Нет примирения!

XIV

В последние дни месяца на сборке всегда особый, учащенный ритм. Хорошего в этом мало: спешка, горячка, штурм…

И многолюднее, чем обычно, в пролетах — привлечены для помощи сборщикам слесари из инструментального. И рычат наперебой моторы — испытываются уже готовые токарные автоматы. Нацеливаются на них мощные пульверизаторы, разбрызгивают липкую пахучую краску. Заколачиваются в дерево гвозди — прячутся станки в дощатые контейнеры, грузятся на автомашины. Выезжают автомашины через широкие ворота из корпуса…

И растут на верстаках перед ребятами ряды начиненных шестеренками коробок — спорится дело!

Вероятно, оно и должно всегда так спориться, только без штурмовой спешки и без горячки. Именно так, когда нет простоев и имеются в изобилии детали… Не капризничает инструмент, не заедает, не ломается, не исчезает куда-то в нужную минуту из ящика, а, наоборот, словно сам рвется в руки. И все подтянуты — не отрываются по пустякам, не растягивают без надобности перекуры.

Сегодня только Салимжан да еще лоснящийся от пота толстяк без конца ходят к бачку с водой, жадно пьют. У Салимжана помятое лицо, под глазами мешки.

— Перебрал он вчера, — сообщил Александру Сергей, а Максим сказал:

— Еле отняли у Гришки.

— Вы? У Гришки?

— Угу.

Они чего-то недоговаривают — Александр чувствует, но не спрашивает. Учащенный ритм работы накладывает особый отпечаток даже на разговоры.

Да, конечно, очень плохо штурмовать, горячиться в последние дни! Но если ты живой человек, разве можешь оставаться равнодушным, когда напряженно кипит вокруг весь цех?

А вот Григорий Свиридин, оказывается, может! Нет, он тоже не сидит! Он даже слишком много суетится, вертится, стучит молотком. Монтирует!

Только удивительное дело! Все старания деловитого слесаря словно не оставляют на станке никакого следа.

— Видали? — кивнул Сергей. — Опять полсмены с одной станиной ковыряется!

— Ну, это ему сегодня не пройдет! — буркнул Александр.

Едва раздался сигнал на обед, подбежала Лена.

— Ребята! Рейд на стройке проводим! После смены все собираемся в комитете у Кондрашова!

— А тебе не стыдно? — начала она тут же пробирать Салимжана. — Пропустил вчера тренировку! До соревнования осталось совсем ничего, а ты… Хочешь, чтоб провалились с волейболом?

Он не успел ответить — она побежала дальше.

На заводском дворе группами сидят рабочие — на ступеньках крыльца, у цветочных клумб, вокруг спортплощадки, где гулко бьют по мячу волейболисты.

Не в силах Салимжан занять сегодня среди них свое место даже на десяток минут: болит голова, ломит тело, хоть бы выстоять до конца смены без позора.

Как старик, чуть не охая, выбрался он из корпуса, уселся на приступочке у стены.

— Что невеселый, Тамерланович? — спросил кто-то.

То ли с участием спросил, то ли для розыгрыша… И промолчал Салимжан, только особенно старательно начал разглаживать потускневшие узоры на тюбетейке, напялив ее на коленку.

— В столовую айда! — крикнул, пробегая мимо, очкастый Академик.

Но Салимжан потряс головой — не до еды ему. Просто не хочется, да и расстроен шибко.

Мечтал с первой получки отцу в Казань послать, а остались после вчерашней гульбы крохи: пошлешь — припухать потом до новой выдачи, а не послать тоже обидно… Мало получил. Вот постольку бы зарабатывать, как Гришка. И погулять вволю можно, и в Казань, и еще останется. Недаром хвастался Гришка, что у него деньжат на десять свадеб хватит!

А Павлуха утром сказал:

— Дурак ты, Тамерланович! Первые монеты — самые драгоценные, а ты их на ветер пустил.

Живет теперь Павлуха с ним в одной комнате — подселили. Ничего парень. Еще он сказал:

— Нашего Серегу спроси, как получку обмывать — у него большой опыт.

Коротыга Серега только смеется. Он тоже ничего парень.

Довели вчера с Академиком до дома, не бросили.

А в Казань деньги все же надо послать…

— Эй, Гришка!

Салимжан рванулся навстречу Свиридину, шагающему из столовой.

— Дышишь? — засмеялся Свиридин. — Здорово наклюкавшись был.

— Выручи, Гришка… До новой получки. Отцу в Казань хочу… Да вот… — Салимжан развел руками.

— Плохо дело, синьор. Сколько тебе?

— Ну, сколько…

— На вот розовенькую.

— Давай, — вздохнул Салимжан.

Задолго до сигнала на работу тянутся в цех сборщики — в такие дни все словно сами себе укорачивают перерыв.

С завистью поглядывает на Свиридина Салимжан. Монтаж — дело серьезное, квалификации требует высокой. Этому Гришка его не обучал. Но когда-нибудь сможет и Салимжан делать такую работу, а потом с важностью хлопнет у окошечка кассы по толстой пачке розовеньких: «К бумажке — бумажка…»

Похвалит тогда Салимжана и старый мастер-усач…

Вот он разговаривает сейчас с Гришкой — остановился возле него. Интересно, о чем у них разговор?

Салимжан подвинулся ближе и услышал:

— Брось колдовать, дорогуша!

— Да что вы, Илья Фомич! Здесь рубить пришлось. Здесь подгонял.

— Везде рубить. И везде подгон. Прямо скажи: когда поднажмешь?

— Поднажать завсегда можно. Только обидели меня с коробочками-то, Илья Фомич. Так что теперь уж подкинуть не мешает! Норму я ведь без звука даю, а ежели сверх требуется…

— А ты не торгуйся! Был когда-нибудь в обиде от меня? Ну, так и сейчас — работай!

Да, не очень вежливо разговаривает старый мастер! Но все равно! Салимжан прищелкнул языком от восхищения: вот как в один миг прибавки Гришка добился!

Только почему сурово окликнул уходящего мастера стоявший неподалеку бригадир Бобров?

— Илья Фомич!

А Серега подлетел к Свиридину:

— Опять вымогаешь?

И Павлуха зашумел:

— Нарочно тянул, а теперь ему вроде премии!

— Что вы, ребята? — воскликнул Салимжан. — Жалко, что ли? Ну пусть заработает Гришка. Сверх плана дает, вот и платят.

— Тут дело хитрое, Салимжан, — сказал Максим. — Свиридин на монтаже тузом ходит, вот и комбинирует: где с прохладцей, а где поднажать. Цену себе набивает.

Григорий разозлился:

— А вы шпионите?

Мастер тоже сказал:

— Нехорошо, дорогуши, нехорошо…

— А вы шкурника поощряете, это хорошо? — крикнул Сергей.

— Я план со Свиридиным делаю, — вразумительно пояснил Илья Фомич. — Вы давеча ему копейки за коробочки пожалели, а он вот сейчас нам монтаж затягивает…

— Ага! — подхватил Павлик. — Сами признаете: затягивает! Учел обстановочку: мы торопимся, а он затягивает!

— Из штурмовщины и то выгоду себе извлекает! — добавил Максим. — А вы с ним нянчитесь. Ломать такое надо!

— А ты встань на мое место, дорогуша, встань! — отступил вроде смиренно, но с ядовитой ухмылкой Илья Фомич в сторону, показывая руками в пол — туда, где только что стоял. — Может, у тебя лучше пойдет? Без штурмовщины?

— У него пойдет! — насмешливо сказал Свиридин. — Он академик. Статейки в газетах пописывают. Воспитывают… Да только здесь, в цехе, от нас станочки требуют, а не разговорчики! Работать надо уметь, а не педагогику разводить! Воспитывать друг друга будем, а план кого выполнять заставим?

— Любопытное суждение! — раздался возглас.

Сбоку стоял парторг Кропотов. Никто не заметил, как он подошел.

— Любопытно! — повторил он. — Значит, по-вашему, товарищ Свиридин, можно и без воспитания обойтись? Неважно, с какими мыслями работает человек, какую душу в свой труд вкладывает?

— А на станочке, товарищ парторг, не отражается, о чем я думаю, когда собираю!

— Ошибаетесь!

— Может, прочтете? — нагловато улыбнувшись, показал Григорий на стоящую перед ним станину.

— Прочту, — сказал Кропотов. — Только не сейчас. Для дискуссии время не подходящее. Другое выберем!

— А ну, пожалуйста, пожалуйста!

— А для вас, Илья Фомич, — повернулся Кропотов к мастеру, — этот вопрос ясен? Или как?

— Да ведь, товарищ парторг… Понимаете… Антропов болен, а Карцев в отъезде. Кого на монтаж ставить. В пору хоть самому запрягаться.

— А вы меня поставьте! — сказал Александр.

— Хе-хе, — вежливенько, чтобы не обидеть, и в то же время откровенно издевательски хохотнул мастер. — Много с тобой наработаешь!

— А вы еще нас поставьте! — сказал Сергей. — Всю бригаду.

— Бригадой, дорогуша, тут не хвастайся. Монтаж — дело издревле индивидуальное. Наладчик — он, как артист…

— Это верно — артист! — подхватил Максим. — То-то Свиридин и дает нам свои представления! Да опять же, Илья Фомич, все древние-то методы можно и по боку…

— По боку, по боку! Молод еще, сам не умеешь…

— А вот вы поставьте, мы и научимся…

Илья Фомич прищурился:

— В ученички захотели?

Александр ответил:

— В ученички!

— А в получку как запоете?

— Это уж не ваша забота! Если мы твердо решили…

— Твердо? — переспросил Кропотов и улыбнулся. — Что же, Илья Фомич… Пожалуй, ребята дельное говорят. Вы подумайте-ка, а?

Мастер ничего не ответил, только зашевелил усами.

— Подумайте! — повторил Кропотов и добавил: — А когда у вас здесь с программой-планом полегче станет, зайдите ко мне. И вы, товарищ Свиридин, тоже на досуге загляните, очень прошу…

— При полном удовольствии! — с напускной готовностью отозвался Григорий, но едва Кропотов отошел, исчезла с лица его деланная веселость, появилось на нем злое выражение. — Как же это вас понять, синьоры? — начал он цедить сквозь зубы. — В самом деле взялись? Я к вам с полным душевным расположением, на свадьбу свою приглашаю… И вас, Илья Фомич, тоже — милости просим в субботу, часикам к семи «горько» кричать. Женюсь. Кстати сказать, вот грошики-то мне и понадобились, не скрою. Для твоей же, бригадир, сестрицы заработать хотел к свадебке…

— Эй, Гришка, постой! — перебил Салимжан. — Зачем опять обманываешь? Вчера хвастал — на десять свадеб деньжата есть…

— Ты помолчи!

— Да зачем молчать, если…

— Помолчи, говорю… должничок!

— Как сказал? — Салимжан мгновенно оказался перед Григорием. — Должничок, сказал? Ты что же думаешь? Деньги дал — глотку купил? Эх ты, артист! С цементом — вывозить — обманывал! С мастером обманывал! А сейчас опять? Вся твоя жизнь такая, да? Ну, так возьми назад свою розовенькую, возьми! — выхватил Салимжан из кармана и бросил на станину десятирублевку. — Если обман — всегда скажу, что обман, мяч из игры, сплошной аут!..

— Ух ты, ух! — сначала растерянно, потом все более напористо заговорил Григорий. — Подумаешь, разбросался! Не хочешь, не надо! — Он поднял и разгладил бумажку. — Благородные все нынче пошли! Принцип возводят! А мы с мастером свое знаем… Верно, дорогуша, мастер?..

— Не гаерничай! — вдруг рассвирепел Илья Фомич. — Не балаган тебе тут, не цирк!

И пошел, ни на кого не глядя, только словно сильнее, чем обычно, ссутулившись…

Ребята возвратились к своим верстакам.

А Салимжан, не отставая от них, продолжал говорить:

— Глотку хотел Гришка заткнуть. Да не на такого напал! Я ему еще покажу! А вы как же теперь хотите? По правде — в ученики? А зарплата? Совсем мало будет…

Сергей похлопал его по плечу:

— Ничего, Тамерланович! Проживем! Ты знай: не всякий заработок душу греет. А пока вот! — Он вытащил из кармана комбинезона и протянул две пятерки. — Ноль-десять не в нашу пользу — должны были сами сообразить: нуждаешься после вчерашнего.

— Добавить? — спросил Павлик.

— Нет, спасибо…

— Чего там, держи! — сказал Максим Академик, засовывая еще пятерку прямо в нагрудный кармашек Салимжанова пиджака. — Разбогатеешь, вернешь!