Возвратившись домбй, я стал подводить итоги. Мать умерла, отца никогда не было, жены больше нет, Оля — в Африке, дочка — в Нью-Йорке, сын — неизвестно где, только на визитной карточке. Остальных я не мог сыскать даже в Интернете. В общем, терять мне нечего, руки пустые, я уже всех потерял, приятных неожиданностей не предвиделось. Кирилл был прав: я всегда уходил и прятался. В географический кружок, в интересную книжку, в колониальную марку, в лирическое стихотворение, в шахматную партию, в деревню Грабовец. Или в газету «Паровозный гудок». Побывав на чудном острове, тоже с него убежал. Прихватил с собой только серебряную рюмку фабрики Сазикова. Да и та потекла. Это, конечно, не страшно, снесу в ремонт, там запаяют. Но как дальше жить? Что бы такое сделать, чтобы провозгласить: здесь и теперь! Чтобы стать здешним, нынешним. Кирилл сказал, что у меня кишка тонка. «Как бы не так!» — крикнул я в студёную темноту за окошком. Мне никто не ответил, поэтому я заснул. Спал без снов, крепко, сосредоточенно.
Наутро я позвонил Гашишу и сказал, что хочу повидаться. «Я сейчас занят, дня через два-три, пойдёт?» Я настаивал: дело срочное. Опустив трубку, отправился в головной офис. Секретарша не хотела меня пускать — производственное совещание, шеф занят. Мне она никогда не нравилась, собственно, не она сама, а должность. Сама она была ничего — ноги длинные, юбка короткая; Гашиш с ней ради здоровья временами неохотно спал, это входило в их производственные обязанности. Но я-то с ним жизнь вместе прожил! Я бросил
секретарше, что мне тоже некогда, и вошёл в просторный кабинет, напоминавший энтомологический музей. Витрины, стеклянные боксы, стеллажи с аккуратно убитыми насекомыми. Все — вредные для человека и его хозяйственной деятельности. И какой там гадости только не напихано! Многие насекомые были выполнены из пластмассы в сильно преувеличенном виде, от этого они становились ещё отвратительней. Действительно, их следовало истреблять, всех до единого, дело наше для человечества сильно полезное.
В кабинете сидели вёрткие люди в пиджаках и галстуках. Слава богу, Кирилла там не было. А ведь запросто мог бы, пожелай какой-нибудь регион улучшить свой имидж с помощью приручённой пчелы или доброй божьей коровки. Ничего, подождём близкого будущего, оно надвигается неотвратимо.
Гашиш ронял слова, а участники совещания изо всех сил записывали, пот капал. Ручки у всех с золотым пером, фирмы «Паркер». Чернила, правда, всё равно синие. Мне показалось, что они записывают много больше, чем Гашиш говорит. Наверное, угадывали недосказанное или играли в морской бой, где вместо кораблей — водомерки. При этом они успевали следить внимательным взглядом за юрким красным лучиком, указывающим на смертельные точки у потенциально поверженных насекомых. Неужели и к ним Гашиш сумел приспособить свой вездесущий лазер, которым он когда-то мечтал поражать вражеские ракеты? Я всегда верил, что он станет ведущим специалистом в какой-нибудь области. Недаром он прочёл от корки до корки «Заратустру» в столь юном возрасте. Очень он был впечатлительный и восприимчивый, шёл туда, куда позовут.
Я вошёл, присутствующие посмотрели на меня с недоумением: кто таков, почему мешает записывать важные распоряжения? В лицо меня никто не знал, я был не менеджер, а простой ликвидатор, каких много. Может, случилась беда и нагрянула налоговая инспекция? Или ещё хуже: война? Вдруг кто-нибудь объявил войну дворцам, коттеджам и офисам? Зачем нам война? Хватит, отвоевались! Коттеджи — новенькие, рождаемость и без того низкая. Я вошёл и сказал: «Слушай, нам надо поговорить». Видимо, на лице у меня творилось такое, что Гашиш приказал холуям: «Действуйте! Брысь от-сюдова!» И они побежали к распахнутой двери — как тараканы от света или как муравьи на сахар, рассыпанный секретаршей в передней. Гашиш знал, как держать подчинённых в узде.
От кабинетной жизни Гашиш раздобрел, с его усами торчком он сам стал похож на усталого упитанного таракана. В дверь пролезал с трудом, передвигался в авто и на лифте, да и то с одышкой, хромированная коленка скрипела, наверное, он забывал её смазывать. В общем, Гашиш вёл жизнь эффективного руководителя, его уважали. Скажет — выполним!
— Чаю? Кофе? Бутерброда с икрой или сыром? Что у тебя стряслось? Может, тяпнешь коньячку французского? Извини, я сам не буду, у меня внутричерепное давление и важная деловая встреча, не тяни резину, излагай поскорее, время, сам ведь знаешь, — это немалые деньги.
— Да, деньги требуют твоего времени. Но не в этом дело. Мне сейчас не до финансовой философии, я тоже спешу, у меня руки чешутся. Понимаешь, мне нужно кое-кого взорвать, а я не умею.
— Да не волнуйся ты так! Ничего особенного, всех взрывают, теперь так принято между своими. Мне даже будет интересно вспомнить славное боевое прошлое. Мы хотим того, что можем, а замочить человека мы хорошо умеем. Клопы да тараканы, комары и жуки, теперь вот начинаем работать по мышам и крысам, скоро возьмёмся за кротов и птиц, это, конечно, совсем другой уровень — переходим к теплокровным и млекопитающим, это тебе не жалкие насекомые. В связи с этим наша целевая аудитория всё время увеличивается, отравляемая территория неуклонно расширяется, доходы растут, но вообще-то тоска, деньги девать некуда, одни мухи в голове, а хочется большого настоящего дела, чтоб душа горела.
Гашиш стал выворачивать карманы — из каждого посыпались мятые доллары. Словно зелёный листопад зашуршал на блестящий паркет. Гашиш распрямился и почернел: «Комариный писк мне надоел! Кто тебе насолил? Припугнём или просто убьём? Много их? Есть ли охрана? Тебе известен график передвижения объекта и его вредные привычки? Кто моего друга обидел?»
— Мне нужно взорвать Остров, желательно целиком.
— С людьми или без?
— Люди меня не интересуют. Мне важно, чтобы они там больше не жили, чтобы им было негде жить. Эти люди лишили меня прошлого, они его уничтожили. Мне жизненно важно, чтобы Остров снова превратился в прошлое.
— Неужели ты рассчитываешь воскресить прошлое? Я много умею, но прошлое не по моей части. В конце концов, по истории у меня был трояк. Восточная философия, как всем известно, уничтожает время.
— Понимаешь, я хочу лишить этих людей настоящего. Если угодно — и будущего. В качестве доказательства, что я жил.
Гашиш посмотрел на меня с сомнением. Видно, в тот день я и вправду выглядел неважно, рожа зелёная. Это, наверное, с похмелья и от неудовлетворенного чувства прошлого. «Мы хотим того, что умеем...» — пробормотал Гашиш. Тем не менее моя идея пробуждала в нём товарищеские чувства. Мы ведь жизнь вместе прожили, всё остальное — перхоть и плесень.
— Что ж, задача становится конкретнее и понятнее. Эй, кто там — чаю! Нет, не чаю, а рюмку водки и чтоб с огурцом! Деловую встречу откладываю, что я им — нанялся, что ли?
Я узнавал своего друга, он — узнавал меня. Это чувство словами не выразить, поэтому я не отвлекался на чувства, а продолжал.
— Может, лазером остров сожжём со всеми его строениями? Со всеми башенками, джакузи и вертолётной площадкой? У тебя же богатый террористический опыт, подтверждённый орденом. Ты только представь себе, как будет здорово: как взорвётся, как полыхнёт!
Я чувствовал, что впадаю в детство. Кроме того, как человек технически необразованный, я верил в могущество Гашиша и его йоговский гений. Он же закачал головой, замахал руками: «Нет, лазером никак нельзя, меня по почерку всякий вычислит. Можно инсектицидами их потравить, но тогда следы всё равно приведут на мой склад. Кроме того, никакого взрыва не выйдет, а ведь тебе нужен именнр взрыв? Нет, здесь требуется что-нибудь предельно простое, проще мычания, скажем, обычный динамит, в данном случае он будет надёжнее. У меня на примете есть одна фирмочка, думаю, они справятся. Свои ребята, в Анголе проверенные, руки по локоть в крови. О деньгах позабудь, сочтёмся позже».
Тут уж пришла моя очередь замахать руками, я задохнулся: «Я сам!» Гашиш задумался, потом произнёс с восхищением и ностальгией: «Как полыхнёт, как жахнет!» Похоже, моё настроение передалось и ему. «Чтоб веселее!» — поставил я злую жирную точку. Или, может, кляксу. Я тогда ещё не знал, что дальше выйдет.
Гашиш повернул ключ, открыл сейф и протянул мне книжечку размером в ладонь — «Спутник партизана», 1942 год выпуска, издательство «Молодая гвардия», 267 ломких страниц, тираж 25 тысяч. Бумага жёлтая, печать — бледная. Время было военное, столько лет утекло, никого в живых не осталось. «Это как раз то, что нам нужно. Этой книжечке цены нет, после войны все экземпляры уничтожили, даже в спецхране не было. Опасались бандеровцев и лесных литовских братьев, боялись, что они прочтут, как пускать поезда под откос. Ты пока изучай, а я наведу кое-какие справки по своим каналам».
Книжечка оказалась и вправду полезной. Начиналась так: «В суровой для нашей Родины час ты взял в руки боевое оружие, чтобы громить бандитов, вероломно напавших на великую нашу страну. Ты дал клятву, что будешь беспощадно и бесстрашно, не щадя жизни своей, истреблять этих псов и гадов дотоле, пока на нашей привольной земле не останется и грязного следа от бешеной своры».
Что ж, написано доходчиво, энергично и с боевым настроением, против которого не возразишь. Но хотелось чего-нибудь поконкретнее, руки чесались, сердце билось. Я листал рассыпавшиеся страницы. Дальше шли разделы про разведку и маскировку, про ориентирование на местности и жизнь на снегу, про то, чем питаться в крайнем случае — сосновой шишкой, берёзовой мукой, камышовым корнем, мхом. Очень познавательно и неаппетитно, но это не наш случай. Только мха во рту ещё не хватало. Ага, вот это поближе к делу. «Ты замаскировался, сидишь в засаде, показался враг. Подпусти его на близкое расстояние и внезапно бей пулемётно-ружейным огнём, бросай гранату. Ошеломив врага, бросайся в рукопашную схватку. Коли штыком, руби лопатой, бей прикладом, режь ножом». Да, план неплохой, но здесь говорится об истребительной группе численностью в 6-10 человек. Гашиш, конечно, опытный в таких делах человек, но всё равно нас только двое, двое пожилых мужчин. Вряд ли мы так сумеем — чтобы и штыком, и лопатой, и ножом, и прикладом. Кроме того, задача состоит в другом: мне нужно уничтожить не людей — если уничтожить одних, на их место понаедут другие. Это по тараканам известно. Следовало уничтожить Остров. Тогда и людям станет жить негде, и я буду спокоен за прошлое.
А вот этот абзац попал почти в точку. «При наличии большого количества камней можешь устроить каменный фугас — камнемёт». Действительно, на острове камней скопилось много. Спасибо ледниковому периоду! Может, нам подойдёт камнемёт? «При взрыве заряда в 20-30 килограммов груда камней полетит на расстояние в 200-300 метров, сметая всё на своём пути. Как устроить камнемёт, смотри на рисунке 99». На рисунке — двухметровая яма, вырытая со скосом в сторону врага. На самом дне — заряд, над зарядом плита (из чего сделана — не указано), на плиту навалены булыжники. Идея хорошая, камни — подручные, можно замаскироваться под землекопов-таджиков. У Гашиша как раз внешность подходящая и обманчивая. Как полыхнёт, как полетит! Впрочем, сейчас зима, даже могилу вырыть трудно, будь ты хоть трижды таджик. Ага, а вот и про нынешнее время года: «В зимних условиях устраивай фугасы-ловушки на льду рек и озёр, через которые должен проходить враг. Помимо урона, который причинит неприятелю самый взрыв, будет разбит лёд и уничтожена переправа». Нет, не годится: здесь сказано про место, где должен проходить враг. А у нас враг — везде. Так что же всё-таки предпринять?
Я прочёл книжку внимательно, делал заметки, чертил схемы подрыва. Выходило проблематично. Может, всё-таки камнемёт? Неужели придётся ждать лета? А вдруг к этому времени моя решимость пройдёт? Нет, так не годится, следует поспешить.
Гашиш между тем навёл справки по своим каналам. В свой кабинет приглашать не стал, испугался прослушки. Мы сели в его джип «Чероки», водителя он отпустил на весь день к жене и детям, за руль сел сам. Руль — как руль, с гидравлическим приводом, вертеть легко. Садясь, Гашиш прижал палец к губам. Я подумал, что мы отправляемся за динамитом в какой-нибудь муромский лес. Наверное, Гашиш уже всё продумал, у него есть схрон, рулил он уверенно. Ехали быстро и долго, молчали, мелькали сугробы и ёлки, временами трясло, временами подпрыгивали, милиционеры провожали нас ненавидящим взглядом. У Гашиша был специальный номер — езжай как попало, дави кого хочешь. Вот милиционеры и тряслись от ненависти: крутые, штраф не возьмёшь.
Наконец остановились как вкопанные на берегу озера. «Здесь нас тоже, скорее всего, услышат, но будет уже поздно, — сказал Гашиш. — Дай закурить». Он уже давно не курил, мой Гашиш. Тут я понял, что дело и вправду нешуточное, не прохлаждаться отправились в такой мороз, поползли мурашки. Гашиш дымил моим «Беломором», лицо у него постарело, стало матовым, словно из воска. Сказывалась отвычка. Ещё бы, столько лет не курил.
Я не сразу понял, что это моё Озеро — я никогда не видел его зимой, снегом слепило. Мы стояли на обрыве, обозначавшем границу мёрзлой земли и скользкого льда. Мела позёмка, вертелся снег, ветер гудел в рукавах. Нагнетание белого. Пейзажу не хватало красок. Но мы приехали не за красками. Там и сям — озябшие точки задумавшихся рыбаков. Что у них на уме? На таком холоду вряд ли в голову лезут грешные мысли, на таком ветру трудно представить себе обнажённое женское тело. Впрочем, на таком холоду адская жара вряд ли могла показаться рыбакам наказанием. Новозаветный ад придумали люди совсем из другого климата. Они полагали, что может быть только жарче и жарче, они не представляли себе, что где-то может становиться лишь холоднее. Рыбаки уставились в свои лунки и медитировали на русский манер, их глаза закатились под лёд. Вот один дёрнул леску, на льду забился окунь. На горизонте виднелся Остров, теперь я узнал его очертания, в прорехах белой занавеси светились заплаты из ярких крыш.
«В общем, так. Люди на твоём Острове — страшнее, чем я думал. Динамитом их не возьмёшь, нам столько не заложить, кругом охрана, логистика слишком сложная, коттеджи сделаны из новейших композитных материалов с расчётом на землетрясение и атомную войну. По виду — обычные оконные стёкла, но их даже гранатомёт не пробьёт».
— А как же моё прошлое? — спросил я. — Они же отняли у нас Остров! У меня, у Оли и у Кирилла. Я Кириллу пообещал отомстить, а он засмеялся. Я этого не допущу, у меня дыхание ровное, кишка не тонка! Я никого не боюсь, я боюсь остаться нездешним.
— Я тебя понимаю, я тоже не допущу.
— Как же не допустить? Динамита у нас с собой нет, логистика, говоришь, трудная, охрана — зверская.
— Ничего, пробьёмся, у меня с собой лазер, он всё выжжет. Чтоб полыхнуло и жахнуло.
— Но тебя же узнают по почерку!
— Пускай узнают. Я хочу, чтобы полыхнуло и жахнуло. Эти люди и меня погубили. Между прочим, генерал Мясорубкин тоже проживает на Острове. Это он продал американцам чертежи моего боевого лазера под видом устройства для сбивания сосулек. Принимая в расчёт мою природную впечатлительность, это он говорил когда-то: будешь бороться за правое дело коммунизма против американского империализма, сделаешься героем и сверхчеловеком, мы дадим тебе орден. А я просто убивал людей. Чёрных и белых, живых, из мяса. Люди мертвы, а империализм жив, в борьбе с насекомыми мы используем американские препараты. Генералы орден мне дали, а пенсию не заплатили, пряников, мол, не хватает на всех. Я кричал ночами, вот жена и ушла. Стал тараканов морить и миллионами ворочать. А зачем они мне? Если даже за миллион баксов ты не смог перевести пять страничек с японского? Так что теперь с тараканов я снова перехожу на млекопитающих. Дело серьёзное, это совсем другой уровень. А твоя Оля и вправду в Анголе воспитывает сирот, это я по своим каналам проверил. Это я их сиротами сделал. Никакого коммунизма не оказалось в помине, страна, где я родился, порвалась по сгибам географической карты, а генералы оккупировали Остров. Они умеют только оккупировать, освобождать не умеют. Мне кажется, перечисленного достаточно. Поговорили, хватит, у нас очень мало времени.
Гашиш достал из багажника тяжёленький сундучок. Открыл крышку, блеснул металл, Гашиш его погладил. «Моя разработка, отечественная, у меня есть свидетельство об изобретении. Впрочем, зачем оно мне? Данная установка проста в обращении, прошла со мной жару и болота, я её от всех уберёг. Видишь красную кнопку? Нажми — всего-то делов. Я бы и сам нажал, но сейчас ты нажмёшь, это твоя идея, я уже много раз нажимал, тебе интересней. Смотри в оба, вот сюда, в окуляр, смотри, не оплошай, это твой единственный шанс. Мой, впрочем, тоже».
Я приник к окуляру. На острове вдруг забегали люди, овчарки, бульдоги, ротвейлеры — будто мы с Гашишом муравейник разворошили. Псы явно лаяли, но лая не было слышно, расстояние приличное. От запорошенной пристани отделился снегоход, он понёсся по льду на воздушных крыльях. С вертолётной площадки поднялся увесистый аппарат, для острастки пальнул в нашу сторону из тяжёлого пулемёта. Пуль в окуляр не было видно, но они свистели, прошли высоко, срезая сосновые сучья и осыпая на голову хвою и снег. Мне стало страшно, но я остался на месте. Оглянулся — джип засыпало снегом, лес стоял стеной.
За нами никого не было, вообще никого. За нами были только мы. Мы — это кто? Все мы очень нервничали.
Мой дядя Стёпа проводил ногтём по лезвию — остёр ли топор?
Мой Всемиров-Кашляк топтал в новых валенках снег. И как ему удалось так быстро вернуться на родину?
Мой Отчайнов стоял трезв и с букетом роз, переминался с ноги на ногу — ждал Людмилу, был готов вращать поворотный крут.
Мой переплётчик Вася грыз себе ногти, церемония открытия музея его имени намечена на сегодня.
Мой библиофил Александр Николаевич вертел на пальце ключ от книжного магазина, разрешительный документ на владение он получит вот-вот. То-то он развернётся!
Моя Катя беззвучно плакала, умильные слёзы капали, прожигая снег. Она радовалась, что снова увидела меня хоть краем глаза, а уже не чаяла.
Моя Нюшенька ни капельки не кашляла, держала за руку Питера, они уже купили билеты в зоопарк.
Мой Парадизов молчал, сочинял афоризм для очередной книги.
Моя горбунья нежно смотрела сыну в осмысленные глаза.
Моя мама глядела вдаль и повторяла про себя, как молитву, правила орфографии и пунктуации.
Мой отец сочувственно мне кивал, одобрял мои действия. Оказалось, что я похож на него.
Моя бабушка прижимала к мягкому животу трёхлитровую банку с вишнёвой наливкой. В животе у меня становилось густо-сладко, в голове —легко.
Мой агроном устремил взгляд наверх и ждал указаний от неба.
Мои мольфары из Грабовца оглаживали музыкальные инструменты, ждали команды, чтобы пуститься в пляс, а потом — полететь.
Мой Кирилл взирал на происходящее с чувством собственного превосходства, но воздерживался от репримандов и комментариев.
Моя Оля крошила хлеб и подбрасывала крошки вверх. Их ловили ртами сироты и голуби. В Олиной авоське было полным-полно лимонов с того самого дерева, которое я посадил тогда, когда был счастлив.
Даже моя Анетта стояла тут же, радуясь, что её никто не лапает.
Мои немые не жестикулировали, внимательно следили за происходящим, перекидывались словами.
В общем, нас собралось много, всех не перечислишь, никого лишнего не было. Разве мог я этих людей подвести? Ведь за нами никого больше не было. Гашиш спросил: «Теперь ты доволен?» Я ответил: «Мы можем то, что хотим».
XXX
ТТ у, вот и всё, закономерный конец. Хотел авто-ЛШ-биографию написать — ведь, кроме меня, её не знает никто. Хотел многое рассказать, многим поделиться, а вышел всё равно какой-то трассир, фрагмент, отрывок. И куда теперь с этим кратким конспектом? На какой экзамен? На какой суд? На какую звезду, на какую свалку? Прожитой жизни жалко, вместо меня её никому не удалось прожить. Облетели листья, остался остов. Я жил как все, стал ни на кого не похож. Я жизнь свою прожил не как хотел, а сколько смог. И превратился во что-то прочное. Вероятно, в прошлое.
Я начинал эти записки в Олиной тетради, шариковой ручкой. Но тетрадь кончилась, пришлось перейти на компьютер. Файл назывался «Нездешний человек». Когда я командовал компьютеру «Запомнить!», он пытался запутать меня, говорил: нездешний человек уже существует. Я ему не верил. А поверил себе и только сейчас.