Невеста для вампира

Глава 34. Голод

Люсьенка споткнулась о корень и едва не растянулась на каменистой дороге.

Алекс успел схватить ее за пояс. Руки у него уже были развязаны, но делу свободы и независимости это помогало мало, ибо шею сковал железный ошейник, цепь от которого вела к кольцу на телеге гномов. Очевидно, несколько ранее эта цепь и ошейник принадлежали какому-то злому цепному кобелю.

Со спутниками его обошлись мягче. Роль ошейников играли обычные крепкие веревки.

Люсьенка, вопреки своему обыкновению, не ныла, шла молча, горько закусив пухлую губенку.

Монашек же бормотал молитвы и начинал иногда что-то гнусаво петь, пока свист плетки не обрывал его благочестивые песнопения.

Утром беженцы и их пленники начали подниматься по Дороге Висельников, которая вела через Нагорье.

Вокруг петляющего неширокого тракта стоял сосновый лес…

Обычно сосновые леса веселые, светлые, звонкие и пахучие.

Этот же поражал своей мрачностью и тишиной. Солнце озаряло горы где-то очень высоко и его свет не мог пробиться через клочья тумана, плавающие среди сосен.

Было тихо, глухо и влажно. Слышно было, как с иголок капает вода…

Птичий гомон остался позади, на болотах. Лишь крики хищных птиц разрезали небо. В лесу во множестве росли грибы, да все поганки да мухоморы.

Алекс улыбнулся. Это был его мир. Он жадно втянул ноздрями влажный воздух и ощутил очень далекий сладостный запах брукс, готовых к соитию. Сердце заухало, низ живота заполнило тепло.

Люсьенка очередной раз споткнулась и оперлась о вампира спелым, теплым боком. Тот не стал отстраняться, наслаждаясь близостью ее плотного и вспотевшего тела.

«Давно у меня не было женщины…» — подумал Алекс. — «Пора это исправлять… но не прямо сейчас, конечно».

Знакомый предполнолунный голод по женскому телу начинал ломать позвоночник, растекался по бедрам, кружил голову. Вампиру страстно хотелось секса. Он нервничал. Нервничал, что его состояние станет заметно его сторожам, и они изобьют его в очередной раз. А быть избитым ему уже порядком приелось.

Каждый раз, когда плетка или кнут опускались на его спину, он замечал, как сильнее сжимает губы Люсьенка и как монах дергается в его сторону, очевидно, пытаясь загородить вампира своим худым, почти отроческим телом.

— Да не дергайся, Михась! — проворчал упырь, получив очередную порцию плетей. — На мне то заживет, а вот твою спину лечить придется!

— Ненавижу всех, всех ненавижу… — зло прошептал монашек. — Зачем все это, зачем?!!

— Так выглядит страх, Михась… — ответил вампир. — Да нет, не как мы с тобой, а как они!

— Страх — это жестокость, что ль? Я думал, что страх, это когда молния бабахает, а ты под одеяло ныряешь! — проворчал паренек.

— Если б можно было схомутать молнию, то ее ждала бы наша участь, племянничек! — улыбнулся Алекс. — Бодрись, святоша, мы еще живы — и это главное!

А голод становился все сильнее… Приближающееся полнолуние не спрашивало согласия. Оно приказывало. Вампир жадно косился на полную грудь девушки, на ее округлые локотки, на завитушки волос на затылке. Упырь сцепил зубы. Его начинала бить дрожь. Звериная похоть, злоба и жажда убийства терзали его душу. И весь вопрос состоял в том, что первое вырвется на свободу.

— Вы замерзли, господин? — спросил Михась. — Вас колотит. Эти суки бородатые у вас всю рубашку плетьми изодрали… Накинуть бы чего на вас… — и парень начал шарить глазами по телегам.

— Иди спокойно, Михась, не привлекай к себе внимания, иначе снова по спине огреют. Нет, я не замерз, это ломка перед полнолунием. Это нормально.

— Ломка? Это как у тех, кто притоны разные посещают и всякую дрянь пакостную там курят? — недоуменно спросил паренек.

— Я не курю никакую дрянь! — усмехнулся вампир. — Я просто хочу либо кого-то трахнуть, либо убить! Либо совместить! Это со мной случается каждое полнолуние. Это пройдет.

Михась густо покраснел.

— Тяжело вам… — выдавил монашек из себя.

— Переживу, — хмыкнул упырь, пытаясь стряхнуть с себя проклятый морок.

Алекс лихорадочно соображал, что ему делать. Голод требовал удовлетворения. Но как? На нем ошейник, гномы, заразы, с него глаз не спускают. Сбежать не получится.

Решение пришло внезапно. В виде большого змеящегося корня сосны, неизвестно за какой надобностью вылезшего на дорогу, о который, ушедший в себя, вампир споткнулся, не успев сгруппироваться и упал, едва не увлекая за собой своих спутников.

На дороге произошел затор. Кони испугались и встали.

— Ты чего валишься, тварь клыкастая?!! — воскликнул Доран, спрыгивая с телеги и расталкивая народ. — Мало тебе плетей-то, урод?!!

— Да сам ты урод!!! — встряла уставшая Люсьенка. — На себя-то посмотри, вонючка заморская! Да с тобой ни одна баба срать-то в поле рядом не сядет, не то, чтоб любиться!!!

И девушка смачно сплюнула на дорогу.

— Ах ты, проблядь упыревая!!! — воскликнул гном и наотмашь ударил девушку по лицу.

Та охнула и осела.

Монашек кинулся на Дорана и вцепился ему в бороду, тот боднул парня лбом, инок отлетел, в руке остался клок рыжей бороды.

Гном взвыл и замахнулся плеткой на Михася.

Получил в лоб цепью от упыря.

— Что ж, ты, сука бородатая, безоружных-то взялся тиранить?!! — зло зашипел вампир, скаля острые клыки и закрывая собой инока.

Упырь раскачивался, как кобра. На его лице играла нехорошая улыбка.

И лицо это начало превращаться в маску. Губы изогнулись в оскале. Последние остатки человеческих чувств стерлись. Зрачок расширился и залил бездонной чернотой глаза.

Ничего похожего на человека в Алексе не осталось.

На дороге стоял обуреваемый жаждой крови и похотью древний демон.

Чудовище согнулось почти до земли, зарычало и бросилось на гнома. Тот позеленел, успел схватить топор с телеги и отскочить, хаотично молотя топором воздух.

Залепил, случайно, по молодому гному-вознице, отсек ему кисть. Тот взвыл, схватившись за руку, из обрубка хлестала жирная темная кровища.

Демон улыбнулся, провел языком по клыкам и, запрокинув голову, огласил Нагорье протяжным низким воплем.

Доран выпучил рачьи глазища, взвыл и бросился на вампира, целясь топором тому в горло.

Демон плавно, как в танце, развернулся, перехватил топор, выдернул его у гнома.

Кинул колун остолбеневшему Михасю.

И впился клыками в горло гнома.

Тот забил ногами, захрипел.

Изо рта пошли кровавые пузыри.

Запахло свежей мочой.

Замершая от ужаса толпа беженцев колыхнулась, заорала, заметалась в поисках дреколья, топоров, вил и серпов.

Демон жадно пил. На дорогу капала кровь. Доран перестал дергаться, его глаза закатились.

Михась с топором и Люсьенка, осатаневшие, лохматые, загораживали своими слабыми телами древнее чудовище, которое высасывало остатки жизни из обмякшего гнома.

Лагерь беженцев метался и выл.

А из леса ему вторил далекий мелодичный вопль. Протяжный, стонущий вопль растревоженных запахом крови брукс…