Невероятные приключения растений-путешественников

4 Взлет и падение канадского корня

Нам хорошо известен азиатский женьшень со всеми его полезными свойствами. Но существует также его американская разновидность, обнаруженная 300 лет назад и с тех пор пользующаяся небывалым успехом. Эта история приведет нас в Канаду вместе с Мишелем Сарразеном, выдающимся хирургом и ботаником.

Он пользуется скандальной славой афродизиака. Китайцы, и не только они, его обожают. А между тем у нас это растение часто ассоциируется с традиционной китайской медициной, хотя мало кто знает, что оно также произрастает в Канаде. История его полна неожиданных поворотов. Герой этой главы не кто иной, как женьшень. И так как он проделал свой путь не в одиночку, мы столкнемся с рядом колоритных персонажей: хирургом, любителем бобров и насекомоядных растений, а также отважными иезуитами, один из которых «штурмовал» Квебек, другой — Китай.

История начинается по ту сторону Атлантики во времена, когда никто еще не спел «Я вернусь в Монреаль»^[15] и Селин Дион еще не была звездой. Этот регион назывался тогда не Квебеком, а Новой Францией. И тем не менее там уже наверняка раздавались специфические канадские ругательства вроде «гребаный потир!», «че ты тут кленовничаешь?», «секвойя себе!» или «во ржака». То еще времечко было!

В конце XVII века Канада — это далекий дикий край, а французская колония на ее территории насчитывает всего 15 тысяч душ. В их числе был и наш главный герой — ботаник, не имеющий ничего общего с сарацинским зерном^[16], Мишель Сарразен. Но и до открытия женьшеня жизнь этого ученого мужа была крайне увлекательной…

Мишель Сарразен, родившийся 5 сентября 1659 года в Бургундии, был полуночником. Нет, речь идет не о лунатизме, просто его родиной была очаровательная деревушка Нюи-су-Бон, позднее переименованная в Нюи-Сен-Жорж, что значит «Ночи Святого Георгия». Но нашему герою некогда было смаковать местные вина, ведь в 1685 году он покинет Францию и отправится в Новый Свет, поступив корабельным хирургом на судно Ла Дилижант. В пути он приударил за дочерью маркиза де Денонвилля, губернатора Новой Франции. Но недолго музыка играла: влюбленные не были людьми одного круга, и это было не по нраву матушке юной возлюбленной. Сожалеем, но более пикантных подробностей этой истории у нас нет…

В колонии у врачей особая роль, а больницы находятся под попечительством религиозных конгрегаций. Сарразен был для них как доктор Росс (из сериала «Скорая помощь»): он перевязывал раны солдат и офицеров и заработал тем самым блестящую репутацию.

Не забывайте, что в то время медицина и хирургия — это совершенно разные виды деятельности. Быть хирургом значит выполнять «грязную работу», а вот врач считается настоящим ученым. Хирурги проходили по разряду цирюльников: пускать кровь — это почти то же самое, что стричь волосы или брить бороды! Сарразен сразу отличился в среде своих коллег. Отметим, что тогда в медицинской сфере было невероятное количество шарлатанов, псевдоврачей и всякого рода целителей. Маркиз де Денонвилль быстро распознал талант Сарразена и официально назначил его полковым хирургом. Он взял его с собой в сражение с союзниками ирокезов, племенем с непроизносимым названием цоннонтуан^[17], которые были врагами колонистов. Он лечил не только военных, переживших Квебекское сражение 1690 года, но даже офицеров и гражданских, раненных на дуэли.

Нам совершенно ясно: Сарразен не был просто «хирургом-цирюльником». Он составил важный документ под названием «Перечень медикаментов, надлежащих к отправлению королевским войскам в Канаде в 1693 году», который представляет собой список применяемых в то время медицинских средств и растений: желудевая вода, насыщенная желудевой солью; отборный ревень; мед обыкновенный; свежий анис; сироп красного мака; масло полыни; капли смолы; перуанский бальзам; кирказон длинный; ладанная кора; лауданум; кристаллы селитры и серный цвет; драконова кровь, жидкий настой провенских роз; гранатовый сироп; компресс из донника; венецианский скипидар; бургундский горох; натуральная сера и другие ингредиенты, напоминающие волшебные рецепты из книги «Гарри Поттер и философский камень».

Во время первой поездки в Канаду Сарразен подружился с Жаном-Батистом Франкеленом — королевским гидрографом и картографом. Тот был одним из главных ученых французской колонии; почти в одиночку он составил карты всей французской Америки. Сарразен подумывал о том, чтобы принять сан священника, но все-таки отказался от этой странной затеи и в 1694 году вернулся во Францию. Осознавая, что ему не хватает образования, Сарразен на три года погружается в изучение медицины. В то время медицина проходила ключевой этап своего развития: на заре XVIII века она сделала большой шаг вперед. Только тогда выяснилась жуткая вещь: кровь циркулирует по кровеносным сосудам! Сарразен видел спектакль «Мнимый больной» и наслаждался тем, как Мольер высмеивает основные методы лечения того времени: клизма, кровопускание и слабительное.

Поначалу Сарразен хотел поступить в Сорбонну, но быстро сдался, повидав студентов, которые с гордостью величали себя «филиатрами», носили дурацкие парики, сиреневые мантии и все время цитировали что-то на латыни. Он предпочел учиться у Ги Фагона (1638–1718), придворного лекаря и ботаника. Еще одной судьбоносной встречей станет знакомство с Жозефом Питтоном де Турнефором (1656–1708), величайшим ботаником XVII века. Он был создателем имевшей успех классификации растений, основанной на строении венчика цветка и разновидности плода. Под его руководством Сарразен начал знакомство с растительным миром и в итоге защитил диссертацию в 1697 году в Реймсе.

В том же 1697 году по настоянию интенданта Шампиньи Сарразен возвращается в Новую Францию на борту корабля Жиронда. Интенданту, впрочем, не пришлось долго уговаривать: Сарразен и так был влюблен в этот прекрасный край! Отныне он носил почетное звание придворного лекаря. Он сразу нашел применение своим талантам: на корабле началась эпидемия так называемой пурпуры. При первой же остановке на Новой Земле Сарразен начинает собирать травы. По прибытии в Квебек он борется с различными эпидемиями: грипп, оспа, желтая лихорадка. Столкнувшись с различными болезнями, Сарразен и сам вскоре «заболел» любовью к ботанике и зоологии. И вот он уже член Королевской академии наук, основанной в Париже в 1666 году. Людовик XIV отводит наукам главное место, и в рядах Академии числятся прославленные деятели. Так Сарразен знакомится с главными учеными своего времени: с Исааком Ньютоном, Бернаром ле Бовье де Фонтенелем и, что особенно важно, с зоологом Рене Антуаном де Реомюром и ботаниками Жозефом Питтоном де Турнефором и Себастьяном Вайяном. Ну просто dream team^[18]!

Занимаясь медициной, Сарразен попутно стал выдающимся (но не очень дерзновенным) ботаником. В одном письме он напишет:

«Собирать травы в Канаде так, как во Франции, невозможно. Гораздо проще и безопаснее пройти через всю Европу, чем преодолеть сотню лье в Канаде, где на каждом шагу вас поджидает опасность».

А не преувеличивает ли наш дорогой Мишель? Конечно, он не на курорт приехал, но если б его отправили собирать травы в гвианские джунгли или в китайскую глубинку, где он не понимал бы ни слова, он бы меньше жаловался на канадские условия. Неужели Сарразена так пугают квебекские мошки, которые кусаются, как тропические москиты?

Однажды, собирая растения на торфянике, он наткнулся на неизвестное ему и какое-то нелепое растение. У него были пурпурного цвета листья в форме рожков, покрытые волосками внутри. В глубине листа в какой-то липкой жидкости плавали мертвые насекомые. Оттуда выглядывал красивый зеленовато-красный цветок, похожий на перевернутый зонтик. Ботаник был заворожен красотой цветов и необычной формой листьев, но даже не подозревал, что перед ним — цветок-убийца, умеющий ловить живых существ и съедать их сырыми. Он сорвет и отправит это загадочное создание природы во Францию, и оно еще долго будет поражать воображение взрослых и детей своей прожорливостью.

Турнефор назовет растение в честь друга сарраценией пурпурной (Sarracenia purpurea). В качестве исторического анекдота: дело было в 1698 году, и только два века спустя Дарвин осветит вопрос способности некоторых растений переваривать насекомых. Так что нет ничего удивительного в том, что эта идея не посетила живой ум Сарразена. Тем не менее он сравнивал эти листья с «пастью» животных или с «губами», похожими на «бороду» индюка (эм… вы когда-нибудь видели бороду индюка?). Для индейцев, однако, это отнюдь не новое растение — они его называют «жаба-трава» или «свиное ухо».

Сарразен продолжил свои ботанические изыскания и составил «Каталог растений Канады», которому посвятил двадцать лет своей жизни. Он регулярно посылал своим коллегам во Франции образцы, доклады и отчеты. К лекарственным травам он нередко прилагал информацию об их применении в медицине в Канаде. Например, он говорит о дягиле канадском (Angelica canadensis), именуемом теперь вёхом ядовитым (Cicuta maculata), который, по его словам, «хуже цикуты, от него человек бьется в конвульсиях и умирает в муках». Сарразен рассказывал, что на его глазах умерло три человека, один из которых, пахарь, считая, что жует корень петрушки, скончался через полтора часа. Он уточняет: «Тот, кто съест его сырым, умирает в страшных конвульсиях. Тот, кто ест его приготовленным, впадает в летаргический сон». В общем, лучше поедать дягиль в готовом виде. Впрочем… Лучше совсем его не пробовать! Но на тот случай, если вы хотите избавиться от вашего заклятого врага, у доктора Сарразена есть подходящий рецептик…

Собирая травы, он обнаружил также растение, в изобилии представленное в канадских лесах, и назвал его аралией (Aralia). Он применил один из ее видов для приготовления целебного отвара из корня для лечения отеков у пациентов. Из другого вида аралии он делал припарки для лечения застарелой язвы. Сарразен и подумать не мог, что это растение как-то связано с нашей следующей суперзвездой из мира ботаники — женьшенем.

История Сарразена также связана с еще одним легендарным растением — сахарным кленом. Некоторые приписывают открытие этого клена Сарразену, но скорее всего, он просто изучал данный вид. Никто не знает, был ли наш ботаник любителем блинов с кленовым сиропом, но спасибо ему, что поделился знаниями о важных символах канадской культуры. И речь идет не только о растениях.

Сарразен также занимался зоологией и наблюдал за одним канадским видом, ныне хорошо известным, — бобром. Он познакомился с этим животным довольно близко, да что там — очень близко, ведь в данном случае он применил свой талант хирурга, препарируя зверя… Сарразен сетовал на недостаток инструментов (как все это не ново!), и потому сам изобрел лупу — один из главных атрибутов биолога.

В октябре 1700 года ему удалось переправить во Францию свой труд о бобрах, который будет представлен Турнефором в Академии наук. Он также интересовался американским барсуком, которого сейчас называют росомахой (Gulo gulo). Несколько лет спустя выдающийся натуралист Рене Антуан де Реомюр (1683–1757) представит очень подробное сообщение Сарразена об ондатре. Он подчеркивает, что это была работа не из простых, так как зверь источает тошнотворный запах:

«Эта работа обошлась ему дороже, чем можно представить. Его голова с трудом соображала из-за того, что приходилось подолгу обонять этот сильнейший запах мускуса. Дважды господин Сарразен находился при последнем издыхании — так сильно на него действовал этот запах. Если бы всем анатомам приходилось платить ту же цену за свое ремесло, их у нас было бы совсем мало, и грех было бы жаловаться».

Тяжела и неказиста жизнь зоолога: приходится жертвовать собой! Тем временем наш ботаник продолжает исследования в канадской среде и подробнее изучает флору. Собирая травы, он наткнулся однажды на растение, которое прогремит на всю Европу. Ну наконец-то!

В 1704 году, во время сбора в кленовнике (кленовой роще) он внезапно замечает незнакомое ему травянистое растение. У него были листья, состоящие из пяти частей, кисть красных ягод и особенно примечательный корень, напоминающий человеческую ногу. Речь идет о растении, которое ирокезы называли garentoguen, или «ляжконожка». Сарразен окрестил свою находку Aralia humilis fructu majore, но впоследствии ее переименуют в женьшень пятилистный (Рапах quinquefolius). Этот многолетник с ароматным корнем не что иное, как канадский женьшень.

Находка станет предметом торговых отношений и породит споры среди ботаников того времени. К тому же это растение окажется неожиданным связующим звеном между ирокезами и… китайцами! С одной стороны, история начинается в Китае, где женьшень применяли уже тысячелетиями, а в 1711 году один миссионер-иезуит сделал его описание. Император поручил отцу Жарту составить карту Тартарии. Жарту узнал о растении, корни которого имеют благоприятный эффект, и написал обстоятельный доклад в «Письме генеральному прокурору индийской и китайской миссий». В нем он описывает женьшень, его целебные свойства и даже влияние на экономику Китая.

В 1713 году это письмо было напечатано в сборнике с громким названием «Назидательные и любопытные письма». Начинается оно так:

«Поручение императора составить карту Тартарии дало нам возможность познакомиться с этим знаменитым растением, столь ценимым китайцами, — женьшенем. В конце июля 1719 года мы добрались до деревни всего в четырех лье от Кореи, в которой живут тартары calca-tatze. Один из них отправился в горы по соседству и принес нам в корзинах четыре стебля женьшеня с корнями».

Чуть ниже он опишет свойства, которым китайский женьшень обязан своей славой:

«Самые искусные китайские лекари написали целые тома о свойствах этого растения; они включают его в состав почти всех снадобий, которыми лечат высокопоставленных господ, так как оно слишком дорого для простого народа. Они утверждают, что это превосходное средство от истощения вследствие тяжелой работы тела или ума, что оно разжижает мокроту, лечит заболевания легких и плевриты, останавливает рвоту, восстанавливает нарушенную слизистую желудка, вызывает аппетит, выводит газы, приводит в норму слабое или учащенное дыхание, укрепляя грудную клетку, укрепляет дух, способствует производству лимфы в крови и, наконец, помогает при головокружении и обмороках, а также продлевает жизнь стариков […]. Что до меня, я убежден, что европейцы, разбирающиеся в фармакологии, могли бы сделать из него превосходное лекарство при наличии достаточного количество материала для экспериментов, дабы изучить природу этого растения химическим способом и применять его в том количестве, в котором оно скорее принесет благо, чем вред».

Итак, женьшень — это то, что китайцы зовут средством от всех болезней. Жарту испробовал его и констатировал положительный эффект в лечении истощения. Наблюдения миссионера имеют большое значение. Он сделал вывод о среде произрастания женьшеня и выдвинул гипотезу о том, что если женьшень и произрастает где-то еще, то этим местом должна быть Канада.

Два года спустя иезуит отец Лафито, миссионер в Новой Франции, направляется в Квебек и там знакомится с «Назидательными и любопытными письмами». Он читает тот самый фрагмент, посвященный женьшеню, и тут же устремляется на поиски растения, описанного Жарту. Если тот утверждает, что женьшень растет в Канаде, значит, надо его найти! Вскоре ему приходит на ум мысль, что лучший способ найти его — это поспрашивать тех, кто должен лучше всех знать канадские лекарственные растения, — индейцев. Ирокезы воодушевили бледнолицего священника, и тот продолжил сбор трав. В один прекрасный день неподалеку от поселения он наткнулся на растение, вполне похожее на женьшень. Женщина из племени ганьягэха (или мохоки) подтвердила, что ирокезы действительно издавна используют именно это растение в качестве снадобья. Он показал индейцам страницы из гербария Жарту, и те сразу узнали женьшень. Можно сказать, что это один из первых экспериментов по использованию традиционных знаний коренных народов в научных целях.

В 1718 году отец-иезуит публикует «Доклад о ценном растении женьшене тартарском, обнаруженном в Канаде отцом Жозефом Лафито» и сообщает о своей находке в Королевскую академию наук в Париже. Доклад был зачитан в присутствии ученой элиты того времени (Реомюра, Фонтенеля) и главных ботаников: Антуана де Жюссье и Антуана-Тристана Данти д’Инара. Жозефа Питтона де Турнефора к тому времени уже не было в живых. Беднягу сбила машина… То есть повозка, конечно. И вот тогда-то и разгорелся научный спор. Было ли растение, описываемое Лафито, на самом деле женьшенем? Относится ли он к тому же виду, что и китайский женьшень? В первую очередь вопросы вызывали методы исследования. В ботанике очень строгие принципы определения видов. Тем более что среди ботаников были в основном академики и признанные ученые, а иезуит являлся носителем религиозной картины мира и имел явно менее научный подход. Ученые опознают растение по его анатомии и строению цветка, в то время как у иезуита был более широкий взгляд на вещи, основанный прежде всего на способах применения растения в Новом Свете. Лафито также заявлял, что у коренного населения были реальные знания, и он представлял иезуитское сообщество как посредника между миром Европы и Америки.

Однако Лафито впервые лично присутствовал в Академии, а вопрос женьшеня обсуждался уже целый год. Ботаник д’Инар упрекнул Лафито в том, что тот не различает канадский и китайский виды растения. Он полагал, что сравнивать культурные контексты Северной Америки и Азии неправомерно. Жюссье и Вайян, в свою очередь, полагали, что Лафито правильно идентифицировал женьшень, но заслуга его открытия принадлежит Сарразену.

После многочисленных споров, всколыхнувших научное сообщество, пришли к выводу, что Лафито был прав. Путаницу можно объяснить тем, что семейство женьшеня, то есть Аралиевые, включает множество других близких родов. Так, например, в числе прочего к ним относятся род Панакс (Рапах), род Аралиевые (Aralia) (а настоящим женьшенем является Рапах ginseng).

Возвращаясь к Сарразену, скажем, что пройдет какое-то время, прежде чем он признает, что не увидел тогда связи между китайским растением и первым экземпляром, который он отправил в 1704 году и который считал обычной аралией. Но по крайней мере он хорошо запомнил чудесные свойства женьшеня. В послании от 5 ноября 1717 года, адресованном королевскому библиотекарю Биньону, он напишет:

«Я посылаю для королевского сада несколько корней женьшеня. Прошу господина Вайяна отправить для вас несколько засушенных корней, которые вас омолодят, если вы в возрасте, или продлят вашу молодость, если вы имеете счастье еще быть молодым».

Эх, Мишель! Вы действительно так наивны или просто хотели польстить?

Открытие канадского женьшеня вызвало неожиданный горячий интерес. В Китае женьшень ценили на вес золота. Настоящий экономическим бум! В XVIII веке женьшень — второй по уровню экспорта канадский товар после бобрового меха. Он хоть и не греет, но зато как бодрит!

Вместо того чтобы сеять рожь, торговцы из Новой Франции устремляются в леса и как ни в чем не бывало собирают корешки. Цены взлетают и падают в зависимости от спроса и предложения. Стоимость растет, поля пустеют — и канадцы ничтоже сумняшеся собирают женьшень, не задумываясь об идее устойчивого развития. Цены упали — и запасы гниют в портах, так и не покинув Квебек.

Энтузиазм, стремление повысить продуктивность, жажда наживы — людям не хватает терпения как следует высушить женьшень, и они сразу кидают его в печь. В результате они имеют женьшень плохого качества и сплошные убытки. Новому ростку нужно три года, чтобы зацвести, поэтому популяция воспроизводится не так быстро.

В Канаде появилось новое выражение: «рухнуть как женьшень», что означает «внезапно упасть и не вставать». Это разговорное выражение стало известно благодаря брату Мари-Викторену, ботанику и автору «Флоры долины реки Святого Лаврентия».

На сегодняшний день из-за погони за дикими растениями и разрушения их среды обитания женьшень находится в очень опасном положении. Канада по-прежнему главный производитель североамериканского женьшеня. Ежегодно 3000 тонн этого растения экспортируют в Китай и на азиатские рынки. В некоторых регионах Кореи наблюдается особое пристрастие к женьшеню — там ежегодно проходит посвященный ему фестиваль.

А что до Сарразена, то он всего себя посвятил работе. В 53 года он женился на двадцатилетней барышне из богатой семьи Мари Анн Азер. В свидетельстве о браке было указано, что возраст доктора — 40 лет. Что это: просто ошибка или желание хитреца помолодеть в глазах юной супруги?.. В возрасте всего лишь 75 лет изможденный тяжелым трудом Сарразен подхватил лихорадку, которая унесла его жизнь.

В наши дни он по-прежнему известен в Квебеке как выдающийся медик. 29 мая 1700 года он провел операцию, которая сделала его знаменитым. Он оперировал раковую опухоль в груди сестры Мари Барбье, настоятельницы монахинь Конгрегации Богоматери, без анестезии и болеутоляющих средств! И все-таки немного опиума явно было задействовано. Пациентка прожила еще 39 лет. Но история умалчивает о том, был ли женьшень основой терапии.