Глава 33

Ух, как я была зла на Ферро!

Уж за одно то, что она позволила себе явиться ко мне чтоб обокрасть.

Потому что считала, что все принадлежит ей. Все ей можно…

Рука у плотника была тяжела, угостил он ее прилично. Поэтому я здорово рассчитывала на то, что хотя б пару дней эта мадам полежит в постели.

А я тем временем успею начать мою компанию по расшатыванию ее империи.

Утром следующего дня явился гонщик Макс, как и было оговорено.

А я собрала пару мешков молодого картофеля, который мы с Анником накопали на кануне, и немного овощей. Притом красивые и ровные я положила отдельно от овощей с каким-нибудь изъяном.

Сортировкой занималась Анника. Она уж наверняка знала стандарты Ферро!

Признаться, я думала, что еще не стоит выезжать на рынок. Сомневалась.

Торгового места-то у нас не было.

Но гонщик Макс оказался тем еще неунывающим оптимистом.

— Так можно продавать прямо с повозки, — воскликнул он. — Это даже лучше! Потому что повозку можно остановить где угодно. Да хоть бы у самых лучших рядов!

— Товара маловато, — заметила я, критически оглядев наши корзины и мешки, заполненные свежими овощами. — Надо бы покататься по фермам Ферро, напокупать у работников некондиции.

— Чего? — удивился Макс.

— Овощей с изъяном, говорю! — ответила я. — Купим по два гроша за мерку, продадим за три.

— Голова! — восхитился Макс.

— Только лошадь-то выдержит? — спросила я.

Мне было жаль ее, красивую, тонконогую, скаковую. Таскать груженую тележку?..

Но Макс меня уверил, что Мидоуз все нипочем.

— Я немного усовершенствовал тележку, — пояснил он. — Вот тут немного приподнял, там наклонил. И колеса, колеса, сударыня! Пока у меня не было Мидоуз, и пока она болела, я сам таскал эту тележку, груженую, бывало, очень тяжело. Но благодаря моим изобретениям тележка катилась ну как пустая! Совсем не тяжело.

Мы собирались на рынок, а Анника снова оставалась за старшую.

Притом роль распорядительницы ей давалась очень хорошо.

С утра пришли три женщины, те, что успели прочесть наше объявление до того, как Макс его содрал.

И Анника, критически их оглядев, наняла на работу и всех распределила по местам.

Самой юной она доверила пасти птиц, варить им зерно и отгонять петуха от Петровича.

Под старой липой совсем не осталось травы.

Растолстевшие гуси в белом пуху и мелкие юркие утята мужественно сражались с мокрецом, выщипывая его зеленые сочные стебли.

А он снова отрастал.

А они пожирали его просто ведрами, забираясь между камней, под стену дома и под ограду.

И землю после мокреца удобряли как следует.

Земля была зеленоватой и скользкой.

От этого удобрения розы наши, необычные герцогские розы нежного кремового цвета, ломанулись в рост. Что еще надо? Солнышко греет, полив постоянный. Расти себе и расти.

Мало того, что кусты вымахали чуть не с меня ростом, так они еще и покрылись крупными бутонами нежного кремового цвета. Пока один только цветок раскрылся, и был он огромный, как бокал.

— Если б у нас было разрешение продавать герцогские розы! — вздыхала Анника, глядя на быстро разрастающиеся кусты. — Вот мы бы озолотились!

Розы грозили скоро потеснить картошку, так быстро росли в этом укромном уголке.

— Думаю, это можно было б устроить, — ответила я. — Когда пойдем с герцогом на прогулку.

— Вряд ли он позволит, — прошептала Анника печально. — Эти розы растут только в его саду. Я слышала, только избранным его садовник дает отростки. А тут я…

— Не будем гадать, — ответила я. — Все узнаем, когда поговорим.

На том и порешили.

Вот этот клочок земли с прудиком, розами и несколькими кустами картофеля Анника велела новой пастушке облагородить.

Окучить картошку по моей технологии, и разрыхлить пришлепанную гусиными лапами землю, пока гуси и утята плещутся в роднике.

Двух других женщин Анника определила на огород, поливать овощи, окучивать картофель и собирать урожай по мере созревания.

А сама надела новый чепчик, повязала свежий красивый передник и принялась рисовать красивую вывеску на нашу предполагаемую лавку.

Плотник надстроил Петровичу мансарду, и там действительно было очень мило, уютно и светло.

Окно, хоть и небольшое, было с двойными рамами, чтоб зимой Петровича не продуло. Специально для него плотник соорудил насест из гладко ошкуренной крепкой жердины, и гнездо — небольшой домик, куда Анника щедро натолкала золотой соломы.

— Петрович, я тебе даже завидую, — сказала она, выглядывая из его мансарды в окошечко. — Тут так красиво и так чисто… и воздух свежее. И окна открываются.

— А какой вид! — заорал довольный Петрович, вскакивая на подоконник. Яблони, конечно, под его окнами не было, но зато хорошо было видно липу. — Эх, Пари, Пари!.. А пусть этот человек поставит Эйфелеву башню у пруда? Я буду туда кидать куски хлеба и воображать, что кормлю лебедей, ха-ха-ха!

— Петрович, — строго сказала Анника, — ты совесть имей! Какую тебе еще башню?!

Внизу, недовольный разлукой с вожделенной курицей, разгуливал петух.

Он косил огненным глазом на Петровича и тянул долгое «ко-ко-ко», тоскуя по неприступной курице.

Петрович бесновался на своей мансарде.

— Что, взял меня?! Взял? — совершенно неприлично орал он. — Получил, да?! Дурак!

И он гордо скрылся в своем домике, где у него была и персональная кормушка, и персональная поилка, и самая свежая солома!

Изнутри, как Петрович и прочил, плотник покрасил доски нежно-розовой краской. И даже намалевал мелкие белые цветочки. Очень красиво и романтично.

Из крепкой толстой доски плотник вырезал нам вывеску, которую мы собирались прикрепить над прилавком. Остатками розовой краски с разрешения гламурного Петровича Анника и принялась раскрашивать буквы и рисовать розы.

«Дешевая лавка — лучшие товары почти даром!» — гласила наша вывеска.

Вышло очень даже неплохо.

Даже красиво вышло.

Пока лавки у нас не было, эту самую вывеску мы приколотили к борту тележки и двинули в первый рейд по фермам Ферро.

На первой же ферме по соседству работала семья, муж, жена и двое сыновей.

Участок у них был огромный, в пять раз больше участка Анники.

Овощей, значит, они выращивали и того больше.

Но что-то сытыми и довольными они не выглядели.

Такие же тощие оборванцы, как и Анника.

Только Анника уже немного наела щечки.

А у матери этого семейства лицо бледное, землистое. Много ли наешь на одном редисе и горохе…

— Милая, — окликнула я ее, когда Макс остановил повозку у их ограды, — а нет ли у вас овощей на продажу?

— Все овощи сдали Ферро, — сухо и безжизненно ответила она. — Остались только негодные. Из тех, что никто не купит.

— Так может, я куплю? — сказала я. — Ты ополосни их, чтоб чистые были, и неси. А я посмотрю.

Ее погасшие глаза так и вспыхнули!

Она кликнула сыновей, и мальчишки мигом подволокли две тяжелых корзины со всякой зеленью.

Тут была и редиска — не круглая, а какая-то длинная, или похожая на крючок, или большая, как торпеда, — и зеленый лук с петрушкой, немного пожелтевшие и поеденные личинками, и кривоватые баклажаны, и причудливо скрученная молодая морковка…

— Годится, — уверенно сказала я. — Беру по весу, доплачу, если вы все это отмоете и упакуете.

И я красноречиво позвенела серебром в кармашке.

Ну, тут их упрашивать не надо было!

Они мигом перемыли огурцы-редис, отрезали желтизну с луковых перьев, все красиво перевязали и сложили аккуратно в мои корзины.

По меркам вышло товару на полтора серебряных. И я накинула еще за работу. Итого два.

— Если будут еще овощи, я заберу, — пообещала я.

— Спасибо! Спасибо! — эти несчастные люди кланялись и улыбались до ушей.

Сегодня они наконец-то пообедают нормально.

Впервые за много времени.

Всего мы объехали около десяти ферм, и всюду нашлись некондиционные овощи.

— Двадцать серебряных отдали, — подсчитывал Макс, когда Мидоуз бодрой рысью тащила нашу тележку к рынку, — а тридцать, стало быть, выручим?

— Если наш план удастся, — ответила я.

На рынке мы выбрали самое бойкое место, рядом с палатками Ферро. Макс оказался прав, продавать с тележки — это удобно! Можно встать у самого входа на рынок, а можно остановиться напротив конкурентов. И всегда менять дислокацию.

Макс снял с нашей вывески мешковину, а я взяла мерку и наполнила ее молодым картофелем.

— Дешевая лавка предлагает вам свежую, молодую картошечку! — прочистив горло, закричала я. — Подходите! Совсем недорого!

Да, был совсем не сезон для картошки. Она была еще совсем мелкая, но сочная, белая, в тонкой желтой кожуре.

И если б не наша стройка, то мы б нипочем ее не выкопали.

Ферро так уж подавно.

И поэтому нашим товаром тотчас заинтересовались.

— Почем картофель? — спросила одна женщина, любопытная и бойкая, как утка.

— Три медных — одна мерка, — назвала я цену.

Три медяка!

На рынке, где меньше пяти ничего не продавалось!

У кумушки глаза разгорелись.

— А вот огурцы почем? — спросила она на всякий случай. Видимо, поняла, что название «Дешевая лавка» это не просто слова.

— Три медных, — ответила я. — Все свежее, все помытое! Смотрите, еще капельки воды не просохли, после ключевой воды! Только некрасивые они, огурцы-то…

— А мне их что, замуж выдавать! — ответила женщина, воодушевляясь все больше. — И что ж, что уродливые. Три гроша всего! Давайте!

В общем, она набрала у нас всего, и много!

Привлеченные ее суетливым торгом, подтянулись и другие кумушки.

Волшебное «три медяка» делало свое дело.

Овощи действительно были не плохи. Свежие, блестящие от капель воды, красиво и живописно разложенные, они привлекали внимание и внешним видом, и выгодной ценой.

То, что мы собирали два часа на фермах, было распродано за час.

Наши уродливые огурцы расхватали как горячие пирожки. Мы были в плюсе, а конкуренты, продавцы в палатках Ферро, смотрели на нас с ненавистью. Мы у них отбили всех клиентов, только у нас и покупали.

— Ловко! — обрадованно произнес Макс, складывая опустевшие мешки. — Что, может, еще поедем, наберем товару?

— Пожалуй, поедем, — согласилась я. — Только товару наберем на завтра. И теперь побольше. Велим работникам все красиво сложить, а завтра с утра всех объедем и соберем.

— Большой куш сорвем! — обрадовался Макс. — Я немного подкручу колеса, чтоб Мидоуз было легче, и навалим полную тележку, с верхом!

— Разорим Ферро, — эхом поддакнула я ему.

Загрузка...