Пит приехал в десять утра и привез круассаны и свежие фрукты. Анна приготовила омлет и сварила кофе. Как и накануне, им было легко друг с другом. Пит помог распаковать коробки и установил телевизор, был заботлив и внимателен, со знанием дела проверил все розетки и вынес пустые коробки к мусорным бакам в подвале.
Они делали все вместе: мыли посуду, снимали с мебели упаковочную пленку. Питу ее новая квартира понравилась. Прервавшись ненадолго, они пили кофе на балконе и смотрели на реку. На Анне были старые джинсы, заляпанная футболка и кроссовки, на нем тоже что-то непритязательное. Они походили на любящую супружескую пару. Однако он не пытался к ней приставать, вообще к ней не прикасался, целовал при встрече в щеку, и все.
К собственному удивлению, она поняла, что разочарована, когда он сообщил, что ему пора идти.
— Жаль. Может, останетесь на ужин — я у вас в долгу.
— Боюсь, придется отложить. Всю следующую неделю буду занят по горло.
— Ладно, — улыбнулась она. — Спасибо за помощь.
Провожая его, она пыталась разобраться в собственных чувствах.
Потом занялась распаковкой того немногого, что они не успели разобрать, и наткнулась на расписную кружку. Кружка как кружка, ничего особенного, но Анну поразила ее форма. Она точно видела подобную, хотя и расписанную намного более искусно, в магазине Майкла Садмора.
Гонор Нолан сказала, что в последнее время занялась гончарным делом, и дважды упомянула печь для обжига, установленную в одном из сараев на ферме. А вдруг она солгала и это никакая не печь для обжига, а просто печь или плита, чтобы отапливать сарай, если там кто-то живет? А занятия керамикой — всего лишь удобное прикрытие. После осмотра фермы Анна не сомневалась, что там нет никого, кроме Ноланов, но вдруг кто-нибудь живет в одном из сараев? Она снова подумала, что фургон Джулиуса Д'Антона вполне мог сломаться на дороге, — так Д'Антон оказался на ферме и случайно столкнулся там с Александром Фицпатриком. Тот мог дать Джулиусу деньги и «мицубиси», но с самого начала решил от него избавиться. Убил и сбросил труп в Темзу.
Приняв душ и переодевшись в брюки и свитер, Анна поехала в Чизвик еще раз поговорить с Сандрой Д'Антон. Она знала, в какие числа проходила ярмарка и сколько раз Джулиус был в магазине, но ей хотелось точно установить, когда он вернулся в Лондон. Его отпечатки нашли в притоне в Чолк-Фарм, однако он мог их там оставить и до убийства. Может, она ошиблась и в «мицубиси» с Фрэнком Брендоном был Д'Антон? Сомнительно. Д'Антон был высокого роста, но не метр девяносто два. Однако она решила сличить отпечатки его туфель с кровавыми следами на месте преступления.
Сандра удивилась приезду Анны и ее неофициальному виду. Пригласила ее на кухню, где теперь царил полный разгром, — начали менять окна. Сандра попросила здоровенного парня-рабочего прерваться минут на пятнадцать; он сложил инструменты и отправился в паб.
Отвечая на вопросы Анны, Сандра нашла потрепанный ежедневник за позапрошлый год. Она помнила, как Джулиус говорил по телефону, что собирается на ярмарку. Потом позвонил и сообщил, что нашел нечто из ряда вон и намерен искать покупателя. Потом звонил еще раз и сказал про неполадки с фургоном.
— Он наткнулся на что-то стоящее, но ничего мне не объяснил. По его словам, он «неплохо проводил время с друзьями». — Сандра пожала плечами.
Когда он так говорил, обычно это значило, что он под кайфом. Она понятия не имела, где он и что это за друзья. Анна спросила, видела ли она Джулиуса после этого разговора. Сандра вздохнула:
— Слушайте, я сказала все, что знаю. Может, он и возвращался, но меня не было дома.
Анна подняла глаза от блокнота.
— Мы с Джулиусом просто жили под одной крышей — понимаете, о чем я? Я вроде как живу с Хэлом, которого вы только что видели. Пока в доме ремонт, я ночую у него. Так что, даже если Джулиус и приезжал домой, я его не видела.
— Ваш муж знал о ваших отношениях с Хэлом?
— Конечно — и ничего не имел против.
— Значит, он мог вернуться?
— Ну да. Я же не проверяла его вещи. Ну, думала, он рыскает где-нибудь в поисках антиквариата. Потому и не сказала вам ничего, когда вы в первый раз приезжали.
— А когда вы говорили по телефону, он сказал, что нашел что-то особенное?
— Все верно, но он был горазд жульничать, так что я и внимания не обратила. Сказал, что заработает для нас кучу денег, может даже уже заработал, точно не помню. Поняла только, что он слегка под кайфом, — язык у него чуть заплетался. Мне за много лет все эти посулы так надоели, что я просто ответила: «Ладно, пока, увидимся, когда вернешься». Но это я вам уже говорила.
— Он сказал, что у него фургон сломался?
— Да, и что он ждет, пока его починят. Это не машина, а развалина, старый почтовый фургон, который он купил за бесценок и гонял в хвост и в гриву. Кажется, сказал, что свалился в канаву. Если честно, я почти и не слушала.
Если фургон Д'Антона вышел из строя где-то на узкой дороге, ведущей к ферме Гонор Нолан, то Джулиус оказался совсем рядом с фермой и легко мог дойти пешком до дома Ноланов. И увидеть там Фицпатрика… Анна понимала, что без доказательств все это лишь предположения, но ведь она уже нашла фургон и точно знала, что Д'Антон заходил в увитый плющом коттедж. Значит, он действительно был недалеко от фермы. Правда, все ее построения имели смысл лишь в том случае, если она не ошиблась в главном и Фицпатрик действительно скрывался у Ноланов.
Анна подъехала к зданию лаборатории и пошла искать Пита. К ее удивлению и разочарованию, Пита на месте не оказалось, и ей сообщили, что он сегодня не появлялся. Работа явно не прекращалась и в выходные: появились новые ассистенты, на столах были разложены вещи потерпевших, и все это напоминало дешевую распродажу. Она попросила у молодого сотрудника с восточной внешностью разрешения осмотреть вещи Джулиуса Д'Антона.
Свитер был из дорогой кашемировой ткани, но сильно поношенный и вытершийся у ворота. На носках зияли дыры, на рукавах твидового пиджака стояли кожаные заплаты. В лаборатории еще не приступали к работе с одеждой Джулиуса: не проверили ткань, не нашли никаких дополнительных волокон. Анна спросила, сопоставили ли туфли Джулиуса с запачканными кровью отпечатками обуви из притона в Чолк-Фарм. Сотрудница по имени Шара прямо при ней взяла одну туфлю и направилась с ней в дальний конец комнаты. Отпечатки из притона перенесли на листы белой бумаги. Шара приложила туфлю Д'Антона к одному из отпечатков, и они не совпали по размеру.
Коль скоро Анна приехала в лабораторию, она решила пройти к патологоанатомам — вдруг у них уже есть какие-то результаты. Проходя мимо кабинетов, она заметила Эвана Филдинга: он сидел за столом и ел сэндвич; когда она постучала в дверь и вошла, Филдинг взглянул на нее с явным неудовольствием.
Анна извинилась за вторжение и спросила, нельзя ли взглянуть на труп Джулиуса Д'Антона. Филдинг со вздохом пробормотал, что у него выходной, он устал и как раз собирался уходить, что лаборатория страшно перегружена и что он здорово переработал.
— Может, ваш шеф специально собирает трупы со всего Лондона и сваливает их на меня, но число трупов, так или иначе связанных с вашим делом, перешло границы возможного, — ворчал он, пока они шли к холодильнику. — Мне пришлось взять еще одного патологоанатома, чтобы передохнуть хоть пару часов. И никто не желает понять, что я смогу сообщить что-либо толковое лишь после того, как полностью закончу исследование.
— Он утонул?
— Нет, и, если мне не изменяет память, вам об этом уже говорили, — резко ответил он, подойдя к четвертому ящику и сделав ассистенту знак открыть его.
— Есть хоть какие-нибудь предположения относительно причин смерти?
— Что значит «предположения»? Мы не строим предположений, детектив Тревис, мы все тщательно исследуем. И выдаем факты!
Тело Д'Антона открыли до уровня грудной клетки.
— Понятия не имею, что вы надеетесь увидеть, — заметил Филдинг, глядя на труп.
— Так что же стало причиной смерти? — настойчиво повторила Анна.
Филдинг покачал головой:
— Стопроцентной уверенности у меня нет. Жду, пока токсикологи завершат работу. Также жду от них результатов по телу мистера Петроццо. Могу лишь сказать, что лежащий здесь господин не отличался здоровым образом жизни. Когда-то он сам себе вводил наркотик — вероятно, героин, — о чем свидетельствует состояние вен, и налегал на кокаин — это видно по его ноздрям. Сердце увеличено — возможно, также из-за злоупотребления наркотиками. Пока что могу с уверенностью заявить только одно: он умер от остановки дыхания.
— До того, как тело сбросили в реку?
— Да. Воды в легких нет, но…
— Что? — повернулась к нему Анна.
— Под языком я обнаружил такой же след от укола, как и на теле мистера Петроццо. Не могу с достоверностью сказать, какой наркотик был введен.
— Но у вас же есть какие-то соображения? — Анна знала, что Филдинг звонил Питу и сказал, что удалось обнаружить остатки наркотика. — Хоть какой-нибудь намек на причину смерти Петроццо?
— Не берусь ничего утверждать. Могу лишь сказать, что, как и у этого бедняги, у Петроццо произошла остановка дыхания. В установленный срок, детектив Тревис, вы получите полный отчет от токсикологов, я же не имею полномочий сообщать вам какие-либо подробности.
Чтобы не подводить Пита, Анна не могла сослаться на то, что он ей рассказал; она поблагодарила не скрывающего своего неудовольствия Филдинга и вернулась к машине. К ее «наметкам» добавился еще один «стежок»: возможно, Петроццо и Д'Антон погибли от передозировки наркотика, названия которого она никак не могла вспомнить.
После четырех Анна подъехала к дому Пита, позвонила в дверь, подождала и уже собиралась уезжать, когда дверь отворилась.
— Ух ты, второй раз за день! Я польщен! — сияя от удовольствия, воскликнул Пит.
— Я просто проезжала мимо, — солгала она.
— Да ну? Как это вам удалось? От вашего дома до моего большой крюк. Входите уж.
Анна рассмеялась и прошла вслед за ним в гостиную. На полу валялись газеты и стояли пустые кофейные кружки, горел камин.
— Сейчас будет кофе, — сказал Пит, собрал грязные кружки, отнес их на кухню и вернулся с чистой.
— Я заезжала в лабораторию, но там сказали, что вы сегодня не появлялись.
— A-а, я вернулся домой и принял душ — весь взмок, двигая ваши коробки. После душа такая усталость вдруг навалилась, что лег и соснул немного, а потом решил просмотреть газеты и устроить себе выходной.
Пит передал ей кружку с дымящимся черным кофе.
— Вы мало что видели в магазине у антиквара, а там были кружки работы Гонор, как сказал Садмор, — сообщила она.
Пит сел на пол и добавил в камин полено, изо всех сил стараясь прийти в себя: он был крепко под кайфом и поэтому так долго не открывал дверь.
Анна рассказывала, как в детстве под руководством матери расписывала кружки. Он с трудом следил за рассказом.
— А если у нее нет никакой печи для обжига? Может, это только прикрытие, — говорила Анна.
— Да, точно, — ответил он.
— Сарай — прекрасное укрытие, но его нужно отапливать, и проще всего сказать, что там стоит печь для обжига.
Не удержавшись, Пит хихикнул.
— Что смешного? Это же возможно.
— Ну да, конечно возможно. — Пит попытался принять серьезный вид, но это давалось ему с трудом, он никак не мог сосредоточиться.
Анна увлеклась рассказом, но, заметив странную реакцию Пита, прервалась на полуслове.
— Похоже, вам это малоинтересно. — Она отхлебнула кофе и едва не поперхнулась — крепости он был неимоверной.
— Простите, конечно интересно. Просто слишком много всего сразу. Но вы наверняка на правильном пути. — Он опять усмехнулся.
— Да что тут смешного? Знаете, что сказал Филдинг? У Донни Петроццо и Джулиуса Д'Антона под языком одинаковые следы укола, и в обоих случаях он не знает, что именно вызвало смертельный исход; он лишь не без сарказма заявил, что оба «перестали дышать».
— Ну, это решает дело, — произнес Пит, стараясь выглядеть серьезным.
— Вы мне говорили о наркотике, следы которого Филдинг, кажется, обнаружил. Как он называется?
Пит облизнул пересохшие губы и отхлебнул кофе.
— Не помню, но он ведь сказал, что не уверен, и просил никому не рассказывать. А вы что, упомянули об этом в разговоре?
— Да нет, говорю же вам, что я забыла его название.
— И я забыл.
Анна вздохнула и допила кофе.
— А его спрашивать я не стала бы, чтобы не подвести вас.
— Хотите вина? — Пит, пошатываясь, встал с пола.
Анна взглянула на него:
— Что с вами?
— Ничччо, все пррркррасно. Пойду открою бутылку.
Он неверными шагами добрел до холодильника, достал бутылку охлажденного вина и принялся рыться в ящике стола в поисках штопора. Анна не сводила с него глаз. Потом окинула взглядом комнату и увидела пепельницу, впопыхах засунутую под стул. Перевела взгляд на Пита, который в это время доставал из шкафа бокалы.
— А ведь вы под кайфом.
Пит поставил стаканы на стол.
— Признайтесь.
— Что ж, ваша честь, признаю, что выкурил утром здоровый косяк. Не могу отрицать.
Анна встала:
— Косяк?
— Так точно, мэм! Чувствуете запах? Очччень приличная травка.
— И часто вы этим занимаетесь?
Пит разлил вино по бокалам.
— Пит, это незаконно! Вы что, не понимаете?
— Это же только травка, черт побери! Ее вот-вот узаконят. И я не тоннами ее ввожу. — Он передал ей бокал. — Не изображайте такой ужас.
— Но я и правда в ужасе. А на работе вы тоже курите?
— Не говорите глупостей. Я курю, чтобы расслабиться и уснуть.
Анна опять села. Она пребывала в полной растерянности.
— Будем, — произнес он, отпивая вино и подкладывая еще одно полено в камин. — Уж не намерены ли вы меня арестовать, Анна?
— А теперь вы сами говорите глупости. Мне просто кажется, что, занимая такую должность, вам не следует рисковать. Ведь если кто-нибудь узнает, вас уволят!
— А вы когда-нибудь пробовали?
Анна вспыхнула.
— Неужели ни разу?
— Мне никогда не хотелось.
— Даже студенткой?
— Нет! И не потому, что не было возможности. По совести говоря, мне не нравились те, кто обкуривался каждый вечер; да и отец придушил бы меня собственными руками, если б узнал.
— Папина дочка!
— Дело не в этом. Я его уважала и не сделала бы ничего, что могло осложнить ему жизнь. Он служил в полиции и всегда был на хорошем счету.
— Вы такая правильная.
— Возможно. И я тоже серьезно отношусь к своей работе. Начни я по глупости курить травку, я бы поставила под удар свое будущее. Знаете, достаточно один раз попасться…
— С этим не поспоришь. Но я у себя дома и курю, чтобы расслабиться. И позвольте заметить, вам бы это тоже не повредило. Расслабились бы и хоть ненадолго забыли об этом дурацком расследовании.
— Вы упускаете из виду, что траву нужно где-то доставать, значит, тот, у кого вы покупаете, знает о вашей зависимости.
— Да нет у меня никакой зависимости!
— В любом случае, если кто-то об этом знает, вы попадаете в зависимость от него.
— Бога ради, каким образом?
— Ну, допустим, вы находите улики против тех, у кого покупаете, — и они приходят к вам и просят эти улики как бы потерять.
— Шантажируют то есть?
— Да, есть такая опасность.
Пит прислонился к спинке дивана:
— Что ж, придется предупредить брата.
— То есть?
— Он выращивает.
Анна допила вино.
— Нет у вас никакого брата; вы же мне рассказывали о своей семье.
— А это мой австралийский брат. Живет в Дорсете.
— И вы достаете у него?
Пит обернулся и взглянул на нее:
— Анна, хватит, надоело. Я курю дурь и бросать не собираюсь. И весь риск лишь в том, что я впустил вас в дом, а вы — полицейский, да еще и детектив. Если мне и угрожает опасность, она исходит от мисс Суперищейки. Может, сменим тему?
Она встала и поставила пустой стакан на столик:
— Я еду домой.
Пит продолжал лежать на полу, положив голову на сиденье дивана.
— Не провожайте меня.
— Как скажете.
Сжав губы, Анна дошла до двери. Пит не сделал попытки встать. Она открыла дверь и вышла. Он полежал еще немного, потом подполз к стулу, вытащил пепельницу и взял недокуренный косяк. Только собирался прикурить, как в дверь опять позвонили.
— Это я! — крикнула Анна.
Пит открыл дверь и отступил в сторону, изображая ужас:
— Боже мой! Пришли меня арестовать?
— Очень смешно. Мне колеса заблокировали. — Она громко хлопнула входной дверью. — Надо вызвать дорожную службу, чтоб сняли блок. Долго это будет?
— Представления не имею. Может, несколько часов — зависит от того, где у них сейчас дежурная машина.
Анна села, открыла дипломат и достала мобильник. Пит налил ей вина в чистый бокал и долил себе.
Стараясь говорить спокойно, она объяснила, что требует немедленно снять блок с ее машины. Она — офицер полиции, приехала допросить подозреваемого, и машина нужна ей, чтобы вернуться в отделение. Потом в ярости захлопнула телефон.
— Сказали, не раньше чем через час! Черт знает что такое!
— Это я — тот подозреваемый, которого вы приехали допросить? — с ухмылкой спросил Пит.
— Да заткнитесь вы! Все равно придется заплатить штраф, потому что машина не служебная. Полное безобразие!
— Двойная желтая линия, дорогуша, — вы же знаете правила парковки. Нужно было запарковаться у гаража с обратной стороны дома.
Анна взяла у него стакан с вином и уселась на диван.
Пит вытянулся на полу у ее ног:
— А я как раз покурить собрался.
— Ради бога, не надо! Они приедут и почувствуют запах.
— А я их не впущу! Ваша машина на улице — туда запах не дойдет. Кроме того, они дорожники, а не полицейские.
Анна безнадежно вздохнула.
Пит прикурил, набрал в легкие побольше дыму и задержал его.
— Знаете, надо бы вам хоть раз попробовать — поднабраться опыта по части курения марихуаны. Заодно поймете, как глупо ее запрещать. Мы оба знаем, что полицейские смотрят на травку сквозь пальцы; они борются с жесткими наркотиками.
— Между прочим, принято считать, что все начинается с марихуаны.
— Черта с два. — Пит облокотился на руку и протянул ей косяк. — Давайте попробуйте. Затянитесь, будто курите сигарету, и потом медленно выпускайте дым.
— Ни за что. Пойду подожду возле машины. — Анна залпом допила вино.
— Вам нельзя за руль, вы перебрали.
— А вот и нет.
— А вот и да. Женщинам позволено выпить две рюмки вина, а вы выдули два раза по два больших бокала.
— Но я еще выпила вашего сусла под названием кофе.
— Дорогуша, это не в счет.
— Не смейте так меня называть.
— Я ведь ласково.
— Все равно не смейте.
— Хорошо, лапушка, больше не буду называть вас дорогушей.
Дорогушей называл ее Ленгтон. Впрочем, он, вероятно, ко всем женщинам так обращался.
Анна протянула руку:
— Ну ладно, давайте — попробую.
Сначала она долго кашляла. Потом Пит свернул косяк поменьше, без добавления табака. Прибыли блокировщики, и Пит вышел к ним, потому что Анна не стояла на ногах.
Лежа на диване и надев наушники, она слушала группу «Дорз». Когда Пит вернулся, она громко заявила:
— Классная музыка!
Он ухмыльнулся и достал из холодильника шоколадку. Анна лежала с закрытыми глазами и, помахивая в такт рукой, подпевала: «Я больше не взгляну в твои глаза».
Он затолкнул ей в рот дольку холодного как лед черного шоколада и свернул еще один косяк. В комнате стало жарко, ярко пылал камин, а Пит все подкладывал новые поленья. Они открыли еще бутылку вина и доели шоколад. Занавески были задернуты. Пит зажег ароматические свечи и улегся рядом с ней на диван. Она не хотела отдавать ему наушники, но он включил проигрыватель и поставил диск со своими любимыми попурри из рок-музыки семидесятых и восьмидесятых. Они лежали рядом и ласково улыбались всему миру.
Первый поцелуй был совсем легким. Потом она повернулась к нему, взяла его лицо в ладони и ответила долгим страстным поцелуем, прижимаясь к нему всем телом. И забыла и о Джеймсе Ленгтоне, и о головоломке, в которую никак не складывались факты и предположения, связанные с расследованием. Пит оказался нежным и предупредительным любовником. Утопая в нагретом воздухе, окруженная кольцом его рук, Анна почувствовала себя необыкновенно счастливой. И защищенной. И любимой.
На следующее утро Анна сразу поняла, что они предавались любви — и даже не раз, — но не имела представления о том, как оказалась в его кровати. Она помнила, что рассказывала ему о детстве и о каникулах, проведенных с родителями. Прежде она никому так не открывалась — но прежде ей не случалось ни курить травку, ни пить столько вина, как в предыдущий вечер. В первые минуты она не испытывала ни малейшего сожаления, но потом, постепенно осознавая, где и с кем она находится, начала испытывать угрызения совести, а когда при попытке сесть голова ее едва не раскололась на куски, Анна ужаснулась собственной глупости.
Пит лежал рядом и крепко спал. Она откинула покрывало и сдвинулась к самому краю кровати. Очень осторожно спустила ноги на пол и села. Комната поплыла перед глазами, в голове гудел набат. Завернувшись в полотенце, Анна медленно двинулась вниз по лестнице в гостиную. Выпила воды и начала собирать свои вещи, разбросанные по всей комнате. Каждый раз, наклоняясь, она испытывала приступ тошноты, а когда нашла наконец трусики и лифчик, от слабости присела на диван. Потом она долго одевалась и, увидев свое отражение в зеркале, быстро отвела глаза.
Волосы дыбом, под глазами черные круги от расплывшейся туши. Вид — хуже не бывает. Она ополоснула лицо холодной водой и промокнула его кухонным полотенцем. Причесалась и сварила кофе, все еще погибая от головной боли. К счастью, сверху не доносилось ни звука — и очень хорошо, потому что Анна вряд ли была бы в состоянии разговаривать. Залпом выпив две чашки крепкого черного кофе и несколько таблеток аспирина, чтобы унять головную боль, Анна более или менее пришла в себя. Убрала комнату, вымыла винные бокалы, вытряхнула пепельницу и собиралась выпить третью чашку кофе, когда сверху донесся голос Пита:
— Анна?
Громко топая, он сбежал по ступенькам. Волосы у него, как и у Анны, торчали в разные стороны. Он натянул джинсы, но был без футболки и босиком.
— Я сварила кофе, — не глядя на него, сказала Анна.
— Чудно. А душ не хочешь принять? — спросил он, оглядывая комнату.
— Нет, пожалуй. Лучше поеду домой и переоденусь.
Он взглянул на часы на каминной полке:
— Они правильно идут?
Анна посмотрела на свои часы — хоть их вчера не сняла.
— Боже мой, половина девятого! Придется ехать прямо на службу.
— И мне. Хочешь тост?
— Нет, поем чего-нибудь в кафе.
Он подошел к ней сзади и, обняв, потянулся за своей чашкой кофе.
— Все хорошо?
— Да, голова уже почти не болит. Хочешь аспирину? Я нашла упаковку у тебя в кухне.
— Нет уж. — Он громко отхлебнул кофе, потом обнял ее и уткнулся носом ей в шею. — Не жалеешь?
— Нет, нисколько, — ответила она, отворачиваясь в сторону.
— Посмотри на меня, — ласково попросил он и повернул ее к себе. — Что не так?
— У меня зубы нечищеные, — ответила она.
— В ванной есть новая щетка.
— Нет, я лучше поеду.
— Но сначала посмотри на меня. Перестань отворачиваться.
Она вздохнула, медленно повернулась к нему лицом и подняла на него глаза. Он наклонился и нежно ее поцеловал.
— Ночь была незабываемая, — сказал он, взяв ее лицо в ладони. — Не жалеешь?
— Ты уже спрашивал.
— И?..
— Нет.
— Ну и хорошо. Вечером позвоню.
— Ладно.
Он отвернулся взять свою чашку. Она быстро нашла сумку и дипломат.
— Ты точно не хочешь принять со мной душ?
Анна откашлялась:
— Мне правда нужно ехать, не то опоздаю. А после свободных выходных вряд ли Каннингам это понравится. Она и так ко мне цепляется.
— Расскажешь ей обо всем, что мы нашли на ферме?
— Не сразу.
— Придется, если хочешь, чтобы этот фургон пригнали в город и отдали экспертам.
— Знаю, но мне нужно кое с чем разобраться. Я тебе позвоню.
Анна направилась к двери, где из ящика торчали воскресные газеты.
— Сегодня воскресенье, — сказала она.
— Что?
— Я говорю, сегодня воскресенье. — Она с облегчением рассмеялась.
— Черт возьми, и правда воскресенье! — повторил он.
— И мне не надо на службу до понедельника.
— И мне, — засмеялся он. Затем подошел к ней и вынул из ящика газеты.
— Вот что. Поставь ты свои сумки, я схожу куплю свежего хлеба, и мы позавтракаем яичницей с ветчиной или рогаликами с лососем.
— Нет, я все-таки поеду домой.
— Не соблазнишься? А как насчет пообедать вместе?
Она заколебалась — предстояло еще закончить с коробками.
— Ну, как знаешь, — пожал плечами Пит. — Может, приехать помочь?
— Я подумаю. — Анна открыла входную дверь.
— В случае чего ты знаешь, где меня найти.
Анна долго стояла под душем, пытаясь осознать все, что произошло прошлой ночью. Она переоделась в спортивный костюм, заварила чай, приготовила тост и уселась на балконе. После одиннадцати она начала распаковывать вещи и с изумлением заметила, что напевает. И поняла, что по-настоящему счастлива. Из-за Пита? Из-за того, что они всю ночь любили друг друга? Или из-за того, что наконец освободилась от власти Ленгтона?
В начале второго Анна позвонила Питу. Просто телепатия какая-то, сказал он: сам только что собирался ей звонить. Они договорились пообедать в ресторане «Сан-Фредиано», чуть в стороне от Кингс-роуд. Анна надела джинсы и бледно-голубой кашемировый свитер, который выгодно оттенял синеву ее глаз. В ее душе разлилось приятное тепло: она с нетерпением ждала новой встречи с Питом. Они сейчас переживают самую счастливую пору. Анне, чья жизнь была небогата романами, отношения с Питом придали уверенности в себе — а ей так давно этого не хватало.
Она приехала в Челси ровно в четверть третьего. Пит уже ждал; она заметила, что он побрился и вымыл волосы. На нем были джинсовая куртка, рубашка в клетку, тесно облегающие джинсы и ковбойские сапоги. Увидев ее, он широко раскрыл объятия:
— Чудесно выглядишь.
Взявшись под руку, они вошли в ресторан и заняли столик на двоих в углу.
Когда они изучали меню, в ресторан вошла симпатичная высокая блондинка:
— Привет, Пит!
Пит опустил меню и привстал со стула:
— Бог мой, Даниэлла! Сколько лет!
— Я живу в Испании, — сообщила она. Судя по золотистому цвету кожи, недостатка в солнце она не испытывала.
— Это Анна, моя подружка.
— Очень приятно, — ответила Даниэлла, махнув рукой в сторону своего столика, за которым сидели несколько молодых людей в наброшенных на плечи свитерах. — После обеда мы все едем на ярмарку в Уимблдон-Коммон.
— Интересно, наверно, — с улыбкой заметил Пит.
— Ну, увидимся. Я здесь еще месяц.
— Я тебя найду. Выглядишь потрясающе!
Даниэлла улыбнулась Анне и скользящей походкой вернулась к своему столику.
— Уже выбрала? — спросил Пит, снова взяв меню.
— Она очаровательна.
— Да, а сестры еще красивее. Знаком с ними сто лет, но я не из их круга. Они чудовищно богаты и думают только о развлечениях. Большая яхта…
— Пит, если имеешь яхту, нужно ее регистрировать? Ну, например, как скаковых лошадей? — спросила Анна, когда они сделали заказ.
— Не понял?
— Ну, разным лошадям нельзя давать одинаковые имена — их нужно регистрировать в каталоге Уэтерби. Владельцам яхт нужно их регистрировать, чтобы получить разрешение на пользование и все такое прочее, если они въезжают в страну или, наоборот, выезжают?
— Не знаю. Могу спросить у Даниэллы, хотя она вряд ли в курсе.
— Ну ладно, не важно.
Официант принес вино. Пит откинулся на спинку стула, поднял бокал и прикоснулся им к бокалу Анны:
— За нас?
Она улыбнулась и отпила глоток. Ее ужасно тронуло то, что он представил ее как свою подружку, — пожалуй, никто еще так ее не представлял. Уж точно не Ленгтон — он, наоборот, скрывал их связь.
— О чем задумалась? — негромко спросил он.
Она вспыхнула и пожала плечами:
— Ты представил меня как свою подружку.
— Прости.
— Но мне приятно.
Он склонил голову, ласково усмехнулся и взял ее за руку:
— Прекрасно. Представь, я никогда так не радовался воскресенью. Наверное, если бы не ты, я отправился бы на работу, хандрил, брюзжал и безуспешно пытался бы выпросить у тебя еще одно свидание.
— Я же сама тебе позвонила.
— Точно. Может, я недооцениваю себя. Раньше недооценивал. А что это тебя заинтересовали яхты?
Пока их обслуживали, Анна рассказала о картине с яхтой в доме Гонор Нолан и о том, что Гордон ее сфотографировал. Пока неясно, было у яхты то же название и была ли это, вообще, та же самая яхта, которая, как они знали, раньше принадлежала Александру Фицпатрику, но Анна нюхом чуяла, что эта яхта могла быть связующим звеном между ним и Ноланами. Проверить не удастся, потому что картина исчезла со стены, когда Анна приехала на ферму во второй раз. И это само по себе подозрительно: ведь супруги отрицали свое знакомство с Энтони Коллингвудом, под именем которого, как подозревала Анна, скрывался Александр Фицпатрик.
Пит внимательно слушал и время от времени добавлял свои предположения. Анну радовала возможность поговорить о работе с человеком, который в этом разбирается. Правда, он был исследователь, а не полицейский, но все равно у них оказалось много общего.
Анна и Пит покинули ресторан одними из последних. Держась за руки, они дошли до ее машины, и он без возражений согласился, что ей нужно ехать домой и пораньше лечь спать, чтобы к утру как следует отдохнуть и выспаться.
Она замялась, не зная, как приступить к разговору, и вновь он почти интуитивно почувствовал это.
— Хочешь что-то сказать?
— Да, насчет нас. Мне хочется встречаться с тобой, и тебе, думаю, тоже, но я не смогу, если ты не бросишь травку. Это было бы, во-первых, неэтично, не говоря уж о том, что незаконно, и я не могу и не хочу рисковать. Словом, тебе решать.
— Понял и обещаю: баста. С тобой мне никакой допинг не нужен. Договорились?
— Спасибо.
Он подождал, пока она отъедет, помахал ей на прощание и вернулся в свой «морган». Свернул косяк, выкурил его в машине и решил, что неплохо бы провести ночь на ярмарке в Уимблдоне.