Линда Ла Плант НЕСУЩИЙ СМЕРТЬ

Посвящается талантливому режиссеру и дорогому другу Ферди Фэрфаксу, которого нам всегда будет недоставать и которого мы никогда не забудем

ГЛАВА 1

Монтеррей в Мексике не имеет ничего общего с калифорнийским Монтереем. Мексиканский Монтеррей — приграничный городок, в котором производство керамической плитки составляет единственную отрасль промышленности и основной источник занятости населения. У доктора Мануэля Мендосы в Монтеррее небольшая хирургическая клиника. Его отец тоже был хирургом и служил в американской армии во Вьетнаме. Он неизменно утверждал, что его главные шедевры созданы в годы войны, когда он оттачивал свое мастерство в восстановительной хирургии на обожженных и искалеченных солдатах. Его единственный сын Мануэль пошел по стопам отца и стал пластическим хирургом высокой квалификации. Он начал практику под присмотром отца в Мехико-Сити. После смерти отца Мануэль пристрастился к наркотикам и погряз в долгах. Его обвинили в нарушении профессиональной этики, и ему пришлось скрыться. Потом Мануэля принудили сделать пластическую операцию известному преступнику, полностью изменив его внешность, чтобы помочь ему избежать тюремного заключения.

Теперь, получив известность в преступном мире, он вынужден был делать немало подобных операций. Ему хорошо платили за талант и молчание, однако он все равно чувствовал себя в ловушке и жил в постоянном страхе.

Когда позвонил некий мистер Смит, Мануэль понял, что требуется очередная «хирургическая операция». Еще он понял, что жизнь его будет зависеть от того, сможет ли он держать язык за зубами.

Мистер Смит был англичанин, а не американец, и его прибытия в клинике ожидали не без тревоги. Пациент оказался таким высоким, что ему пришлось наклониться при входе в небольшую приемную. Он был дорого и со вкусом одет в кремового цвета костюм и белую футболку. В руке он держал тонкий кожаный портфель.

Однако не только Мануэль ожидал встречи с волнением — его новый клиент тоже порядком нервничал. В этот глухой приграничный городишко его привел слух о гениальном хирурге. И он совсем не ожидал увидеть перед собой такого замечательно красивого мужчину. Мануэль был стройный, с копной темных волос над высоким лбом. Тонкие черты лица, безупречно белые зубы и руки художника. Его голубая хлопчатобумажная рубашка со стоячим воротничком была, несомненно, ручной работы и напоминала короткий халат хирурга. Цвет рубашки оттенял голубизну больших, широко поставленных глаз, казавшихся на ее фоне почти лазоревыми.

Он не встал, когда мистер Смит вошел в приемную.

— Доброе утро, — поздоровался англичанин.

— Вы хотели меня видеть? — негромко спросил Мануэль по-английски.

— Совершенно верно.

— У вас есть рекомендации?

— Да, от…

Англичанин назвал два имени, от которых у Мануэля мороз пошел по коже. Он знал этих людей и не мог им отказать.

— Я заплачу долларами.

Мануэль кивнул, наблюдая за крупным мужчиной, который неловко сидел на неудобном жестком стуле. В клинике не было ни секретарши, ни операционных сестер. Во время операций Мануэлю помогал всего один человек — пожилой мексиканец Энрико, который работал еще с его отцом.

— Мне придется задать вам кое-какие вопросы и обсудить, чего именно вы хотите.

— Разумеется.

Мануэлю понравился низкий глубокий голос и уважительная манера англичанина. И все же она не скрывала присущей ему властности и уверенности в себе.

— Во-первых, позвольте узнать, сколько вам лет.

— Шестьдесят.

Мануэль чуть наклонился вперед и взял с кофейного столика блокнот:

— Давление повышено?

— Немного.

— Перенесли какие-нибудь операции за последнее время?

— Нет.

— Сердце?

— В норме.

— Аллергия?

— Нет.

— Аллергическая реакция на антибиотики?

— Нет.

Мануэль тонкой серебряной ручкой сделал пометки на странице.

— Болезни крови?

— Нет.

— У вас есть машина?

— Да.

— Место, чтобы отлежаться после операции?

— Да.

Мануэль положил блокнот на столик:

— Давайте обсудим, какие хирургические процедуры вам потребуются, — что именно вы хотели бы изменить?

Жара стояла за тридцать, в комнате не было кондиционера, и мистер Смит вспотел. По сравнению с Мануэлем он выглядел толстым и неуклюжим.

— Мне нужно помолодеть.

Мануэль кивнул, глядя, как мистер Смит достает из кармана большой конверт. Из конверта он вынул тонкий, сложенный в несколько раз лист бумаги:

— Начнем с липосакции. Уберите излишки жира с живота, груди и из-под мышек, подтяните ягодицы, сделайте их более упругими и крепкими. Вам решать, понадобятся ли имплантаты.

Мануэль снова кивнул. Это — самая простая часть процедуры.

— Еще займитесь руками: уберите возрастные пятна и обработайте пальцы лазером.

Мануэль вновь кивнул, взял блокнот, перевернул страницу и стал делать пометки.

— Ваш рост?

— Шесть футов четыре дюйма.

— Вес?

— Девятнадцать с половиной стоунов.

Мануэль постучал серебряной ручкой по зубам, переводя рост в метры — метр девяносто два, а вес в килограммы — примерно сто двадцать четыре. Мистер Смит не сводил с Мануэля глаз, удивляясь его привлекательности. Может, гомосексуалист? Обручального кольца нет, но нет и вообще никаких украшений, даже часов, и — удивительное дело — кожа у него совершенно сухая в эту дикую жару.

— Продолжать?

— Пожалуйста.

— Итак. Мне нужно новое лицо. Нос, имплантаты на щеки, может, чуть усилить подбородок и убрать бородавку с правой щеки.

Пока мистер Смит изучал листок с записями и рисунками, Мануэль внимательно рассматривал его лицо. Мистер Смит выглядел на свои шестьдесят. Седые волосы, завязанные в хвостик, заметно поредели, нос крючковатый. Щеки и подбородок немного обвисли, лицо в глубоких морщинах, словно он много времени проводил на солнце. Губы тонкие, зубы желтые от табака. Глаза темно-карие, в уголках глаз сетка морщин, веки тяжелые, нависшие. Но его все еще можно считать красивым, — во всяком случае, когда-то он, несомненно, был очень хорош собой.

— Позвольте взглянуть? — спросил Мануэль, протянув руку к листку.

Мистер Смит отдал ему листок, и Мануэль долго изучал рисунки на нем и указания о том, какие требуются процедуры.

— Это очень серьезное, глубокое и обширное хирургическое вмешательство, мистер Смит.

— Понимаю.

— Когда вы хотели бы начать?

— Сразу после нашего разговора.

Мануэль продолжал делать записи. Было начало одиннадцатого утра.

— И сделать все нужно за один раз.

— Невозможно. Одна липосакция займет уйму времени. Это очень болезненная процедура, и повязки можно будет снять лишь через несколько дней. И потом вам еще придется поносить специальные эластичные повязки, чтобы укрепилась кожа.

— Знаю.

— Я предложил бы начать с менее обширного вмешательства и посмотреть, как скоро вы будете в состоянии перенести все остальное.

— Нет. Мне нужно сделать все как можно скорее. Я привез с собой достаточное количество фентанила — я предпочитаю его другим анестетикам. Вам известен этот препарат?

— Я знаю, что фентанил применяют в экстренной хирургии и что он широко используется во многих больницах как мощное болеутоляющее, — перебил его Мануэль. — Я знаю, что, в отличие от других болеутоляющих, он очень быстро выводится из организма. Но это очень сильный опиат, и при передозировке он может вызвать остановку дыхания. Его применяют внутривенно, но я никогда им не пользовался.

— Я сам определю дозу.

— Это очень рискованно, мистер Смит, и я не хочу идти на такой риск. Вы получите общий наркоз широкого спектра действия, а фентанил вы можете принимать впоследствии как болеутоляющее.

Мануэль убрал ручку в карман рубашки. Он надеялся, что на этом разговор зайдет в тупик и пациент откажется от своего намерения. Однако он ошибся.

— Хорошо, последую вашему совету.

— Вы что-нибудь ели сегодня?

— После полуночи — ничего.

Мануэль наклонился к отделению, встроенному в боковую часть его кресла.

— Мне придется вызвать ассистента.

Тут мистер Смит в первый раз заметил, что Мануэль сидит в инвалидном кресле, и порядком струхнул.

— Это что — инвалидное кресло?

Мануэль взглянул на него, набирая номер:

— Одна из моих лучших разработок — очень легкое, на батареях.

— Вы — калека?

Мануэль едва заметно улыбнулся:

— Вас это беспокоит? Я, вообще-то, оперирую не ногами, но если вы сомневаетесь…

— Что с вами?

Мануэль набрал номер на мобильнике, но не нажал кнопку вызова.

— Я злоупотреблял крэком. Упал и повредил позвоночник.

— До сих пор злоупотребляете?

— Я — старый кокаинист, но больше не принимаю. Уже четыре года. Вы не передумали? — спросил он, держа мобильник в руке.

Мистер Смит подумал и решительно мотнул головой:

— Звоните.

Мануэль предпочел бы, чтобы клиент ушел навсегда, но того как будто все устраивало, и Мануэль позвонил Энрико.


В отличие от приемной, в операционной было холодно. У мистера Смита даже мурашки побежали по коже. Ему велели тщательно вымыться в маленькой душевой и обработать тело дезинфицирующим средством.

Затем Мануэль представил мистеру Смиту Энрико, который провел его к столу, где уже лежали приготовленные шприцы и ампулы с фентанилом. Энрико измерил пациенту пульс и давление, которое оказалось повышенным. Он быстро подключил капельницу для наркоза к правой руке мистера Смита. Все было готово: аппарат для липосакции, толстые пакеты марли, два больших флакона с ксилокаином и адреналином, темные флаконы с иодином, резиновые трубки разного диаметра, соединявшиеся с аппаратом полыми трубочками с насадками-канюлями. Затем Энрико распахнул операционный халат мистера Смита и кисточкой нарисовал на его теле три квадранта: в середине живота, справа и слева.

Он проверил кислородную маску и реанимационный аппарат и прицепил к указательному пальцу мистера Смита небольшой зажим, соединенный с аппаратом для наблюдения за работой сердца. И все это — без единого слова.

Потом Энрико помог Мануэлю тщательно вымыть щеткой руки и обработать их спиртовым гелем и подкатил кресло к столику со стерильными перчатками.

— Сделать укол? — спросил Мануэль пациента. Тот долго отмеривал нужное количество фентанила, затем сжал левый кулак, и Энрико умело ввел препарат в вену. Лекарство подействовало быстро: мистер Смит едва успел лечь на спину, как по телу его разлилось тепло.

— Начинайте, — невнятно произнес он.

Через некоторое время он почти перестал замечать отвратительный звук работающего насоса. Надрезы для трубочек, отводящих жир, были глубокими, и канюли больно вонзались в тело. Энрико подкачивал насос ногой, и жир стекал в два больших чана. Так прошло три с половиной часа. В какой-то момент Мануэль забеспокоился: пульс у мистера Смита стал падать. Мануэль надел на него кислородную маску и дождался, пока пульс вернется к норме.


Мануэль работал быстро, делая надрезы и вставляя трубки для отсасывания жировой ткани. Для него это было привычное и довольно скучное дело. Пока аппарат работал, Мануэль принялся набрасывать схемы для операции на лице. Дважды Энрико жестом просил Мануэля проверить состояние пациента; потом пришлось помочь ему перевернуть крупного мистера Смита для липосакции ягодиц. Ноги у Мануэля не двигались, но руки были очень сильные, и вдвоем они с Энрико смогли перевернуть пациента.

Самым трудоемким этапом процедуры липосакции было наложение эластичных повязок, чтобы правильно зафиксировать те части тела, из которых был откачан жир. Сначала накладывались марлевые бинты, затем повязки, а затем на живот и грудь надевался эластичный корсет. Повязки на этот раз наложили особенно тугие, давящие, но мистер Смит был крупный мужчина, к тому же Мануэль решил, что, коль скоро он такой мачо, наверно, сумеет вытерпеть боль. Они откачали огромное количество жира — два с половиной литра. Далее предстояло укрепить его ягодицы. На каждой половинке нужно было сделать надрез в форме банана, а затем слой за слоем наложить множество внутренних швов. Мануэль предполагал, что на каждую ягодицу ему потребуется как минимум полтора часа. Пациенту была дана первая доза общего наркоза.

Три часа спустя мистер Смит, невзирая на боль, сел и попросил воды. Жадно выпил ее, потом опять лег и закрыл глаза. Тело болело так, словно его переехал десятитонный грузовик. Боль была невыносимой, от нее гудело в голове и лежать невозможно было даже на боку.

— Скоро перейдете к лицу? — хрипло спросил он.

— Сегодня больше нельзя. Советую пару дней передохнуть, потом мы снимем повязки и вам станет полегче.

— Мне некогда ждать. Сделать нужно сегодня.

— Сожалею, но это невозможно. У вас очень поднялось давление, и потребуется еще одна доза общего наркоза. Одного фентанила будет недостаточно.

— Даю вам еще десять тысяч, если продолжите.

— Слишком рискованно. Работа займет как минимум три часа. Мне придется в прямом смысле слова полностью снять ваше лицо и…

— Валяйте.

— Советую вам передохнуть до завтра.

— Давай работай! — прошипел пациент.

Ему нужно было сохранять сознание, чтобы правильно рассчитать дозировку, и он никому не мог этого доверить. Фентанил приглушил боль, и мистер Смит закрыл глаза.

Энрико, как обычно, хранил молчание, убирая инструменты и окровавленные марлевые тампоны. Он удивился, когда Мануэль спросил, может ли он остаться в операционной на всю ночь, но молча кивнул, не прекращая уборки.

Когда Мануэль вернулся к столу, мистер Смит лежал без движения, с закрытыми глазами.

— Он чокнутый, — прошептал Энрико.

— Ради всего святого, смотри, чтобы он тут не отдал концы. И свари мне кофе покрепче. — Мануэль поднял кресло на максимальную высоту. Так он сможет работать, находясь над головой спящего пациента, и легко передвигаться вправо и влево вдоль стола.

Наметив черным маркером на лице мистера Смита места надреза, Мануэль подтянул ему брови вверх и нанес границу надреза на лбу. Затем пометил верхние и нижние веки и отметил места для заушных надрезов и точки на губах для силиконовых инъекций и между глазами — для ботокса.

За это время он выпил две чашки крепкого и очень сладкого черного кофе. Пациент спал глубоким сном.

Энрико приготовил имплантаты для щек и подбородка и по знаку Мануэля дал пациенту повторную дозу наркоза. Было уже около шести вечера, жара спала, но Мануэль, по обыкновению, поддерживал в операционной низкую температуру. Они оба во второй раз тщательно вымыли руки и, когда наркоз начал действовать, приступили к работе.

Сначала Мануэль сделал надрез над бровями, иссек небольшой кусочек кожи, размером с апельсиновую дольку, и долго растягивал и натягивал кожу на лбу, пока не достиг нужного результата. Потом он сделал длинный надрез от заушной области до подбородка, подтянул сморщенную кожу на шее и иссек еще один похожий на дольку апельсина кусочек кожи, чтобы затем стянуть края разреза швами и туго подтянуть кожу к мочкам ушей. Кроме того, он вставил в отверстие небольшой кусок чего-то, на вид и на ощупь напоминающего губку. Второй кусок он вставил в нижнюю часть подбородка и еще два — над скулами, придав им нужную форму и аккуратно сшив края кожи. Удалил бородавку с правой щеки мистера Смита, нанеся два едва заметных шва, и перешел к носу.

Пару раз у пациента сбивался пульс, сердце тоже работало неважно, и Мануэль, обеспокоенный его состоянием, сделал небольшую передышку. Энрико включил кислородный аппарат и не выключал его, пока пульс не нормализовался.

На переносице у мистера Смита был шрам, — вероятно, нос был когда-то сломан. Сломав его еще раз, Мануэль придал ему другую форму, подрезая кожу вокруг ноздрей. Он устал; работа требовала большого напряжения, и Энрико без устали вытирал ему лоб охлажденной салфеткой.

— Теперь только веки, — пробормотал он.

Они работали слаженно. Мануэль постоянно сверялся со своими рисунками и метками, которые он нанес на лицо мистера Смита. Он решил не подрезать веки слишком сильно, и, поскольку подтяжка требовалась и сверху и снизу, необходимо было все тщательно вымерить. Он не мог полностью удалить мелкие морщинки вокруг глаз и глубокие продольные морщины, шедшие от носа к губам, поэтому сделал в этих местах инъекции коллагена и ботокса, после чего можно было накладывать повязки.


Когда мистер Смит вышел из наркоза, голова его была стянута тугой повязкой. Он напоминал персонаж из старомодного фильма ужасов. Видны были лишь воспаленные глаза с красными прожилками и распухшие губы. Он не мог самостоятельно одеться, потому что руки его тоже подверглись операции, а подушечки пальцев были обработаны лазером. Энрико пришлось усадить его в инвалидное кресло и перевезти в приемную.

Мистер Смит был едва жив от боли, которая волнами накатывала на все его тело. Казалось, от боли кричала каждая клеточка. Пока Энрико вез его из приемной на улицу, залитую вечерним солнцем, он не произнес ни слова; он провел на операционном столе более десяти часов. На улице стоял белый «мерседес» с затемненными стеклами. Шофер ждал целый день; лицо его блестело от пота, а дешевый черный костюм крепко помялся. Его темные немытые волосы были зачесаны назад и волной свисали на воротник.

Энрико и шофер помогли мистеру Смиту лечь на заднее сиденье. Он повернулся на бок, поджал под себя ноги и тихо стонал.

Мануэль смотрел на отъезжающий «мерседес». За многие годы он научился не задавать вопросов и не вступать ни в какие разговоры с шоферами. Через два дня можно будет проверить результаты липосакции, а еще через пять — осмотреть и снять швы. То есть деньги он получит через неделю.

Мистера Смита на коляске быстренько провезли через холл отеля «Санта-Крус», где он занимал так называемый пентхаус люкс. Он едва мог сидеть на кровати и с облегчением лег на мягкие подушки — раздеться не было сил.

Шофер уехал, получив распоряжение вернуться за мистером Смитом через неделю.

Мистер Смит сутки пролежал не раздеваясь. Рядом с кроватью стояли бутылки с водой, флаконы с витаминами и антибиотиками и много упаковок с таблетками арники. Он поглощал их горстями, потому что они помогали удалить синяки, и больше ничего не ел, только пил воду, бутылку за бутылкой, и с трудом добирался до туалета. Боль не отпускала его, все тело словно горело в огне, и невозможно было найти положение, которое бы хоть немного облегчало страдания. Эластичные повязки сдавливали тело, тугие повязки на голове и лице мешали дышать, голова раскалывалась от боли. Это продолжалось двое суток, и он сделал себе еще один укол фентанила.

Когда Мануэль и Энрико вошли в номер, мистер Смит лежал на кровати, обернутый полотенцем. Под наблюдением Мануэля Энрико снял наружные повязки. Бинты были все в крови, и швы чуть-чуть текли. Тело мистера Смита почернело от синяков, однако ранки на местах надрезов для трубочек затягивались хорошо. Мануэль заклеил ранки специальным пластырем и подождал, пока Энрико уберет окровавленные бинты и марлю. Затем он разбинтовал голову мистера Смита, проверил, как затягиваются швы, и велел Энрико наложить новые повязки.

— Все неплохо заживает, мистер Смит.

— Мне задницу будто взбесившийся зверь жрет.

Ни Мануэль, ни Энрико не подали виду, что им смешно, и поспешно удалились.

На четвертый день мистер Смит встал и обошел номер. Движения причиняли боль, но он заставлял себя двигаться. Он все еще не ел, но заказал в номер воды, лимонов и меду и продолжал уколы фентанила, чтобы снять боль и поспать.

На седьмой день он почувствовал себя лучше, оделся и спустился в холл отеля, чтобы встретить шофера.

Мануэль ждал в клинике. Он отметил, что пациент на удивление успешно приходит в себя и даже сам дошел от машины до приемной. Они сразу проследовали в операционную; Энрико уже приготовил тампоны для дезинфекции и тоненькие острые ножницы. Почти все тело пациента еще было покрыто черными синяками, но места мелких надрезов хорошо затягивались, и Энрико лишь продезинфицировал их и снова заклеил круглым пластырем. Потом Мануэль попросил клиента сесть на стул под яркой лампой и сам снял повязки с головы. Мистер Смит слышал, как Мануэль один за другим разрезал тонкие аккуратные швы и бросал нитки в металлическую чашку. Наконец, сняв пластырь с носа, Мануэль склонился к лицу мистера Смита, чтобы взглянуть на результаты своей работы:

— Очень и очень неплохо.

Мистер Смит рассматривал себя в зеркале. Лицо у него все еще было отечное, шрамы красные, но воспаление прошло, и через несколько часов узкая переносица станет шире. Его жиденькие, стянутые в хвостик, все в запекшейся крови волосы совсем засалились. Из-за редеющих волос ему и не стали делать полную подтяжку лица: при последующей имплантации волос кожа стала бы чрезмерно натянутой.

— Когда можно заняться волосами? — спросил он Мануэля.

— Полагаю, через пару недель, не раньше.

— Как насчет зубов? Уже ведь можно делать имплантаты?

— Разумеется.

Мануэля поразило, что пациент ни слова не сказал о его работе. Даже по его меркам перемена была невероятной. Пациент был совсем не похож на себя прежнего, однако думал лишь о том, как бы поскорее уехать. Мануэль получил двадцать пять тысяч долларов старыми купюрами в большом коричневом конверте. Затем мистер Смит передал ему второй конверт еще с десятью тысячами.

Мануэль убрал деньги в карман коляски не пересчитывая. И тут мистер Смит удивил его. Секунду поколебавшись, прежде чем закрыть дипломат, Смит достал из него небольшую квадратную коробочку и подал ее Мануэлю:

— Маленький подарок. Побалуйте себя…

Смит вышел широким шагом, хотя и не без напряжения, потому что после липосакции ходить все еще было трудно. Костюм висел на нем как на вешалке, на голову он надел легкую кремовую кепку, глаза скрыл темными очками.


Вернувшись в отель, мистер Смит почти час рассматривал себя в зеркале. Он изменился самым поразительным образом: подбородок и шея подтянулись, а лицо, благодаря щечным имплантатам, сделалось точеным. Губы все еще распухшие, но нос выглядит значительно лучше. Прежде орлиный, почти крючковатый, теперь он уменьшился и стал совершенно прямым.

Приняв долгожданный душ, мистер Смит вновь взглянул на себя в зеркало. От брюшка не осталось и следа, вернулись былая стройность и мускулистость. Вообще, он помолодел лет на пятнадцать; когда сделают волосы и зубы, никто не даст ему больше пятидесяти.


Энрико вернулся домой к семье. Как обычно, Мануэль щедро заплатил ему, однако Энрико за него тревожился. В коробочке от Смита было четыре ампулы фентанила, и когда Энрико хотел ее забрать, Мануэль довольно резко велел ему поставить коробку в холодильник. В Мексике достать фентанил было невозможно, и Энрико боялся, что молодой человек, хотя и не принимал наркотиков четыре года, не сумеет устоять перед искушением.


Мистер Смит вылетел в Лос-Анджелес, а оттуда — в Бразилию, чтобы завершить процесс преображения. Боль еще беспокоила его, но худшее было позади. По совету Мануэля он подождал шесть недель, а потом сделал трансплантацию волос; теперь они были не седые, а темно-русые, зачесанные назад, остриженные короче, чем прежде, и едва достигающие воротника рубашки, как у Мануэля.

И наконец, он прошел трехнедельный курс стоматологической хирургии, в результате чего ему сделали шесть коренных имплантатов и так называемую голливудскую улыбку. К этому времени он начал тренировки — не слишком напряженные, только чтобы поддерживать форму.

Вся операция по обновлению заняла почти три месяца, и теперь он мог вернуться в Англию. Деньги были на исходе, и ему предстояло осуществить одно из самых серьезных предприятий в своей жизни. Его роскошная жизнь оказалась под угрозой из-за катастрофы на немецком и американском денежных рынках, почти обанкротившей его. Но он не привык предаваться унынию и был уверен, что непременно сумеет вновь вернуться к привычному образу жизни. С новой внешностью ему наверняка удастся оставаться неузнанным, пока он не устроит все свои дела.

Из Бразилии он направился в Испанию, чтобы раздобыть денег для яхты, которую должны были доставить в Пуэрто-Рико. С деньгами было туговато, придется где-то быстро их достать, причем наличными. Однако он не сомневался, что ему удастся провернуть дельце. Правда, работая с колумбийскими наркокартелями, следует проявлять предельную осторожность — ошибки тут непозволительны.

Одной из ошибок могло стать знакомство с Мануэлем, но, как человек, много лет имевший дело с наркотиками и наркоманами, мистер Смит не сомневался, что с этой стороны угрозы не будет — искушение слишком велико. И он оказался прав. Когда Энрико, более недели не имевший вестей от Мануэля, отправился в клинику, он по скоплению черных мух в раскаленной приемной понял, что его опасения оправдались.

Тело Мануэля почти не разложилось благодаря низкой температуре в операционной. Все еще красивый, он сидел в своем кресле, устремив невидящий взгляд на открытую коробку с фентанилом, лежащую у него на коленях. Одной ампулы оказалось достаточно, чтобы сердце Мануэля остановилось навсегда.


Мистер Смит был готов к возвращению в Англию. Он не боялся, что возникнут сложности при въезде в Соединенное Королевство, и с нетерпением ждал очередного «возвращения домой». И был уверен, что, воспользовавшись одним из своих многочисленных паспортов, останется неузнанным — даже собственной матерью.

Загрузка...