Никакой системы

Часть вторая, глава пятая

В плену иллюзий

Когда хотят описать воздействие телепата, обычно показывают как ты осознаешь себя в белом пространстве без стен, возможно с какими-то предметами и собственно абъюзером собственного мозга на этом фоне. ВМ этой традиции изменять не стал, хоть Курт и был уверен — захоти тот сделать пространство черным, зеленым или малиновым в сизую крапинку, а то и все разом, и никаких трудностей у него бы не возникло.

Тем не менее ВМ решил остановится на классике. Возможно, чтобы не нервировать пациента лишний раз. Или ему просто нравился светлый тон обоев.

Для обследуемого добрый доктор не пожалел удобного кресла, за что Курт был ему даже признателен. Торчать столбом посреди листа бумаги уходящего за горизонт было бы как минимум неуютно. Как и лежать на какой-нибудь психиатрического вида кушетке.

Себе, помимо аналогичного кресла, ВМ надумал небольшой журнальный столик с бокалом апельсинового цвета жидкости. Возможно, даже с соком.

Курту отчего-то не предложил. Кто знает, какие у них, мозгокрутов традиции на этот счет.

— Соку не предложите? — Поинтересовался Курт.

ВМ ухмыльнулся и покачал головой, всем своим видом показывая, что мысли куртовы для него не такая уж тайна. Что характерно, никакой машинерии, как и собственно Венца на его блестящей в свете отсутствующего солнца лысине не наблюдалось.

— Убедительно, — признал Курт. — Но к чему все это?

— Технически, эта обстановка должна тебя несколько успокоить, за счет того, что ты переключаешься с угрозы на любопытство, — сообщил ВМ. — Но, по правде говоря, я еще немного издеваюсь. Твои страхи и то, как ты умеешь шагать им навстречу вызывают… Интерес.

Курт мысленно потянулся к артефактной струне. С некоторых пор это действие его успокаивало.

— Не надо, — сказал ВМ. — Я блокирую твою связь с артефактом, но все равно не стоит. Я не угроза. Не враг. Это просто обследование. А вот если ты применишь свои возможности, то как поведут себя наложившиеся воздействия предсказать сложно. Слишком специфичны моя и твоя силы. Возможно нам спалит мозги или мы пойдем в разнос, так что на выходе будет ровно то, чего ты опасался — свихнувшийся контроллер.

И конечно же, обычно враги в жизни Курта именно так и говорили: «Я не враг, я проходил мимо». То есть нельзя сказать, что такая речь его сильно успокоила. Но успокоило его другое — что бы там не говорил ВМ о блокировке, Курт явственно ощущал жемчужину, отсчитывающую неслышимый ритм колебаний и тянущую все ту же басовитую ноту нормального пространства вокруг. И нота эта не изменилась, а вот ритм, ритм пожалуй стал чуть быстрее, но не более того. А еще Курт поймал себя на странной, доселе не посещавшей его мысли. Если есть ритм, и его можно ускорить, потянув струну и останавливая мир вокруг, то теоретически ведь можно и наоборот? Вероятно научники были правы и его внутренняя визуализация свойств жемчужины никуда не годилась потому, что нормально представить, как можно отпустить струну, не натянув ее предварительно, не получалось. Не получалось в обычной жизни. Но вот сейчас, под воздействием чужой силы на разум Курт этот натяг ощущал, и чувствовал- пускай причина и не в его воздействии на течение времени, но «отпустить» он может. Может в любой момент, чтобы это не значило.

Все это пронеслось в голове Курта, смывая и легкую панику и любопытство, настраивая отчего-то на деловой лад. И самое главное — Курт мог поклясться: как бы ни были глубоки возможности ВМ, но вот конкретно этого потока мыслей тот не уловил и о возможностях Курта не подозревал. Совсем.

— Допустим, — сказал Курт. — И что дальше? Будем на вопросы отвечать и тесты тестировать только в виртуальной среде?

— Ничего такого, — ответил ВМ, никак не показав, что внезапно снизошедшее на пациента спокойствие, его удивило. То ли играл в свои психологические игры, то ли Курт не слишком выбился из шаблона. — По сути, все обследование я провожу в фоновом режиме, это все — лишь удобное дополнение, позволяющее мне не сидеть в реальности перед обмякшим предметом исследования, а создать комфортную обстановку и, заодно, поговорить на всякие конфиденциальные темы, не озвучивая их лишний раз в реальном мире.

— Даже так? И о чем же будет разговор? — Поинтересовался Курт.

— Все о том же, — улыбнулся еще более доброй улыбкой доктора-садиста собеседник, то ли опровергая, то ли, наоборот, подтверждая тем самым утверждение о своей эмоциональной холодности. — Ольга успела наболтать достаточно, чтобы я решил, что в остальные детали и персоналии нашего коллектива тебя стоит посвятить менее публично и без спешки. Может есть у тебя какие-то конкретные вопросы прежде чем мы продолжим?

— Допустим, есть, раз уж спешить некуда. Но, несколько в оффтоп от темы, — решил не усложнять и плыть по течению Курт. — Прежде чем мы продолжим, тут несколько раз звучала тема сродства и активности артефактов. Я знаю, что артефакты обычно принадлежат зоне в которой их нашли, но что значит «сродство не установлено» и как это на активность артефакта влияет? Сама активность, могу предположить, это степень влияния на носителя? Но хотелось бы подробностей, если это не тайна. В открытой информации о зонах и артефактах ничего подобного нет.

— О! Это совсем даже не «оффтоп», это вполне по теме, — даже обрадовался ВМ. — Просто потребуется некоторый экскурс в теорию, но зато дальнейшее будет пояснить проще. Смотри.

Он взмахнул рукой и перед собеседниками развернулось объемное изображение.

— Обычно в справочниках это рисуют так. Есть наша вселенная, полноценная. Вот. Она в центре сверху. Обозначена синим шаром. Считается, что третьего мая две тысячи тридцатого года она пересеклась с некоей другой вселенной, тоже полноценной. На схеме красный шар ниже. Событие это оказалось столь глобальным, что для микробов вроде человечества прошло практически незамеченным. Но не совсем. Дело в том, что отдельные части той вселенной оказались под воздействием нашего пространства вырваны.

Вероятно событий таких были миллиарды, но подавляющая масса таких обломков просто потеряла стабильность и разрушилась. Однако, некоторые из них сохранились, зацепившись за нашу реальность в определенных местах, которые мы знаем как «зоны выхода», и тем самым не поддались распаду. В зонах сопряжения этих действует смесь условий нашего и чужого мира, однако, в стабильном состоянии они обладают односторонней проницаемостью. Наше пространство достаточно устойчиво в таких местах, чтобы не пропускать принадлежащие ему материальные тела в иную реальность. Вероятно, это и послужило причиной разрыва ткани другого пространства.

Далее, при совпадении некоторых специфических условий, в образовавшиеся осколки возможно проникнуть, через удачно выстраивающиеся в межмировом хаосе тоннели, называемые преддвериями. Выстраиваются они, как считается, из еще более мелких фрагментов столкновения реальностей, не успевших подвергнутся окончательному распаду. Однажды успешно сформированный, такой тоннель фиксируется за счет проходящей сквозь него энергии между стабильными участками и нашим миром и укрепляет его связи с прикрепленными частями, называемыми нами аномальными зонами. Причем такой тоннель способен и дальше расти, формируя проходы в любую из известных зон. Преддверий с недавних пор известно четыре. Это официальная версия.

Схема следуя словам Виктора обрастала деталями в виде четырех лепящихся к синему шару огрызков яблока, символизирующих четыре известные аномальные зоны и связующими их линиями-петлями с нанизанными на них шарами, обозначив преддверия.

Курт кивнул, подтверждая, что ничего нового для себя пока не услышал.

— А теперь подробности, — продолжил телепат. — Версия эта есть некоторое упрощение установленных фактов. Полностью соответствует описанию только одна аномальная зона. Так называемый «Мертвый Зной» она же «Мертвые Пески», и еще сами преддверия, по крайней мере известные до сих пор. Насчет вашего с Яной открытия полной уверенности пока нет, и появится она не скоро.

Так вот, Мертвый Зной, как это ни смешно звучит, мертв. Ходят упорные слухи, что таким он стал потому, что Мохаммед Аль-Фалих, при первом посещении. вынес из него свою «Зарю пустыни», когда и объявил себя императором Сахары.

— А это не так? — Поинтересовался Курт. — Я много читал об этом. Носитель с почти божественной властью, «S» ранг, признанный слегка поехавшим властелин зоны выхода «Сахара». Версия стройная и соответствует фактам.

— Эта версия соответствует не фактам, а популяризации пропагандой образа уважаемого Аль-Фалиха. На деле же «S» ранг — миф. Предположение, что источником энергии в зонах аномалий являются артефакты высочайшего уровня стройна, но не подтверждена фактами. Мое личное мнение таково, что даже если версия правдива, то вынести подобную силу оттуда и встроить в нашу реальность… малореализуемо на практике. На деле, Фалих едва ли тянет на А плюс, но пиарщики у него великолепные. Что, к слову, ставит под сомнение и вопрос о том, как глубока его психическая неустойчивость. Даже если его артефакт изначально давал какую-то энергию Мертвому Зною, то его изъятие не слишком повлияло на локацию. Нет, Курт, МЗ был мертв всегда, причина его устойчивости, очень большая площадь соприкосновения с нашим пространством, равная целой африканской пустыне. Но при этом пустыня сама никак не изменилась, в нее не проникает чужая сила. Нечему проникать. Самая большая опасность в Сахаре сам Мохаммед. Ну, а главный аргумент — сам Мертвый Зной. Это единственная из четырех закрытая локация. Ее размер велик, но ограничен, это не мир, это осколок. А вот насчет остальных трех зон такого сказать нельзя.

— Вот как? Получается, что оставшиеся зоны это и не зоны вовсе? — Удивился Курт. — Выходит так, что это полноценные вселенные?

— В некотором смысле, — пояснил ВМ. — Я бы не употреблял слово полноценный, но так. Свойством бесконечности в полной мере обладает наша вселенная, со всеми ее звездами, планетами и расширением за горизонт событий. Вероятно, такой же являлась вселенная, с которой мы пересеклись. Наше пространство изотропно, плотно и способно растягиваться и сжиматься, оно стабильно. Про зоны нереальности этого не скажешь. Лишившись связи со своим миром, они рухнули куда-то в глубины океана первичной энтропии, хаоса, задержавшись лишь на некоем своем, полузатопленном этаже. Однако если Зной — место, удерживающееся на плаву лишь потоком энергии из нашего мира, то остальные зоны живы, у них есть свой источник энергии, проникающей в наш мир и уравновешивающей отток. И они тоже обладают бесконечностью, но вырожденной, замкнутого на самое себя типа. Они что-то вроде ленты мебиуса, но с большим числом сторон и направлений, перетекающих из одного в другое. Их законы неустойчивы, а пространство нестабильно. Но тонут они или всплывают сказать нельзя. Думаю, что висят на нашем мире, но это не точно. Даже если их источниками действительно являются артефакты «S», то вынести их оттуда ничуть не проще чем из нашей вселенной вытащить материальное воплощение закона всемирного тяготения. Тот кто смог бы совершить такое, не в Сахаре бы сидел с надутыми щеками, а… вот даже не знаю, что можно делать с ТАКИМИ возможностями. Добавил бы еще один закон природы в наш мир к примеру, или наоборот, изъял бы существующий. Однако, во всем этом верно одно — артефакты в большинстве случаев связаны с зоной происхождения.

— Выходит так, что если зона-источник полноценная, «живая», то это влияет на активность воздействия артефакта на человека-носителя? — Сообразил Курт. — У зон есть некое подобие самосознания?

— Скорее не у самих зон, а у их энергии. И не самосознание у них, а просто направленность на экспансию такая. А вот, преломляясь в слабых и даже вырабатываясь в достаточно мощных артефактах как наши с тобой, эта энергия начинает менять своего реципиента под архетипы родного ей мира. Вот только и твой и мой артефакты не связаны с известными зонами. Никому не понятно на данный момент, как происходит переход в артефактное состояние, но вероятно на это влияет степень распада пространства и близость хаоса. Артефакт, вынесенный из известной стабильной зоны, в 90 % случаев принадлежит «типу» этой зоны. И артефактом этим может быть что угодно. Известны случаи, когда вполне земные предметы оставленные в зоне, а позже найденные, оказывались вдруг артефактами этой зоны. Еще восемь процентов оставим на взаимопроникновение зон, когда артефакт одной, оказывается в другой. Обычно это характерно для преддверий, так как их устойчивость меньше.

Курт кивнул словам псионика, подтверждая, что уж в «стабильности» преддверия он-то убедился лично. Не хотелось признавать, что его так легко купить, но рассказ ВМ его захватил, смыв неприятное ощущение копошащихся в черепе пальцев собеседника.

— А наш с тобой случай еще интереснее, — продолжил тем временем ВМ. — Никто не доказал, что известные зоны единственные, более того это противоречит статистике. Никто не доказал так же, что свободные осколки исчезают бесследно и не бывает вторичных столкновений. И вот какими-то подобными путями, в доступных нам зонах периодически оказываются источники из неведомых мест. Что они такое, на что способны, и что за ними стоит — заранее не знает никто. Мы — скрытая угроза. А вот артефакты известных живых зон — угроза открытая и, порой, фундаментальная. И, в частности, это касается атрибута нашей Ольги Сергеевны. Она любит шутить про инвалидную команду, но по большому счету главный инвалид у нас — она сама.