Несгибаемый

Глава 10

Вечером, когда стало смеркаться, карета повернула в сторону города, где им предстояло переночевать. День выдался пасмурным и унылым, но по крайней мере, не было больше дождя. Сквозь тяжелые серые тучи не пробивался ни единый лучик солнца, словно бы еще больше усугубляя страдания.

Этот день не сулил ничего хорошего так же, как и все предыдущие.

Клэр было так горько на сердце, что она с трудом сдерживала слезы. Встреча, которой она так боялась, еще на несколько дюймов пошатнула ее мир. Мир, который давно накренился, но по какой-то непонятной причине пока еще не падал в бездну.

Мир, который мог пошатнуться и развалиться на части в любой момент.

«Знал».

Одно маленькое, короткое слово, но какую колоссальную мощь оно имело! Клэр действительно не думала, что он ответит, ответит честно. После ночного столкновения ей казалось, что он станет еще более замкнутым и, несомненно, будет сторониться ее.

Но вновь заблуждалась.

Она не думала, что сможет вынести встречу с Эриком. По правде говоря, она даже не знала, чего ждать от очередной встречи.

Но уж точно не того, что произошло на самом деле.

Клэр не могла побороть трепет, который охватил ее и держал в заложниках до тех пор, пока карета не остановилась. Трепет перешел в сокрушительное волнение, а потом всё снова замерло, когда в карету вошёл Эрик. Когда вместе с ним появился и запах сандалового дерева и специй. Запах, который она не могла забыть. Запах настолько приятный, что легкая дрожь снова охватила ее. Но теперь уже от его близости. От его присутствия. Разве такое возможно?

Ей казалось, что она никогда больше не забудет этот запах. Куда бы она ни шла, ей всюду мерещился аромат корицы. И гвоздики.

И вот Эрик сидел перед ней, явился сразу же, как только она позвала его.

Взволнованный почти так же, как и ночью, когда увидел ее в коридоре.

Клэр старалась не думать о прошлой ночи, чтобы не потерять самообладание. Ей было трудно сосредоточиться, когда она вспоминала его в одной рубашке, надетой так неряшливо, что оголилась шея и верхняя часть груди. Его взлохмаченные густые волосы, которые падали ему на лоб, разрушая образ неприступного человека, каким он пытался казаться. Вчера ночью он выглядел более земным, более простым и таким притягательным, что она не могла перестать смотреть на него.

Вот почему она не узнала его! Вернее, не могла понять, что в нем изменилось. Неожиданная встреча явила ей человека, который не был облачен в непоколебимую сдержанность, которая держала весь мир на расстоянии от него, и на короткое мгновение она увидела его настоящего. Того самого, кто ей так сильно понравился в музыкальной комнате его отца. Человека, которого она пожелала пригласить в дом своего дяди. Мужчину, который притягивал ее так сильно, что она не могла допустить и мысль о том, что больше не увидит его.

Вот в чем было дело, думала Клэр, глядя на нахмуренного мужа в карете.

Муж, который всё же ответил ей. Она боялась, до ужаса боялась того, что он вообще ничего не скажет. Или того хуже, просто развернется и уйдет. Но он остался.

И это так много открыло. Открыло то, что продолжало потрясать ее.

Эрик не только не скрыл от нее того, что расспрашивал о ней, стремясь знать, что она любит. Глядя ему в глаза, пока ждала его ответа, Клэр ошеломленно поняла, что это было важно для него. Так важно, что он, возможно, расспрашивал даже ее мать.

Но даже это не так сильно потрясло ее.

Он заменил все цветы в соборе ландышами!

Удивительно, с какой бережливостью он поступил с ее маленькой тайной. Столь сложный человек, который почему-то пошел против всех, лишь бы в соборе были только ее любимые цветы.

Клэр не могла перестать смотреть на Эрика, пораженная тем, что узнавала о нем. Постепенно начинала хоть как-то понимать человека, за которого вышла замуж. Человека, которому она доверилась в прошлом, доверилась так безрассудно, а теперь убеждалась в том, что ее тайны действительно были в надежных руках. Он не предал ее секреты, не развеял их, как дым. Он сделал то, что придало им еще больший смысл.

Не в силах перестать думать о ландышах, которыми он заменил все цветы в соборе, Клэр так и не смогла вспомнить хоть бы одного случая, когда бы Клиффорд подарил ей ее любимые цветы, объясняя это тем, что она заслуживает лучшего. Другие не придавали особого значения ее любви к столь простым цветам, но не Эрик. Потому что он знал, почему она питает слабость именно к ландышам. И его попытка показать это не просто тронула ее. Это даже пугало, потому что в какой-то степени он знал тайны ее души. То, что она не показывала никому. Ей даже в голову не приходило рассказать о давней и такой важной статье в газете, которую увидела в детстве, Клиффорду, но Эрик…

Она почему-то вспомнила его слова, сказанные еще в тот день, когда он попросил ее руки. Когда он говорил, что найдет тысячу способов, чтобы сделать ее счастливой. От этих воспоминаний у нее сжималось сердце. Очень сильно, болезненно сжималось то, что всегда так остро реагировало на него. Реагировало даже тогда, когда она любила другого… Потому что до сих пор не встречала человека, который бы с такой поразительной решимостью воплощал свои обещания в реальность.

И вновь ей не должно было быть дела до этого, но Клэр не могла игнорировать значимость его признания. Она так отчаянно пыталась понять, с какой стати когда-то доверилась ему. Но теперь понимала, что уже тогда инстинктивно распознала в нем надежность, с которой могла бы положиться на него. И еще она увидела в его глазах то, что и позволило ей довериться ему.

Он смотрел на нее так, будто каждый ее секрет, каждая тайна, каждая мечта имели для него такое колоссальное значение, что он не отдал бы их никому.

Господи, о Господи!

И сегодня утром в карете он смотрел на нее почти так же, ошеломляя и ужасая одновременно, потому что, рассказав ему все свои тайны, она тем самым сделала себя совершенно беспомощной перед ним.

Тяжело вздохнув и повернув голову, Клэр выглянула в окно и тут же нашла взглядом Эрика, который ехал чуть впереди кареты, и, глядя на него, вновь ощутила мучительное раскаяние от того, что никогда не стремилась ранить или обидеть его. Но вся эта ситуация принесла им только раны и обиды.

Как она могла обидеть того, кого считала другом? Кого никогда не считала своим врагом, что бы ни произошло. Логика диктовала ей поступать иначе, но она не могла… Даже сейчас она не могла ненавидеть его. Потому что не могла забыть то тепло и ощущение чего-то сокровенного, чем они невольно поделились тогда на прогулке.

А теперь ей приходилось сталкиваться с его собственными признаниями. Она не должна была испытать такого облегчения, но когда он сказал, что не считает ее врагом… Клэр с трудом удалось сдержать слезы, потому что только тогда поняла, как это было важно для нее.

Как нелогично: радоваться тому, что ты не враг для человека, который разрушил твою жизнь, и жизнь которого разрушила ты сама. Но факт оставался фактом. Клэр не собиралась забывать его слова. Она до ужаса боялась потерять их. Будто вместе с этим могла потерять и нечто ценное, что удерживало ее в этой жизни.

И снова прежде, чем выйти из кареты, Клэр успела заметить в его глазах ту самую боль, которую видела еще вчера ночью, и тогда в гостиной их городского дома, когда он просил ее стать его женой, и в парке тоже… То, что он так редко показывал, что казалось, всегда живет в нем. И впервые Клэр ужаснулась тому, что всю эту бездну боли возможно причинила ему она одна. Ей было не по себе, особенно после того, как он признался в том, что именно он выбирал ее завтрак и цветы в соборе.

Когда-то Клэр собиралась обвинить его во всем, что произошло, но теперь не нашла в себе силы осудить его за то, что он… За что она могла осудить его? Как она могла сделать это сейчас, когда, возможно, сама была виновата в его страданиях? Вина, которую она никогда не должна была обнаруживать в себе. Вина, которая легла тяжким грузом на сердце, ведь она в какой-то степени внушила ему надежды, пусть и напрасные, но именно это привело их к этим последствиям.

Он знал о ее сердечной привязанности, и всё равно женился на ней, а у нее не было выбора… Получался замкнутый круг, из которого они не могли выбраться.

Карета медленно катилась по выложенной булыжниками мостовой, въезжая в небольшой городок.

Клэр видела через окно кареты высокую гордую фигуру Эрика, восседавшую на коне, который неожиданно замер на дороге. Неприступный, как обычно, отчужденный, почти чужой. Когда он выглядел так, он действительно становился чужим, почти неузнаваемым, но постепенно Клэр стала понимать его. Теперь понимала, что, когда его начинали обуревать сильные чувства, он никого не подпускал к себе. Даже ее. Особенно ее.

Вся эта ситуация не могла не иметь последствий и для него. И впервые Клэр подумала о том, как всё это затрагивает его, как это отражается на нем. Господи, он ведь женился на ней! Не могло решение о разводе пройти для него без последствий!

Под полями шляпы были видны его густые черные волосы, которые падали ему на лоб, скрывая хмуро надвинутые складки между бровями. Губы были плотно сжаты, серо-голубые глаза пристально смотрели на дорогу. На нем был черный каррик, черный сюртук и белая рубашка, которая выглядывала из-под ворота сюртука, и белоснежный шейный платок, скрывающий его такой выразительный и необычный кадык. Клэр вздрогнула, с трудом отгоняя непрошеные мысли.

Рукой в кожаной перчатке он властно держал поводья, подчиняя своей воле коня, который послушно стоял, даже не подняв голову.

Клэр не зала, чего они ждут. Карета подкатила к нему так, что Клэр поравнялась с Эриком, а затем и они остановились.

Они стояли на широкой дороге Грентэм-роуд небольшого городка Слифорд, которая собиралась стать железнодорожным центром, связывающим север и юг.

И только тогда Клэр поняла причину их остановки. К ним приблизилось ландо с откидным верхом, управляемое умелым кучером. Старше Эрика лет на семь, крепкий коренастый мужчина с пассажирского места спрыгнул на тротуар и направился к нему, широко улыбаясь.

Эрик не сводил глаз с мужчины, будто знал его. И внезапно Клэр поняла, что это на самом деле так, когда мужчина заговорил.

— Я глазам своим не поверил, когда увидел тебя здесь! — воскликнул он изумленно, остановившись рядом с конем Эрика. — Это ты, Бедфорд?

Эрик нахмурился еще больше. Перекинув ногу поверх коня, он медленно спешился, но не шагнул к нему.

— Добрый вечер, Генри!

— Боже мой, — выдохнул Генри. — Это действительно ты!

Сказав это, он шагнул вперед. Прямо к Эрику, который тут же поднял руку.

Жест, который Клэр моментально узнала.

— Постой! — Когда Генри остановился, Эрик быстро добавил, сделав шаг назад: — От меня… от меня неприятно пахнет. Я не хочу, чтобы твоя жена решила, будто ты побывал в сомнительных местах!

Клэр могла поклясться, что от него по-прежнему пахло сандалом и специями. И это никак нельзя было назвать плохим запахом.

Генри запрокинул голову и рассмеялся.

— Скажешь тоже, дружища! Моя жена не подумает об этом просто потому, что у нее нет на это причин.

— И все же… — непреклонно добавил Эрик.

Клэр изумленно смотрела на Эрика, не представляя, что у него есть друзья.

Друг, которого он запретил приблизиться к себе!

Генри покачал головой.

— Черт возьми, дружища, я не знал, что ты вернулся!

Клэр удивили его слова, но она не успела подумать об этом, потому что увидела, как мужчина снова шагнул к Эрику, позабыв его просьбу, но Эрик с какой-то пугающей решительностью вновь поднял руку и чуть резче велел:

— Генри, не подходи. От меня действительно несет навозом!

Клэр не могла перестать смотреть на него, впервые открыто видя то, как он запрещает другим приближаться к себе. Но не ей. Он сделал это лишь однажды, вечером перед их отъездом. До этого и после он спокойно мог подойти к ней, и так же позволял ей приближаться к себе. Когда только она осмеливалась. И вчерашняя ночь была тому явным доказательством.

А сейчас, глядя на эту картину, Клэр испытала настоящее беспокойство. Беспокойство от того, что это могло означать, потому что вспомнила, как даже его мать не осмелилась дотронуться до него кончиком своего веера. Почему? Почему даже его родные не приближались к нему? Почему они делали это так, будто понимали, что не следует этого делать, что он не позволит им этого?

Беспокойство Клэр могло бы усилиться, если бы ее внимание не отвлекли.

Озадаченно вскинув брови, Генри все же остался стоять на месте и быстро кивнул.

— Действительно… — Он не договорил, потому что, наконец, заметил ее и полностью обернулся к ней. — О, мой Бог! — простонал он потрясенно. — Кто она такая? Она… она с тобой?

Клэр вдруг почувствовала, как замирает сердце от того, что Эрик поворачивался к ней. Ей почему-то казалось, что она не сможет заглянуть ему в глаза. В глаза человека, для которого ее красота осталась почти незамеченной, — вдруг удрученно подумала Клэр.

И все же Клэр вздрогнула и замерла, когда он посмотрел на нее своими пронзительными серо-голубыми глазами.

— Это… Генри, позволь представить тебе мою жену, графиню Бедфорд. — Он не переставал смотреть на нее, когда добавил: — Клэр, этой мой хороший друг, член Парламента, Генри Хэндли.

Местный почетный житель города, Генри Хэндли (реальная личность с реальными достижениями, описанными в книге — прим. автора), который с этого года стал заседать в Парламенте от Южного округа Линкольншира, был большим сторонником парового двигателя. Он с завидным рвением развивал здесь железную дорогу, обещая дать Слифорду сильную промышленность и новые рабочие места. Генри был весьма целеустремленным и многообещающим политиком, который действительно мог принести Слифорду почёт и процветание.

Генри даже присвистнул.

— Я читал в газетах о твоей свадьбе, но не поверил этому… А теперь… О Боже, я так рад за тебя! — Он шагнул к карете и через опущенное стекло взял Клэр за руку. — Графиня Бедфорд, безмерно счастлив познакомиться с вами!

Клэр впервые слышала свое новое имя, которым Эрик обратился к ней, как и его друг. Будучи старшей дочерью маркиза, она привыкла к тому, что ее называли «моя леди», но не графиня. До этого дня она не до конца осознавала свое новое положение, а теперь…

Ее смутили и еще больше озадачили слова мистера Хэндли. Почему он смотрел на Эрика так, будто ни за что не подумал бы, что он может жениться?

И снова порывистый жест члена Парламента отвлек ее внимание.

— Рада знакомству с вами, мистер Хэндли, — проговорила Клэр так, чтобы голос ее не дрожал, а потом тепло улыбнулась ему. — Я не знала, что в таком отдаленном месте может жить член парламента.

— Вы очаровательны, миледи. — Опустив ее руку, Генри повернулся к Эрику. — Что занесло вас в наши края? Вот уж не думал увидеть тебя здесь, тем более с женой.

Эрик выпрямился и завел руки за спину. Его лицо, до этого непроницаемое, теперь стало почти каменным.

— Мы едем в Шотландию, а сюда заехали, чтобы переночевать в гостинице.

— Ни о какой гостинице не может быть и речи! Вы едете ко мне!

Эрик спокойно покачал головой.

— Это невозможно, друг мой. Я не хочу стеснять тебя, к тому же… Я обещал жене показать вашу местную достопримечательность: церковь Сен-Деви.

И снова Клэр удивленно посмотрела на него. Он отказывал другу в радушном приеме, это можно было воспринять за прямое оскорбление, и все же он отклонил его приглашение. Он не просто не подпустил друга к себе, он вообще сторонился людей! — вдруг изумленно поняла Клэр, вспоминая все те встречи, которые сталкивали их друг с другом. В доме своего отца, где давали концерт, он сидел в самой дальней комнате. И в парке они гуляли только там, где было мало людей. На музыкальный вечер он пришел только потому, что его пригласила она. Тогда он ни с кем не общался, потанцевал только с ней и ушел.

Удивительно!

— О, — Генри выглядел разочарованным. — Я помню, как часто рассказывал тебе о нашей церкви. Но ты точно уверен, что не можешь?..

Эрик дипломатично оборвал его.

— Мы побудем здесь недолго и выедем рано утром. Поверь, я бы принял твое приглашение, если бы мы не торопились.

— Но ведь твоя свадьба была… — Он вдруг замолчал и красноречиво посмотрел на Эрика, а когда отошел от кареты, тише добавил: — У вас же медовый месяц! Черт побери, а я пристаю к тебе со своими приглашениями!

Прямота его друга несказанно смутила Клэр, которая покраснела до корней волос и отвернулась от окна, поэтому не заметила, как Эрик сжал челюсти.

— Благодарю, — голосом, лишенным всяких эмоций ответил он, не глядя на карету.

— Прости, если задерживаю тебя вдали от твоей очаровательной жены. Она самое милое создание, какое я когда-либо видел!

Эрик взялся за поводья своей лошади.

— Передай мои наилучшие пожелания своей супруге.

— Обязательно…

Генри хотел было шагнуть к нему, чтобы обнять напоследок, но Эрик вновь предостерегающе вскинул руку. Генри в ответ примирительно поднял свои руки.

— Запах навоза, помню-помню. — Генри улыбнулся и заговорщицки кивнул в сторону кареты. — Не забудь умыться, когда пойдешь к ней. Счастливого вам пути. Прощайте, миледи, — помахал он Клэр и удалился.

Однако Клэр не успела ответить ему. Вскинув голову, она увидела, с какой молниеносной скоростью Эрик вскочил в седло и промчался мимо кареты.

Он не взглянул на друга. Не взглянул даже на Клэр.

Когда они подъехали к постоялому двору «Маркиз Грэнби», там их уже ждали. Для Клэр приготовили большую красивую комнату, где был накрыт даже ужин. Клэр это не удивило, теперь уже не удивляло, потому что она знала, кто всё это делает.

Ее не удивило и то, что Эрик с такой же поспешностью исчез. Лишь бы не столкнуться с ней.

Ее удивила горечь, с которой она обнаружила его исчезновение. Горечь, которая оставалась с ней с самого утра после разговора с ним, усилилась и теперь так сильно давила на грудь, что ей стало даже больно.

Больно от того, что он скрылся даже после того, как признался, что они не враги.

Непростое состояние усилилось настолько, что сидя перед камином и глядя на свой почти королевский ужин, состоявший из густого супа с креветками, куриного рулета, лосося в соусе из красного вина и трюфелей, и клубничного суфле, Клэр поняла, что не может проглотить ни кусочка.

Она не хотела есть. У нее дрожали руки, и Клэр не могла понять, отчего. Оттого, что она вновь осталась одна на всем белом свете? Что жизнь загнала ее в такую мучительную ловушку, из которой не было выхода? Оттого, что человек, державший на расстоянии весь мир, но допускавший ее к себе, теперь и ее не подпускал к себе? Это не должно было заботить ее, но вся эта ситуация ранила ее настолько, что Клэр едва сдерживала слезы.

Резко встав с кресла и бросив на стол салфетку, она отошла к горевшему камину и, взглянув на огонь, обнаружила, что дрожит. Дрожит так, что даже огонь не может согреть ее.

Она не могла больше выносить этого. Холодного, почти пренебрежительного отношения к себе. Ее рассердило то, что Эрик заботился о ее завтраках, ужинах, комнатах, остановках, и один Бог знает, о чем еще, но вновь скрылся так, будто это все не имело значения.

Черт бы всё побрал! — в сердцах подумала Клэр, смахнув влагу со щеки, а потом развернулась и двинулась к двери.

Она не могла больше находиться в этом заточении. Не могла позволить, чтобы ее жизнь даже сейчас развалилась на части. Жизнь, с которой нужно было что-то делать. Немедленно. Иначе она просто сойдет с ума.

Выйдя в коридор, Клэр на мгновение застыла, вспомнив о том, что произошло вчера почти в таком же пустом коридоре. Но в «Маркизе» не было темно. Горели маленькие фонарики со свечами, аккуратно приделанные в стенах. Клэр побрела по коридору, спустилась вниз и, повернув направо от записной стойки, оказалась в большом зале, где, вероятно, проходила общая трапеза. В зале не было никого кроме четырех мужчин, которые сидели за столом и играли в карты.

Это были мистер Шоу, Алан Паркер, мистер Купер и их кучер мистер Уайт.

Едва они заметили ее, как тут же бросили карты и встали.

— Миледи? — заговорил Шоу, взволнованно нахмурившись. — Что-то случилось?

Клэр уже ненавидела этот вопрос, всем сердцем желая хоть на время позабыть всё то, что происходило. Она хотела бы сейчас не думать о своей жизни, об Эрике… Даже о Клиффорде!

— Можно… можно мне присоединиться к вам? — прошептала она, понимая, что поступает просто недопустимо, навязываясь собственным слугам, но кроме них у нее сейчас никого не было.

Мужчины удивленно переглянулись между собой, затем Шоу вновь посмотрел на нее.

— Вы хотите играть в… карты?

Вопрос Шоу уже должен был вразумить ее и давал ей шанс отказаться от сумасшедшей затеи, но Клэр не смогла удержаться, вспомнив пустую комнату, куда ей не хотелось возвращаться.

— Вы позволите?

Голос ее дрожал так, будто она умоляла. Умоляла своих слуг! Но она была в отчаянии.

И будто поняв это, Алан отошел в сторону и выдвинул ей свой стул.

— Конечно, миледи. Будем счастливы составить вам компанию.

От благодарности Клэр чуть не расплакалась, ощутив почти непереносимое облегчение. Ей давалась отсрочка, чтобы еще ненадолго отгородиться от своих проблем. От всего того, что непременно овладеет ею и причинит боль. Но только не сейчас. Сейчас она хотела небольшой передышки.

— Благодарю, — кивнула она и быстро присела, пока не передумала. Пока не передумали другие. — Вы очень любезны.

Мужчины сели за стол, сконфуженно глядя друг на друга и не представляя, что им делать.

Ситуацию спас молодой Алан, который собрал карты и повернулся к Клэр.

— Во что бы вы хотели сыграть?

И вновь его вопрос вызвал в душе такую мучительную благодарность, что Клэр с трудом поборола слезы.

— Во всё, что вы пожелаете сыграть со мной.

Алан улыбнулся ей.

— Тогда сыграем в простую мушку?

Клэр не смогла побороть улыбку, признательная за то, что он выбрал самую незамысловатую карточную игру, разновидность обычной мушки, только попроще, которая не заставляла напрягаться, думать или волноваться. Игра, в которую можно было играть от трех до семи человек, где сдачи, прикупы и розыгрыши были самыми незначительными. Клэр часто играла в мушку с сестрами, когда ездила домой в деревню или возвращалась обратно в Лондон. По дороге игра расслабляла и помогала отвлечься, а сейчас ей как раз нужно было именно это.

— Вам известно, что мушка пришла к нам из Франции, кажется, в XVI веке? — заговорил Алан, тасуя колоду и аккуратно сдавая каждому по очереди по пять карт. — Замечательная игра, вот только не помню, в каком году точно в Англии стали играть в эту игру.

Перед глазами внезапно встало хмурое, сосредоточенное лицо человека, который с удивительной легкостью мог назвать любую дату в истории. У Клэр почему-то сжалось сердце, когда она подумала об Эрике. Он мог бы назвать эту дату. И любую другую, какую можно было пожелать.

Но его не было рядом. И она пришла сюда как раз для того, чтобы не думать о нем.

Карты раздали, игра началась, но Клэр не могла избавиться от тяжести в груди, и когда на стол полноватая добродушная хозяйка маркиза поставила большие кружки с пивом, Клэр, не задумываясь потянулась к одной из них, чтобы проглотить ком в горле. Ей ужасно хотелось пить, поэтому она сделала достаточно большой глоток. Терпкий солодовый напиток прошелся по горлу и опустился в пустой желудок, внезапно согрев ее так, как не мог этого сделать даже огонь в камине.

Фишки, которые дали ей и которые стояли рядом, стали таять по мере того, как Клэр делала ставки, но ей было все равно. Пиво разморило ее, на короткое мгновение избавив от тяжелых мыслей, и так как она ничего не съела за ужином, быстро ударило ей в голову так, что она моментально опьянела.

Заметив это, Шоу быстро встал.

— Миледи, позвольте проводить вас наверх. Вам нужен отдых.

Его спокойный голос почему-то вывел Клэр из себя. Она никуда не хотела идти. И ни в чьей помощи не нуждалась. У нее кружилась голова, но она смогла взглянуть на Шоу снизу вверх.

— Н-не хочу!

— Но вам нельзя оставаться здесь. Уже поздно.

Ей было все равно.

— Н-не х-хочу… — прошептала она на этот раз тише, почти устало, а потом опустила голову на сложенные на столе руки. Ей вдруг стало так плохо, что даже сдвинуться с места не было больше сил. — Не хочу…

— Что это вы пристаете к своей хозяйке? — раздался рядом голос хозяйки «Маркиза», миссис Бетани, которая строго посмотрела на Шоу. — Не видите, что она хочет оставаться тут?

— Но ей нельзя сидеть здесь одной! Уже поздно! — повторил Шоу строгим голосом.

Однако это не смутило миссис Бетани. Она взглянула на сгорбленную фигуру своей гостьи, которая почти лежала на столе, и печально покачала головой.

— Идите, я присмотрю за ней, а потом помогу подняться к себе и лечь.

— Но…

— Идите, — мягко повторила она, качая головой. Давая понять, что это не то, что сейчас нужно молодой графине.

Предупреждающе посмотрев на хозяйку «Маркиза», мужчины послушно удалились, но у лестницы Шоу обернулся, чтобы убедиться, что с миледи ничего не произошло.

Клэр ничего этого не видела. Она даже ничего и не слышала, чувствуя, как прежнее отчаяние медленно завладевает ею. Еще и потому, что алкогольные пары расслабили ее, сделав совершенно беспомощной перед теми мыслями, от которых она пыталась убежать.

От которых так и не убежала.

Миссис Бетани опустилась на стул рядом с Клэр и осторожно коснулась ее своей теплой рукой.

— Миледи, что с вами? — заговорила она тихим, проникновенном голосом. — Вам нехорошо? Я могу вам чем-то помочь?

Клэр застонала, почувствовав как горло перехватил мучительный спазм. Подняв голову, она заглянула в добрые карие глаза женщины, которая проявила к ней участия тогда, когда она больше всего на свете нуждалась в этом.

С тех пор, как Эрик попросил ее руки, у нее не осталось никого, с кем она могла бы поговорить, поделиться, попросить хоть о каком-то совете. Клэр больше не понимала, как ей поступить. Что ей теперь делать? Ее жизнь развалилась на части, а она даже не знала, нужно ли собрать осколки или это уже не поможет.

Эрик с пугающей решимостью увозил ее в Шотландию, навязав дорогу, которая отнимала последние силы.

Как он мог додуматься до развода? Развод ведь отразится на их семьях, не останется без огласки, особенно после столь поспешной свадьбы, которую они сыграли в присутствии множества людей, и еще больше усугубит ситуацию, как он этого не понимает! Как она могла покрыть позором Агату, Розалин и ни в чем не повинную Рейчел? Они были молоды, полны надежд, романтических иллюзий и таких больших ожиданий от жизни. Как она могла рисковать их счастьем? Как Эрик мог подумать о том, что это может быть приемлемо для нее?

И снова логика подсказывала ей, что всё это не должно волновать ее, ведь совсем скоро она окажется рядом с Клиффордом. Клэр должна была думать о нем и считать дни до встречи с ним. Но и этого не могла сделать, потому что даже мысли о Клиффорде уже не были способны утешить ее.

Человек, которого она любила, так и не вспомнил о ней и оставил в беде, а человек, от которого теперь зависела вся ее дальнейшая жизнь, решил избегать ее, особенно тогда, когда она призналась, что не считает его своим врагом. Даже после того, что он наделал.

На мгновение прикрыв веки, Клэр увидела серо-голубые глаза, наполненные болью. Глаза, которые смотрели на нее так, что у нее сжималось сердце. И оно сжималось даже сейчас, не позволяя ей дышать. Потому что даже в таком плачевном состоянии Клэр понимала, что никогда не желала причинить ему боль. Как она могла причинить боль тому, кому доверила почти все свои секреты? Доверила секреты тому, за кого не собиралась замуж. Боже, где тут логика?

Она только не хотела, ужасно не хотела, чтобы он и дальше вёл себя с ней так отчужденно, не хотела, чтобы они продолжали вести себя друг с другом как чужие!

Ей было так плохо, что хотелось положить голову на стол и расплакаться.

Миссис Бетани осторожно сжала ей руку. Клэр медленно открыла глаза, пытаясь дышать. Пытаясь побороть подступившие к горлу слезы.

— Не переживайте, — сказала миссис Бетани с ласковой улыбкой. — Всё наладится.

Клэр покачала головой, а потом опустила взгляд на свои дрожащие пальцы.

— Не… не думаю… — едва слышно молвила она, ощущая почти невыносимую боль в груди.

Понимая, что не может поговорить даже с этой добрейшей женщиной.

— Вы поссорились с милордом? — Она почему-то посмотрела на входную дверь, а потом еще тише добавила: — Он у вас очень видный мужчина, путь и нос слегка кривоват, но…

Клэр так резко вскинула голову, что потемнело перед глазами, но нашла в себе достаточно сил, чтобы отдернуть руку и с глубоким возмущением посмотреть на женщину, которая посмела так нелестно отозваться о носе Эрика! Господи, кому она собиралась изливать душу?

— Вы что себ-бе позволяете! — с трудом заговорила она заплетающимся языком. — У Эрика… у него зам-мечательный нос!

Миссис Бетани внезапно побледнела и встала.

— П-простите, миледи, я не хотела! Простите… — Она посмотрела через плечо Клэр и побледнела еще больше. — Простите…

Она ушла, оставив разбитую и разгневанную Клэр одну. Клэр прикусила губу, понимая, что теперь еще и защищает человека, который бросил ее тут и куда-то ушел.

— Боже, — простонала она и, снова сложив руки на столе, положила на них голову.

Ей было так горько… Она уже не могла, на самом деле больше не могла выносить всё это. Клэр чувствовала себя такой уставшей, что почти разваливалась на части. Вновь застонав, она закрыла глаза и попыталась дышать, чтобы хоть как-то взять себя в руки.

Она была одна. Всегда была одна в борьбе за свою жизнь, свою судьбу. За будущее, которого уже не было. У нее вообще ничего не осталось. И никого не осталось: ни любящего отца, ни всё понимающей матери, ни близких сестер, которые могли бы понять и облегчить ее страдания.

Была лишь огромная, зияющая дыра в груди, которая причиняла такую ужасную боль, что сейчас она на самом деле разрыдается. И никогда не сможет остановиться…

Потому что единственный человек, который связывал ее с реальностью, и тот пожелал оставить ее, бросил тут совсем одну…

— Что ты здесь делаешь?