Несгибаемый

Глава 24

Стояла глубокая тихая ночь. Невероятно тихая. Только приглушённое стрекотание цикад поддерживало монотонность окружавшего мир безмолвия, наполняя всё странным очарованием, которому невозможно было не поддаться.

На бархатном черном небе сверкали почти как драгоценности россыпи множества мелких и крупных звёзд. Круглоликая луна, занимая в небе свое законное место, медленно катилась по ней, погружая всю округу в мерцание хрупкого света. Широкие долины, холмы и возвышенности с высокими дубами и вязами утопали в серебристом свете луны.

Закрыв на мгновение глаза, Эрик вдохнул ночной воздух, чистый, благоухающий. Самый особенный воздух, который был не похож ни на что. Который всегда напоминал ему о родном доме.

Да, это был его дом. Дом, в котором он вырос, место, в котором он когда-то был счастлив. Место, которое с детства казалось самым безопасным на земле. Он обожал эти места, этот дом, этот воздух. Эрик знал, что вырастет и состарится здесь. И возможно даже умрет здесь. Его похоронят на фамильном кладбище возле небольшой часовни, которая находилась в миле от Бедфорд-мэнора. Там, где покоились все его предки.

Это место действительно было особенным.

До тех пор, пока три месяца назад не произошло то, что навсегда перечеркнуло его жизнь.

Открыв глаза, Эрик взглянул на разбитый фонтан. Единственное напоминание о том, что произошло. Он боялся посмотреть туда, потому что знал, что жуткие воспоминания непременно овладеют им. Заставят его содрогнуться от ужаса. Но единственное, что он вспомнил, это то, как там стояла Клэр. В умопомрачительном наряде, который тогда еще прикрывала накидка, и призналась в том, что знает и о его секрете… Господи, откуда она взяла это платье? Платье, в котором она была так божественно хороша, что он не мог думать ни о чем, кроме нее.

И он действительно не мог думать ни о чем, кроме нее. Даже когда прогуливался по дому. Невероятно, но ей удалось сделать то, что не мог бы сделать никто другой. Каждой своей улыбкой, голосом и многочисленными вопросами, жестом головы и покачиванием бедер она заменила собой почти все те воспоминания, которые могли бы свести его с ума.

Эрик был вынужден признать, что она смыла с его души даже воспоминания о прошлом, заменив их счастливыми мгновениями из детства и собой. Только благодаря ей он смог остаться, мог теперь сидеть на ступенях широкой лестницы и смотреть на распростертую перед ним округу, не боясь ничего.

Клэр, его жена, его защита, сила и вековая слабость. Удивительная девушка с удивительным сердцем, которое никогда не принадлежало ему. Он должен был вернуть её. Еще и потому, что не оставил себе никакого шанса. Его письмо наверняка уже дошло. И Клэр уже ждали, должны были ждать… Эрик на мгновение замер, представив, что она скажет, когда узнает о его письме. Обрадуется? Поблагодарит за то, что он сделал?

Покачав головой, Эрик быстро открыл глаза, отгоняя от себя тяжелые мысли, которые не должен был подпускать к себе в такой памятный для себя день, когда он все же решился показать ей свой свадебный подарок… Который она приняла так, будто ничего дороже этого в жизни не получала.

Месяц с их первого танца. Удивительно, но она помнила и об этом. Потрясающий день, когда он, наконец, увидел ее во всей красе. Увидел такую сияющую и прелестную, что уже никогда не смог бы забыть.

Эрик внезапно замер, когда позади раздались шаги. Резко обернувшись, он увидел залитую лунным светом Клэр, стоявшую на широкой площадке перед раскрытыми дубовыми дверями. На ней было всё то же умопомрачительное длинное платье, которое легкое дуновение ветра заставило прилипнуть к стройному телу, словно вторая кожа, обрисовав плавные изгибы. Золотистые волосы, собранные на макушке, походили на мерцание расплавленного серебра под светом луны, а бледная кожа изящной шеи, округлых плеч, нежных изгибов рук и ничем не прикрытой волнующей ложбинки стала почти прозрачной.

У него перехватило дыхание от этого неповторимого зрелища. Боже, в свете луны и звезд она казалась почти нереальной, такой ослепительной и притягательной, что он не мог пошевелиться, будто сраженный молнией!

Сжимая руки перед собой и глядя Эрику прямо в глаза, Клэр двинулась к нему. Пройдя мимо больших ваз с сочно-зеленым папоротниками, которые в порыве ветра будто бы тянулись к ней, желая коснуться ее, она начала спускаться по лестнице, шагая с такой едва уловимой грацией, как будто плыла по воздуху. Приближаясь, она улыбнулась и, остановившись на его ступеньке посреди лестницы, тихо сказала:

— Ты здесь.

Это был не вопрос, но Эрик был так сильно потрясен ее внезапным появлением, что не мог собраться с мыслями.

— Клэр? — Он с трудом восстановил сбитое дыхание. — Что ты здесь делаешь? Почему не спишь?

Улыбка ее стала шире.

— Не могла уснуть. — В голосе ее не было ни капли сожаления. Подняв голову, она окинула округу пристальным изучающим взглядом, словно старалась не упустить ни одну важную деталь, а потом вздохнула и обхватила себя руками. — Боже, как здесь красиво!

Эрик не мог оторвать от нее свой взгляд.

— Действительно, теперь здесь невероятно красиво… — пробормотал он глухо.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Клэр вновь посмотрела на него. Но уже не улыбалась.

— Можно мне присесть рядом?

Как бы ему не было страшно находиться так близко к ней, он не смог возразить.

— Конечно.

Опустившись рядом так, что почти прижалась к нему своим бедром, но сделала вид, будто не замечает этого, Клэр вновь посмотрела вдаль.

Безмолвная тишина почти окутала их бархатным одеялом, объединив тогда, когда Эрик искренне верил в то, что их ничто не могло уже объединить.

— Здесь так необычно и так умиротворённо, что каждый может найти себя, обрести свой дом, — произнесла Клэр, положив изящные руки на свои колени и сплетая вместе дрожащие пальцы. — И воздух… — Закрыв глаза, она сделала глубокий вдох, а затем вновь взглянула вдаль на высокие кроны едва колышущихся под теплым ветром осин и сосен. — Он мне нравится. Он такой сладкий и приятный. Мне кажется, после него воздух в Лондоне, да и в любом другом месте должен показаться затхлым и ужасным.

— Да, — кивнул Эрик, наконец оторвав взгляд от божественного профиля своей красавицы жены. Беспокойно бившееся в груди сердце не помешало ему проследить за ее взглядом. — Недалеко отсюда находится город Дарем со своим знаменитым замком, который был воздвигнут сразу же после норманнского завоевания Англии в XI веке для защиты северных земель от шотландцев. Он стоит на скалистом утёсе над рекой Уир и с давних пор служит резиденцией епископа даремского. В начале XIV века епископ Бека построил в замке самый длинный парадный зал, который есть во всей Англии. Он длиной в 30 метров и украшен так богато и красиво, что никого не может оставить равнодушным к этому великолепию. — Эрик вдруг покачал головой. — Говорят, что там собираются построить университет. Не представляю, как можно будет учиться в месте, где обитает множество привидений.

Клэр улыбнулась, готовая вечность слушать его всевозможные рассказы об истории страны и местной архитектуре. Но она вышла сюда не для этого.

— И часто ты бываешь в городе?

Эрик вновь медленно покачал голову, не отводя взгляд от поросших вереском холмов.

— Нет, я предпочитаю оставаться здесь, дома.

Тоска в его голосе заставила сердце на мгновение сжаться от боли. Боль от того, что он бы вероятно не вернулся сюда. Если бы не ее просьба.

— И ты всю жизнь жил здесь? Никогда не уезжал отсюда?

— Только в университет, когда мне было девятнадцать. В тот год родители перебрались, наконец, в Гемпшир, оставив дом на мое попечение. Я даже отказался от поездки в Европу для завершения образования, потому что не мог дождаться мгновения, когда снова вернусь домой. — Подняв руку, он указал вдаль. — Там, за высокими вязами, буками и каштанами простираются изумрудные холмы и поляны, покрытые россыпью ярких нарциссов, лютиков и колокольчиков. Могучие несгибаемые дубы скрывают от посторонних взглядов равнины и возвышенности, которые принимают на себя дуновение сильных ветров с Северного моря, не позволяя тревожить хрупкие ростки цветов. А когда светит солнце, яркая поляна превращается в волшебное видение.

Клэр не нужен был такой подробный рассказ, чтобы влюбиться в эти места, но его слова заставили ее испытать сильнейшее желание увидеть всю эту красоту. И Эрик… Он не просто любил, он обожал свой дом, свои владения и всё то, что прилегало к нему. Ему нужно было вернуться сюда еще и потому, что долгое отсутствие усилило его чувство тоски и потребности в том, откуда он черпал свои силы.

Горечь оттого, что эти места навсегда исчезнут из ее жизни, если она ничего не предпримет, вырвалась из горла хриплым шепотом:

— Ты скажешь мне когда-нибудь, почему не любишь музыку?

Эрик даже повернулся к ней от этого неожиданного вопроса.

— Не люблю? — голос его прозвучал спокойно, ровно. Теперь, говоря о музыке он не испытывал прежних неприятных ощущений, потому что она смыла с его души и эти жуткие воспоминания. — Я люблю твою музыку.

С трудом дыша, Клэр заглянула ему в глаза. В свете луны его серо-голубые глаза мерцали пугающей нежностью и чем-то еще, что таилось в их глубинах. То, что Клэр силилась понять, но не могла.

Она действительно не могла уснуть. И не могла долго находиться в комнате, где стоял подаренный им рояль. Рояль, при виде которого у нее ныло сердце. Потребность вновь увидеть Эрика после всего, что произошло, овладела ею настолько, что она тут же бросилась на его поиски. У нее ведь осталось так мало времени. Так мало шансов заслужить, завоевать его любовь.

Никогда прежде она не делала ничего подобного, и даже понятия не имела о том, с чего начинать. Прежде завоёвывать приходили ее сердце, а не наоборот. Она даже не знала, что принято говорить мужчине, чтобы заставить его поверить в искренность своих чувств и его исключительное значение в ее жизни. У нее было слишком мало времени и почти никакого опыта, чтобы придумывать что-то. Но и ошибиться она не могла, потому что малейшая ошибка могла стоить ей всей жизни. Балансируя на грани отчаяния, она, тем не менее, признала, что только правдой могла бы хоть чего-то добиться.

Но захочет ли Эрик принять правду, принять ее любовь? Сможет когда-нибудь хоть немного полюбить ее? Хоть чуть-чуть? Ей бы этого было достаточно, достаточно, чтобы искупать его самого в той любви, которая обуревала ее.

Не в силах больше сдерживать себя, Клэр просунула руку ему под локоть и, обхватив его, осторожно прижалась к его здоровому плечу.

— Спасибо.

Эрик не мог дышать, когда увидел, как она опускает голову ему на плечо и прижиматься к нему. Он с трудом поборол желание погладить ее по щеке.

— Это тебе спасибо. За твою музыку. За твою сонату. Она изумительная.

Он вдруг подумал о том, что если сейчас она чуть приподнимет голову, чтобы посмотреть на него, ее губы будут так близко, что он не удержится и непременно поцелует их. Почти так же, как в карете.

Но она продолжала смотреть вперёд. И снова тихо спросила:

— Что это был за фонтан?

Тяжело вздохнув, Эрик тоже посмотрел на фонтан. Разбитое напоминание о его разбитой жизни. Он знал, что не должен говорить об этом. О своем прошлом. Тем более Клэр, которой поклялся никогда не рассказывать о случившемся. Но она ведь знала, что произошло, и видела его шрамы, даже жуткую татуировку, которые не отпугнули ее и не мешали касаться его с душераздирающей нежностью.

Разве она не заслуживала того, чтобы узнать правду? Хотя бы небольшую ее часть, потому что едва не стала жертвой его прошлого.

Осторожно взяв ее правую руку в свою, Эрик провел пальцем по маленькому шрамику на ее большом пальце. Шрам, который увидел ровно месяц назад, когда танцевал с ней.

И Эрик заговорил. И говорил о том, о чем не рассказывал ни одной живой душе.

— Этот фонтан построил отец специально для мамы, когда у них родился третий сын.

— Дилан?

— Да.

— А Рейчел? Что сказала она, когда узнала об этом? Позже разумеется.

Эрик ощутил необходимость улыбнуться, когда вспомнил о том давнем дне. Подняв взгляд на фонтан, он тихо продолжил:

— В центре фонтана сидели три Нептуна, держа в руках каждый свою регалию. У среднего был стек, потому что Алан любил кататься на лошади. У третьего глобус, потому что Дилан любил путешествия и мечтал побывать в каждом уголке земного шара, куда натыкался его маленький палец на отцовском глобусе.

— А у тебя в руке была книга? — предположила Клэр, взглянув на него.

Эрик тоже обернулся и медленно покачал головой.

— Нет, я, вернее мой Нептун, держал в руке весы.

— Символ справедливости!

— Да. Уже тогда я знал, что буду предан закону и праву.

Закон и право, которые чуть не разрушили его жизнь. Едва дыша, Клэр подняла руку и коснулась его бледной щеки, на которой уже начинала проступать щетина. Удивительный факт, который поразил ее еще тогда, когда он болел. Ей безумно нравилось отмечать в нем эти небольшие изменения за день.

— Чем же теперь ты будешь заниматься?

Вздрогнув от её прикосновения, Эрик заставил себя вновь взглянуть на фонтан.

— Не знаю.

Она видела, как ему тяжело говорить об этом. Клэр не собиралась причинять ему новую боль, наоборот, могла бы забрать себе все его тяжелые воспоминания. Если он позволил ей этого.

Опустив голову ему на плечо и продолжая сжимать его руку, она снова посмотрела на фонтан.

— А для Рейчел? Что сделал ваш отец для неё?

На этот раз Эрик не смог не улыбнуться.

— Она заявила, что не потерпит дискриминации и потребовала возвести посередине трех Нептунов ее собственный типаж, речную нимфу, которая держит в руке трезубец.

— Но ведь трезубец — атрибут самого Нептуна.

Эрик заметил, как улыбнулась Клэр. Это согрело ему душу.

— Да, но она сказала, что будет разить любого, кто посмеет впредь нарушать ее права или хоть как-то ущемит их, усомнившись в ее способностях.

Клэр вздохнула, вспомнив очаровательное личико романтичной девушки, которая жаждала любви. Почти так же, как и Розалин. Любовь, о которой не знал никто из них. О которой не знала даже она сама. До тех пор, пока не встретила Эрика.

— Она замечательная, — сказала Клэр. — Удивляюсь, как она ладит с Агатой и с Розалин одновременно. Агата — тихая и порой очень робкая, а вот Розалин почти всегда взрывная и нетерпеливая во всём. Рейчел будто находится между двух огней, но всегда умудряется найти для каждой нужное слово, которое балансирует их общение.

— На самом деле она очень ранимая и чаще скрывает свои настоящие чувства. Рейчел способна на гораздо более смелые поступки, но они всегда будут взвешенными и продуманными.

Клэр ласково улыбнулась ему.

— Вероятно, наличие старших братьев сказывается в этом, верно? Наш Руперт постоянно хныкал, что мы опекаем его чрезмерной заботой.

— Мальчики всегда стремятся к большей свободе.

— Рейчел понравился ее образ в фонтане?

Эрик вздохнул.

— Да, она ходила гордая, как павлин, когда видела свою нимфу.

Клэр перестала улыбаться и на мгновение закрыла глаза, будто собираясь силами, чтобы задать свой следующий вопрос.

— Нимфа, которую разбили, когда напали на твой дом.

Она почувствовала, как он напрягся. Так, что четко обозначились мышцы на его руках и плечах. Затаив дыхание, Клэр ждала его ответа, боясь, что он не заговорит. Но потом услышала. Тихое, едва различимое, но точное:

— Да.

У нее запершило в горле. Она восхищалась смелостью, с которой он бросал вызов каждому страшному воспоминанию. С которыми теперь ему не придется справляться в одиночку, потому что она этого не позволит.

— Как это произошло?

Фонтан, освещенный серебристым светом луны, приковывал взгляд. Эрик ожидал, что из темноты ночи за каменным строением покажутся лица в масках. Но, разумеется, там никого не было.

— На дом напали ночью. Я знал о творящихся в стране беспорядках, но всё равно… не был готов к такому. — В голосе его было так много чувства вины, что Клэр обернулась к нему. — Всё произошло слишком неожиданно.

Зная его обостренное чувство долга и стремление оберегать всех тех, кто находиться под его покровительством, было нетрудно предположить, как сильно он страдал от того, что не смог защитить своих слуг. Но ведь ему было не за что винить себя! Его самого едва не убили.

— Эрик, — тихо позвала она его, и когда он посмотрел на нее, Клэр решительно добавила: — Не смей винить себя за то, что было не в твоей власти. Ведь ты пострадал не меньше других!

Эрик удивленно смотрел на нее.

— Что?

Клэр сильнее сжала ему руку, которая стала дрожать.

— Что они сделали с тобой?

Он пугающе отчетливо помнил все мгновения нападения, но прежний ужас больше не был властен над ним. Эрик был зачарован взглядом золотистых глаз, которые в свете луны казались почти черными, пронизывая его насквозь.

— Они ударили меня по голове, связали и вывели из дома.

Клэр понимала, как ему непросто говорить об этом, но она должна была узнать хоть что-то. Чтобы потом найти способ исцелить его раны. Чтобы не позволить ему больше страдать по тому, что он не мог исправить или изменить.

— И многих… многих твоих слуг они?..

Она не могла произнести это ужасное слово. Ей было страшно за Эрика от того, что она воскрешает такие воспоминания, но ему нужно было высказаться.

— Первым был мой камердинер, потому что он хотел освободить меня, — ответил он, опустив голову и тяжело дыша. — Я требовал, чтобы они все ушли, но они…

Клэр коснулась его бледной щеки, заставив вновь посмотреть на себя.

— Они не могли оставить тебя.

— Да, — с горьким чувством вины прошептал он, покачав головой. — Они должны были уйти, но потом… потом было уже поздно.

Клэр мягко погладила его по лицу.

— Не говори так, — прошептала она. — Они стремились защитить тебя так же, как и ты хотел уберечь их. Это был их выбор, потому что они были преданы тебе. Вы все стали жертвами страшных людей, которые, я уверена, понесут за всё это заслуженное наказание. Прошу тебя, — добавила она еще тише, когда ее рука замерла у него на лице. — Не вини себя за то, что было не в твоей власти изменить, потому что… Эрик, ради Бога, ты нуждался в такой же помощи, как и они! И ты… ты чуть было не погиб… И тогда, когда напали на нас…

На этот раз Эрик почувствовал, как задрожала Клэр. Обхватив ее за плечи, он привлек ее к себе и спрятал лицо в ее волосах, ощущая ее дрожь почти как свою.

— Я никогда не позволю, чтобы это произошло вновь.

Она продолжала дрожать, словно напуганная, как в день его пробуждения, но Эрик не собирался позволить, чтобы чудо этого мгновения омрачили воспоминания прошлого. Он хотел приподнять ее лицо, заглянуть ей в глаза и поцелуем смыть всё то, что им следовало позабыть. Но Клэр опередила его. Скользнув одной рукой по его плечу, она чуть отстранилась от него, приподняла голову и пальцами другой руки коснулась его лица. Его носа.

— В ту ночь ты сломал свой нос, да? Упал, когда тебя спускали по лестнице, потому что ты был связан? — Он не мог дышать, завороженный блеском ее глаз, силой ее прикосновения. — Самый замечательный нос самого замечательного человека, — добавила она едва слышно.

Сердце его стало биться медленнее, словно с мучительной тяжестью отсчитывая оставшиеся для него минуты.

— В ту ночь ты говорила это несколько иначе.

В ту ночь сердце ее не было переполнено любовью к нему так, как сегодня.

Ночь в «Маркизе», когда она опьянела от пива. Теперь же ее пьянила любовь, бесконечная и такая сильная, что слезы навернулись на глаза. Любовь, о которой ей следовало сказать ему, но она не могла заговорить, потому что нечто сдавило грудь и мешало дышать. Ей было страшно, ужасно страшно от того, что он не поверит.

Прикусив нижнюю губу, Клэр погладила его по носу, провела пальцами по его щеке, широкому лбу, прямым бровям, а потом опустила пальцы на его красивые, твердо очерченные губы. Коснулась того, что считала потерянным для себя два дня назад, но он ведь не отверг ее в карете, и сейчас сидел перед ней, не сделав ни единой попытки отстраниться от нее. Коснулась так, как никогда больше не коснётся, если вновь потеряет его.

«Боже, я так сильно люблю его, что даже не могу дышать без него! — думала Клэр, взяв его лицо в дрожащие руки. — Люблю бесконечно, но не имею никакой возможности сказать ему об этом так, чтобы он принял мою любовь!»

— Клэр… — прошептал Эрик, но не договорил.

Ощутив тепло его дыхания на своем лице, Клэр, подавшись вперед так же как и днем в карете, тут же прильнула к его губам. От упоения глаза закрылись сами собой. Она дрожала всем телом, боясь того, что он вот сейчас оттолкнет ее за шальную смелость, но он не сделал этого. Затаив дыхание, Клэр продолжала ощущать тепло его губ, а потом услышала его сдавленный стон, и мир вокруг взорвался, когда она почувствовала его руки на своей талии, которые стальными обручами сжимали ее и притягивали к нему. И только тогда она позволила себе раствориться в поцелуе, который был ей так необходим. Который позволил бы ее любви существовать еще немного дольше…

Эрик позабыл обо всем на свете, даже о фонтане. Ее невольные прикосновения и нежный поцелуй пробудили в нем огненное желание, которое он старательно подавлял все эти мучительные дни вдали от нее. Которое сводило с ума, лишая его остатков рассудительность. Но он был беспомощен перед этим. Потребность в Клэр была так велика, что он едва мог дышать, вжимая в себя ее дивное, гибкое тело.

Она опаляла его, захватила своей нежностью, повторяя движения, с которым он ласкал ее своим языком. Сгорая от ее поцелуев, Эрик крепко обнял ее за талию и, приподняв, посадил к себе на колени. Глухой стон вырвался из горла, когда она тяжело опустилась ему на чресла. Он задыхался, но не смог устоять перед раскрытыми губами, которые приглашали его погрузиться в спасительный рай, где не было ничего, кроме Клэр.

— Эрик, — легкий шепот сорвался с ее губ, когда он на мгновение отпустил ее уста для того, чтобы прижаться к ним с новой силой. Клэр дрожала так, что боялась упасть. Она крепче охватила его плечи, прижимаясь к его груди так, будто стремилась раствориться в нем.

Она была такой сладкой, как дуновение утреннего ветерка. Такой же невероятно нежной, как бутоны только что распустившегося цветка. Господи, он так отчаянно хотел ее! Так сильно любил, что не представлял, как отпустить, как отказаться, как отдать ее другому. Это было дикостью. Это было сумасшествием. Если бы только Клэр позволила ему…

Заерзав у него на коленях, Клэр запустила пальцы в его волосы, поглаживая его затылок с такой непривычной лаской, что зашумело в ушах, воспламенив его почти до предела. Эрик с оглушительными ударами сердца понял, что начинает терять голову так, что не сможет потом остановиться.

— Не хочу… — внезапно раздался ее хриплый шепот.

Эрик замер и, открыв глаза, взглянул на нее.

— Не хочешь моих поцелуев? — похолодев спросил он.

И тут же получил такой крепкий поцелуй, что пожалел о сказанном. Клэр сводила его с ума и даже не подозревала об этом. А может, слишком хорошо знала это.

— Очень хочу, — выдохнула она, вновь поцеловав его.

Эрик вновь крепко сжал тонкую талию, прижимая ее к своим чреслам так, будто ее давление могло хоть сколько-нибудь погасить бушующий в нём пожар.

— Тогда… чего ты не хочешь? — спросил он, не переставая целовать ее. Испивая ее до предела.

А потом почувствовал, как что-то влажное капает ему на лицо.

— Я не хочу, очень не хочу… — почти в панике шептала она, крепко обнимая его за плечи.

«Не хочу уезжать. Не хочу, чтобы ты увёз меня отсюда…»

Едва дыша, Эрик заставил себя отстраниться от нее и вновь взглянул на Клэр. Краска отхлынула от лица, сделав ее такой бледной, будто она могла потерять сознание. Даже сквозь пелену страсти Эрик понял, что ее что-то напугало. Что-то терзало ее так, что она даже заплакала.

У него похолодело в груди. Прижав руку к ее щеке, Эрик заглянул ей в глаза.

— Что с тобой? Это я так напугал тебя?

— Н-нет… — дрожащим голосом произнесла она, а потом опустила голову и спрятала лицо у него на груди. Вжалась в него так, будто искала у него защиты от чего-то. Будто ей требовалась защита.

Это потрясло его до глубины души. Обхватив ее за плечи, Эрик крепко прижал ее к себе.

— Что случилось? — спросил он почти в панике, не представляя, что с ней произошло. Она выглядела такой напуганной только раз, когда однажды утром принесла ему горячий шоколад. — Что тебя так напугало?

Клэр не могла говорить. Но в то же время понимала, что ей нужно сказать это. Как можно скорее, пока не передумала. Пока он мог выслушать ее, подарив один из самых страстных поцелуев в ее жизни.

— Эрик?

— Что? Что ты не хочешь?

«Скажи ему!» — требовало сердце, но разум боялся увидеть в его глазах недоверие, или, того хуже, презрение к той, которая заставила его решиться на эту поездку, не до конца понимая, что такое любовь, не до конца понимая себя! Он станет презирать ее до конца дней, если решит, что ее сердце настолько непостоянно и не способно отличить одну любовь от другой.

Ее сердце действительно не было способно отличить одну любовь от другого. Потому что до этого никогда никого не любило по-настоящему!

— Клэр?

Она так и не договорила, пугая его своей молчаливостью. Снова с ней что-то происходило, он мог поклясться в этом. Эрик был напуган, но не знал, что ему делать. Поглаживая ее дрожавшие плечи, он старался успокоить ее и вместе с тем успокоиться самому. Туман от желания рассеялся, а потом он услышал ее тихий, тоненький голос, который заглушала материя его сюртука.

— Я всегда чувствую твоё сердце, когда ты обнимаешь меня так.

Замерев, Эрик отпустил голову и зарылся лицом в пахнущие обожаемыми ландышами волосы.

— Клэр…

Боже, сейчас он был готов отдать всё на свете, чтобы избавиться от этой агонии и оставить в своей жизни Клэр, но… ему казалось, что он никогда не найдет способ, чтобы удержать ее.

Она продолжала дрожать, но постепенно дрожь стихла. Всё вокруг снова замерло в безмолвии ночи, но теперь это не имело никакого значения.

Эрик совершил ужасную ошибку, привязавшись к ней и позволив своей любви не просто вырваться из сердца, но и поглотить его целиком. Любовь, которая на мгновение ослепила его, заставила позабыть о самом главном. Позабыть о сердце Клэр, которое было отдано другому. С которым он так бессовестно играл, даже когда обещал доставить ее до места, где она будет счастливой.

Но даже эти размышления не удержали его от того, чтобы не задаться мучительным вопросом: а выбрала бы она его, если бы не тот другой? Если бы не было нужды в выборе, пожелала бы она связать свою жизнь с ним?

Но теперь он никогда не узнает ответы на свои вопросы, потому что ему стало казаться, что ее терзают страхи от того, что она целует его, любя другого. Страх и раскаяние…

Когда-то Эрик боялся, что она будет благодарна ему за то, что он приведёт ее к своему истинному возлюбленному. А теперь… теперь он понимал, что тот страх был ничто по сравнению с тем, что ждало его впереди. Эрик леденел при мысли о том, что, когда Клэр увидит своего… того другого, она навсегда забудет его, Эрика, и всё то, что было между ними за время, что они были вместе, развеется, как утренняя дымка.

И разве он мог винить ее за это? Мог требовать того, что никогда не принадлежало ему?

Клэр внезапно пошевелилась в его руках. Эрик замер, выпрямился и… и развёл руки в сторону! Потому что знал, что должен отпустить ее. Как бы ни любил. Как бы отчаянно ни желал прижать к себе, Эрик знал, что не может себе этого позволить. Она была вольна уйти тогда, когда пожелает.

Ей так много нужно было сказать, и едва она заговорила, едва посмев признаться ему во всем, он так неожиданно отпустил ее, что Клэр чуть не вывалилась из его объятий. Недоумевая, Клэр медленно подняла голову и тут же столкнулась с холодным блеском его серо-голубых глаз и каменным выражением лица. Он взирал на нее так, будто ее несмелое признание, с которого она хотела начать, уже начало разрушать то, к чему она с таким отчаянием стремилась. Что не было ему нужно. Будто не он минуту назад целовал ее так, что не мог даже дышать.

Резкая перемена ошеломила, а потом ввергла в такую пучину отчаяния, что Клэр стала задыхаться.

Боже, если одно невинное признание заставило его перемениться в лице настолько, что она с трудом узнавала своего нежного, страстного Эрика, что ж он скажет, когда она поведает ему о своей любви? Он разочаруется в ней навсегда? Поймет, что ее непостоянное сердце не заслуживает внимания?

Момент был упущен, и если до этого она могла хоть что-то сказать ему, теперь об этом не могло быть и речи.

Бледные звезды и округлая луна взирали на нее со смесью непонимания и сострадания, давая понять, что ей не следует ждать помощи. Помощи не будет, вероятно, потому, что она не заслужила этого, навечно разрушив жизнь Эрика.

Даже после всего, что произошло между ними.

«Смогу я когда-нибудь понять тебя, любовь моя?» — подумала Клэр, проглотив ком в горле.

Осторожно высвободившись из его теплых, уютных объятий, которые он больше не предлагал ей, Клэр медленно встала, не представляя, как ей уйти. Она должна была вернуться в дом, и всё же, глядя на застывшее суровое лицо Эрика, Клэр вновь почувствовала леденящий душу ужас, который охватывал ее, не оставляя места ни для чего. Неужели, всё таки закончится?

— Спокойной ночи, — произнес Эрик отрешенным, почти чужим голосом.

Голосом, который разбил ей сердце.

Прижав руку к груди, она быстро отвернулась от него и судорожно молвила:

— И тебе… спокойной ночи.

Боже, она совершила непоправимую ошибку, решив открыться ему сейчас! Но теперь у нее не было возможности забрать свои слова обратно. Она и не хотела этого, вот только даже не подозревала о том, что ее слова так сокрушительно подействуют на него. Навсегда разрушат то, что она так отчаянно стремилась обрести.

Если б только она знала, как достучаться до него, как правильно подобрать слова, чтобы сказать ему о том, что жило в ее сердце! Клэр почему-то подумала о Рейчел и Розалин. Им было легко выражать свои мысли. Они бы нашли нужные слова, чтобы признаться в том, что не должно было быть укрыто. И Агата… Клэр была уверена, что они никогда бы не струсили так, как их старшая сестра. Розалин отличалась удивительной храбростью и всегда шла прямо к цели, не боясь ничего.

Если б только у нее было хоть немного смелости Розалин и ясности мысли Рейчел и Агаты, Клэр не ушла бы тогда, унося от Эрика сердце, которое должна была вручить ему.

Которое ему, вероятно, никогда не будет нужно.

Они прибыли в Эдинбург спустя два дня. Два мучительных, изнуряющих дня, в течение которых лил безостановочный дождь, то и дело задерживая их в пути. Но они, не замечая стихии, упорно двигались вперед, рассекая завесу дождя, вероятно так же, как Моисей пересекал Красное море, смиренно расступившееся перед ним. Вот только нынешняя дорога не приводила к спасению.

Съежившись в мрачных стенах кареты, Клэр куталась в теплую накидку, накинутой поверх кашемировой шали, которое укрывало еще одеяло, призванное согреть, но она замерзала. Утомительная езда усугубила страдания, обернув сердце таким холодом, что Клэр начинала поддаваться охватившей ее панике.

Они ехали, не сбавляя скорость так, будто за ними гнались.

Будто они спешили так, словно впереди их ждало нечто особенное.

И вновь за прошедшие два дня Эрика сделал всё возможное, чтобы не попадаться ей на глаза. Он будто сквозь землю провалился. Клэр спрашивала о нем мистеру Шоу, даже несколько раз просила позвать его к себе, но он так и не явился, а Шоу отвечал, что не знает, где хозяин. В какой-то момент Клэр в ужасе думала о том, что он оставил ее и уехал, вверив слугам ее доставку до места назначения. Она была готова велеть слугам развернуться и ехать обратно в Бедфорд-мэнор, но ей четко дали понять, что хозяин приказал ехать только вперед.

— Какая же я глупая! — бормотала она, в отчаянии сжимая руки и закрыв глаза.

Нужно было признаться ему во всем еще тогда ночью, когда они сидели на ступенях Бедфорд-мэнор. Нужно было хоть как-то начать. Он обязан был узнать о том, что всё изменилось. Что им никуда больше не нужно ехать. Но Эрик… Одно ее тихое признание переменило его настолько, что он стал совсем чужим. Она и вообразить себе не могла, что ее слова произведут такой эффект. Это было ужасно, так ужасно, что ей хотелось плакать.

Но не было сил даже на слёзы.

После долгих мучительных размышлений, Клэр поняла, что страх открыться ему, даже такому отчужденному, не так силён, как страх потерять последнюю возможность поговорить с ним.

Мысль об этом заставляла дрожать колени, но она должна была поговорить с ним! Даже если он не станет ее слушать!

А когда под самое утро карета остановилась перед высоким красивым двухэтажным зданием в уже пробудившемся Эдинбурге, Клэр поняла, что обязана была задолго до этого положить к его ногам свое сердце, и только Эрик мог решить, как поступить с ним. Ее сердце принадлежало ему. Даже если он не захочет принять этого.

Теперь молчание могло ей дорого стоить.

— Какая же я глупая… — прошептала Клэр, на миг прикрыв глаза.

Шоу открыл дверь и помог хозяйке выбраться на улицу. Запах в Эдинбурге стоял затхлый и тяжелый, совсем не похожий на тот чистый воздух, которым она не могла надышаться в Бедфорд-мэноре. Туман окутал соседние дома, скрывая высокие шпили церквей. Промозглый ветер проникал даже под тяжелые полы накидки, пробирая насквозь. Всё тело ныло и дрожало, голова кружилась от того, что последние два дня она была вынуждена провести в трясущемся экипаже. Клэр чувствовала себя так, будто заболела. Она устала и едва могла стоять на ногах. И замерзла. Замерзла так, что не смогла бы отогреться до самой весны.

Тяжелая дверь большого двухэтажного дома отворилась, и за ней появился высокий мужчина с длинными волосами, схваченными сзади красной лентой. Такого же цвета была его строгая ливрея, расшитая золотыми нитями. Он внимательно смотрел на нее, а когда Клэр приблизилась, почтительно поклонился.

— Миледи, добро пожаловать, — сказал мужчина, выпрямляясь. — Я ваш дворецкий Флаттер и полностью к вашим услугам.

— Дворецкий? — спросила Клэр, сжимая ридикюль, куда положила кольцо Эрика. Свое обручальное кольцо еще в ту ночь в Бедфорд-мэноре, когда не могла уснуть. Будто частичка от Эрика могла смягчить боль в сердце. Боль, которая не утихала с тех пор, как он появился в ее жизни, которая усилилась и стала почти невыносимой два дня назад. Оглядев большой светлый холл, выложенный черно-белым мрамором, она взглянула на стоявшего перед ней мужчину. — Мистер Флаттер, это разве дом Эр… графа Бедфорда?

— Это шотландская резиденция его отца, маркиза Ричмондского, а также его дедушки, герцога Рочестерского, и графа Бедфорда, вашего мужа, миледи.

Тон дворецкого, однако, не допускал и малейшей возможности того, что его хозяйка могла не знать об этом факте, прибывая сюда. Клэр была тронута его попыткой объяснить ей всё так, чтобы не вызвать у нее чувство стыда.

— Спасибо, — прошептала она, измотанная до предела.

Отступив в сторону, мистер Флаттер обеспокоенно взглянул на бледное лицо графини.

— Миледи, вы устали с дороги. Позвольте наполнить для вас горячую ванну, а затем подать вам завтрак в ваших покоях.

И вновь Клэр едва сдержалась от того, чтобы не застонать, благодарная ему за ненавязчивую заботу.

— Благодарю вас, мистер Флаттер.

— Миледи, Мэг, ваша горничная на время пребывания в Эдинбурге, будет служить вам и проводит вас до ваших покоев.

Молодая розовощекая девушка с черными волосами, одетая в черное платье и белый накрахмаленный передник поверх него, присела в глубоком реверансе.

— Миледи, для меня честь служить вам. Позвольте взять ваши вещи.

Клэр с радостью передала ей свою накидку, перчатки, но ридикюль предпочла оставить у себя.

— Спасибо, Мэг.

Девушка повела Клэр за собой. Они поднялись по широкой с позолоченными перилами лестнице и, свернув направо, добрались до больших покоев, обставленных почти так же богато, как и апартаменты Бедфорд-мэнор, вот только здесь не было той теплоты и того уюта, той неповторимой атмосферы оторванности от всего и погружённости в свой собственный, особенный мир, который царил в Дареме. Клэр хотела вернуться туда не потому, что дом Эрика очаровал ее. Там она обрела то, что не ощущала никогда прежде. Там она почувствовала себя по-настоящему дома. Даже шелест травы и дуновение ветерка казались такими родными, что невозможно было оставаться ко всему этому равнодушным.

Подойдя к туалетному столику, Клэр тяжело оперлась о него и закрыла глаза, ощущая слабость во всем теле. Долгая дорога обессилила ее настолько, что она едва стояла на ногах, но ей нужны были силы. У нее тряслись коленки, у нее болела голова. Она продолжала мерзнуть. Клэр понимала, что должна хоть ненадолго прилечь, чтобы отдохнуть, но не могла себе этого позволить. Потому что утекало драгоценное время. Потому что должна была исправить то, что так непростительно сгубила два дня назад. Что должна была довести до конца сегодня. Во что бы то ни стало.

Ведь если она не скажет Эрику, что любит его, он… он действительно отпустит ее, потому что решит, что она всё еще «всем сердцем любит другого»! И она потеряет его навсегда. Отпустит даже тогда, когда готов был отдать за нее свою жизнь. Не мог он сделать этого, если бы она не была ему хоть немножко дорога. Не мог он целовать ее с такой безудержной страстью, при этом отодвигая от себя весь остальной мир, если бы ничего не испытывал к ней.

Господи! О Господи, почему она раньше не подумала об этом?! Это бы придало ей силы посмотреть ему в глаза и произнести слова, которые Пугали, но был способны решить ее судьбу. И его тоже. Только так она могла, наконец, понять, что ей делать дальше. В молчании не было больше смысла. И сил тоже.

Она должна была поговорить с ним!

Сердце, которое уже почти целую вечность ощущалось в груди тяжелым камнем, чуть вздрогнуло и наполнилось бесконечной надеждой. Клэр открыла глаза и увидела первые предрассветные лучи солнца. После двух дней дождей солнце собиралось светить вновь, озаряя всё то хорошее, что могло бы появиться в жизни. Всё то, что Клэр намеревалась отдать Эрику.

Может, это добрый знак? Господи, ну конечно это добрый знак! Она не должна думать о плохом, чтобы не потерять уверенность в себе. Она не имела права отступать. Клэр взглянула через окно на высокие крыши соседних домов и сужающийся кверху острый шпиль стоявшей недалеко церкви. Послышался тихий звон колоколов, предвещающий наступление нового дня. Который она должна была отвоевать у мира.

Она примет ванну, позавтракает и пойдет искать Эрика. Он не посмеет скрываться от нее и сегодня. Сердце Клэр наполнилось нежностью, когда она вспомнила то особенное предвкушение, когда по утрам ей приносили ее любимый завтрак. По велению Эрика. Который в последнее время позабыл об этом. Но это не расстраивало ее, потому что теперь любимые завтраки предстояло приносить ей.

— Миледи, вам нехорошо? — спросила горничная, стоя позади и глядя на опущенные плечи своей хозяйки.

Клэр отпустила стол и обернулась к Мэг.

— Всё хорошо. Когда приготовят ванну?

Девушка в напряжение замерла, будто провинившись.

— В прилегающем к вашим покоям, миледи, есть отдельная комната для умываний, но так как последние несколько дней было холодно, мистер Флаттер велел принести ванну сюда, потому что здесь теплее. Мы поддерживали огонь в камине, пока вы не приедете. Надеюсь, вы не против?

Клэр сжала дрожащие пальцы, почему-то уверенная, что у нее всё получится. Должно получиться. Мир не знал, что она собирается побороться за то, что однажды отвергла. Но то, что обязательно достанется ей. И будет принадлежать до конца жизни. И даже Эрик, этот несгибаемый упрямец ни за что больше не отвертится от нее и должен будет выслушать слова, которые она тщательно продумает, прежде чем встретиться с ним.

— Я не против, Мэг, — сказала Клэр, аккуратно сложив на спинку стоявшего рядом кресла свою любимую шаль, которую вернул ей Эрик. — Мне нравится эта комната.

Горничная радостно улыбнулась, вероятно испытав огромное облегчение.

— О, миледи, я сделаю всё, чтобы вы ни в чём не нуждались.

«Сомневаюсь, — подумала Клэр, продолжая сжимать ридикюль. — Как раз кое в чем я всегда буду нуждаться…»

Но через час, сидя в ванной, Клэр не ощущала былой уверенности, потому что Эрик так и не появился, хоть бы даже для того, чтобы убедиться, что она благополучно добралась до его шотландского городского дома и устроилась.

Никто не видел его с момента отправления из Бедфорд-мэнора, и это уже не на шутку тревожило Клэр. И довело до того, что прежняя страхи полностью овладели ею, терзая подобно иголке, которая, постоянно протыкая подушечку, не находила себе места. Он не вернулся даже для того, чтобы переодеться. Боже, где он? Куда пропал? Может, с ним что-то случилось? Мысль о том, что на него вновь напали, была просто недопустима, потому что Клэр была уверена, что теперь Эрик, храня постоянную бдительность, не позволит такому случиться.

Тогда оставалась единственная причина, по которой он не появлялся. Причина, которая не просто ранила, а смертельно ранила, вызывая острую боль. Не мог он после всего, что они разделили вместе, вновь решиться избегать ее, но он мог поступить так только потому, что уже… попрощался с ней два дня назад, когда так внезапно разомкнул свои объятия после ее несмелого признания. После того, как поведал о дне нападения, а потом поцеловал ее так, что у нее чуть не растаяло сердце.

Он мог скрываться только в том случае, если уже отдал ее другому!

Ей с трудом удалось сдержать жгучие слёзы. Клэр с содроганием думала о том, что он не прогнулся даже под мучительными пытками, а в последний момент, когда был ей так нужен, просто исчез. Как она могла завоевать его сердце, если он верил в то, будто ей нужна эта поездка, нужен тот, кто по его мнению ждал ее здесь? Как она могла доказать Эрику, что ей не нужен никто, кроме него?

Это не могло быть концом! Клэр отказывалась в это верить. Она ведь должна была хоть что-то значить для него, иначе он… он бы не исчез в столь важный для них обоих момент.

Отчаяние буквально душило ее, заставляя дрожать будто от лютого мороза. Неуверенно повернувшись в ванной, Клэр до предела сжала в руке несчастную салфетку, борясь с собственной болью, но внезапно заметила лёгкое движение на полу возле большой кровати. Клэр замерла, уверенная, что там что-то пробежало. Что-то маленькое, проворное, юркое и почти незаметное…

— Мышь! — вскрикнула она, метнув в ту сторону влажную салфетку, а потом резко встала, расплескав воду. — Мышь! — вскрикнула она вновь так громко, как только могла, до смерти боясь мышей.

Дрожа всем телом, Клэр пристально смотрела на то самое предполагаемое место, где скрылось маленькое создание, которое по ее мнению, она видела. Но мгновения ужаса длились недолго.

Дверь в ее комнате тут же распахнулась. У порога появилась огромная мужская фигура, которая заполнила весь дверной проём. Клэр не замечала, как вода скатывается по ее обнаженной коже и падает обратно в ванну, потому что в упор смотрела на стоявшего перед собой человека.

— Что случилось? — спросил до боли родной голос.

Это был Эрик!