Невеста по контракту

8

Поправляю подушку и сажусь поудобнее.

— Подожди-подожди… Женщины сами назначают тебе свидания?

— Теперь это в порядке вещей, — сдержанно отвечает Нейл.

— И ни одна из них не понравилась тебе настолько, что ты захотел бы взять у нее телефон?

— Я знаю, что это ни к чему не приведет. В моем случае отношения с женщиной, какой бы замечательной она ни была, обречены на провал. Поэтому я прекращаю их в самом начале.

— И завязываешь новые? — спрашиваю я.

— Так получается.

— Но зачем тебе все это? Зачем вообще с кем-то знакомиться, если ты не хочешь обременять себя серьезными отношениями? — Эй! — с опозданием одергиваю себя я. В данном случае можно было обойтись и без иронии.

Нейл долго и хмуро смотрит на меня, потом отворачивается. Мой взгляд перемещается на расстегнутый ремень его брюк, и кровь у меня в жилах совершенно не к месту ускоряет свой бег. Пожалуй, я понимаю женщин, которые знакомятся с ним, сами берут у него телефон и, хоть, может, и чувствуют, что ничем серьезным здесь и не пахнет, звонят и спешат на свидание.

— Первые полтора года я ни о ком другом и не помышлял…

Я лишь теперь отмечаю, что он что-то чересчур откровенен. При этой мысли голова немного идет кругом.

— …потом боль поутихла, — продолжает он. — И я стал внушать себе, что обязан жить, поэтому и начал ездить на свидания. Вскоре выяснилось, что это не особенно помогает, но стало ясно также и то, что, когда я с женщиной, могу на время притвориться, будто все в порядке, обмануть самого себя и не обращать внимания на страх.

— Страх? — Каждое признание Нейла очередная загадка и все больше обескураживает. Неужели такой, как он, может чего-то бояться?

Он протирает лицо руками, будто оно вспотело или мокрое от дождя.

— Да, страх. Он живет во мне так глубоко, что стал неотъемлемой частью меня. Порой кажется, я всегда был таким, таким и родился. — Он резко поворачивается и сдвигает брови. — Почему я об этом тебе рассказываю?

Пожимаю плечами.

— Не знаю.

— Ни одна живая душа на земле не слышала от меня ничего подобного, — говорит он, всматриваясь в мои глаза с любопытством и настороженностью.

— Наверное, это все из-за нашей сделки, — предполагаю я, хоть верить хочется в другое.

Он на миг задумывается и кивает.

— Наверное.

Какое-то время оба молчим. Мне все представляется мертвая девушка и сломленный горем Нейл, и от невозможности что-либо исправить душа рвется на части.

— От чего она умерла? — спрашиваю я, не успев прикинуть, стоит ли задавать этот вопрос.

Взгляд Нейла мрачнеет до такой степени, что я задумываюсь, не предложить ли ему успокоительного. Вообще-то у меня никогда не было привычки повсюду возить с собой лекарства, но после разрыва с Маркусом я на всякий случай запаслась таблетками.

— Ее зарезали, — хрипло и тихо, но твердо и не то с угрозой, не то с желанием что-то кому-то доказать произносит он. — Прямо у меня на глазах.

Ахаю. Смотрю на него не мигая, а мое сердце бьется неровно и испуганно, будто раненое. Бог его знает почему, но я чувствую себя так, словно узнала о беде очень близкого человека, и сделала бы все, чтобы облегчить его участь, но бессильна ему помочь.

— Мы вдвоем шли по улице и увидели, как семеро избивают одного, — глядя куда-то в пол, глухо рассказывает Нейл. — Я сразу сообразил, что вмешиваться нет ни малейшего смысла, стал доставать телефон, чтобы вызвать полицию, когда Хелена рванула к хулиганам и схватила одного из них сзади за куртку… — Он сглатывает, какое-то время молчит и добавляет едва различимо: — Как сейчас помню блеск ножа, как сейчас слышу ее крик…

Больше не задумываясь, правильно ли это, я отбрасываю простыню, подпрыгиваю к Нейлу и обнимаю его. Он напряжен, как растянутая пружина, но мгновение спустя прижимается щекой к моей щеке, замирает и едва слышно добавляет:

— Подонки бросились врассыпную, а я был настолько потрясен, что в первые мгновения даже не обратил на это внимания. Ни одного из них мне не удалось ни запомнить, ни отыскать после. Хоть я и пытался…

— Если хочешь, поплачь, — шепчу я, гладя его по голове. — Клянусь, об этом никто-никто не узнает, а тебе станет чуточку легче. Можешь даже порыдать. Считай, что я ничего не замечу, ничего не услышу.

Нейл отстраняется, резким небрежным движением смахивает с глаз слезинки и, глядя на меня с благодарностью и нежностью, качает головой.

— Нет, рыдать не буду. — Он слабо улыбается. — Но… спасибо тебе.

Ненавязчиво похлопываю его по плечу.

— Не за что.

Он шарит по карманам, проходит к шкафу, в который повесил пиджак, и достает пачку сигарет.

— Лучше немного отравлюсь. Ты не против?

Качаю головой.

— Отравляйся на здоровье.

— Спасибо, — кивает он и возвращается на место.

— Не знала, что ты куришь, — удивленно говорю я. — Разве это совместимо со спортом?

— Конечно нет. — Он щелкает зажигалкой и прикуривает. — Но я это так, не всерьез. И крайне редко, когда становится невмоготу. — Он усмехается, очевидно чтобы не казаться слабаком.

Одобрительно киваю.

— И правильно.

— Спортом я занялся именно после этого безумия. — Он затягивается, выпускает дым и расправляет плечи. — Решил: измотаю себя, но стану сильнее и увереннее, чтобы, приключись опять нечто подобное, преподать ублюдкам урок собственными руками и избежать кровопролития.

У меня перед глазами возникает улица, толпа озверевших молодчиков, избитый парень на тротуаре, в нескольких шагах от него окровавленная девушка, а рядом с ней не помнящий себя от ужаса Нейл Барлоу. Меня бросает в дрожь.

— Знаю, что со стороны я кажусь придурком, одержимым идеей стать горой мышц, — говорит он голосом, которому явно хочет придать насмешливости, но который по-прежнему полон отчаяния и тоски. — Но мне плевать на то, кто что обо мне подумает! — со злостью добавляет он.

— Фанатично увлечен работой ты, наверное, по той же причине? — осмеливаюсь предположить я. — В смысле… после того же случая?

Он кивает и делает очередную затяжку.

— Так было легче ни о чем не задумываться. А теперь это давно вошло в привычку.

Да уж, все куда сложнее и драматичнее, чем я думала. Сижу в своей пижаме, свесив ноги с кровати, и обнимаю себя, как в ознобе. Что тут скажешь? Что посоветуешь?

— Может, тебе следует поставить перед собой задачу… освободиться от страха? Даже прибегнуть к помощи психологов, психоаналитиков?

Нейл отрицательно качает головой.

— Я не верю, что кто-то в состоянии мне помочь. И не желаю разговаривать о том происшествии с посторонними.

У меня теплеет на душе. Получается, что я для него уже не посторонняя?

— К тому же… — Он поджимает губы и немного наклоняет голову набок. Замечаю, что вены у него на висках вздуты, как от долгого тяжкого труда. — Понимаешь, не так-то просто объяснить, что это за страх. Я боюсь не то чтобы крови или столкновения с отморозками, которым все нипочем. То есть и этого, конечно, тоже. Но главное — внезапной потери человека, который почти стал частью тебя самого. Мгновение назад он… она была, а теперь смотрит на тебя стекленеющими глазами и молит не отпускать ее, ты же чувствуешь себя до предела бессильным, ненавидишь все и вся и знаешь, что ее вот-вот не станет. Еще одну подобную пытку я не вынесу.

Медленно и опасливо протягиваю руку и прикасаюсь к руке Нейла. Он вздрагивает, словно подумал, что до него дотрагивается покойница Хелена.

— Почему ты считаешь, что эта пытка повторится? — негромко и ласково спрашиваю я. — В следующий раз все сложится совершенно иначе, по-другому не может быть.

Он обхватывает мою руку пальцами, на мгновение сжимает их и разжимает.

— Да, конечно. Умом я это понимаю, но сердце не переубедишь. Оно само возвело вокруг себя защитную стену, и, кажется, что эта стена нерушима.

— Может, стоит крушить этот бастион кирпичик за кирпичиком, каждодневными самовнушениями? — так же ровно и тихо произношу я.

Он вздыхает и упрямо качает головой.

— Я пробовал. К каким только хитростям я не прибегал, каких только книг не читал! Без толку. Дикий страх сближаться с кем бы то ни было въелся в меня, вжился. В какую-то минуту я понял: бороться с ним бесполезно. И приспособился к нему.

Киваю.

— Понятно. Но надежду, на мой взгляд, терять не стоит.

— Надежду — на что?

— На то, что в один прекрасный день ты вырвешься из плена. Может, все-таки с помощью женщины…

Он смотрит на меня с непонятным выражением и снова хмурится.

— Не себя ли ты имеешь в виду?

Задыхаюсь от возмущения и досады. Признаться, к ним примешивается и капля стыда. Где-то в самой глубине души я и правда начинаю лелеять надежду, хоть и не отдаю себе в этом отчета.

— Ты что, с ума сошел?! — Поворачиваюсь с намерением уползти в другой конец кровати, к своим подушке и простыне, но Нейл удерживает меня за руку.

— Подожди, не обижайся. Я ведь… не в плохом смысле. Я… — Наши взгляды на миг встречаются, и мы одновременно отворачиваемся не то от смущения, не то от нежелания выдавать глазами свои самые сокровенные тайны. — Я это так, — стараясь казаться повеселевшим, произносит он. — Полушутя. Точнее… просто предположил. Сама же понимаешь, что подобное практически невозможно. — Смеется, и я, хоть и чувствую, что смех этот ненатуральный, снова ощущаю приступ гнева.

— Разумеется, подобное невозможно! Я только-только разошлась с бойфрендом и не склонна больше ввязываться в такие истории!

Нейл смотрит на меня с дружеской, теперь вполне естественной улыбкой.

— Выходит, мы одного поля ягода.

Бросаю на него возмущенный взгляд. Мне никак не успокоиться. Почему — не хочу задумываться, а то станет еще стыднее и покраснею от неловкости.

— Я говорю: не склонна. Но окончательного решения еще не приняла. К тому же мне еще обязательно позвонит Маркус.

Улыбка тает на губах Нейла. Он всматривается в мои глаза.

— Думаешь, вы опять сойдетесь?

Пожимаю плечами и отворачиваюсь, чтобы врать, не видя его взгляда.

— Не знаю. — На самом-то деле я уже почти не сомневаюсь, что больше не приму Маркуса, какими бы обещаниями и мольбами он меня ни осыпал. Во мне вдруг внезапно умерло то, что называлось любовью к нему, а без этого продолжать отношения нет ни малейшего смысла.

Нейл напряженно смотрит на меня. Чувствую его взгляд щекой.

— Ты… все еще любишь его? — неожиданно спрашивает он.

Вот это да! Просто не верится, что этот полуночный разговор в спальне на двоих влюбленных ведем именно мы — соседи, до недавнего времени ограничивавшиеся лишь приветственными фразами и жившие каждый своей жизнью.

У меня с языка чуть не срывается «не люблю», но разум одерживает верх над спонтанными чувствами, и я отвечаю вопросом на вопрос:

— Какая тебе разница?

— По сути… никакой. Просто… по-моему, это неправильно. Я уже говорил, какого был мнения о ваших отношениях…

Дергаю плечом.

— Мнений может быть миллион. Если прислушиваться к каждому, потеряешь собственное.

Нейл медленно, будто превозмогая боль, кивает. Его глаза вновь излучают грусть. Опять вспоминает про Хелену? — думаю я.

— Да, ты права, — говорит он. — Самое главное и верное мнение — свое. Другие, особенно соседей, до которых нет дела, не в счет.

Он сидит, по-прежнему держа спину прямо, и одним своим могучим видом внушает уважение, граничащее с благоговейным страхом. Поэтому тоска в его голосе и во взгляде трогает душу вдвойне сильнее. Меня вдруг охватывает неодолимое желание отплатить ему тем же — отбросить притворство и увиливание и рассказать о себе правду. Вздыхаю.

— Дело тут не в чьих-либо мнениях. С Маркусом я… еще не знаю, как поступлю. Но открою тебе секрет: наверное, у нас с ним не склеилось большей частью по моей вине.

Нейл удивленно изгибает бровь.

— Что ты имеешь в виду?

— Я донельзя избаловала его, закрывала глаза на все его недостатки и проступки. Это отнюдь не лучший путь для создания прочных продолжительных отношений, теперь я это твердо знаю.

Нейл нахмуривается и смотрит на меня так, будто я говорю ему, что позволяла Маркусу изменять мне прямо у меня перед носом.

— Почему ты его баловала?

Пожимаю плечами.

— Причина, наверное, как и в твоем случае, где-то глубоко внутри. Думаю, это тоже страх. Страх нескончаемых разбирательств, выяснений, скандалов и обвинений… — Умолкаю, подумав вдруг о том, что он может решить, будто я сама была такой в прошлом, и прикусываю губу.

Он о чем-то с минуту размышляет, поворачивается ко мне всем корпусом и указывает на меня пальцем.

— Так жили или, может, до сих пор живут кто-то из твоих родственников. — Он слегка прищуривается. — Скорее всего, родители.

Киваю и вся съеживаюсь.

— Угадал. По-моему, они иначе просто не могут, а я, как представлю, что заживу так же, холодею от ужаса. Лучше уж вообще никак, чем в бесконечной ругани.

Нейл вновь смотрит на меня с приятельской улыбкой, а его глаза по-прежнему полны горести.

— Значит, верно я говорю: мы с тобой одного поля ягода. Оба не в состоянии перебороть себя, оба предпочитаем жить без привязанностей.

Киваю.

— А знаешь, в одиночку не так уж и плохо, — стараясь говорить бодро, произносит он. — Главное, к этому привыкнуть. Сама подумай, никто не вмешивается в твои планы, никто ни в чем не упрекает, никто не возражает, когда ты, например, задумал купить новый шкаф, а старый выбросить.

— Да, — безрадостно соглашаюсь я, думая о том, что при этом никто и не позаботится о тебе, никто не подаст чашку кофе, если ты вернулась с работы без задних ног или заболела и не можешь встать с кровати.

Нейл оживленно потирает руки, но я чувствую, что его веселье наигранное. Впрочем, может, я ошибаюсь.

— И хорошо! — восклицает он. — Приятно узнать, что ты такой не один. Что где-то по соседству живет человек с похожими проблемами, пусть источник их совсем другой, — грустнее и тише добавляет он.

— Да, — повторяю я, почему-то совсем падая духом, но стараясь не подать виду.

— Может, стоило с самого начала открыть друг другу карты, — говорит Нейл, почесывая затылок. — Тогда было бы проще отбивать атаки родительской заботы и любопытства.

— Я предлагала, — напоминаю я.

Он энергично и часто кивает. Кажется, теперь все, что он делает, делает нарочито, чтобы скрыть истинные желания и чувства. Однако ничего нельзя сказать наверняка.

— Да, помню! — Он виновато улыбается. — А я, болван, отверг все твои предложения. Потому что недостаточно прозорливый и, может, недалекого ума.

— Не болтай глупостей, — говорю я. — Ума ты далекого, иначе не занимал бы столь ответственный пост в своей фирме. Просто тебе слишком сложно быть откровенным.

С него вмиг соскакивает вся веселость. Он снова мрачнеет, какое-то время молчит, потом шлепает ладонью по колену.

— Быть откровенным… мне действительно сложно. — Усмехается. — А пост мой отнюдь не самый ответственный. Надеюсь в один прекрасный день войти в состав правления. Тогда другое дело.

Объятая желанием поддержать его, дотрагиваюсь до его локтя.

— Конечно, войдешь. Я верю в тебя.

Он смотрит на меня растерянно и немного с опаской, и кажется мне бесконечно трогательным в своем удивлении. Убираю руку и заставляю себя улыбнуться.

— Ты правда… в меня веришь? — недоверчиво спрашивает он.

— Да, — просто отвечаю я. — Не знаю почему…

Он берет мою руку и с чувством сжимает ее.

— Спасибо.

В эту минуту мне кажется, что сейчас он сгребет меня в объятия и взмолится о том, чтобы я забыла о его заявлениях, потому что теперь они утратили всякий смысл. Скажет, что я была права, предположив, что ему всего-то надо дождаться ту единственную женщину, которая сумеет растопить лед в его сердце. И что он наконец-то встретил ее, точнее наконец понял, что она жила по соседству целых три года, но принадлежала другому, поэтому он и не смел с ней сближаться, хоть и чувствовал, догадывался…

Но Нейл кладет мою руку на кровать и снова напускает на себя задорный вид. У меня падает сердце.

— Итак, похоже, нам стоит заключить еще одну сделку. На сей раз устно, не на бумаге.

Растерянно моргаю и чувствую, что выгляжу до смешного глупо.

— Какую еще сделку?

— О соседском понимании и дружбе, — торжественным голосом объявляет он. — Я, Нейл Барлоу, и ты, Сиара Купер, отныне и на все то время, которое мы будем жить в нашем комплексе, обещаем быть друг для друга добрыми приятелями.

Вымучиваю улыбку, хоть и губы будто одеревенелые.

— Что это значит?

— Ничего особенного, — более тихо, даже опять с грустинкой объясняет он. — Просто теперь, хотим мы того или нет, жить по-прежнему у нас не получится.

Вопросительно приподнимаю брови и не осмеливаюсь задать очередной вопрос, а сердце замирает в надежде.

— Теперь мы будем не просто соседями, а соседями, знающими друг о друге такое, что неведомо и самым закоренелым сплетникам. Это никого ни к чему не обязывает, — торопливо добавляет он, и мои слабые чаяния вновь угасают. — Просто здороваться мы будем сердечнее, а спрашивать «как дела?» не из вежливости, а потому что будет интересно знать ответ. Во всяком случае, я на это надеюсь, — произносит он, поднимаясь с кровати.

Черт! Мне до того обидно, что, кажется, останься я сейчас одна, от души поплакала бы.

— Время от времени можно даже приглашать друг друга на бутылочку пива, — приостанавливаясь, но избегая встречи со мной взглядом, говорит Нейл. — Ну или хотя бы на чашку кофе.

Я задыхаюсь от обиды и отчаяния. Пиво! Да будь оно неладно!

— Да, кофе будет куда лучше. Пиво я, признаться, терпеть не могу.

Нейл внимательно смотрит на меня, словно почувствовал, что думаю я вовсе не о напитках.

— Почему же ты мне не сказала? Тогда, когда я позвал тебя к себе?

Кривлю губы.

— Было не то настроение.

Он кивает.

— Ладно. Кофе так кофе. Непременно запомню, что угощать тебя пивом не стоит.

В это мгновение от желания соскочить с кровати, крепко обнять его и пообещать, что, если мы попробуем быть вместе не в шутку, а всерьез, я приложу все усилия, чтобы исцелить его, у меня немного мутнеет перед глазами. Я уже набираю полную грудь воздуха, когда понимаю, что, если бы я настолько понравилась ему, он бы сам сделал первый шаг, и мой безумный порыв сходит на нет.

Уползаю к противоположной спинке кровати и натягиваю на себя простыню до самого подбородка. Нейл уходит к двери, гасит свет, снимает брюки, ложится на матрас и произносит:

— Спокойной ночи, Сиара.

Его голос звучит нежно, но я слышу в нем издевательские нотки, даже жалость, будто знаю наверняка, что ему известно, о чем я думаю, и в душе он смеется надо мной. Чувство такое, что меня бросили за одну неделю второй раз и что оправиться от этого позора уж точно не получится.

— Сиара? — с легкой тревогой зовет Нейл.

Вздрагиваю.

— Что?

— Я пожелал тебе спокойной ночи. Ты не услышала?

— Гм… Наверное, нет. — Натянуто хихикаю. — Задумалась. И очень хочу спать. — Я солгала. В сон меня по-прежнему не клонит. — Спокойной ночи.

В комнате снова воцаряется тишина. Смотрю на окно, слабо освещенное уличным фонарем, и с отчаянием раздумываю: видимо, не суждено мне стать его избавительницей. И придется довольствоваться лишь ролью друга, с которым время от времени можно попить пивка. Точнее, кофе.