Невеста по контракту

3

Вот это да! — думаю я, с прищуром глядя на Барлоу и пытаясь представить себе, как бы мы смотрелись рука об руку, в вечерних нарядах среди толпы празднично одетых и жадных до сплетен лондонцев. Поверит ли его мать в то, что мы влюбленная пара, согласись я сыграть эту роль? Не почувствует ли она своим чутким беспокойным сердцем фальши? Не раскусит ли, что никакая я Нейлу не невеста, едва мы предстанем перед ней? У нас ведь ничего общего, мы не знаем ни привычек друг друга, ни наклонностей.

Барлоу напряженно ждет ответа. Я молчу и молчу. Он вскидывает руки.

— Разумеется, я достойно заплачу. Не мне объяснять, как дорого потраченное неизвестно на что время, тем более душевные силы и все прочее.

— На дорогу, номер в гостинице и текущие расходы, надеюсь, будет выделена отдельная сумма? — медленно спрашиваю я, еще не вполне понимая, во что мне предлагают ввязаться. — Если я, конечно, скажу «да».

Барлоу встает и быстро кивает.

— Разумеется.

— Номера у нас с тобой будут отдельные, — строго произношу я.

— Конечно, — говорит он, всем своим видом выражая: прочие варианты исключены, что меня, черт знает почему, снова немного задевает. — За вечернее платье, туфли, сумку — словом, за все, что потребуется, тоже заплачу я, — добавляет он.

Глубоко задумываюсь. Если честно, с одной стороны, эта затея приходится мне очень по сердцу. Во-первых, меня не вполне устраивает мой теперешний заработок и дополнительные деньги придутся очень кстати; во-вторых, смена обстановки обещает благотворно подействовать на мою кровоточащую душу; в-третьих, будет, наверное, очень полезно, чтобы скорее забыть прежние отношения, хотя бы в шутку познать новые. И наконец в-четвертых, на заработанные деньги можно будет задержаться в Лондоне хотя бы на недельку и посвятить это время исключительно самой себе. Только вот Дженнингс вряд ли меня отпустит. Он редкая вредина, хоть и действует вечно исподтишка, а в отпуске я была всего полгода назад. Можно ли что-нибудь придумать? Мне на ум приходит идея, и я решаю поразмыслить над ней немного погодя, потому что в сознании жужжит рой других мыслей.

Платье, сумка, туфли… Если я соглашусь, придется побегать по магазинам. Не опасно ли это — впутываться в подобную историю? Что, если этот Барлоу замешан в некой преступной деятельности? Пугаюсь, всматриваюсь в его профиль. Он остановился вполоборота у окна, видимо решив не мешать мне.

Впрочем, если нигде с ним не уединяться, бояться как будто нечего. Главное, не давать ему в руки своих документов и непременно заключить договор. Барлоу, будто прочитав мои мысли, проходит к столу и берет с него несколько чистых листов бумаги.

— Контракт можем составить прямо сейчас, а завтра заверим его у нотариуса.

Усмехаюсь.

— А не покажется ли ему предмет договора странным?

Барлоу пожимает плечами, достает из кармана ручку, придвигает стол туда, где сижу я, и садится за него по другую сторону.

— Может, и покажется. Но он и бровью не поведет. Им доводится сталкиваться с вещами и посмешнее.

Киваю, продолжая раздумывать. Что-то в этом не то, есть какое-то несоответствие, выпирающее наружу клином, но в чем оно, я почему-то никак не могу определить. Это явно от переизбытка впечатлений.

— Значит, ты родом из Англии? — спрашиваю я, чтобы выиграть время.

Барлоу качает головой.

— Я родился, вырос, окончил колледж и какое-то время работал в Чикаго. У меня и все родственники оттуда.

Нахмуриваюсь.

— Почему же бабушка устраивает торжество в Лондоне?

Барлоу смеется.

— Наша бабушка чудо из чудес. На старости лет заявила, что мечтает вернуться на родину предков, подыскала себе через брачное Интернет-агентство подходящего старичка англичанина, недолго думая вышла замуж и переселилась в Лондон.

— Действительно чудо.

— Это еще не все, — с улыбкой говорит Барлоу. — Через год старичок сыграл в ящик, бабушка для приличия месяц носила траур, а потом нашла себе нового жениха и теперь собирается замуж в пятый раз.

Присвистываю.

— Разве такое бывает?

Барлоу кивает.

— Еще и как бывает. Если согласишься со мною съездить, взглянешь на восьмидесятилетнюю невесту собственными глазами. — Он мрачно усмехается. — Барлоу любят крайности. Кто-то без конца вступает в брак, а кто-то… — Он умолкает и смотрит в окно.

До меня вдруг доходит, что именно во всей этой истории представляется противоестественным, и я, сама того от себя не ожидая, прыскаю со смеху. Барлоу резко поворачивает голову.

— В чем дело? — почти агрессивно спрашивает он.

Качаю головой, чтобы скорее успокоиться.

— Ты разыгрываешь меня, правильно?

— Что? — Лицо Барлоу принимает столь гневное выражение, что улыбка тает на моих губах. Нет, ему определенно не до шуток.

— Просто слишком это нелепо, — оправдываюсь я. — У тебя море подруг, а ты обращаешься с такой просьбой к соседке, которую все это время почти не замечал.

— Во-первых, — отвечает Барлоу, глядя на меня так, будто я в глаза назвала его мерзким развратником, — я замечаю всех, с кем живу по соседству, просто мне некогда водить с ними дружбу. Во-вторых, я обратился именно к тебе, потому что ты оказалась рядом как раз в ту минуту, когда мать заявила, что, если я не привезу невесту, она встретит меня в гробу.

Содрогаюсь.

— Даже если так, не проще ли было позвонить какой-нибудь женщине, которую ты знаешь намного лучше и на которую можешь положиться?

Барлоу плотно сжимает губы, на его шее дергается кадык, а на плечах сильнее напрягаются мышцы.

— Не проще, — глухо и траурно произносит он.

Смотрю на него в полном недоумении, и в голове снова звучит — человек-загадка.

Какое-то время оба молчим. Меня так и подмывает, дабы разрядить напряжение, отпустить какую-нибудь шутку, но в ушах стоит звон и ничего не придумывается. Чувствую себя так, будто после долгой и утомительной дороги заехала в тупик и не знаю, куда двигаться дальше.

— Нет, Сиара, — наконец произносит Барлоу, и я слышу в его голосе непонятную печаль, даже безнадежность. Однако мое имя звучит из его уст так, что кажется, будто оно самое мелодичное в целом мире. — Обращаться мне больше не к кому.

Почему? — возникает в моем сознании закономерный вопрос, но задавать его из чувства такта я не осмеливаюсь. Барлоу несколько мгновений смотрит в пустоту, потом внезапно вскидывает голову и встряхивает ею.

— Если тебя мой замысел пугает или если ты по каким-то другим причинам не можешь ответить согласием, — быстро и деловито произносит он, — тогда закроем эту тему. — Усмехается. — Надеюсь, насчет гроба маман просто погорячилась. Еще пиво будешь?

Смотрю на коричневую бутылку в руке, из которой не отпила и трети.

— Я и с этим-то еще не справилась.

— А я, пожалуй, выпью еще. — Барлоу выходит из гостиной и направляется в кухню.

Чувствую себя препаршиво. И не только потому, что подвожу человека, а еще и потому, что по глупости упускаю прекрасную возможность исцелиться от хандры.

Барлоу возвращается с новой бутылкой пива. На его лице нет ни упрека, ни недовольства. Такое впечатление, что никакого разговора о необычной сделке у нас вообще не было.

— Телевизор включить? Или музыку? — тоном гостеприимного хозяина спрашивает он. — Знаешь, я рад, что у меня гостья. В противном случае не знал бы, чем заняться. — Смеется и включает музыкальный центр, хоть я и не ответила на его вопрос. — Вообще-то все мое время расписано буквально по минутам. Когда происходит какой-нибудь сбой, как сегодня, я теряюсь как ребенок, который учится ходить и не может сообразить, какую ножку надо выставлять вперед — левую или правую.

— Подожди, — прошу я. — Ты поспешил закрыть тему, а ведь я еще не сказала «нет».

Барлоу смотрит на меня с проблеском надежды в глазах, спешит отвернуться и взмахивает рукой.

— Я вдруг понял, что мой план абсурдный.

— Не такой уж и абсурдный, — спорю я. — Только я бы хотела все получше взвесить. Можешь дать мне недельку на раздумья?

Доставая из коробки диск, он качает головой.

— Увы, не могу. Праздник послезавтра.

Приоткрываю рот.

— То есть… в ближайшее воскресенье?

— Да. Причем начало в два дня. В девять бабуля уже спит и не изменяет этому правилу ни при каких обстоятельствах.

Да уж, задачку передо мной ставят не из легких! Какое-то время прикидываю, сумею ли в столь короткий срок все устроить, и в приступе неожиданной решимости утвердительно киваю.

— Хорошо, я согласна.

Барлоу на миг замирает и смотрит на меня так, будто услышать такой ответ ожидал меньше всего на свете.

— Ты серьезно?

— Совершенно, — говорю я, чувствуя себя ребенком, которого старшие ребята во дворе приняли в головокружительно интересную игру. — Пошлепываю по бумажным листам на столе. — Давай составлять договор.

Отец Сюзанны — человек твердых принципов, строгих правил и высокой нравственности. Но не без слабостей. Его ахиллесова пята — младшая дочь, Сюзанна, самая талантливая и симпатичная из троих. Когда я не без его косвенной помощи устраивалась в издательство, то почти поклялась себе, что буду работать как все и в жизни не обращусь к нему с очередной просьбой. Но сейчас у меня нет другого выхода.

Чтобы устроить встречу с Терри Бреннаном, приходится звонить подруге. После минутного раздумья решаю пока не рассказывать ей ни об уходе Маркуса, ни о сделке с Барлоу. Ни первое, ни второе, я еще сама не успела переварить. Сюзанна отвечает после бесконечных девяти гудков и запыхавшимся голосом:

— Привет! Куда ты запропастилась?

— Ты где? — смущенно спрашиваю я, представляя себе Сюзи, вырвавшуюся из горячих объятий таинственного любовника. — И… с кем?

Она смеется.

— Со всеми нашими ребятами, на репетиции.

— Ах да! — Вспоминаю, что они ставят «Кабаре» и что через полмесяца премьера. Со своими неприятностями я позабыла обо всем на свете.

— Времени остается в обрез, а мы все никак не можем отработать сцену, — жалуется Сюзанна. — Я в одном и том же месте постоянно забываю слова, а мой партнер в который раз спотыкается о скамейку и чуть не падает. Ты бы хоть разок пришла поболеть за меня, — с упреком добавляет она. — Не появляешься и не звонишь почти целую неделю!

Мне становится совестно. Сюзи думает, что я не звоню, потому как занята ублажением своего Маркуса. Откуда ей знать, что я который день томлюсь в проклятом одиночестве? Надо бы посвятить ее в мои невеселые новости. Только лучше не по телефону и чуть погодя.

— У меня… последнее время слишком много работы, — говорю я, что в принципе соответствует действительности. — Как только разберусь с теперешней книжкой, обязательно приду на репетицию.

— Приди хотя бы на премьеру, — ворчит Сюзанна.

— О чем ты говоришь! Разумеется! — Хорошо, что после общения с Барлоу я так взвинчена, что могу говорить звучно и не вяло. В противном случае Сюзи вмиг заподозрила бы неладное. — Кстати, позвонить за все это время ты могла бы и сама, — замечаю я.

Сюзанна секунду-другую сопит в трубку.

— Если начистоту, после нашей последней беседы…

О нет! Сейчас она заговорит про Маркуса.

— Вообще-то да, — спешу согласиться я с любой претензией, которую подруга вознамерилась мне предъявить. — Прекрасно понимаю. Надо будет правда обо всем поговорить. Но потом. А сейчас… у меня к тебе небольшая просьба.

Мне везет. Терри Бреннан этим вечером оказывается не в театре и не на званом ужине, а отдыхает с женой дома и, несмотря на весьма поздний час, любезно соглашается меня принять.

В холле их величественного особняка меня встречает мать Сюзанны, Линда. Она из тех женщин, которых полнота не только не портит, но даже красит. У нее бархатные миндалевидные карие глаза, чуть вздернутый нос и море обаяния. Старшие дочери Бреннанов, Ребекка и Синди, похожи больше на мать, но по сравнению с ней, несмотря на свою молодость, кажутся блеклыми. Сюзанна же серыми глазами, сообразительностью и одаренностью пошла в отца. Может, поэтому он и не чает в ней души.

— Сиара, давненько ты у нас не появлялась! — протяжно произносит Линда, заключая меня в объятия. Сюзанна живет отдельно, и бывать в доме ее родителей в последнее время у меня нет причин. — Очень-очень рада тебя видеть! Будешь сок? Или кофе?

Чтобы от меня не воняло пивом, хоть и выпила я всего пару глотков, я жую жвачку.

— От кофе, пожалуй, не откажусь, спасибо.

— Проходи в гостиную. — Линда указывает на комнату, из которой сквозь раскрытую дверь льется розовато-оранжевый теплый свет и негромкая приятная музыка. — А я пока сварю вам кофе.

— Здравствуй-здравствуй! — Терри Бреннан, приветствуя меня, привстает с большого кожаного кресла и протягивает руку. Он не в костюме, в чем я привыкла его видеть в издательстве, а в темно-зеленом халате и таких же тапочках. Сама расслабленность. — Что-нибудь стряслось?

Сажусь на диван и почему-то робею. Впрочем, не о повышении же и не о зарплате я явилась с ним разговаривать. Вздыхаю.

— Нет, ничего особенного не случилось. Просто я бы хотела… — Сглатываю. — Понимаете, та книга, над которой я сейчас работаю… — Боже, я ведь совсем не собиралась упоминать про Браунинга! И не готовилась к этой беседе, но от волнения наружу рвутся не те слова и уже не остановиться. — Мне кажется, с этим автором надо обстоятельно и долго поговорить. Потому что…

Многословно, но на удивление складно излагаю, что меня не устраивает в романе Браунинга. А умолкая, краснею и тороплюсь добавить:

— Впрочем, я ведь не редактор и, может, ошибаюсь. — Хихикаю. — Иногда мне кажется, что я совсем не права и вообще не гожусь на эту роль…

Бреннан снимает очки и задумчиво потирает переносицу. До меня вдруг доходит, что я отравляю человеку отдых, и мне делается совсем неловко.

— Ой, простите… Я, наверное, не вовремя.

— Нет, почему же. Я готов разговаривать о делах хоть среди ночи. — Бреннан смеется. — А почему ты не обсудила этот вопрос с Дженнингсом?

— Гм… — Сцепляю пальцы в замок. — Мне кажется, у нас нет понимания… По-моему, он… — Нет, ябедничать на Дженнингса — это уже чересчур. Невпопад усмехаюсь. — То есть я хотела сказать…

Бреннан смотрит на меня своими умными глазами так, будто прекрасно понимает, и о чем я пришла его просить и чего недоговариваю.

— Видите ли… побеседовать с Дженнингсом я смогу только в понедельник, а в понедельник… — Умолкаю и с растерянной улыбкой вздыхаю.

— Неужели я настолько страшный и грозный? — с неожиданно озорным прищуром спрашивает Бреннан.

— Что, простите? — лепечу я.

— Мы знакомы сотню лет, а ты, хоть и все очень грамотно сейчас объяснила, почему-то дрожишь от страха.

Улыбаюсь и пожимаю плечами.

— Просто мне не хотелось бы, чтобы вы подумали, будто я…

Бреннан жестом останавливает меня.

— Ты работаешь у нас без малого пять лет, верно?

Киваю.

— И за все это время впервые пришла с разговором. Думаешь, я до сих пор не понял, что ты не из тех, кто, пользуясь знакомствами, стремится пролезть на местечко получше и урвать кусок пожирнее?

В гостиную входит Линда с серебряным подносом, на котором белеют фарфоровые чашки.

— Спасибо, женушка, — благодарит ее Бреннан, когда она опускает поднос на стеклянный столик.

— Пейте. Если понадобится что-нибудь покрепче, только намекните, — весело говорит она.

Все втроем смеемся.

Если я тайно в чем-то и завидую подруге, так это в том, что она воспитывалась в совершенно иной обстановке. Отношения ее родителей дружески теплые, причем независимо от того, видят ли их в эти минуты посторонние. У Бреннанов ничего не делается напоказ. Какие они при гостях, такие и в кругу семьи. Уж я-то знаю, ведь школьницей не раз оставалась у Сюзи ночевать, да и могу делать выводы из ее рассказов. Сама она выходить замуж пока не думает, но это не потому, что, как я теперь, чувствует себя непригодной для семейной жизни, а потому, что еще не надышалась свободой, главное же — потому что в ее жизни пока нет человека, с которым не боязно связать судьбу.

Линда, мягко покачивая округлыми бедрами, уходит из комнаты. За ней тянется незримый шлейф материнского тепла и супружеской любви. Я чувствую себя ощутимо свободнее. Минуту-другую пьем с Бреннаном кофе и молчим.

— Кстати, — внезапно говорит он, отставляя чашку, — тебе не кажется, что ты засиделась в помощницах?

У меня перехватывает дыхание. Приоткрываю рот, чтобы ответить «кажется», но понимаю, что это прозвучит нескромно, и молчу.

— Надо бы серьезно поразмыслить над этим вопросом, — добавляет Бреннан.

— Только не подумайте, что я за этим к вам пришла, — торопливо говорю я.

— Я и не думаю, — спокойно отвечает Бреннан. — Не знаю, что привело тебя ко мне, но догадываюсь, что это какой-нибудь пустяк.

Качаю головой.

— Не совсем. Дело в том, что мне надо срочно уехать. Завтра же. А мистер Дженнингс… сомневаюсь, что он бы меня отпустил. И потом я два дня его не увижу. — Умолкаю и в страхе замираю, подумав вдруг о том, что перегнула палку и Бреннану это не придется по вкусу.

Он с невозмутимым видом складывает руки на чуть выступающем животе.

— Хочешь взять досрочный отпуск?

— Хотя бы недельку, — тараторю я. — У меня… некоторые неприятности. Личного характера, и было бы очень кстати куда-нибудь съездить, а сейчас как раз…

— Не объясняй, — говорит Бреннан. — Это и есть твоя просьба?

— Ну да.

Он смеется.

— А я уж было подумал, что тебя кто-нибудь оскорбил или еще что-нибудь в этом роде.

Кручу головой.

— Нет-нет. Никто меня не оскорблял.

— Замечательно. Уезжай хоть на полмесяца, а когда вернешься, в первый же день зайди ко мне, — распоряжается он начальственно-благосклонным голосом.

— Да, конечно. Огромное спасибо, — взволнованно благодарю его я.

Бреннан нахмуривает брови.

— Говоришь, у тебя неприятности? Сюзанна ничего о них не упоминала.

Вытягиваю вперед руку.

— Ее я пока ни во что не посвящала. Понимаете…

— Не объясняй, — повторяет Бреннан. — Думаю, со Сюзи вы в любом случае поймете друг друга.

— Разумеется. Ближе нее у меня, наверное, нет никого.

Бреннан задумчиво поводит бровью и кивает.

— Надеюсь, твои неприятности скоро закончатся.

— Спасибо. Я тоже надеюсь.

Уже у двери Бреннан вновь меня окликает. Приостанавливаюсь на пороге и поворачиваю голову.

— Если хочешь поговорить с людьми более взрослыми, я и Линда всегда готовы тебя выслушать, — говорит он.

В моем сердце загорается ласковый огонек. Несмотря ни на что, я счастливая: не у всех есть такие друзья и не всем в тяжелую минуту рады помочь.

— Огромное спасибо.