После венчания, после пышного праздника с салютом и балом, оставив веселящихся гостей, мы с Орландо незаметно ускользнули.
Из душного света, из разгоряченных танцами комнат в тихий прохладный полумрак спален.
Орландо накинул мне на плечи меховую накидку из светлой рыси, и мы вышли подышать на балкон. Глотнуть ноябрьского острого морозца.
— Итак, госпожа герцогиня. Что дальше?
— Что дальше, — повторила я задумчиво.
Разумеется, это было не про брак.
Брак — понятное дело.
Брак — это поцелуи и ласки, это совместные выходы в свет, в театр и на балы.
Но Орландо спрашивал о другом.
О моей строящейся империи, начавшейся с гусят в корзинке.
О моем достраивающемся доме.
О маленькой Аннике, которая с несвойственной детям твердостью управляла делами в новой овощной империи.
— Это всего лишь работа, — сказал Орландо. — А что достанется нам с тобой для души?
Я улыбнулась.
Склонность Орландо к авантюрам и риску с разумным умением вовремя остановиться и с осторожностью заставляла его искать новых приключений.
— Вам с вашей фантазией не герцогом быть, Орландо, — посмеиваясь, ответила я. — А искателем сокровищ, например.
— А что, — оживился он. — Это вполне интересно! Ты со мной?
— Я сегодня сказала «да» навсе ваши вопросы, — улыбнулась я.
— Отлично! С чего начнем?
— С брачной ночи! — я стукнула Орландо веером по плечу.
— О, да! Это самое сладкое приключение из всех! — ответил он, прижимая меня к себе. — Ради этого приключения можно повременить со всеми остальными!
— А семья разве не приключение?
— Наверное, да! — ответил Орландо весело. — Притом такое, в каком я еще не участвовал. Так что я приложу много-много усилий, чтобы нам не было скучно на этом пути!
Мы оставили залитый лунным светом холодный балкон и вернулись в тепло комнат.
Меховая накидка сползла с моих плеч, и я ощутила прикосновения замерзших ладоней Орландо сквозь тонкую ткань моего свадебного платья.
Его губы были теплыми, а поцелуи — обжигающими.
— Добро пожаловать в наше семейное гнездышко, госпожа герцогиня, — шепнул он мне на ушко.
Герцогская спальня была огромной, как зал. Светлой от доброй сотни свечей, и украшенной цветами и лентами. Столько зеркал и блестящих подсвечников я в жизни своей не видала!
И постель в ней была огромной и пышной.
Сразу видно было — к нашему приходу ее тщательно подготовили.
Комнату натопили и проветрили, чтоб было тепло, но не душно.
За красивой шелковой ширмой три расторопных служанки помогли мне раздеться, снять драгоценности и распустить волосы.
Сидя перед зеркалом, пока из моей прически удаляли все шпильки, я вдруг ощутила ужасную дрожь от волнения.
Это ведь была моя первая брачная ночь!
Было в этом что-то торжественное, почти пугающее.
И ужасно волнующее, словно это у меня будет в первый раз.
Я вспомнила наше с Орландо летнее безумство, крохотную кроватку, где вдвоем можно было лежать только тесно обнявшись, и покраснела.
Тогда это казалось мне естественным порывом. Сумасбродным, но ни к чему не обязывающим.
Теперь же все было не так.
Орландо привел меня в свой дом.
В свою роскошь.
В свои многовековые семейные традиции.
И этой ночью он заявляет на весь мир — она моя.
— Ну, вы готовы, госпожа герцогиня?
Он появился за моей ширмой, одетый в дорогой халат с атласным блестящими воротником.
Служанки как по команде присели в уважительном реверансе и скрылись с глаз тотчас, оставив нас одних.
— Ты такая красивая, — произнес Орландо, глядя на меня в зеркало.
Я сидела перед большим зеркалом, у столика, на котором были расставленные всяческие женские штучки для наведения красоты.
В зеркале отражалось мое раскрасневшееся лицо, темно-медовые волосы, насквозь просвеченные светом свечей, и взволнованные глаза.
Я даже руки стиснула и сжала их коленками, чтоб Орландо не заметил, как меня всю трясет от волнения.
Но он заметил.
Невозможно было скрыть от него эту лихорадочную дрожь!
— Чего ты боишься, Эстелла? — удивленно спросил он.
Орландо мягко взял одну мою руку — мне пришлось приложить усилие, чтоб расцепить крепко сплетенные пальцы, — и поцеловал ладонь, успокаивая меня.
— Наверное, — не очень уверенно сказала я, — боюсь, что все исчезнет, окажется сном…
— Это не сон, Эстелла, — весело ответил Орландо. — Мы женаты. Ты теперь моя. И этого не изменит ничто!
Он поднял меня на руки и перенес в кровать.
Под широким пологом было тепло. Постель тоже нагрели, одеяла и перина льнули к телу, мягкие и шуршащие.
Орландо, нетерпеливо дергая за завязки моей роскошной ночной сорочки, торопливо избавил меня от этой вещицы и прижался ко мне всем телом.
— От тебя по-прежнему пахнет летом, — ласково целуя меня в шею, произнес он. — Летом, травами и солнцем.
Его руки были теперь горячими, а тело — напряженным и дрожащим от нетерпения.
В этой огромной, как стог сена, и теплой постели он овладевал мной неистово и жадно.
Потому что здесь он был хозяин, и потому что здесь было удобно и просторно. Так что мы могли проводить в постели столько времени, сколько нам взбредет в голову.
Столько, сколько потребует наша страсть.
Столько, на сколько хватит сил.
Мы долго и безумно целовались, растворяясь в ласках.
Льнули друг к другу, желая ощутить трепет тел, всю силу, весь жар и желание.
Орландо исцеловал каждый сантиметр моей кожи, упиваясь моим запахом.
Повторил ладонью изгиб моей спины, разжигая во мне страсть.
Я думала, что сгорю от нетерпения.
Каждый миг без него во мне был пыткой.
Я постанывала, извиваясь, с мольбой приникала к нему, и еще более страстно отвечала на его поцелуи, потому что желание буквально разрывало меня.
И когда он опустился на меня, прижав всем весом к постели, и овладел мной, я буквально захлебнулась восторгом, и чуть не лишилась чувств от сбывшегося счастья и невероятного наслаждения.
Ведь теперь не только он обладал мной, но и я им.
Всецело.
Навсегда.
Мы двигались мягко и плавно, но от каждого толчка у меня вспыхивали перед глазами искры.
Я металась, старясь молчать, но это было невозможно.
Его руки, его губы вынуждали меня то шептать бессвязные слова любви, то громко кричать, утопая в наслаждении.
И так до бесконечности.
Я думала, что растворяюсь во времени, и нет на свете ничего, кроме его всепоглощающей любви и нежности…
— Моя Эстелла! Моя…
— Это что еще такое?!
Я задремала в объятьях Орландо.
Его легкие поцелуи на моем лице сквозь сон казались мне касаниями крыльев мотыльков.
Тело мое, утомленное долгой любовью, было приятно-тяжелое, расслабленное.
И поэтому резкий изумленный выкрик Орландо показался мне шлепком холодной воды.
— А?! — я подскочила, стыдливо натягивая одеяло на голую грудь.
Орландо стоял в странной позе. На четвереньках на постели.
И изумленно смотрел на пол!
— Что это?! — повторил он, тыча пальцем куда-то вниз.
Я тоже осторожно свесилась с перины.
И несколько минут мы так и стояли вниз головами, с изумлением наблюдая чудную картину.
Коробка с даром Петровича оказалась почему-то на полу.
То ли это мы в порыве страсти ее столкнули — хотя как?! — то ли какая-то неведомая сила стащила эту коробку со стола вниз.
Только теперь она была под нашей постелью.
Приоткрытая — кто-то и крышку сдвинул!
И оттуда, по одной штуке, нечто — или некто! — утаскивал красивые жемчужины Петровича!
Присмотревшись, я увидела, что это какие-то странные муравьи их влекут!
И коробка почти опустела!
— Что за коварные твари! — воскликнул потрясенный Орландо. — Воровать мой жемчуг!
В одном исподнем он сорвался с кровати и кинулся за похитителями.
Я последовала за ним, спешно натянув свою красивую ночную рубашку.
Догнать удирающий жемчуг удалось почти у самой лестницы.
Первая жемчужина уже подкатывалась к ступеням, и Орландо ловко это предотвратил, хлестнув по полу своим халатом, как веником.
Жемчужная дорожка распалась, жемчуг со щелканьем раскатился по всему коридору, и я принялась его собирать, попутно стряхивая маленьких похитителей.
— Это что еще за твари? — повторил Орландо, поднося жемчуг с вцепившимся в него намертво муравьем. — Они что… механические?!
— Кто-то заслал этих маленьких прохиндеев, чтобы обокрасть нас?!
— Петрович?
— Да что ты! Он не мог.
— Он связался с Ферро, не забывай. Так что теперь от него можно ожидать всего, чего угодно. Проверь — не стянули ли они твои бриллианты!
Бриллианты были на месте, слава богу. Хотя муравьи-разведчики уже бегали по туалетному столику.
— О, мерзавцы! — прошептала я, стряхивая их со своих сережек. — Нет, это точно не Петрович. Он не стал бы красть свои яйца, пусть даже и алмазные! Это… травмирует его. Воспоминания, знаешь ли… и все такое.
— Но кто-то ведь их наслал! — не унимался Орландо, прыгая на одной ноге и пытаясь второй ногой попасть в штанину.
— Ты куда?! — изумилась я.
Все-таки, не так я себе представляла нашу первую брачную ночь, не так…
— Прослежу, откуда они! — решительно ответил он мне.
Он взял из моих рук одну из жемчужин и кинул ее на пол.
Жемчуг запрыгал с щелчками, муравьи всем скопом кинулись за ним.
— Ты со мной? — только и спросил Орландо.
А почему бы и нет?!
Я лишь кратко кивнула. Жемчуга и свои бриллианты я заперла в герцогском сейфе, тут же, в углу спальни.
Одеваться времени не было! Поэтому я накинула поверх ночной рубашки меховую накидку и натянула мягкие зимние сапожки, подбитые мехом.
— Они тащат ее вон из дому! — сообщил мне Орландо.
Он преследовал маленьких похитителей со свечой в руке до самых дверей.
— Мы потеряем их из виду! — ахнула я.
— Не думаю, — ответил он. — Они стащили яркую багровую жемчужину. Она хорошо видна на снегу в свете фонаря. Ну, идем?
Он подал мне руку, и мы, полуодетые, рванули вслед за этими странными созданиями, раскрывать очередную тайну. Да уж, скучной наша семейная жизнь точно не будет!
…Но это будет совсем другая история!
Закончилась полюбившаяся книга?
Не беда!
Ведь вас ждет еще более интересная!
https:// /shrt/PgnV
Про обманутую жену и ее путь к счастью!
— Хлипкая! Слабая! — орал он. — Подумаешь, пара пощечин! Ишь, нежная какая! На что ты годишься, если такая слабая?!
И, кажется, в этот раз было то же самое. Именно по этой причине я встретила свою смерть под лестницей. Я была в положении. Муж в очередной раз разозлился и избил меня.
— Зачем мне твои тощие, болезненные дети?! — орал он мне вслед.
Мне, корчащейся то боли и теряющей сознание от его тумаков…
…Мну в руках грязную рубашку со следами крови, с ужасом понимая, что этот изверг убил свое очередное дитя.
Мое дитя.
За что мне это?!
Становится нестерпимо жарко и дурно. Но я собираюсь сражаться до конца!
— Я ем свой хлеб, — посмела возразить ему я. — Мое приданое…
Договорить он мне не дал, расхохотался.
— Твое приданое давно исчезло! Нет его! — ответил он мне, отсмеявшись. — Да и что это за приданое такое маленькое, с голубиный клювик? На него даже шлюху добрую не купишь…
— Ты спустил мои деньги на девок, а меня хлебом попрекаешь?!
Кричу, а у самой черно перед глазами.
От ярости.
От омерзения.
Я все еще вижу, как его пышнотелая наглая любовница лежит в моей постели. В моей одежде. Перебирает мои украшения.
И смотрит на меня нагло, посмеиваясь над моим бессилием.