Непотерянный рай

XXVII

На бульваре он еще раз посмотрел на часы. Около половины десятого, пять часов просидел он в казино, Эва наверняка беспокоится. Может, ее надо было предупредить, куда он идет? Нет-нет, правильно, что он этого не сделал. Она бы переволновалась, и, кроме того, у каждого человека должны быть свои тайны.

Было поздно, но ему хотелось пройтись вдоль моря. Нужно отдохнуть, прочистить мозги от азартного угара, обдумать свои впечатления… Ах, эти лица в казино! Он следил за ними, минутами они приковывали его внимание больше, чем шарик, мечущийся по рулетке.

В любом лице отражаются сегодняшний день, сегодняшний мир, следы прошлого и будущее. Он всегда внимательно изучал лица людей, пробовал передать все затаенное в них.

Он видел неуверенность, тревогу и беспомощность.

«У твоих героев всегда какие-то затуманенные лица, — удивилась Эва, когда он показал ей несколько своих картин и рисунков. — Это мне даже нравится, но только издалека, а вблизи почти ничего не разбираю». — «Эва, но ведь я не фотокамера, — объяснил Анджей. — То, что мне интересно, я разглядываю как бы прищуренным глазом. Я так вижу мир, кто-то по-другому, а копировать старых мастеров глупо: время другое и лица другие».

Он вспомнил толпу в казино, мозаику лиц, нависших над зелеными эллипсами рулеточных столов, все просилось на бумагу.

В этих лицах таилась всепожирающая алчность. Для некоторых участников происходящего «таинства» игра заменяла работу, борьбу за существование, за первенство. Многие играли, чтобы потратить деньги или убить время. Их лица выражали полное равнодушие, а глаза были каменные и холодные, словно богатство и пресыщенность умертвили в них остатки человечности.

«Через этих монстров, — думал Анджей, — можно показать безумство мира с его взрывами, страхом и вожделениями».

Он давно уже прошел «Карлтон», сильно дул ветер с моря. «Ладно, эти десять минут меня не спасут, — утешал он себя. — Сегодняшний вечер столько дал впечатлений, так и хочется сесть за работу. Когда на душе покой, появляется непреодолимое желание рисовать, а не шляться по кулуарам скучного фестиваля. С завтрашнего дня необходимо собраться, сесть за работу, сделать наброски, пока все эти лица не выветрились из памяти. Буду ежедневно писать. Эва пусть ходит на свою работу, дам ей деньги на покупки, и у нее будет возможность самостоятельно гулять по городу. Каждая женщина любит магазины, тем более такая юная, как она».

Он был уже в холле гостиницы. Эва наверняка в номере, поэтому нет смысла спрашивать ключ. Однако что-то его остановило, и он обратился к портье.

— Комната двести вторая, — спросил он, зная, что услышит: «Ключа нет».

Портье повернулся к деревянному щиту с многочисленными крючками, снял ключ и протянул Анджею.

Нет, это невозможно, он не верил. Однако ключ у него в руке. Ее нет в номере?

Недавняя уверенность и покой бесследно исчезли. Он слишком долго ждал лифт, слишком медленно поднимался на этаж, ключ не попадал в замок…

Анджей злился: «Веду себя как сопляк. Спокойно, спокойно… Наверное, у нее что-то произошло».

В течение последних двух дней Эва освобождалась ровно в семь часов. Он ждал ее в холле фестивального дворца. Сегодня не пошел, но в номере на всякий случай оставил записку. Может, она вообще еще не возвращалась?

Он открыл дверь и включил свет. Еще из коридора увидел ее свитер. Значит, приходила, переодевалась. Он распахнул шкаф, платье для выступлений висело там, но не было другого, выходного, которое в Канне она еще не надевала.

На столике у зеркала лежала его записка. Неужели она не прочитала? Он нарочно оставил листок на таком видном месте, возле зеркала.

Он подошел поближе. Листок тот же, однако надпись другая.

Он опустился в кресло и тупо смотрел на лежащее перед ним письмо. Что-то здесь не то. Пошла без него? Приняла приглашение, не дождавшись его? Не отказалась? Кажется, все ясно.

Он попытался взять себя в руки. Пойти или не пойти? Он будет выглядеть смешно, если не пойдет. Не пойти — плохо, а пойти — значит выставить себя на посмешище. Но она не должна была идти без него на этот ужин.

Что же она за человек? Может, прав был Петр, советуя с осторожностью заниматься будущим Эвы. «Пока ты не придешь, я буду неловко себя чувствовать». Выдумала, чтобы подсластить пилюлю.

Он вспомнил про франки, прежде всего надо устроить именно это… Он спустился вниз к администратору.

— Я хотел бы заплатить за номер, — обратился он к дежурной, золотоволосой деве в элегантном костюме.

— За какой?

— Двести второй. Со дня приезда и до следующей субботы. Всего за четырнадцать дней. — Он наклонился над стойкой и нетерпеливо ждал.

Она заглянула в регистрационную книгу…

— Вы ошибаетесь, у вас все оплачено. — Она что-то показала ему на гостиничном бланке. — Мистер Джордан предупредил, что номер оплачивается фирмой.

— Нет, это вы ошибаетесь. Номер заказан мною, и платить за него буду я.

— Я вас не понимаю?

— Вот именно поэтому я прошу вас не вмешиваться.

— Как вам будет угодно. В таком случае с вас тысяча шестьсот франков.

Рассчитался, взял счет и вернулся в номер. На душе стало намного легче. Никто не смеет платить за него или за Эву, пока они вместе. Якуб, конечно, счел бы его сумасшедшим. Анджею казалось, что он слышит его голос: «Ты идиот, никто, кроме бухгалтера фирмы, не узнает о твоем героическом поступке».

Едва он только успел открыть дверь, как зазвонил телефон.

— Алло!

— Наконец-то, Анджей, что с тобою происходит?

Голос Эвы показался ему чужим, звонким: может, он просто редко слышал его по телефону, а может, она успела уже выпить? В столь милом обществе наверняка не обошлось без выпивки.

— Ничего не происходит, я был очень занят, расскажу, когда ты придешь наверх.

— Спустись лучше ты, все о тебе спрашивают. Ты читал мою записку?

— Да.

— Так почему не спускаешься?

— Мне кажется, я там не нужен.

— Не говори глупостей! Ты должен прийти, это элементарные правила приличия.

Он засмеялся: что-то новое, она учит его правилам хорошего тона.

— Почему ты смеешься? — Голос Эвы задрожал. — Пойми, они оплатили нам номер, заключили со мной договор, у меня уже есть комната в Париже, у этой милой Эдит. Она тоже здесь! Зачем их обижать!

— Не они платят за гостиницу, плевал я на их услуги. — Он был груб.

— Анджей, я не узнаю тебя. Ты обижен на меня? Тебя не было, я ни в чем не виновата. Спускайся немедленно, иначе я разревусь! Анджей, прошу тебя, милый. Ну почему ты молчишь? — Ее голос срывался.

Наверное, он грубо с ней разговаривал, это так на него не похоже. Он умеет владеть собой и должен выдержать все.

— Ладно, не нервничай, иду. Жди меня в холле.

Он решил спуститься вниз, чтобы не выглядеть смешным ревнивцем, сегодня пусть будет так. А завтра?