Свиридин догнал мастера после смены у проходной.
Остановились недалеко от доски с объявлениями, где когда-то уже стояли. Только висел теперь на доске плакат не с красными, а с зелеными буквами и призывал всех участвовать не в ансамбле песни и пляски, а в воскресной прогулке в лес, на берег реки — «Массовый выезд на машинах!».
Беседу на этот раз начал Григорий.
— Образцовые-то, Илья Фомич, подкопчик ведут, — сказал он. — На монтажик, видите, их потянуло… Или уж я ненужный для цеха стал?
— То есть как это ненужный?
— Вот и я про то! Столько лет — и вдруг…
— Глупости!
— Значит, не допустите их на монтаж?
— Почему не допущу?
— Так ведь как же, Илья Фомич… Я для вас старался, а вы…
— Ну и ты… И они и ты.
— Э-э-э, нет… Рыба ищет, где глубже… А здесь подсекают меня, сами видите. Ходу не дают. И я вам прямо скажу: не поддержите, прощевайте тогда! Расстаться придется.
— Кто же тебя пустит?
— Так ежели, обратно, ненужный…
— Говорят, нужный ты!
— Ну, тогда не пойму я вас, Илья Фомич. То так, то эдак. Что с вами случилось? Уважить рабочего человека не можете. Стойте, куда же вы, Илья Фомич?
Но мастер уже миновал проходную и пошел по людной и шумной улице, оставив Свиридина без ответа.
Старик и сам не мог бы сказать, что с ним случилось.