпьем с большим удовольствием. Меня лично этот запах просто пьянит.

— Ладно, пусть будет кофе.

Когда чашки уже стояли на столике, Якуб рассказал им программу фестиваля.

— Вечером — концерт, билеты уже есть, входные я вырву после обеда, только дайте мне свои фотографии. Встреча с Альберти скорее всего послезавтра вечером во время приема. У нас будет особый случай, сейчас узнаете. — Он залез в папку и вытащил оттуда конверт с тисненой надписью. — Здесь приглашение на самый фешенебельный раут этого года. Банкет дает Бразилия. Они субсидируют негритянский ансамбль «О Глобо». Говорят, очень интересный. Сегодня вечером мы его увидим.

— Спасибо, Якуб.

— Я хочу отдельно вас поблагодарить. Вы столько для меня сделали. Если б Альберти не прислал приглашение, меня здесь не было бы.

— Стоп! — Якуб перебил Эву. — Не благодарить! Не терплю! — Он был нарочито груб. — Наш долг заботиться о прекрасной даме. Да, Эва, я хочу вас предупредить, что здесь учитывается не столько талант, сколько внешность, улыбка, ну и так далее — короче говоря, все вместе. Иногда они делают звезд из бесталанных певиц… Все могут. Это жестокий, а может быть — для кого как! — и волшебный мир.

— Знаете, Якуб, для меня сегодня он только волшебный!