Несгибаемый

Глава 16

Утром пятого дня, проведённого в пути, Эрик стоял во дворе гостиницы и ждал появления Клэр, не собираясь теперь оставлять ее одну. Он понимал, как мучительно будет для него видеть ее, но он должен был убедиться в том, что она в целости благополучно сядет в ждущую их карету.

Сжимая руку, Эрик старался дышать и уверял себя, что сумеет вынести эту встречу. И все последующие, которые потребуются, чтобы довезти ее до места назначения.

Было необычайно теплое и солнечное. Совсем скоро наступит лето, цветы распустятся и станут благоухать во всю силу. Птицы начнут петь более заливисто, жизнь обретет новые краски. Но ему ничего этого не придётся увидеть. Они проделали половину пути, и если смогут придерживаться строгого графика и двигаться без задержек, через два-три дня они окажутся в Эдинбурге… Эрик леденел от этой мысли, всю ночь меря шагами свою комнату. Он не мог уснуть, то дрожа, то цепенея от того, что собирался сделать. Прежде ему казалось, что он справится, ему просто нужно было привезти Клэр в Эдинбург и оставить ее там, но теперь…

Теперь, когда он еще больше узнавал ее, теперь, когда узнал силу ее объятий и вновь почувствовал тепло ее улыбки, которая вернулась к нему…

Это было невыносимо.

Едва дыша, Эрик провёл ладонью по своим спутанным волосам и надел шляпу, изо всех сил стараясь взять себя в руки, но, чёрт побери, он не мог этого сделать.

Еще и потому, что заметил в проёме входной двери Клэр.

У него замерло сердце, когда их взгляды встретились.

Боже, она была великолепна! Так красива, что сердце могло разорваться в груди. Такая стройная, такая грациозная, когда она шагнула к нему. Цепенея от ужаса, он наблюдал за тем, как она приближается. Вместе с этим напряглось всё тело, а потом взорвалось мучительным желанием. Господи, он продолжал желать ее! Желать так, как не желал никого. Всю ночь, сидя на стуле и пытаясь с этим бороться, Эрик поражался тому, как стремительно чувство отвращения сменилось незапятнанной и непорочной святостью того, во что Клэр обернула его чувства. Его желание к ней было столь велико и неодолимо, что это буквально сокрушило. Он хотел бы вот так же спокойно подойти к ней, хотел обнять ее, прижать к себе… Господи, он так многого хотел, но у него не было право ни на что!

Стоя неподвижно, Эрик смотрел, как Клэр с аккуратно уложенными на макушке блестящими заплетенными волосами и в том самом лимонного цвета платье из атласа, в котором он нашёл ее три ночи назад на лестничной площадке в гостинице, оказывается всё ближе и ближе. Глаза ее сияли непостижимой тайной, которая пугала еще больше. Эрик позабыл обо всем на свете, глядя на девушку, которая даже сейчас продолжала переворачивать его мир.

С букетом отосланных ей цветов!

Он не должен был так пристально смотреть на нее, но вся его сдержанность мгновенно разбились об острые камни того светлого и прекрасного, что она заставляла его испытывать.

— Доброе утро, — прошептала она, остановившись перед ним. Лучи утреннего солнца запутались в ее восхитительных волосах, которые он расчесывал и заплетал еще совсем недавно. — Как ты себя чувствуешь?

Она так и не забыла произошедшее ночью. Эрик проглотил образовавшийся ком в горле и сумел всё же ответить ей.

— Хорошо, а ты как? Как твоя рука?

Она быстро взглянула на забинтованную руку, в которой держала букет.

— Заживает.

Внезапно вскинув голову, Клэр пристально посмотрела на него. А потом улыбнулась. Она вновь улыбалась. Ему! Улыбалась так, что вокруг всё засияло и чуть было не ослепило его.

— Спасибо.

У него было такое ощущение, будто его ударили в солнечное сплетение.

Ее улыбка творила с ним невероятные вещи, переворачивая сердце, и Эрик не смог устоять. Сделав шаг вперед, он оказался рядом с ней и, подняв руку, осторожно коснулся пальцами ее нежных губ. Коснулся ее улыбки, ощутив тепло ее дыхания. Так отчетливо, что дрожь прокатилась по всему телу.

— Ты снова улыбаешься, — прошептал он, умирая от желания поцеловать ее.

На этот раз улыбка не сошла с ее милого лица. Будто она поняла, что значит для него ее улыбка.

— Где ты нашёл цветы?

Тяжело дыша, Эрик опустил руку.

— Неважно.

Она вдруг сделала шаг в его сторону, почти вплотную приблизившись к нему и, подняв свободную руку, дотронулась до его щеки. Эрик застыл, затаив дыхание.

— Для меня важно, ведь сейчас конец сезона цветения ландышей.

У него возникло желание прислониться к ней, сжать ее в своих объятиях и никогда больше не отпускать. Господи, если бы только это было возможно! Если бы только он знал до встречи с ней, что она любит другого! Если бы у него была хоть бы малейшая возможность претендовать на ее сердечко!..

Задыхаясь, он с трудом заставил себя отстраниться от ее нежной руки и выпрямиться, понимая, что если еще немного дольше будет стоять рядом с ней, он забудет все свои обещания и заветы, которым должен был придерживаться, и испортит то последнее, что связывало их.

— Пойдем, — сказал он чуть более резко, чем хотел, но у него не было больше сил выносить ее близость. Эрик стоял у кареты до тех пор, пока Клэр не подошла. Открыв дверь, он старался не смотреть на нее, ожидая, пока Шоу, который оказался рядом, помог Клэр взобраться в карету. — Если тебе что-нибудь понадобится, дай мне знать.

Шоу уже ушёл, поэтому Эрик сам должен был закрыть дверь. И только тогда он позволил себе на мгновение взглянуть на нее. Клэр выглядела удивлённой, даже больше, почти ошеломленной тем, как он повёл себя. Почти равнодушно и отстранённо. Особенно после того, как сам вызвался заплести ей волосы. И его подарок, который она держала в раненой руке, прижатой к груди, будто в ней было нечто невероятно ценное, с чем она не желала расставаться. Глядя в застывшие тёмно-золотистые глаза, Эрик не мог понять, почему она так и не смогла возненавидеть его. Так было бы легче контролировать себя и свои чувства. Так было бы легче избегать ее… Так и ей было бы легче держать его на расстоянии.

Но вся ирония заключалась в том, что даже это не умаляло силу его желания. Силу того, что разрывало на части его сердце.

Поэтому он быстро прикрыл дверь, понимая, что прежний ад, через который ему пришлось пройти, сейчас выглядел лишь простой прелюдией к тому, что ждало его впереди.

Клэр была безмерно рада тому, что увидела его утром в добром здравии, но только-только ей стало казаться, что она понимает его, только у нее появилось желание не просто довериться ему, но и оберегать и защищать, как его лицо вновь превратилось в холодную маску, и Эрик стал тем самым незнакомцем, который начинал не на шутку пугать ее.

Произошедшее ночью оставило такой неизгладимый след, что до сих пор она вздрагивала, вспоминая, с каким пугающим отчаянием он крепко обнимал ее, стоя посредине ее комнаты. У нее было такое ощущение, будто он развалится на части, если она не обнимет его. И она обняла, желая этого больше всего на свете. А он продолжал дрожать так, что задыхался. Ей было так страшно, что она уже не знала, что сделать, чтобы привести его в чувство. Еще и потому, что ощущала, как неистово бьется его сердце.

Каким-то чудом он всё же пришёл в себя, но так и не сказал ей, что было с ним. Она видела, поняла по выражению его тусклых глаз, что ему тяжело говорить об этом. С ним произошло что-то серьёзное, что-то, что заставило его побледнеть так, от чего он едва не лишился чувств. Что-то, что заставило его глаза потемнеть от глубокой, вековой боли, которую она уже видела в них когда-то: в день прогулки по Гайд-парку, когда он говорил о своем разбитом носе. И поздним вечером на следующий день после свадьбы, когда он обернулся к ней, стоя у камина. Почему ей стало казаться, что он не просто так упал и сломал нос?

Всю ночь она ворочалась в постели, не в состоянии прогнать беспокойство за него. Ей было необходимо узнать, понять, что с ним творилось. Все эти странные попытки держать мир на расстоянии от себя, его мрачность, неприступность… И только теперь она стала понимать, что за всем этим может скрываться что-то поистине ужасающее. Боже, что с ним произошло?

Но даже в таком состоянии он подумал поведать ей небольшую тайну своего детства. Глядя на то, как он рассказывает ей о своих давних детских воспоминаниях, Клэр ощущала глухую боль в груди, понимая, что вместе с рассказом, он отдает ей и частичку себя. То, что она с такой жадностью забрала себе. Возможно то, что не видел никто другой. Такой сложный и сдержанный человек, ей было трудно представить, чтобы он поведал эту историю кому-то еще. А ей пожелал рассказать…

«У тебя есть тайны, мечты?» — будто бы доносился до нее голо из прошлого.

Она внезапно вспомнила, как сидела на кровати в гостинице «Маркиза», касалась его и просила рассказать хоть что-то о себе. Боже, неужели она действительно это сделала? Сделала то, что помогло бы ей лучше понимать его, хоть что-то узнать о нем. Но даже без этого она теперь так много знала о нем. Она знала, как бьется его сердце, как уютно в его объятиях, как тепло прижиматься к его груди, как волнующе от него пахнет… Одно это заставляло ее испытывать то, что она никогда ни с кем не ощущала. Клэр было мучительно это признавать, но даже Клиффорд не вызывал в ней тех щемящих, сложных чувств, которые вызвал в ней Эрик одним своим прикосновением. Как она могла утаить и не рассказать ему о том, почему полюбила клубнику? Джем, который он действительно попробовал лишь для того, чтобы знать, какой вкус у ее любимой клубники!

Клэр едва сдерживала слезы, сидя одна в карете и сжимая в руке букет белых ландышей. Которые он тоже нашел и принес специально для нее! Прежде она считала его замкнутым, малообщительным, но даже его стремление держать мир на расстоянии от себя не помешало ему не то что наказать, а вознаградить бедное дитя, которое даже не думало украсть ее шаль. Многие на его месте проявили бы свою властность, утверждая свое исключительное положение в обществе, но только не Эрик. Клэр не могла себе представить, чтобы он поступил так высокомерно и жестоко, хотя он обладал и властью, и внушительным положением.

Его доброта, чуткость, порядочность, справедливость и такие трогательные попытки порадовать ее то любимым завтраком, то букетом цветов, разбивали толстую броню, в которую Клэр полагала, заковала свое сердце. Сердце, которое разрывалось в груди. Почему оно так болело? Почему что-то с невыносимой силой сжимало горло, вызывая острое желание не только коснуться его, но чтобы и ее прикосновения имели для него хоть какое-то значение? Почему человек, который собирался отдать ее другому, заставлял ее испытывать такую мучительную нежность, что было трудно бороться со слезами?

Почему после произошедшего сегодня ночью он отстранился от нее так, будто не мог больше выносить ее прикосновений?

«Твоя улыбка! Никогда не видел ничего прекраснее…»

Удивительно, как прежде она сторонилась его, а теперь умирала от желания еще раз увидеть его. Потому что, как и прежде, весь ее мир держался на нем одном.

А теперь он снова собирался избегать ее, как делал это прежде. Это было видно по выражению его глаз, когда он закрыл дверь кареты, даже не помогая ей забраться внутрь, даже не взглянув на нее. Клэр в ужасе смотрела на то, как это делает Шоу, который с извиняющимся видом быстро ушёл.

Как ушёл и Эрик, которого теперь нигде не было видно.

Дорога снова стала невыносимой. Стук копыт сводил с ума. Яркое солнце, которое словно насмехаясь над ней, светило еще ярче, отражаясь во всем, в чем только было возможно. Клэр действительно казалось, что она сходит с ума. Еще и потому, что ее бедный букет стал вянуть, расстроив ее сверх меры. Лепестки поблекли, а цветы опустили головы из-за нехватки воды. Не в состоянии смотреть на эту удручающую картину, Клэр постучалась по крыше кареты, испытывая почти непреодолимое желание выбраться наружу. Потому что задыхалась. Потому что не могла так больше…

Ей было так горько от происходящего, что Клэр порывисто потянулась к двери кареты еще до того, как она остановилась. Она не могла больше справляться с отчаянием, которое собиралось поглотить ее. Ей даже не хватало больше сил, чтобы побороть подступившие к горлу слёзы. На этот раз ей ничего не могло бы помочь, даже сотня кружек пива. И тем более Эрик… он… он больше ни за что не обнимет ее. Мысль об этом ранила ее больше всего на свете, потому что Клэр даже представить себе не могла, что когда-нибудь будет так мучительно нуждаться в его объятиях.

Карета вскоре действительно остановилась. Клэр испытала почти болезненное облегчение, стремясь как можно скорее выбраться на свежий воздух, но не успела сама раскрыть дверь. К ее полной неожиданности дверь ей открыли снаружи.

И это был не Шоу.

В проёме двери стоял Эрик, который обеспокоенно смотрел на нее.

— Клэр? Что-то случилось? Почему ты остановила карету?

Один взгляд на него причинил ей такую боль, что задрожали руки. Потому что даже стремление держаться от нее подальше не помешало ему прийти и лично узнать, что случилось, потому что даже сейчас он продолжал волноваться за нее. И при этом смотрел на нее с такой пугающей нежностью, будто был готов обнять, если ей это будет необходимо! Невероятно, но он всегда появлялся тогда, когда был ей действительно нужен!

У Клэр заныло сердце так, что она чуть не расплакалась, глядя в его до боли красивые глаза.

«Господи, почему мне так больно смотреть на него?»

Опустив голову, она взглянула на свой увядший букет, который сжимала дрожащими руками.

— Мне… мне нужна вода, — прошептала она, наконец.

— Тебе хочется пить?

Клэр не хотела воды. Ей вообще ничего не хотелось. Она хотела… хотела, чтобы он остался. И помог ей понять всё то, что она испытывала.

— Не мне.

Он нахмурился.

— Не тебе? Тогда кому?

Она так остро чувствовала на себе его взгляд, что вздрогнула и вновь посмотрела на него.

— Мне нужна ваза для цветов. Для моих ландышей.

Какое-то время он пристально смотрел на нее, а потом весь сник и опустил голову. Вместе с тем опустились его напряженные, широкие плечи, и Клэр вдруг поняла, как ему тяжело. Тяжело почти как нынче ночью, когда он обнимал и касался ее так, будто не мог отпустить, будто нуждался в этом больше всего на свете. Ему было не просто держать ее на расстоянии, изумленно поняла Клэр, разглядывая его слегка бледное хмурое лицо!

Она с трудом удержала руку, которая собиралась устремиться прямо к нему.

— Сейчас время ланча, — заговорил он каким-то глухим, почти неузнаваемым голосом, медленно поднимая к ней свое лицо. — Мы находимся на окраине Линкольна. Здесь есть небольшой постоялый двор, где готовят вкусную еду. Хочешь там поесть?

Она была готова на всё, если только он пойдет с ней.

— Хочу.

Глаза его потемнели, взгляд пробирал насквозь. Вздохнув, Эрик протянул ей руку. Его рука почему-то стала расплываться от набежавших слёз, которые усилием воли она всё же отогнала прочь. Осторожно положив цветы на сиденье, она вложила здоровую руку без перчатки в его широкую ладонь также без перчатки. И тепло, которое тут же ощутила, чуть было не лишило ее самообладания, потому что желание прижаться к его груди и обнять его стало настоящей пыткой.

Он помог ей выбраться из кареты и тут же отпустил ее, но это не ранило ее, потому что он остался рядом с ней. Он шагнул к постоялому двору вместе с ней. Войдя внутрь и перекинувшись парой слов с хозяином, он также направился в небольшой зал для обедов. И тоже вместе с ней. Эрик не собирался оставлять ее одну. И Клэр отчетливо поняла, что не позволит, чтобы он ушёл, иначе просто потеряет остатки равновесия, которое с таким трудом обрела.

Но он не ушел. Поправив подол накидки, Клэр с замиранием сердца обернулась, боясь обнаружить его отсутствие, но Эрик стоял рядом со столом, к которому их проводили. В зале было многолюдно. Почти все столы были заняты. Вероятно, путники, решившие путешествовать в столь теплый и солнечный день, надумали отобедать именно там, где вкусно кормили. Вот только весь шум и гам от громких голосов померк, когда Клэр увидела, как Эрик стоит, почти не шелохнувшись. Он вздрагивал от малейшего шума и… и так стремительно бледнел, глядя куда-то в дальний угол комнаты, что Клэр позабыв обо всем, шагнула к нему и накрыла дрожащей рукой его сжатый и напряженный кулак. И с ужасом обнаружила, что у него ледяные пальцы.

— Эрик, что с тобой? Что снова с тобой происходит? — Он выглядел почти так же, как вчера ночью. Его застывший взгляд напугал ее так сильно, что Клэр не могла больше смотреть на него, понимая, что с ним снова происходит что-то странное, страшное. — Эрик?

Он вздрогнул, но не перестал смотреть куда-то пристальным, почти потрясенным взглядом. Проследив за ним, Клэр обнаружила в дальнем углу за небольшим столом трех мужчин в старых поношенных одеждах. Они не вписывались в цивилизованное общество, которое собралось здесь. С густыми черными бородами и взлохмаченными волосами, они кровожадно рассматривали присутствующих, при этом гадко ухмыляясь. На одном из них была лишь грязная рубашка без рукавов, а выше локтя Клэр заметила странный рисунок. Ужасный и пугающий образ виселицы, при виде которого ее передернуло от отвращения.

Обернувшись, она обеспокоенно взглянула на Эрика.

— Ты их знаешь?

Эрик немного пришёл в себя и посмотрел на нее. Каким-то потерянным, но уже осознанным взглядом.

— Что?.. — Он выглядел растерянным и ошеломленным, но покачал головой, будто бы прогоняя оцепенение, и сделал глубокий вдох. — Нет, конечно…

Он ответил слишком неуверенно, чтобы поверить ему. Еще и потому, что его состояние всё больше тревожило Клэр, которая видела, что чем дольше они тут находятся, тем бледнее становится его лицо. И всякий раз, когда кто-то громко говорил, Эрик вздрагивал так, будто это причиняло ему боль. Это почему-то напомнило музыкальный вечер в доме ее дяди, когда он пришел туда только по ее приглашению. Не пришел бы, если бы не она. Возможно ли, чтобы ему было неуютно находиться в окружении многочисленных людей? Ведь в тот раз он ушел, как только закончился танец. Он не приходил на вечер ради вечера, но пришел ради нее. И теперь глядя на то, как он пытается вернуть самообладание, которое никогда не терял, Клэр испытала почти непреодолимое желание обнять его так же крепко, как делала это ночью.

«Что с тобой случилось?» — нервно подумала она, сильнее сжав ему руку. Желая знать причины его страхов, его плохого самочувствия. Потому что хотела помочь ему. Потому что не могла видеть его в таком состоянии.

«Что с тобой происходит?»

Ей больше не хотелось есть. И не хотелось оставаться здесь. Эрик неподвижно продолжал стоять перед ней, и Клэр вдруг поняла, что если не уведет его отсюда, ему станет еще хуже. А этого она ни за что бы не допустила.

— Мы можем, — заговорила Клэр, незаметно поглаживая его руку так, будто старалась влить в него свое тепло, — мы можем уйти отсюда? Мне здесь не нравится.

Она могла поклясться, что увидела, с каким облегчением опустились его напряженные плечи.

— Ты уверена?

Боже, ему действительно было мучительно не только прикосновение, но и присутствие других! Клэр решительно повернулась в сторону выхода, думая о том, как бы поскорее вывести его отсюда, и чуть действительно не расплакалась, когда он, не выпуская ее руку, последовал за ней.

— Боже, — простонала она, чувствуя, как в отчаянии перехватывает горло. Ей было невероятно трудно сосредоточиться на пути к выходу, потому что было больно чувствовать, как дрожит Эрик. — Где здесь выход?

Эрик внезапно остановился за ее спиной так, что потянул ее назад. Так, что она чуть не упала на него.

— Постой.

Восстановив равновесие, Клэр медленно повернула голову и заглянула в его мерцающие, потемневшие глаза, чувствуя спиной твёрдость его груди.

— Что?

Она не могла пошевелиться, пригвожденная к месту силой его взгляда.

— Как же твой ланч?

Господи, он волновался за нее даже тогда, когда сам нуждался в заботе! Клэр сильнее сжала его руку, боясь отпустить его хоть бы на миг.

— Ланч? — пролепетала она, не понимая, о чем он говорит.

Внезапно он поднял свободную руку и развернул ее к себе, но не отстранил от себя. Вместо этого он с такой нежностью погладил ее по щеке, что у нее дрогнуло сердце.

— Что ты делаешь? — спросил он так, будто не понимал, где они.

Она не могла дышать, отчаянно борясь со слезами.

— Хочу уйти отсюда. Вместе с тобой.

Глаза его потемнели еще больше, будто он, наконец, осознал, для чего на самом деле она это делала. Пальцы его застыли у самых ее губ, заставляя ее почти задыхаться. Клэр не чувствовала ничего, кроме запаха сандалового дерева и его тепла, которое передавалось ей. Бледность постепенно исчезала, возвращая нормальный цвет лица. Это так сильно обрадовало ее, что Клэр чуть не расплакалась от облегчения.

— Клэр… — прошептал он с какой-то неприкрытой болью, от чего больно стало ей.

— Как ты? — дрожащим голосом молвила она, едва удерживаясь от того, чтобы не коснуться его, чтобы не обнять его посреди незнакомых людей, которые сновали туда сюда и странно поглядывали на них. — Что с тобой происходит?

Он нахмурился, глядя ей в глаза, а потом медленно убрал руку с ее лица, и стало очевидно, что он вновь отгораживается от нее, не собираясь ничего рассказывать. Не собираясь подпускать ее к своим переживаниям. К тому, что мучило его.

— Ты ведь хотела поесть, — сказал он уже окончательно придя в себя.

Клэр испытала почти физическую боль от того, что он так легко отмахнулся от ее вопроса. Проглотив ком в горле, она всё же поняла, что лучше пока не говорить об этом. Тем более в присутствии людей, которые мешали. Утешало лишь то, что Эрик всё еще позволял ей держать его руку в своей.

— Тебе тоже нужно поесть, — сказала Клэр, понимая, что даже его холодность не помешает ей сделать то, что она должна была сделать: ни в коме случае не должна была позволять Эрику отмахнуться и скрыться от нее. Тем более в таком состоянии. — Мы можем взять еду с собой и уехать?

Эрик так долго смотрел на нее, что казалось, ни за что не заговорит, но мягко кивнул и медленно отстранился от нее.

— Подожди меня в карете. Я скоро приду.

Ей было непросто отпустить его, но она знала, что это ненадолго. Разжав пальцы, она выпустила его руку, ощущая чувство глубокой потери, зияющую пустоту в груди, которую не ощущала никогда прежде.

Вернувшись к карете, Клэр распахнула дверь с намерением забраться внутрь, но буквально замерла, увидев небольшую красивую вазу, в которой стоял ее букет из ландышей.

— Боже…

Если до этого ей было трудно удержаться, сейчас уже не останавливаемая никем, Клэр почувствовала, как плачет. Плачет по человеку, который окончательно перевернул ее мир так, что он уже не смог бы стать прежним.