Несгибаемый

Глава 22

Большая светлая парадная столовая была освещена яркими лучами утреннего солнца. На широком дубовом столе был накрыт изысканный завтрак, а слуги разносили еду, не отвлекая внимание хозяев от важных дел.

Герцог, восседая во главе стола, читал утреннюю газету, ежедневный ритуал, который Алекс любила наблюдать все шестнадцать лет брака. Боже, подумать только, она была замужем за ним уже шестнадцать лет, а было такое ощущение, будто они только вчера влюбились друг в друга. Эти мысли всегда привносили в душу радость и счастье.

Но не сегодня.

Она не могла оторвать взгляд от бледного лица своей гостьи, которая сидела напротив нее. И выглядела при этом так, словно погибала, если только ей не протянут руку помощи. Алекс не видела ее в таком состоянии даже когда Эрик лежал в горячке от ранения.

Вчера определенно что-то произошло, и если Тони не опустит свою чертову газету и не будет делать вид, будто ничего не происходит, Алекс могла не выдержать снедающего беспокойства и разбить что-нибудь о его голову. Если б только он не увел ее вчера вечером так поспешно из гостиной… Даже поглощенная им в тот момент, Алекс понимала, что нужно дать возможность молодым супругам уединиться, искренне полагая, что это поможет. Но все стало еще хуже, потому что Клэр переменилась настолько, что ее невозможно было узнать. Было такое ощущение, будто у нее действительно кто-то умер. Зная о том, что творилось в ее душе, Алекс приходила в настоящий ужас от того, что, возможно, вчера ей разбили сердце.

Разбил человек, который должен был лелеять ее сердце. Такое чуткое и ранимое. Алекс не ожидала, что Эрик поступить так опрометчиво, так… Он казался таким серьезным, таким надежным и верным. Было просто невозможно ожидать от него хотя бы одного поступка, способного причинить боль Клэр, за которую он переживал настолько, что в первый же день пробуждения чуть было не обвинил Алекс с Тони в том, что они плохо заботились о Клэр.

Боже, что произошло? Как она могла помочь этим двум потерявшимся созданиям обрести покой?

И как она теперь сообщит им новость, которая усугубит их страдания?

— Тони. — Отложив в сторону салфетку, Алекс обратилась к мужу. — Твой завтрак остывает.

Свежий номер «Таймс» даже не дрогнул в его руках. Выпрямив спину, Алекс так гневно посмотрела на газету, что могла бы прожечь ее насквозь.

— Что? — рассеянно проговорил он, перевернув страницу.

Алекс сжала зубы.

— Я говорила тебе, что газеты могут быть хорошим удобрением для моих роз?

Он, наконец, опустил газету. И тут же столкнулся с почти испепеляющим взглядом жены. Алекс многозначительно перевела взгляд на Клэр, которая сидела за столом, опустив голову так, будто ее и вовсе не было в комнате. Она так и не притронулась к еде. Вздохнув, Тони полностью повернулся к Клэр, положив на стол газету.

— Милая, тебя что-то беспокоит?

Клэр вздрогнула и подняла голову. В глазах ее застыло такое явное страдание, что у Алекс дрогнуло сердце. За то короткое время, что Клэр гостила в Пембертоне, Алекс так сильно привязалась к ней, что переживала за нее, как за родную сестру.

— Нет, у меня просто… Очень сильно болит голова. Простите.

Ее переживания были столь личными, что об этом было просто невозможно говорить. Когда-то Клэр думала, что выговорившись, она обретет покой, но теперь… Теперь ей казалось, что если она произнесет хоть слово, то непременно развалится на части.

Клэр сидела неподвижно, охваченная ужасом. Ужасом от того, что ошиблась. Так глубоко и бесповоротно, что это невозможно было исправить.

Она ошиблась не только в Клиффорде, которого полагала, что любит. Что она знала о любви? Что на самом деле испытывала к нему? Когда-то она пребывала в ужасе оттого, что предала свои девичьи мечты, ведь у нее действительно были чувства к нему. Это была привязанность, но… Совершенно не то, что открылось ей недавно. Да и Клиффорд… Что испытывал к ней он? Если бы по-настоящему любил, он бы не позволил ей выйти замуж за другого. Он бы перевернул небо и землю, чтобы добраться до нее, но не нашел времени даже на то, чтобы написать ей хоть бы одно письмо.

Всю ночь, сидя в своей комнате и глядя в пустоту ночи, Клэр чувствовала себя так, как будто была в беде. В настоящей беде. Потому что действительно ошиблась.

Если бы только Эрик дал ей чуточку больше времени, чтобы узнать его! Если бы только не действовал так быстро и решительно, настаивая на скорой свадьбе.

Клэр задыхалась, не в силах больше скрывать то, что любит его. Любит так отчаянно и глубоко, что едва сдерживала слезы! Вот, что всегда тянуло к нему, что заставляло трепетать сердце всякий раз, когда он оказывался рядом. Заставляло желать прикосновений, от которых кружилась голова. Вчера, когда он обнял ее, она едва не умерла от счастья и облегчения, но потом…

Он так быстро отпустил ее, будто… Действительно сожалел о том, что произошло. Как будто она не была причастна к этому, как будто не хотела этого, упрашивая его поцелуев.

Но… Что он мог еще подумать, когда она с первых дней заявила, что любит другого? Что никогда бы не выбрала его по собственному желанию? Он отпустил и ушел вчера так, что… Клэр вся сжалась, понимая, что он никогда больше не захочет коснуться ее. Она сделал всё возможное для этого. Да и он, как он поверит в то, что она хоть что-то испытывает к нему, если она заявляла обратное? Он решит, что у нее непостоянное сердце, не заслуживающее доверия. Никогда не поверит, что ей нужны его объятия, его поцелуи, только его. Что он сам нужен ей до конца жизни.

Он ни за что не поверит в то, что ей и Эдинбург не нужен. Никогда не был нужен, а теперь тем более.

Она совершила так много ошибок, но… В прошлом она была невероятно напугана тем, что стремительно надвигалось на нее. Боже, она рассорилась с отцом, которого обижала, отвратила от себя Эрика, который так много сделал для нее, но… но никогда не поверит ей, что бы она ни говорила. Вчера, придя в себя и глядя на нее, он выглядел так, как будто понял, кого на самом деле обнимает. Лживую, вздорную девицу, которая «всем сердцем любила другого».

Клэр ненавидела это слово. Ненавидела себя за слова, которые когда-то бросила их в него, но… Но теперь ничего не изменить. Она никогда не найдет слов, чтобы убедить его в том, что она никого не любила так, как любила его. Любила не только всем сердцем. Эта любовь не уместилась бы в одной вселенной.

— Тебе не нужно просить прощения, — сказала Алекс, ощущая вину за то, что должна была именно в таком состоянии поведать Клэр об их отъезде.

Ее спас маленький Ноэль, который вбежал в столовую и остановился перед матерью.

— Мама, мама… — запыхаясь начал он, прижимая что-то к груди. — Можно я возьму с собой моих оловянных солдатиков? Ни Уильям, ни Бер не делятся со мной своими игрушками. А я с ума сойду в дороге, если не смогу поиграть. Можно?

Клэр ошарашено смотрела на сынишку Алекс, с трудом возвращаясь к реальности. Туда, где не только у нее были заботы и дела. И, словно этого было мало, за спиной Ноэля вырос строгий дворецкий.

— Миледи, ваши вещи уже уложены.

Взгляд Алекс стал извиняющимся, когда она перевела его на бледную Клэр.

— Уильям и Бернард — старшие сыновья Кейт и Габриеля. Прости, Клэр, но день рождения Габриеля и Элизабет через четыре дня, и если мы не успеем приехать, мои сестры и брат до конца жизни заставят меня пожалеть об этом.

У Клэр затряслись руки, перехватило дыхание и похолодело в груди так, что она почувствовала, будто превращается в ледяную статую. Потому что это могло означать только одно: им тоже придется уехать. Ей вновь придется сесть в душную, неуютную карету и продолжить путь, который окончательно разрушит ее жизнь.

Увидев, как Алекс медленно встает, заметив ее бледность, Клэр тоже поднялась, едва устояв на ватных ногах. У нее кружилась голова и сжималось горло так, что она задыхалась.

— Алекс, вы не должны извиняться, — прошептала она едва слышно. — Мы вас задержали…

— Не говори глупостей!

Она обошла стол с намерением подойти к ней, но Клэр поняла, что не вынесет ее близости, ее прикосновения. И тем более ее жалости. Боже, Алекс ведь знала обо всем и вероятно догадывалась по выражению ее лица!

— И все же, вам не нужно… — начала была она, но почувствовала покалывание в спине. Так, будто множество иголок вонзились ей в спину и в затылок за одно мгновение.

Замерев, она прикрыла глаза, а потом поняла, что это могло означать. На что она могла так остро реагировать. Реагировать с первых дней знакомства. О чем с такой готовностью призналась вчера вечером.

И еще до того, как он заговорил, Клэр поняла, что за ее спиной стоит Эрик.

— Вам действительно не нужно извиняться, — раздался его глубокий, до боли любимый голос. — Мы тоже должны уехать. Простите, что по нашей вине вам пришлось задержаться. Спасибо, что приняли нас.

Голос, от звука которого ей стало мучительно больно. Клэр сжала руку в кулак так сильно, что ногти впились в ладони, и это немного помогло побороть отчаянно приступавшие к глазам слезы.

«Эрик, Боже мой, Эрик, если бы ты знал, как мне жаль! Если бы тебе хоть немного была нужна моя любовь…»

Сколько раз должно быть он сожалел о том, что связался с ней, что женился на ней, что позволил ей войти в свою жизнь? Сколько раз сожалел о том, что целовал ее вчера?

Алекс взглянула на него.

— О, Эрик, не говорите так. Мы были счастливы принять вас. П-правда, Тони? — добавила она почему-то срывающимся голосом, взглянув сначала на бледную Клэр, затем на своего мужа.

Тони тоже поднялся, хмуро глядя на Эрика.

— Конечно. Если вам нужно, вы можете остаться еще, ведь твоя рана…

Эрик отступил от порога, бросив быстрый взгляд на застывшую прямую спину Клэр.

— Нет, мы и так слишком задержались. Благодарю. Мы выедем завтра с утра, если вы не против.

Тони долго смотрел на него, на его изможденное лицо, которого не видела Клэр, на его растрепанные волосы и потемневшие глаза и темные круги под ними. Его вид был ничем не лучше, чем у Клэр, которая едва стояла на ногах. Она так и не обернулась к нему, хотя прежде, только догадываясь о его появлении, тут же устремлялась ему на встречу.

— Конечно.

Эрик кивнул и ушел, не сказав больше ничего. Даже не обратившись к Клэр. Вероятно, теперь ему нечего было сказать ей. Клэр на мгновение прикрыла глаза. Как он не понимает, что случившееся вчера произошло и по ее инициативе! Как он мог подумать, что после всего этого она захочет продолжить путь?

Ей было невыносимо стоять тут и думать о том, что разрушало ее изнутри. Что причиняло ей такие жгучие страдания, от которых, Клэр была уверена, никогда не оправится.

— Простите, но я должна… уложить свои вещи…

Тяжело развернувшись, она тоже покинула столовую, не сказав больше ни слова.

Воцарившуюся тишину нарушил озадаченный Ноэль, который вместе со своими игрушками повернулся к матери.

— Мама, а почем Клэр плакала? Она заболела?

Алекс прижала руку ко лбу и, застонав, опустилась на ближайший стул.

— Ох, Ноэль, милый, иди собирать свои вещи.

Мальчик удрученно кивнул.

— Ясно, этим ты хочешь сказать, что должна поговорить с папой наедине.

Присев на корточки, Тони притянул сына к себе и поцеловал его в щеку.

— Малыш, я говорил тебе, как сильно люблю тебя? — Он с обожанием взъерошил каштановые волосы сына и еще раз поцеловал его. — Папа очень гордится тобой, но тебе действительно нужно собирать вещи. Иначе мы опоздаем, и твои двоюродные братья распределят все места в своих играх без тебя.

Кивнув, малыш развернулся и выбежал из столовой. Тяжело дыша, Тони встал и взглянул на невероятно расстроенную жену.

— Алекс, — тихо позвал он, глядя на то, как она сжимает дрожащие пальцы перед собой. — Что мне сделать? Ты ведь знаешь, что я не могу смотреть на тебя, когда ты в таком состоянии.

Она подняла голову и с такой грустью посмотрела на него, что чуть не разбила ему сердце.

— Я видела подобное, — печально напомнила она. — Я видела, как моя сестра Тори страдает, любя человека, который считал, что ей не нужен.

— И что ты предлагаешь? Ты знаешь, как помочь им?

Плечи Алекс опустились.

— Самое ужасное в этой ситуации то, что никто, кроме них самих не сможет им помочь.

Тони направился к ней и, опустившись рядом, обнял и привлек к себе жену.

— Не переживай, тебе нельзя волноваться в твоем положении.

Нахмурившись, Алекс взглянула на него, вдруг обнаружив в его голосе нечто подозрительное.

— Ты что-то знаешь? Я ведь делилась с тобой своими подозрениями, но у меня сейчас такое ощущение, будто ты знаешь нечто больше, чем известно мне.

Взгляд Тони вдруг потеплел.

— И как ты это всегда делаешь?

Алекс застыла.

— Боже, ты что-то знаешь? — Она отстранилась от него. — Говори сейчас же!

Он откинулся на высокую спинку и снова тяжело вздохнул.

— Эрик написал письмо в Шотландию и просил бывшего ухажера Клэр приехать к ним домой, как только они приедут.

Алекс потрясённо ахнула.

— И ты написал?

Выражение лица Тони посуровело.

— Эрик взрослый человек и если что-то решил…

Алекс резко встала, не находя себе места.

— Господи, Тони, как ты мог?! Как ты не понимаешь, что это разобьет сердце Клэр, если она узнает об этом!

Тони медленно встал, взял руку жены в свою и, присев, опустил ее на свое колено.

— Любовь моя, — прошептал он, притянув ее к себе и поцеловав ее так, что Алекс обессиленно привалилась к нему. Это был единственный способ успокоить и прогнать ее гнев. Заглянув в обожаемые ярко-голубые глаза, Тони погладил ее по щеке. — Думаешь, я бы не написал письмо, если бы смог посоветовать Эрику сделать что-то другое? Кроме того, я уверен, что Эрик разберется в этом. Мне кажется, он не отступится от нее.

— А мне он кажется невероятно упрямым! — в сердцах воскликнула она, прижав руку к груди мужа. — Что, если он не сможет побороть свое упрямство?

— Тогда я уступлю дорогу тебе и не стану препятствовать, если ты захочешь помешать ему.

— Не смешно, — прошептала она, закрыв глаза.

— Я знаю, — горько молвил он.

— Они такие замечательные, — выдавила Алекс, покачав головой. — И так трепетно относятся друг к другу. Знаешь, как мне было трудно сообщать им о том, что мы должны уехать? Как мы можем оставить их в такой непростой для них момент?

— Ты сама говорила, что они должны сами разобраться в себе. Может, ты дашь напоследок совет Клэр?

Алекс вздрогнула и внезапно открыла глаза, в которых светилась безумная надежда.

— Да, я кажется знаю, что делать!

Тони взял ее за подбородок и поднял к себе ее лицо.

— Боже, какая ты красивая без очков! — выдохнул он, залюбовавшись своей сказочной женой.

Взгляд Алекс стал строгим.

— А в очках я была некрасивой?

Тони улыбнулся, не в состоянии спрятать любовь, которая светилась в глубинах его золотистых глаз.

— Не забывай, когда я встретил тебя, ты носила очки. — Он склонил голову и поцеловал ее. На этот раз крепко, властно, так, что она застонала, обвив руками его шею. — Очки делали тебя невероятно сексуальной.

Алекс взяла его красивое лицо в свои ладони и сама потянулась к нему, пробормотав напоследок:

— Теперь я буду знать, чем развлекать тебя на старости лет.

А чуть позже велела своей горничной уложить с Клэр несколько из тех своих неприлично красивых нарядов, при виде которых Тони не мог потом долгое время выходить из их комнаты. Она искренне верила в то, что и Эрик не сможет устоять. И всё решится само собой.

Он не собирался больше встречаться с ней.

Клэр не видела его с того мгновения как Эрик ушел из гостиной Пембертона два дня назад до тех пор, пока его большая мрачная фигура не прогарцевала вперед на лошади, когда они выехали в путь. Ровно в семь утра.

Всё вновь повторялось, но теперь… Теперь у нее действительно было разбито сердце. И на этот раз дорога казалась не просто невыносимой. Она не просто задыхалась от этого, сидя в полумраке холодной кареты. Небо затянуло тяжелыми тучами, обещая разверзнуться настоящим непроходимым ливнем, но ей было всё равно. Она бы даже обрадовалась, если бы земля разверзлась и отрезала их от всех дорог на свете.

Она не хотела в Шотландию. У нее не осталось дома, куда она могла бы вернуться, она даже не знала, где теперь ее дом. Всё что Клэр хотела, теперь стало невозможным. И она… Она не сделала ничего, чтобы исправить свои ошибки. И она не представляла, что можно сделать в будущем, чтобы заставить Эрика поверить в то, что она искренна с ним.

Ей было так ужасно холодно. Даже теплая накидка, в которую Клэр закуталась, не могла согреть ее. Переведя взгляд на противоположное сиденье, Клэр вспомнила, как часто там сидел Эрик. Как много произошло в этой карете. Сперва он сказал, что никогда не считал ее врагом. А потом… потом принес сюда корзину с едой. И вазу для ее цветов.

И назвал ее так, как не называл никогда прежде. И никогда больше не назовет, потому что она этого не заслуживала, она не сделала ничего, чтобы заслужить даже его взгляда.

Клэр прикусила губу, чтобы не расплакаться, и закрыла глаза. Но боль терзала так сильно, что она не могла больше выносить ее.

Недосыпание последних дней вкупе с измождением и моральным истощением погрузили ее в беспокойный сон без сновидений. Клэр сомневалась, что когда-нибудь вновь испытает облегчение. Сможет дышать полной грудью. Сможет жить, не боясь завтрашнего дня.

Карета продолжала катиться по неровной дороге, превращая жизнь в одно сплошное, нескончаемое путешествие. Унося ее далеко от того места, где она на короткое мгновение обрела покой и счастье. Обрела человека, который никогда больше не взглянет на нее.

Забившись в сне, Клэр как будто наяву ощущала на себе ласку теплых пальцев, которые никогда бы не забыла. Она точно помнила, как он дотронулся до нее тогда. Осторожно, но решительно. Его пальцы прошлись по ее лицу, убирая прядь золотистых волос. Почти как сейчас. Это было так реалистично, так до дрожи правдиво, что Клэр подалась вперед, не в силах отпустить его.

— Эрик, — прошептала она, умирая от желания быть к нему как можно ближе.

А потом ошеломленно поняла, что он действительно рядом. Она не спала, а он не был видением! Затаив дыхание, Клэр застыла, но не спешила открыть глаза, боясь того, что на самом деле спит. Что это развеется, как быль, если она пошевелиться.

У нее замерло сердце, когда она вновь ощутила на лице едва осязаемое прикосновение.

Эрик!

Это был он. Никто не мог сейчас лежать рядом с ней и касаться ее так, что переворачивалось всё внутри. И тем более ни от кого не пахло так, как от Эрика. Этот запах она бы не спутала ни с чем!

Лежал… Господи, он действительно лежал рядом с ней! Вернее, ее голова покоилась на его плече, а бедром она была прижата к его бедру. Как такое возможно? Особенно после того, что произошло.

Как он оказался здесь? И почему лежал подле нее? Прислушавшись, Клэр уловила громкие удары капель дождя по крыше экипажа, но продолжала лежать неподвижно, позволяла ему дотрагиваться до себя. Как будто он действительно всё еще желал дотрагиваться до нее. Даже после того, как ушёл от нее два дня назад, оставив сидящую на столе, куда сам же посадил ее.

Клэр не могла, всё равно не могла поверить, что он добровольно пришел к ней. Скорее всего, дождь помешал ему продолжить путь на коне. Но… Но даже если дождь загнал его в карету, что… заставило его снова касаться ее?

Это было… это было волшебно, упоительно, восхитительно. Так сокровенное, что Клэр едва не расплакалась, веря в то, что он даже не захочет взглянуть на нее, не говоря уже о том, чтобы вновь быть рядом с ней.

— Клэр, — послышался его хриплый, невероятно измученный голос. Он продолжал гладить ее по лицу, будто заново изучая черты ее лица. А, возможно, слишком хорошо помня их.

А может он просто пытается разбудить ее? Тогда зачем касается так, что у нее переворачивается сердце?

У нее действительно переворачивалось сердце, а глаза заволокла предательская влага.

И Клэр вдруг поняла, что возможно он касается ее в последний раз. Что бы не привело его к ней, возможно, она в последний раз чувствует его руки, его тепло, его дыхание на своей щеке перед тем, как добраться до Эдинбурга, который так стремительно приближался.

Он был так близко. Подумать только, он лег рядом с ней, положил ее ноги на противоположное сиденье и укрыл одеялом. Чтоб ей было удобно. Милый Эрик, он хотел позаботиться о ней даже, когда понял, что она этого совершенно не заслуживает.

Клэр не открыла глаза. Потому что наконец поняла, что он касается ее только потому, что считает, будто она спит и не видит этого! Не слышит его почти опустошенный голос. Голос, в котором слышались почти те же страдания, которые мучили и ее. Возможно ли такое? Ведь вчера, когда он ушел, она четко видела, как сильно он сожалел о случившемся. И все равно он был сейчас подле нее, а она слишком сильно хотела этого. Боже, он должен был понять, что произошедшее два дня назад — не ошибка. Ему не следовало просить прощения за это.

Это была последняя возможность коснуться его. Клэр не знала, когда они остановятся, и остановятся ли вообще. Вдруг она снова уснет, а проснется уже в Эдинбурге? Эта мысль напугала ее так, что Клэр на мгновение замерла. А потом снова ощутила на своей щеке ласковые поглаживания его пальцев. Он был так близко, что она до дрожи хорошо чувствовала его дыхание. Он был так близко, что, слегка подавшись вперед, она могла бы коснуться его. Поцеловать в последний раз.

И Клэр не выдержала. Потому что отчаянно верила в то, что найдет способ завоевать его сердце. Потому что сейчас он обнимал её так, будто продолжал нуждаться в ней.

Не думая ни секунды, Клэр подалась вперед, и ее губы тут же оказались прижаты к его губам. Что-то с невыносимой силой взорвалось в груди. Вздрогнув, Клэр всхлипнула и потянулась еще чуточку ближе к нему, когда почувствовала, как он застыл от неожиданности, а потом с ошеломляющей готовностью, накрыв ее щеку своей ладонью, поцеловал ее в ответ. Поцеловал с такой упоительной нежностью, что не осталось сомнений в том, что и он хотел этого. Хотел так же, как и в тот вечер, когда уложил ее на стол в гостиной Алекс.

Хотел так, что даже сейчас, медленно перевернув ее спиной на сиденье, прижался к ней своей тяжелой грудью и углубил поцелуй так, что Клэр стала задыхаться. Подняв руку, она положила ладонь на его щеку, мечтая вновь испытать те невыразимо сильные ощущения, которые он заставил ее ощутить два дня назад. Клэр с готовностью встретила напор его губ, желая подарить ему те упоительные ощущения, которые испытывала сама, чтобы заставить его позабыть все горести и страдания, которые ему некогда причинили.

— Клэр, — вымученно молвил Эрик. Он не собирался делать ничего подобного. Понимал, что не должен поступать так, пока она спит, но когда она прильнула к нему, когда он почувствовал вкус ее губ, вся его многодневная выдержка полетела ко всем чертям. Боже, что он делает! В прошлый раз чуть было не овладел ею на столе, а сейчас она спала! А он!.. — Мы не должны… — пробормотал он больше для себя, чтобы привести себя в чувство, но ее губы дурманили так, что он вновь накрыл их своими.

У него было такое ощущение, будто он уже никогда не сможет прийти в себя. После всего, что было, после тех сложных заключений, к которым ему удалось прийти с такой болезненной обреченностью, Эрик не имел права касаться ее. Он даже не должен был приходить сюда, к ней. Он хотел остановиться в какой-нибудь гостинице, чтобы переждать дождь. Клэр нужно было отдохнуть, но, открыв дверь кареты и увидев, что она спит, Эрик не посмел разбудить ее. И раз она спала, он мог незаметно продолжить путь в карете. Последняя возможность быть какое-то время рядом с ней.

Они были уже совсем недалеко от границы с Шотландией. Черт возьми, сознание этого факта так сильно мучило его, что он забрался в карету и продолжил путь, усевшись рядом с Клэр. Опустив голову к груди и кутаясь в теплую накидку, она съежилась так, будто мерзла. И выглядела при этом такой одинокой, такой хрупкой и беззащитной, что у него дрогнуло сердце. Целых два дня он запрещал себе видеться с ней. Два мучительных дня, которые отделяли его от нее. Она сидела так неуютно, что после пробуждения у нее будет болеть всё тело. А возможно, это был единственный повод, но Эрик придвинулся к ней и, осторожно взяв ее лицо в свои ладони, положил ее голову к себе на плечо.

Когда же она, не понимая, что делает, подалась вперед и коснулась его губ своими, Эрик ошеломленно застыл, а потом подтянулся к ней, потеряв голову от жгучей тоски по ней. Его оглушила ее безотчетная попытка снова коснуться его. Даже во сне. Его затопила такая безграничная нежность к ней, что он действительно не смог устоять. Тело тут же откликнулось на ее ласку, наполнившись мучительным напряжением. Он так отчаянно хотел ее, что это причиняло боль. Боль оттого, что она никогда не будет принадлежать ему.

— Боже, — беспомощно молвил он, когда она раскрылась настолько, что не оставалось ничего другого, как взять всё то, что она с такой щедростью предлагает. Предлагала, как и в прошлый раз, ничего не требуя в ответ. Девушка, которая подумал сберечь совершенно не пригодный ни на что листочек клевера! Сердце его задрожало от еще большей любви к ней. — Клэр…

Он поражался тому, что можно любить еще сильнее, буквально задыхался от любви. Задыхался и не знал, что ему делать, чтобы удержать ее в своей жизни, сделать то, чего она добровольно никогда не хотела. Но то, как касалась его сейчас, просто парализовало его. Слепо ища хоть какого-то облегчения, Эрик прижался почти окаменевшей частью своего тела к ее бедрам, понимая, что совершает безумие. И тут же услышал, как она застонала.

Замерев и чувствуя неистовые удары своего сердце, Эрик оторвался от нее и поднял голову. И тут же столкнулся с ее невообразимо-огромными потрясающими, наполненными слезами глазами.

Она не спала!

Господи, она не спала и прекрасно знала, что делает! Это так сильно потрясло его, что Эрик тут же попытался отстраниться от нее. Но не смог. Потому что, подняв руки и глядя ему прямо в глаза, она обвила руками его за шею и притянула к себе.

Не позволив пошевелиться.

Не позволяя ему уходить!

Даже после всего, что было!

Господи, она ведь любила другого и не должна была желать обнимать его. Он бы и дальше смотрел на нее, если бы карета резко не остановилась.

Мрачные видения и жуткая перестрелка так живо всплыла в памяти, что Эрик похолодел и решительно приподнялся на руках, прижатых к сиденью по обе стороны от головы Клэр, решив, что снова происходит нечто страшное. Но когда дверца кареты раскрылась и в проеме показалось спокойное лицо Шоу, стало очевидно, что не нападение остановило их.

— Милорд, я… — Шоу застыл, увидев хозяина лежащего на хозяйке, покраснел и тут же исчез, спрятавшись за раскрытой дверью. — Простите, милорд, я не подумал!..

Эрик собирался всё же отстраниться от Клэр и присесть, чтобы потом выйти из кареты.

Но снова не смог пошевелиться. Крепкие объятия Клэр, которая испуганно смотрела на него, не позволили ему это сделать. Ошеломленно взглянув на нее, он услышал ее тихий шепот:

— Не уходи.

У него что-то дрогнуло в груди, а потом Эрику захотелось до предела прижать ее к себе и никогда больше не отпускать. Ведь даже после всего, что он сделал с ее жизнью, она пожелала обнять его и поцеловала так, что у него не осталось больше сил бороться с потребностью в ней. Она обнимала его сейчас так, как будто нуждалась в нем сама. Так, как обняла в то утро, когда он пробудился после ранения.

Пересилив себя, Эрик поднял голову и взглянул на раскрытую дверь.

— Что случилось?

— Милорд, уже темнеет, и нам нужно сделать остановку. Я хотел спросить, куда нам ехать, ведь здесь недалеко ваше имение, Бедфорд-мэнор…

Эрик застыл, побледнев так, что Клэр было больно смотреть на него. Она догадывалась, что так сильно переменило его. Он не бывал дома с тех пор, как его захватили «свинги»! Если бы только у нее была хоть какая-то возможность прогнать все его ужасные воспоминания.

— Мы не поедем туда!

Боже, он боялся дома настолько, что, возможно, никогда не решится перешагнуть его порог!

— Здесь недалеко твой дом, а ты не хочешь показать его мне?

Едва дыша, Эрик перевел на Клэр свой потемневший взгляд. И поразился тому, что видел в них: понимание, сожаление, сострадание. Но это было невозможно. Она не могла понять его. И не должна была никогда узнать о том, что с ним произошло. Да и как он мог отвести ее туда, где едва не оборвалась его жизнь! Жизнь, которая ничего не стоила его похитителям и тем более тем, кто всё же принял новый закон. Как он мог отвезти туда Клэр, когда каждая травинка, каждая песчинка хранила такие жуткие воспоминания, что он содрогался от ужаса!

Не в силах больше выносить ее близости, Эрик отстранился от нее и присел рядом, тяжело дыша. Он увидел, как Клэр, последовав его примеру, выпрямилась на сиденье, опуская вниз ноги и укрываясь своей накидкой. Прижав пальцы к переносице, Эрик устало закрыл глаза и покачал головой.

— Мы переночуем в другом месте.

Взглянув на его напряженные плечи, Клэр потянулась и осторожно коснулась его всё еще раненого плеча.

— Я хочу увидеть твой дом.

Он не смог устоять. Все сомнения, все страхи тут же рухнули, потому что Эрик не смог отказать ей. Он лишь надеялся, что справится с ужасом, когда они всё же прибудут. Ещё и потому, что действительно хотел домой. Туда, где прошло его мирное детство. Где он был когда-то счастлив. Место, которое он когда-то боготворил. Место, которое теперь было проклято.

И только рука Клэр у него на плече дала ему силу произнести следующие слова.

— Поворачивай в Бедфорд-мэнор.

Клэр едва удалось сдержать стон облегчения. И благодарности. Она увидела, как Шоу кивнул и закрыл дверь, но карета не спешила сорваться с места. Потому что не было получено для этого сигнала. Потому что, к ее полному ужасу, Эрик потянулся к двери с намерением уйти.

Понимая, что если отпустит его сейчас, она никогда больше не увидит его, Клэр бросила руку вперед и схватила его за запястье, не позволяя ему убежать от нее. Тем более в таком состоянии.

— Останься.

Он резко обернулся и посмотрел на нее. Глаза его потемнели от неприкрытых страданий, но теперь Клэр не собиралась позволять ему страдать. Она была готова защитить его от всего мира.

— Клэр…

Он смотрел на нее так, будто тонул. Превозмогая боль в горле, Клэр улыбнулась ему сквозь непролитые слезы, понимая, что любит его так, как никогда никого не любила прежде.

— Останься.

Тяжело дыша, Эрик откинулся на спинку сиденья рядом с ней и стуком кулака по крыше дал Шоу понять, что следует трогаться, а когда карета дернулась и покатилась вперед, пришло полное осознание того, что на самом деле происходит. Господи, подавшись сиюминутному импульсу, он собирался вернуться туда! Эта мысль парализовала его так, что вызвала очередное, почти неконтролируемое желание вновь развернуть карету. Как он выдержит это возвращение?

Не представляя, как помочь ему справиться с тем, что почти парализовало его, Клэр взглянула на соседнее сиденье и заметила там его красивую трость, которой он в прошлый раз отбивался от нападавших на них. До этого она еще так пристально не разглядывала ее. Тиковое дерево было обработано искусной рукой мастера, который вывел изумительного дракона по всей длине трости.

— Какая она красивая, — прошептала Клэр, понимая, что только разговором может отвлечь Эрика, и, протянув руку, коснулась холодной шероховатой поверхности, на которой была выведена даже чешуя дракона. — Откуда она у тебя?

Ее вопрос действительно отвлек Эрика, который перевел задумчивый взгляд на свою трость.

Темное гравированное дерево ручной работы было украшено невероятно богатым резным цилиндрическим набалдашником. Позолоченный ободок отделял нижнюю часть от голубой эмали, которая на фоне переливающегося темного дерева приобретала еще более насыщенный цвет, а верхняя часть была украшена рубинами и бриллиантами.

— Трость подарил мне Кит.

— Кит? — спросила Клэр, взглянув на него.

— Кристофер, мой троюродный брат по отцу. Четыре года назад он вернулся из Японии и привез мне подарок. Это не только трость. — Наклонившись, Эрик взял трость одной рукой за голубую эмаль, а другой за горло дракона, дернул и обнажил блестящую тонкую сталь, спрятанную внутри. — Это еще и сабля.

Набалдашник превратился в рукоять невероятно опасного оружия с острым лезвием. Клэр была заворожена.

— Удивительно.

— Сабля сделана из специальной стали. Она очень легкая и невероятно острая. — Голос его дрогнул, когда он тише добавил: — Кристофер обожает мечи, а самурайские мечи — его большая слабость.

Надо же, а Клэр даже не знала, что у него есть двоюродные или троюродные братья. Вернее, она, разумеется, догадывалась о том, что у него много родственников, но они до сих пор ни разу не говорили о своих семьях.

— Ты очень близок с ним?

— Я… — Эрик резко опустил набалдашник, спрятав саблю в ножнах, но не спешил положить на сиденье, а продолжая сжимать ее в своей руке. — Мы были очень дружны, но после его возвращения домой… я его больше не видел. Никто его больше не видел…

Как странно.

— С ним что-то случилось?

— Он… Он живет в Беркшире.

Было в его словах нечто такое, что насторожило Клэр, но вид самого Эрика беспокоил ее гораздо больше. Она была так благодарна ему за то, что он не ушел, что остался и… и поделился с ней своими мыслями. Ей хотелось снова обнять его, прижаться к его груди и взять на себя хоть часть той тяжести, которая заставила напрягаться его широкие плечи. Клэр с трудом удержалась от того, чтобы не коснуться его снова.

Но не успела заговорить, потому что Эрик опередил ее, пристально глядя на трость.

— Эти камни, — он провел пальцем по инкрустированному драгоценными камнями набалдашнику. По трем рубинам, которые сверкали поверх голубой эмали. — Это остатки разбитого рубина, из которого сделали фамильное кольцо.

Клэр нахмурилась.

— Кольцо? Какое кольцо?

Эрик повернул голову и взглянул ей прямо в глаза.

— Твое обручальное кольцо, которое вместе с этой тростью составляет пару. Кольцо из рубина, который подарил принц Эдуард моему предку за то, что тот спас ему жизнь, когда помогал королю Кастилии. Рубинов было два. Наш разбился во время ограбления пару лет назад, когда бандиты пробрались в резиденцию моего дедушки в Кенте.

Клэр перевела изумленный взгляд на красивую трость.

— А где… где ж второй рубин?

— Инкрустирован в корону Британской Империи.

Боже праведный, и такую реликвию он подумал надеть ей на палец? На палец той, кто не хотела выходить за него замуж?

Его внезапные слова придали ей немного уверенности в том, что у нее был шанс, шанс завоевать его и найти тысячу и один способ, чтобы сделать счастливым его. Как бы чувство вины за всё содеянное не давило на нее, она смотрела в глаза человека, которого не просто любила.

Карета внезапно остановилась. Эрик побледнел, затаив дыхание. Клэр испугалась того, что совершила ошибку, заставив его вернуться туда, где оживут самые его страшные воспоминания.

Испытывая мучительную потребность обнять его, попросить за всё, что сделала ему, она потянулась к нему и сжала его руку в своей ладони, давая понять, что будет рядом с ним, не смотря ни на что.

Ему нужно было вернуться. Ведь это был его дом. Ему, как никому другому, нужны были хорошие, светлые воспоминания. Потому что как бы тяжело ни было ему, дом не был виноват в том, что стал местом страшных событий. И нельзя было позволить плохому отнимать воспоминания о месте, где ты вырос, где прошли самые счастливые мгновения детства.

Мало того, что раны остались на его теле, глубокие раны зияли и в его сердце.

Блестящий политик с несгибаемой волей сейчас выглядел так, будто одно упоминание родного дома могло навсегда разрушить его жизнь.

Поэтому Клэр не смогла сдержаться и тихо шепнула ему:

— Я с тобой.