Несгибаемый

Глава 18

Эрик едва соображал где он и что с ним происходит до тех пор, пока не услышал рядом голоса. Голоса, которые он узнал. Голоса, к которым был примешан еще один, тоненький, до смерти напуганный голос.

Клэр!

Все это время, пока он плыл в тумане, Эрик слышал только ее голос. Голос, который удержал его от падения во мрак, из которого он был уверен на этот раз, ни за что не сможет вернуться. Поэтому, пока не потерял сознание, он должен был убедиться в том, что она цела и в надежных руках. И что в полной безопасности.

Эрик с трудом поминал, что с ним произошло, продолжая висеть на хрупком плече Клэр. Он должен был освободить ее от своей тяжести, но не мог пошевелиться.

Клэр помогла ему выбраться из кареты. Он дышал тяжело и почти не мог стоять на ногах. Она боялась, что он упадет, и никто больше не сможет поставить его на ноги.

Вскинув голову, Клэр увидела широкую подковообразную каменную лестницу, по которой спускались, вероятно, хозяева дома. Высокий красивый мужчина со светлыми волосами. Рядом с ним шла молодая женщина и маленький мальчик, у которых был одинаковый каштановый цвет волос. Мальчик боязливо прятался за юбками матери, но это не остановило женщину, которая, увидев их, отошла от него и, быстро спустившись вниз, подошла прямо к Клэр.

— Добрый день. Боже мой, что случилось?

Мужчина позади нее, увидев Эрика, застыл.

— Эрик?

Вероятно, это и был тот самый герцог Пембертон, о котором говорил Эрик. Друг его отца. Эрик даже не смог поднять голову, таким обессиленным был, но смог едва заметно кивнуть, упрямо держась на ногах.

— Клэр, что с вами случилось? — спросил герцог, взглянув на нее.

Клэр полагала, что ничего больше не способно удивить ее, но была поражена тому, что ее звали по имени.

— Откуда вы меня знаете?

За супруга ответила красивая голубоглазая герцогиня.

— Мы виделись на вашей свадьбе.

Боже, эти милые люди были на ее свадьбе, а она даже не заметила их? Клэр не представляла, что можно испытать такой глубокий стыд, но готова была провалиться сквозь землю. Сперва не заметить, как собор был украшен ее любимыми ландышами, теперь это… У нее было такое ощущение, будто она вовсе не замечала жизнь. До недавних пор.

Она должна была извиниться, сказать хоть что-то, но ее опередил герцог, который шагнул вперед.

— Что ж вы стоите, идемте в дом! Ему нужна помощь… позвольте я помо…

Эрик дернул плечом, вероятно стремясь взмахнуть правой рукой, но она лишь слабо качнулась вперед.

— Не подходи ко мне!

Клэр прикусила губу, с трудом справляясь с резкой болью, которая пронзила ей грудь.

— Позвольте мне, — прошептала она хрипло, взглянув на Эрика, который почти висел на ней, уткнувшись лицом ей в плечо так, что она чувствовала тепло его дыхания. Чувствовала то единственное, что придавало ей силы действовать и не сойти с ума. — Он почему-то не хочет, чтобы другие помогали ему…

Герцог удивленно вскинул брови.

— Но…

Его прервал мучительный стон Эрика.

— Не подходи… — пробормотал он как в бреду.

— Пойдемте! — позвала герцогиня, заставляя других расступиться так, чтобы не мешать Клэр, которая буквально несла на своих плечах едва живого Эрика.

Они поднялись по крутой лестнице, зашли в дом, а потом, каким-то чудом преодолев и внутреннюю лестницу, зашли в первую большую спальню, дверь которой открыла для них сама герцогиня. Клэр не помнила, как донесла Эрика и уложила на кровать. Она не заметила, как отодвинув ее в сторону, на ее место встала герцогиня и, будто, зная, что нужно делать, начала ощупывать и изучать его увечья.

Клэр наблюдала за всем этим, стоя позади нее, а потом увидела, как Эрик, едва ощутив прикосновение герцогини, взмахнул здоровой рукой так, что чуть не ударил жену друга.

— Не прикасайся ко мне!

Герцогиня вовремя отскочила в сторону.

— Что всё это?..

Он снова дернул рукой, отгоняя от себя тех, кто пытался дотронуться до него.

— Не трогайте меня! — яростно шептал он, не переставая отбиваться так, будто его собирались убить. — Не трогайте…

Глядя на всё то, что происходило у нее перед глазами, Клэр внезапно всхлипнула и обнаружила, что снова плачет. Плачет так, что не может остановиться. Потому что только теперь поняла то, что так долго и непростительно игнорировала. То, что было так трудно признать.

«Вы — единственная женщина, на которой я могу жениться».

У нее подгибались колени от слабости. Боже, неужели это… действительно так? Фраза, в которой заключался такой сакральный смысл! Клэр какое-то время не могла пошевелиться, а потом испытала почти оглушительное желание защитить его от всего мира. Заслонить собой так, как сделал он сам, приняв ее пулу на себя.

Герцогиня удивленно посмотрела на нее.

— Милая, что с ним такое? Мне нужно осмотреть его, чтобы понять характер ранения.

Не замечая ничего вокруг и видя только его, Клэр обошла герцогиню и, склонившись над Эриком, положила ладонь ему на бледную щеку. И он тут же затих.

— Клэр… — выдохнул Эрик едва слышно, моментально узнав, кто коснулся его.

Клэр едва проглотила ком в горле. Она хотела бы обнять и держать его так до тех пор, пока ему не станет лучше.

— Я здесь… — шептала она, убирая с его лица слипшиеся пряди волос. — Я никому не позволю обидеть тебя. Обещаю…

Он даже не открыл глаза, но снова улыбнулся. Редкая улыбка, которая причинила ей мучительную боль.

— Меня никто не сможет обидеть…

А выглядел при этом так, будто бы его обидели. И довольно давно.

— Милая, — за ухом раздался шепот герцогини. — У вашего мужа тяжелая рана, в него стреляли не из пистолета, а вероятно из охотничьего ружья и чуть было не раздробили ему плечо. Если мы не поспешим, он потеряет слишком много крови.

Вытерев забинтованной рукой слезы, Клэр повернулась к ней, не убирала от лица Эрика свою дрожащую руку.

— Что я должна делать? — прошептала она, едва стоя на ногах. — Скажите мне, ради Бога, что я могу сделать для него?

Она не понимала, как такая красивая женщина, к тому же герцогиня, могла разбираться в ранениях больше доктора. И почему не посылают за доктором? Беспокойство готово было овладеть ею целиком, но Клэр заметила у подножья кровати самого герцога, который спокойно взирал на свою жену. Так, будто мог доверить ей всё на свете. Вероятно, его взгляд и успокоил Клэр, которая решила, что уж он ни за что не позволит, чтобы Эрик истек кровью. Немного успокоившись, Клэр снова перевела взгляд на герцогиню, которая мягко улыбнулась ей.

— Милая, если вашему мужу тяжело… принимать чужую помощь, вы должны помочь ему выпить вот это.

Она протянула Клэр стакан с темной жидкостью, от которого исходил очень тяжелый спиртово-травяной запах.

— Что это? — спросила Клэр, ужасаясь того, что должна позволить Эрику выпить эту странную микстуру.

— Это настой лауданума. Он поможет ему заснуть и даст мне возможность заняться его раной. Пока он бодрствует, он не позволит никому приблизиться к себе.

Клэр почему-то стало не по себе от того, что герцогиня, вероятно, догадалась о том, что на самом деле творится с Эриком. Это казалось слишком личным, чтобы хоть с кем-то говорить об этом. И всё же у нее не было выбора.

— И вы поможете ему?

Герцогиня коснулась своей теплой рукой испачканных и дрожащих пальцев Клэр.

— Поверьте, я знаю, что делать. Доверьтесь мне. — Заметив бинты у Клэр на левой руке, герцогиня нахмурилась. — Что с вашей рукой?

— Это… — Клэр было почему-то больно вспоминать о том дне. Когда Эрик спас ее от падения с дерева. Сделав глубокий вдох, она все же смогла закончить: — Я порезалась.

Герцогиня вновь мягко улыбнулась.

— Позже я займусь этим, хорошо?

— Ваш муж в надежных руках, Клэр, — добавил герцог, встав за спиной жены. — Поверьте, моя Алекс и не такие раны исцеляла.

Клэр едва сдержала стон отчаяния, благодаря Бога за то, что Он послал им этих замечательных людей. Взяв стакан, она присела рядом с Эриком и помогла ему выпить все его содержимое, с болью глядя на то, как он засыпает. На одно короткое мгновение ей стало страшно, что он никогда больше не проснется. Что она никогда больше не увидит мерцание его глаз, не услышит мягкий звук его голоса. Клэр в отчаянии провела пальцами по его губам, вытирая капельки микстуры и с ужасом понимая, что никогда не сможет поцеловать его, если он не проснется.

У нее было такое ощущение, будто она сама никогда не очнется, если не проснется Эрик…

Осторожно опустив его голову на подушки, Клэр встала и взглянула на герцогиню, которая стала разбинтовывать его плечо. При этом Эрик спал так крепко, что даже не вздрогнул. Клэр была благодарна герцогине за то, что та избавила его от очередных страданий.

Эрик лежал совершенно неподвижно. Его бледное лицо почти сливалось с белизной наволочки. Кровь пропитала ткань импровизированного бинта так, что она слиплась, но герцогиня осторожно удалила повязку. А потом стала раздевать его, осторожно вытаскивая из рукава его правую поврежденную руку.

— Выстрел задел мышцы у него на руке, поэтому он не мог пошевелить ею. — Увидев, как побледнела Клэр, она быстро добавила: — Не волнуйтесь так сильно, когда рана заживет, мышцы восстановят свою прежнюю гибкость.

Клэр снова посмотрела на неподвижного Эрика.

— Ему… ему не больно? — едва слышно спросила она, ощущая боль всякий раз, как герцогиня касалась раны Эрика.

Будто эти раны были ее собственные.

Герцогиня покачала головой.

— Лауданум не только помогает уснуть. У него есть и обезболивающий эффект. — Склонившись над Эриком, она осторожно приподняла его за плечи и быстро добавила: — Вытаскивайте из-под него сюртук, пока я его держу.

Дрожащими руками Клэр потянулась к нему, и когда сюртук оказался у нее, она заметила что-то странное в его нагрудном кармане. Блокнот, из которого торчал кончик чего-то зеленого с белым. Гадая, что это может быть, она вытащила блокнот и раскрыла на нужной странице. И обомлела, увидев маленький уже засохший стебелек ландыша. Какое-то время она не могла дышать, потрясенная до глубины души. А потом перевела взгляд на Эрика. И поняла, что снова плачет, потому что была уверена, что держит в руках тот самый стебелек, который подарила ему почти вечность назад после прогулки в Гайд-парке.

Стебелек, который он подумал сохранить! Сохранил что-то в память о том дне, но намеревался доставить ее к другому…

Она не представляла, что сердце может болеть так сильно, но оно буквально разрывалось у нее в груди.

Заметив это, герцогиня выпрямилась, расстегивая жилет и рубашку Эрика.

— Клэр, с вами всё хорошо?

Клэр едва могла соображать, и все же каким-то чудом взяла себя в руки, понимая, что нужна Эрику. Сейчас даже больше, чем прежде.

— Я… — С трудом дыша, Клэр осторожно, так чтобы не повредить хрупкий стебелек, закрыла блокнот, засунув его обратно в карман, отложила в сторону сюртук и снова повернулась к кровати. — Что мне делать дальше?

— Помогите мне снять с него рубашку.

Клэр помогла сделать и это, но снова, как только его разорванная и окровавленная рубашка оказалась у нее, она застыла, побледнев так, что чуть не потеряла сознание. На этот раз совершенно по другой причине. Замерла и герцогиня, которая, прижав ткань к ране, чтобы остановить кровотечение, ошеломленно смотрела на Эрика. Вернее на его грудь.

Невероятно красивую рельефную грудь, усыпанную мелкими черными волосками. Взгляд Клэр был прикован к другому. К глубоким и длинным шрамам, покрывающим верхнюю часть его груди, низ живота и плеч. Так будто кто-то проходился острым ножом по всему его телу, оставляя отвратительные отметины.

— Они достаточно свежие, но их плохо залечили, — задумчиво проговорила герцогиня, изучающим взглядом проходя по каждому его шраму. — Что с ним произошло?

Герцогиня посмотрела на Клэр, которая не смогла бы заговорить, даже если бы и хотела. Хозяйку Пембертона почему-то не насторожил тот факт, что, будучи уже замужем за Эриком уже определенное время, Клэр выглядит так, будто никогда прежде не видела обнаженную грудь своего супруга.

И словно бы этого было мало, Клэр заметила на его левой руке, выше локтя то, что буквально сбило ее с ног. Она покачнулась и прикрыла рот рукой, боясь издать малейший звук, будто Эрик мог проснуться.

Герцог подошел к ней, положив руки ей на плечи.

— Клэр, вам нехорошо?

Она не слышала его. Потому что не могла отвести взгляд от левого плеча Эрика. Там была черная татуировка. Болтающаяся виселица. Точно такой же рисунок, как у того мужчины, который напал на них на дороге! Боже, так вот почему Эрик застыл сегодня, увидев тех мужчин! Его связывала с ними эта татуировка. Но, откуда он знал их? Господи, как его могло что-то связывать с теми людьми?

Герцог тоже заметил это, а потом громко выругался. Будто бы понял, что это значит. Его жена жестко посмотрела на него.

— Тони, уведи отсюда Клэр, ради Бога! Ей незачем видеть все это.

Сказав это, она занялась раненым плечом Эрика, полностью сосредоточившись на нем. Клэр ощутила настоящую панику и тут же встала, боясь того, что ее действительно уведут от Эрика. Его окровавленная рубашка выпала из ее дрожащих рук.

— Я никуда не уйду отсюда!

— Но, милая, вам не… — говорил позади нее герцог.

Резко обернувшись, Клэр решительно посмотрела на него.

— Я никуда отсюда не уйду! — повторила она, чувствуя, как кружится голова. А потом повернулась к Эрику.

У нее задрожали ноги так сильно, что она едва не упала.

«Боже мой, что с тобой произошло? Что с тобой сделали?» — с мучительной болью думала она, вспоминая его стремление держаться от других как можно дальше, его реакцию на чужие прикосновения, его внезапную «аллергию» на глазах, по причине которой он в тот первый день в музыкальной комнате своего отца плохо видел ее.

Она посмотрела на его разбитый нос.

«Два месяца назад»…

И внезапно поняла, что с ним произошло что-то ужасное. Два месяца назад. Что лишило его всякого желания касаться кого-то другого. Кроме нее.

«Вы — единственная женщина»…

До которой он мог дотронуться.

Это невозможно было объяснить здравым смыслом, но это было правдой, с которой ей предстояло жить. Правда, которую она больше не могла игнорировать. У нее подкашивались ноги, но каким-то чудом Клэр осталась стоять на месте.

Свежие раны…

Все это складывалось в такую страшную картину, что Клэр боялась подумать об этом. И была уверена, что не вынесет, когда ей откроется вся правда. Правдой, которую она должна была узнать!

Едва дыша, она коснулась дрожащей рукой его холодного лба, а потом закрыла глаза и снова стала молиться, понимая, что не вынесет, на самом деле не вынесет, если с ним что-то случиться.

Он не приходил в себя вот уже два дня. Два долгих мучительно нескончаемых дня.

Клэр ни на одно мгновение не отходила от Эрика, почти с одержимостью следя за его дыханием, потому что сейчас ее жизнь зависела только от этого. Она не поменяла свое испачканное и окончательно испорченное платье, даже не заметив, что оно просто непозволительно грязное. Едва пила то, что ей приносили, и с трудом могла хоть что-то съесть. Она дремала возле его кровати, когда становилось уже невозможно еще на секунду дольше держать глаза открытыми, и тут же просыпалась от малейшего звука, ожидая, что это будет голос Эрика.

Но он даже не шевелился, когда она меняла ему повязку, каждый раз приходя в ужас при виде его раны. Не в силах представить ту боль, которую он может почувствовать, когда придет в себя, но возможно именно благодаря настойке герцогини он ничего и не чувствовал. Это могло бы утешить ее, если бы только он пришёл в себя.

Клэр всё ждала и умоляла его очнуться, но этого так и не произошло.

Минуты казались часами, а часы превратились в вечность, отдаляя ее от Эрика. Едва сдерживаясь, Клэр сидела подле него, понимая, что ее силы на исходе. У нее дрожали руки всякий раз, когда она обтирала его холодной водой, чтобы сбить жар. Герцогиня уверяла, что это нормально, что так организм борется, чтобы выжить, но это нисколько не успокаивало Клэр, которая не могла спокойно смотреть на неподвижного Эрика.

Он ведь спас ей жизнь. Сделал то, что возможно не сделал бы никто другой. Он сделал так много удивительных вещей для нее. Клэр не могла позволить ему спать еще дольше. Еще и потому, что задыхалась без него.

За время, проведенное рядом с его кроватью, пока она влажной тканью смывала с него испарину, Клэр так хорошо изучила каждую выпуклую мышцу, впадинку на его теле, направление роста черных волос, что даже закрывая глаза, она видела всё великолепие его груди. Но не так она представляла всё это… Не так она хотела бы касаться его. Он должен был почувствовать ее прикосновения. Потому что она хотела, чтобы он ответил на них. Ответил так, как умел делать только он. С мучительной нежностью и осторожностью, от которой таяло ее сердце. Хотела, чтобы он чувствовал, как она касается его, и что хочет этого.

Он действительно был красив, так волнующе красив, что порой было трудно отвести от него загипнотизированный взгляд. И даже в таком состоянии небольшая выпуклость на его шее никуда не делась. Всякий раз, касаясь его, Клэр испытывала настоящую муку оттого, что боялась никогда больше не увидеть, как дергается его кадык.

Еще больше ее пугали шрамы, покрывающие его грудью.

Всё внутри нее леденело при виде зловещей татуировки.

Господи, что с ним делали? Что с ним произошло? Откуда эта татуировка? Как он мог позволить, чтобы на его красивой руке оставили эту чудовищную отметину? Знал ли он тех людей, которые напали на них, желая их смерти?

Закончив обтирания и укрыв Эрика теплым одеялом, она усаживалась рядом с ним, сжимая руками его холодную, почти безжизненную руку, и смотрела на безмятежное, такое до боли красивое, но пугающе бледное лицо, ощущая невыносимую боль в груди.

Если прежде ей казалось, что равновесие ее мира удерживает она сама, теперь было очевидно, что ее собственный мир держался на одном Эрике, к которому она не просто привязалась за эти несколько дней.

— Глупенький, ну почему ты сделал это? — задыхаясь молвила Клэр, прижимая его руку к своим губам. — Зачем ты подверг себя такому риску!

Ей было больно, ужасно больно оттого, что он не реагировал даже на ее прикосновения.

— Пожалуйста, — шептала она, закрыв глаза, из-под век которых катились крупные слезы. — Пожалуйста… — молила она его, но он и этого не слышал.

В комнате было темно, но очень душно. Стояла глубокая, тихая ночь. Камин ни на минуту не гасили, чтобы было тепло, но герцогиня следила за тем, чтобы регулярно проветривали помещение, настаивая на том, что больному нужен свежий воздух. Клэр была рада присутствию герцогини, которая заботилась даже о таких мелочах, потому что уже ничего вокруг не замечала, сходя с ума от беспокойства.

У нее туманилось в голове, еще и потому, что вся комната и она сама пропахли запахом лауданума, от которого начинало тошнить. Земля медленно уходила из-под ног. Она знала совершенно точно, что жизнь никогда не будет прежней, если Эрик действительно не проснется.

Поэтому ждала. И отчаянно молилась, глядя на то, как с каждым днем все темнее и гуще становится его щетина.

— Эрик, — позвала она его на рассвете, коснувшись рукой его почти пепельного цвета лица. — Эрик, — звала она человека, которого когда-то не желала видеть. Которого винила за то, что он разрушил ее жизнь. Жизнь, которая не должна была волновать его, но которую он спас, не раздумывая ни секунды. — Эрик…

Он был обязан проснуться! Клэр не собиралась позволять ему спать дольше положенного, но когда он не пришел в себя и на третий день, беспросветное отчаяние и безнадежность завладели ею настолько, что она не могла уже даже пошевелиться. У нее опускались руки. Она до ужаса боялась, что потеряет его, и тогда…

Она не спала всю ночь, пристально следя за его дыханием. Крепко держа его за руку, Клэр сидела возле его кровати, когда в комнату вошел герцог и направился к ней со встревоженным выражением лица.

— Клэр, вы не отдыхали целых три дня. Нормально не ели и не выходили из этой комнаты. Вы скоро свалитесь сами, если так и дальше будете продолжать. Я побуду рядом с ним, а вы выйдите хотя бы на несколько минут в сад, подышите свежим воздухом.

— Я не могу, — едва слышно прошептала она, продолжала смотреть на бледное лицо Эрика, заросшего темной щетиной.

Человек, который украсил весь собор святого Павла ландышами только потому, что она любила их. Который хранил в нагрудном кармане стебелек подаренного ею цветка.

Клэр боялась, что действительно сойдет с ума, с трудом сдерживая слезы. Она не могла оставить его, но герцог взял ее за руку и помог ей встать, а потом развернул и направил к двери.

— Идите, я сразу же пошлю за вами, когда он проснется.

«Когда». Никто не допускал и мысли о том, что Эрик может не проснуться. Клэр буквально задыхалась от благодарности к людям, которых не помнила, но которые с готовностью пришли ей на помощь и позаботились об Эрике. Чувство стыда, перемешанное с чувством вины, давили на нее и ни на мгновение не отпускали. Едва ступая на дрожащих ногах, она побрела по коридорам, спустилась по длинной лестнице, а потом вышла в ошеломляюще красивый сад, вот только ничего не замечала вокруг, ощущая невыносимую усталость.

Яркое солнце ослепляло, особенно после дней, проведенных в зашторенной комнате, но Клэр быстро справилась с головокружением, увидела кованую скамейку в центре сада и направилась к ней. Когда же без сил опустилась на нее и сделала судорожный вдох, события последних дней вкупе с диким напряжением и душившим ее страхом тут же набросились на нее. Многодневная сдержанность, которая помогала ей устоять на ногах, дала трещину, и Клэр просто не выдержала.

Закрыв лицо руками, она горько разрыдалась. Она не могла понять, когда все изменилось, но теперь кроме Эрика ни о чем больше не могла думать, даже о Клиффорде…

На этот раз Клэр с кристальной ясностью понимала, что действительно не выдержит, если с Эриком что-то случиться.

Он не имел право рисковать собой! Она должна была найти способ помочь ему! Но у нее ничего не вышло. В ужасе Клэр понимала, что подвела его. Тогда, когда он нуждался в этом больше всего на свете.

Когда сама нуждалась в нем так, что задыхалась без него. Потому что невозможно было представить, чтобы его не было больше рядом. Чтобы она больше не обнимала его, не слышала его голоса, не видела мерцания его завораживающих серо-голубых глаз…

Боже, он не мог, не имел права не проснуться еще и потому, что она так и не поблагодарила его за то, что он спас ей жизнь!

Клэр не заметила, как кто-то мягко обнял ее и прижал к теплой груди. Она заплакала еще горше, чувствуя, как боль разрывает ее на части.

— Все хорошо, — послышался голос герцогини, которая поглаживала трясущиеся плечи Клэр. — С ним ничего не случится. Мы не позволим, чтобы с ним что-то случилось.

Клэр отчаянно хотела верить в это, но надежда постепенно угасала. Как и жизнь в Эрике.

— Я не представляю, что буду делать, если с ним…

— Не нужно думать об этом, — мягко прервала ее герцогиня.

Алекс обнимала Клэр до тех пор, пока та немного не успокоилась. Пока не осталось больше ничего, кроме обреченности перед тем, что могло произойти… и навсегда поглотить ее. Панический страх потерять Эрика настолько сильно овладел ею, что Клэр охватило мучительно оцепенение, заставляя похолодеть сердце. Боже, что она будет делать, если с ним что-то случится!

Вокруг было удивительно тихо. У нее дрожало все тело, дрожали руки, так что Клэр сцепила их, чтобы хоть как-то скрыть свои чувства, и, едва дыша, медленно отстранилась от герцогини, открыв глаза.

Молодая женщина смотрела на нее задумчивым, удивленным взглядом, а потом задала самый опасный из вопросов:

— Клэр, прости меня за мою откровенность, но можно узнать, куда вы уехали так поспешно на следующий же день после свадьбы? Особенно тогда, когда в стране путешествовать так небезопасно.

Почему-то до этого мгновения Клэр даже в голову не приходила мысль о том, что их поездка может быть опасной. Выплывая будто из ядовитого тумана, она вспомнила, что непростое положение в Англии сохранялось вот уже три года, пока Парламент пытался принять новый закон. Когда даже ее отец приставил охрану ко всем их домам, чтобы избежать беды.

Поездка, которая стоила жизни Алану. И могла стоить жизни Эрику.

Слезы снова выступили на глазах. Клэр дрожащими пальцами смахнула их, сжимаясь от страха. После свадьбы она ни о чем нормально не могла думать, чувствуя себя настолько преданной и раздавленной, что буквально выпала из жизни. Так давно у нее не было никого, с кем она могла бы поговорить. Но подняв голову и заглянув в проницательные, взирающие на нее с понимание глаза герцогини, Клэр испытала почти удушающее желание рассказать ей всю правду. То, что действительно произошло с ней. То, что теперь она сама не могла понять. Что так отчаянно пыталась понять…

То, как Эрик буквально заставил ее выйти за него замуж. То, с какой поспешностью отец сплавил ее с рук. То, как она любила Клиффорда. Которому и возвращал ее Эрик, поэтому они и ехали в Шотландию.

Услышав весь этот невероятный рассказ, Алекс потрясенно замерла и смотрела на Клэр, какое-то время не в состоянии произнести ни слова.

Чувствуя себя еще больше разбитой, Клэр отвернулась и прижала руку к губам.

— Простите, мне не следовало говорить вам всё это…

На одно короткое мгновение ей показалось, будто герцогиня поймет ее. И может, даст ей совет, в котором она так отчаянно нуждалась. Хоть как-то подскажет, как ей быть, потому что Клэр уже не понимала себя и не понимала всех тех чувств, которые разом нахлынули на нее, вытеснив из сердца всё остальное.

Потому что, сидя в таком красивом саду и глядя на невероятную россыпь благоухающих, пышных цветов, Клэр вдруг поняла, что не может вспомнить, какого цвета были глаза Клиффорда и настолько важны для нее были его прикосновения и поцелуи, зато она так хорошо помнила оттенок глаз другого человека и силу его прикосновения, что у нее заныло сердце.

Человек, который сберег подаренный ей стебелек маленьких ландышей!

Клэр вздрогнула, когда герцогиня коснулась ее плеча, и быстро прикусила губу, чтобы не расплакаться. Взглянув на герцогиню, она увидела, как та подняла руку, чтобы коснуться своих глаз, но замерла и медленно опустила руку.

— Прости, это… — Герцогиня покачала головой. — Осталась привычка после того, как несколько лет назад у меня отпала необходимость носить очки.

Клэр удивленно моргнула.

— Вы носили очки?

Было почти невозможно представить столь красивую и элегантную женщину в очках.

Герцогиня улыбнулась.

— Поверь, носила. В детстве у меня… по непонятной причине ухудшилось зрение, но несколько лет назад после родов мое зрение каким-то чудом восстановилось.

— О! — Клэр даже не знала, что такое возможно. — Вероятно, это было для вас большим облегчением.

Улыбка герцогини стала шире.

— Ноэлю уже три года, ты видела его в день приезда. Он — наше чудо. Ты обязательно должна познакомиться с ним.

Разговор о детях немного отвлек, но, разумеется, не был способен избавить Клэр от снедающей ее тревоги.

— Он ваш единственный сын?

Глаза герцогини наполнились той неподдельной теплотой, которая звучала и в ее голосе.

— У нас четверо детей: старшие Джейн и Джеймс — двойняшки, Эшли, ему сейчас семь лет. И Ноэль.

— И где они все?

— Уехали в Кент, куда и мы собирались сразу же после вашей свадьбы, но нас задержали дела Тони, поэтому нам пришлось вернуться домой на некоторое время.

На Клэр снова нахлынуло чувство вины. Она виновато опустила голову.

— Мы вас задержали…

— Даже не смей говорить такое! Я рада, что мы не уехали и смогли лично помочь вам. Думаю, мои родные переживут несколько дней без нас, ведь в Кенте, где живет мой брат, собрались большие семьи еще и моих двух старших сестер, чтобы отметить дни рождения моего брата и его средней дочери Элизабет, которую моя невестка Эмили умудрилась родить в тот же день.

Клэр почему-то не могла представить, чтобы где-то играла музыку, а люди веселились и могли радоваться. Впервые в жизни она не испытывала необходимости обратиться к музыке, чтобы найти утешение и покой. Сейчас услышать звуки музыки было для нее так же невыносимо, как и для Эрика, который когда-то утверждал, что не любит музыку.

Для нее жизнь замерла и сосредоточилась на одной большой кровати, на которой лежал ее муж…

Муж, которого она не хотела.

Муж, без которого теперь не представляла свою жизнь…

Клэр на мгновение закрыла глаза, борясь с очередными слезами. Она так устала. Устала ждать. Устала бояться. Она отчаянно хотела, чтобы Эрик пришел в себя. И была готова отдать за это всё, что угодно. Потому что Эрик был единственным человеком, который связывал ее с жизнью.

И снова Клэр вздрогнула, когда герцогиня коснулась ее плеча.

— Клэр, ты знаешь, что мне было почти столько же лет, сколько и тебе, когда я встретила Тони?

Недоумевая, Клэр обернулась к герцогине.

— Что?

На этот раз глаза герцогини засияли особым пониманием и любовью, когда она заговорила о муже.

— Жизнь иногда подбрасывает нам путь, по которому мы бы ни за что на свете не пошли добровольно. Путь, который в итоге оказывается самым верным. — Она улыбнулась Клэр и взяла ее руку в свою. — Знаешь, что я скажу? Не думай ни о чем. Не суди себя так строго. Просто принимай всё то, что происходит, что дает тебе жизнь, не закрывая свое сердце ни для чего нового. И совсем скоро ты поймешь, что тебе действительно нужно. — Подавшись вперед, Алекс склонилась к Клэр и совсем тихо добавила: — Иногда нам так непросто слышать собственное сердце. Но можно кое-что сделать, чтобы услышать его. Ты уже целовала своего мужа?

Клэр потрясенно застыла.

— Что?

Потрясали ее не только слова Алекс. Клэр была поражена тому, какую бурю чувств они вызвали в ней, воскресив самые глубокие, самые запретные воспоминания, когда она совсем недавно, сидя в карете и глядя на Эрика, не могла не подумать о том, что ощутит, если он действительно когда-нибудь поцелует ее. По-настоящему.

Алекс мягко улыбнулась, сжав ей руку.

— Нам, девушкам, иногда совсем не просто выбирать. Тебе нужно просто поцеловать Эрика, и если Клиффорд уже целовал тебя, твое сердце подскажет, что тебе делать дальше.

Клэр не могла вымолвить ни слова, глядя в красивые глаза женщины, которая на самом деле подумала дать ей такой совет. Сказала вслух о том, о чем Клэр даже боялась подумать. Но теперь… теперь эта мысль станет преследовать ее до тех пор, пока не сведет с ума.

Сейчас, когда она боялась обнаружить, что все ее чувства выдуманы, непостоянны и неправдивы, когда она не могла вспомнить лицо человека, которого любила, но стремилась к тому, от которого когда-то бежала… Клэр почувствовала, как глаза заволокла предательская влага, потому что к ней пришло полное осознание того, что именно она должна сделать. И как ей теперь поступать.

— Ваша светлость, — прошептала Клэр едва слышно.

Герцогиня покачала головой.

— Зови меня Алекс, прошу тебя…

Алекс замолчала и выпрямилась, когда увидела, как к ним подходит взволнованный дворецкий.

— Миледи, простите, что прерываю вас, но его светлость просил передать, что ваш муж…

У Клэр перехватило дыхание и закружилась голова, так что она какое-то время не могла пошевелиться, понимая, что дворецкий пришел только по одной причине.

Боже, Эрик очнулся! Могло ли это быть правдой?

Могло. И об этом говорила улыбка дворецкого, который мягко взирал на нее.

Сердце замерло в груди, а потом застучало так быстро, что было невыносимо дышать. Голова продолжала кружиться, а тело дрожало так, что Клэр боялась встать. Она была уверена, что упадет, если встанет. Но ничего подобного не произошло, когда она поднялась на ноги.

И тут же устремилась к дому, не помня себя. Клэр горела лишь одним желанием: поскорее добраться до Эрика. Поскорее убедиться в том, что он очнулся. Что это правда!

Едва добежав до его комнаты, она распахнула дверь и вошла. И тут же услышала тихий голос герцога, который обращался к лежащему в кровати.

К тому, кто пошевелил здоровой рукой, что-то сказав герцогу в ответ. У Клэр задрожали ноги. На мгновение она обессилено привалилась к двери, боясь дышать. Боясь даже дыханием развеять то, что возможно снилось ей. Но это не было сном. Во сне не могло быть так мучительно больно. И страшно.

А потом она увидела, как Эрик медленно повернул к ней голову. Она увидела его тусклые, усталые серо-голубые глаза, и в груди у нее будто бы что-то надломилось.

— Клэр?

Что-то острое пронзило ей сердце, когда она услышала до боли знакомый глубокий голос. Такой тихий и хриплый, что едва можно было расслышать его, но она услышала. Услышала, а потом обнаружила, что движется к нему. Клэр не заметила герцога, который кивнул и вышел, оставив их одних. Она не видела ничего, кроме Эрика, к которому подошла. Присев на кровати с левой стороны так, чтобы не потревожить его раненое плечо, Клэр, как в тумане подняла руку и коснулась его серого, заросшего многодневной щетиной красивого лица.

— Ты живой… — прошептала она, ощущая под пальцами тепло его кожи. — Ты проснулся…

Она не могла в это поверить, но он действительно лежал перед ней с открытыми глазами!

Эрик пристально смотрел на нее, а потом, подняв здоровую руку, взял ее дрожащие пальцы в свои. И когда Клэр почувствовала его тепло, когда увидела, как он медленно кивает, она поверила в то, что он действительно пришел в себя! Безумный страх, который владел ею все эти долгие дни, наконец, развеялся, позволив ей дышать. На нее нахлынуло такое облегчение, что Клэр чуть не задохнулась. Благодарная небесам, которые услышали ее молитвы, она закрыла глаза и заплакала.

— Клэр, — выдохнул потрясенно Эрик все тем же шершавым после пробуждения голосом, но она не могла остановить себя. — Клэр…

Она не могла дышать от боли, которая разрывала ее изнутри. А потом почувствовала, как он обнимает ее здоровой рукой и притягивает к себе, так что она опустилась на кровати и прижалась лбом к его здоровому обнаженному плечу. Он обнял ее крепче, как только это позволял ему ослабевший организм, и зарылся лицом ей в волосы. От него пахло лекарствами, потом и легким ароматом сандалового дерева. Запах, который она не перепутала бы ни с чем.

Клэр вцепилась в него, боясь отпустить. Боясь того, что его могут снова отнять у нее. Ища в нем защиту оттого, с чем едва справилась без него. Ища в нем силы пережить то, что чуть не разрушило ее. Нуждаясь в нём сейчас гораздо больше, чем в собственном дыхании. Боже, он был ей нужен так, что она действительно задыхалась без него!

— Эрик, Боже мой… — бормотала она, рыдая у него на плече. — Эрик, ты проснулся! Наконец, ты проснулся! Проснулся… Боже мой, ты на самом деле проснулся!