Николай I Освободитель // Книга 8

Интерлюдия 6

- Едут! Едут! По местам! – Только что еще совершенно спокойная стоянка небольшого разношёрстного отряда мгновенно превратилась в кишащий жизнью муравейник. Мужчины хватали оружие и как можно быстрее лезли на приготовленные заранее позиции на склонах узкого в этих местах ущелья.

Дорога – скорее узкая тропа по правде говоря - в этих местах шла практически строго с севера на юг, при этом с обеих сторон она была зажата подступающими практически в упор скалами и дополнительно ограничена протекающей посередине речушкой. Порой водяной поток вилял, повинуясь изгибам рельефа и пересекал тропу туда-обратно, добавляя проходящим по ней торговцам дополнительной головной боли.

Из-за чрезвычайной узости дороги протащить по ней повозку практически не представлялось возможным, и сновавшим туда-сюда караванщикам приходилось ограничиваться использованием вьючных животных. Естественно, это влияло на стоимость логистики и делало выгодным перевозку только действительно дорогих товаров. Шелк, фарфор, золото, чай, меха, драгоценные камни, женьшень. Оружие.

Именно в этот раз длинный, растянувшийся на добрый километр караван вез на спинах вьючных животных проданное русскими оружие.

- Как думаешь, Амир-мирза, догадались эти черви использовать купленное оружие?

- Не хотелось бы, - покачал головой мужчина, отличавшийся от прочих своих коллег более европейскими чертами лица и зеленой повязкой на голове, говорившей всякому хоть сколько-нибудь сведущему человеку, о том, что ее носитель имел счастье совершить паломничество в Мекку. – Но, как говорится, на Аллаха надейся, а верблюда привязывай, будем исходить из того, что цинцы вооружены поголовно.

- Твоими устами говорит мудрость, Амир-мирза, - кивнул Рашеддин-ходжа, - я рад, что ты согласился сопровождать нас в этом не простом деле.

Несмотря на то, что Опиумная война, кипящая на побережье, к этому моменту уже закончилась, восстание уйгуров здесь на западе Китая и не думало утихать. К началу 1843 года в руках Юсуфа-ходжи была вся юго-западная часть края со столицей в Урумчи, а суммарные силы восставших составляли больше десяти тысяч воинов.

С противоположной стороны Китай мог выставить войско практически любой численности и единственной защитой восставших от императорских сил было расстояние. Учитывая недавнее поражение, экономические потери и шаткую внутриполитическую ситуацию, император Мяньнин просто не мог отправить на запад большую армию, что давало восставшим уйгурам шанс на достижение поставленных целей.

Основной проблемой восставших, несмотря на поддержку со стороны соседней Бухары и далекой отсюда России, была нехватка вооружения. Если холодное оружие в том или ином виде было почти у каждого, то вот огнестрел наличествовал в лучшем случае у каждого третьего, при этом в основном это были древние еще кремневые карамультуки, кружным путем через пятые руки, попавшие в Синдзян и оттого изрядно побитые жизнью.

Поэтому груз из десяти тысяч винтовок Маркова с боезапасом в сто выстрелов на ствол, закупленных цинским правительством по итогам неудачной войны у тех же «северных варваров», был для Юсуфа-ходжи настоящим подарком небес, ради которого он выделил отряд из наиболее боеспособных своих воинов и отправил далеко на север за пределы территории, которую фактически контролировал.

К середине 1843 года была наконец запущена в работу строившаяся долгих семь лет железнодорожная ветка Томск-Красноярск, что резко упростило логистику в Русско-Китайской торговле. На примере той же винтовки, произведенной на Тульском оружейном заводе, теперь ее путь из центральной России к верховьям Енисея, где собственно и производились торговые операции, сократился всего до двух с половиной месяцев, - летом, во время речной навигации, естественно, - а ведь еще лет 30 назад этот путь вполне мог занимать целый год.

- Оружие и патроны к нему должны быть упакованы по-отдельности, - продолжил тем временем русский агент в ставке мятежного князя, через которого уйгуры и получили сведения о идущем с севера караване. – Патроны бумажные, боятся сырости, поэтому закатаны в жестяные ящики. Расчёт был на то, что торговцы не решатся вскрывать такую основательную тару и довезут все вам в целости и сохранности.

- Твой народ коварен, Амир-мирза, - усмехнулся командир выдвинутого на перехват каравана отряда. – Одной рукой вы торгуете с цинцами, другой рукой – помогаете нам, третей – строите свои крепости в пустыне, отрезая кочевников от принадлежащих им столетиями пастбищ. Как вам можно доверять после этого?

- Никому нельзя доверять, - человек известный среди местных как Амир-мирза, а в «миру» представитель старого татарского рода, пришедшего под руку Москвы еще при Иване Грозном, вернул собеседнику его ухмылку. – И Юсуф-ходжа это понимает. Но сейчас наши свами цели совпадают, враг моего врага – мой друг. Как будет завтра одному Аллаху ведомо.

- Но ведь Россия подписала с Цинцами мирный договор? – Удивился Рашедин-ходжа, одним глазом поглядывая на север, откуда в любой момент могла появиться голова везущего оружия каравана. Светский разговор в глубокой скальной расселине, выбранной в качестве места для «штаба» отряда, был прекрасным способом немного сбить нервное напряжение перед предстоящим боем.

- И что? – Пожал плечами Амир-мирза, - Россия собирается и дальше осваивать берег великого океана, уже сейчас говорят о прокладке железной дороги через весь континент… Двум столь большим хищникам в одной берлоге не ужиться, а значит в долгосрочной перспективе мы обречены на противостояние.

На эту мысль Рашеддин-ходжа уже ничего не ответил. Несмотря на относительную молодость – мужчине было всего тридцать с небольшим – он успел поучаствовать еще в восстании Джангир-ходжи в конце 1820-х. Тогда цинские войска не без проблем, но смогли, в том числе и благодаря предательству, задушись бунт, а самого Джангир-ходжу – брата нынешнего лидера восставших – пленить и подвергнуть жестокой казни. В общем, Рашеддин-ходжа совершенно не питал иллюзий насчет дружбы с Россией, но, с другой стороны, в борьбе за свою независимость от Пекина готов был принять любую помощь. Даже от самого шайтана.

- Едут! – Воскликнул выглядывающий из-за камня боец и нырнул обратно в укрытие. Амир-мирза кивнул своему собеседнику, как бы завершая начатый ранее разговор и пригнувшись протиснулся к выходу из расселины. Действительно из-за поворота ущелья метрах в семистах к северу на мелких степных лошадках выехал десяток бойцов в цинской одежде и оружием в руках. Не торопясь, всадники пустили лошадей шагом, а сами принялись внимательно осматривать склоны потенциально пригодные для засады. Какими бы лопухами уйгуры не считали китайцев, о банальной безопасности те и не думали забывать.

Потянулись самые сложные минуты ожидания. Учитывая характер груза, с караваном шла достаточно многочисленная охрана, по количеству бойцов никак не меньшая нежели было у готовящего засаду Решеддин-ходжи, поэтому полагаться уйгуры могли в первую очередь на внезапность. Все должен был решить первый удар, а возможное обнаружение китайцами ждущих их мусульман могло легко поломать всю задумку. Придется ввязываться в тяжелый бой с неизвестными итоговыми потерями, могут от шальных выстрелов погибнуть мулы, используемые в качестве вьючных животных, а ведь до территории, непосредственно контролируемой Юсуф-ходжой, еще как-то возвращаться нужно. А это больше тысячи километров по степи и предгорьям. Терять людей и транспорт в такой ситуации просто опасно.

Китайцы, однако присутствие других людей на своем пути обнаружить не смогли. Понятно дело полностью скрыть следы пребывания полуторасотенного отряда – даже с учетом того, что лошадей оставили в нескольких километрах к югу от места засады – было просто невозможно. Однако этот путь среди гор был достаточно популярным у местных торговцев, ведущих дела на стыке двух империй, поэтому иногда встречающиеся следы человеческой жизнедеятельности сами по себе удивления вызвать не могли. Ну а позиции на склонах гор заранее были хорошо замаскированы и несколько раз перепроверены чтобы исключить досадные неприятности.

Сигналом к началу атаки стал момент, когда конный десяток, изображавший из себя передовую стражу, достиг места, отмеченного сложенной из каменей пирамидкой, которая хорошо просматривалась с расстояния в несколько сот метров.

Амир-мирза взвел курок барабанника, в левую руку переложил привычную по долгой службе короткую шашку. Едва рядом пара бойцов высунулась из-за обломка скалы и разрядила свои - дульнозарядные еще – винтовки в сторону китайцев, он тоже вылез на открытое пространство вперед и принялся выцеливать наиболее опасных на первый взгляд охранников каравана.

Место для засады было выбрано идеально. Мало того, что атакующие имели преимущество по высоте и могли практически бесплатно расстреливать мечущихся внизу китайцев, так еще и река в этом месте смещалась от восточной стены к западной и неглубокий, но малоприятный в плане преодоления поток воды как бы разделял караван на две неравные части, что дополнительно мешало координации обороны.

Если бы уйгуры имели достаточное количество современного оружия, стычка закончилась бы очень быстро, однако изношенные ружья, повидавшие на своем веку не мало, стреляли как попало, да и снайперами уйгурские воины, привыкшие больше полагаться на лук и саблю, отнюдь не были.

В результате после первого залпа большая часть китайцев осталось вполне боеспособными, и надо отдать им должное – хоть уйгуры и относились к боевым качествам цинских бойцов с изрядной долей пренебрежения – не принялись разбегаться подобно тараканам в разные стороны. Вместо этого, понимая, что уйти в целости даже бросив груз все равно не получится, китайцы с отчаянием обреченных бросились вверх по склонам ущелья в надежде добраться до засевших наверху стрелков и навязать им ближний бой.

При этом несколько шмякнувшихся о скалы вокруг пуль, пущенных снизу, намекали о том, что попавшие в засаду тоже имеют какое-то огнестрельное оружие. Вот только стрельба снизу-вверх по укрывшимся среди камней уйгурам вряд ли могла нанести атакующим существенный урон.

К камню, за которым пряталась укрывшая руководство отряда расселина бросился сразу десяток циньцев. Еще пара достали луки и принялись в темпе аллегро пускать одну за другой стрелы, прикрывая «штурмовую» группу.

Как это обычно бывает, сразу после начала боя общая картина распалась на отдельные схватки, и руководить процессом стало просто невозможно. Нужно отдать Рашеддину-ходже должное, сидеть в безопасности и ждать, пока дело решиться само собой он не стал, а вытащил из ножен саблю и с парой ближников сам бросился в рукопашную.

Амир-мирза тихонько выругался и тоже был вынужден вылезать из укрытия. Едва он высунулся из-за обломка скалы как перед ним снизу вынырнула оскаленная харя в тканевом колпаке и с тонкими усиками над верхней губой. Впрочем, долго рассматривать цинца он не стал, а просто от всей души саданул по лицу ногой, отчего противник сделал заднее сальто и с криком – ханьского русский агент не знал, но вряд ли там было что-то цензурное – полетел по гранитной осыпи вниз.

Дальше он протянул руку с зажатым барабанником и сделал два быстрых выстрела, по следующему ближайшему к нему цинцу. Обзор заслонило облачко дыма от сгоревшего пороха, но его быстро снесло постоянно дующим тут в ущелье ветром.

Неопределённого возраста мужчину, одетого в какие-то лохмотья и кричащего что-то на своем наречии, мгновенно заткнуло и уже в качестве трупа он тоже начал катиться в низ.

- В-в-вжик, - рядом с головой татарина пролетела стрела, издав неприятный пробирающий до печенок звук. Амир-мирза рефлекторно втянул голову и присел. Не зря – чуть выше пролетел еще один оперенный снаряд, клацнув за спиной о гранитную скалу. Русский агент быстро осмотрелся в поисках зловредного лучника и почти сразу его обнаружил. Китаец видимо в самом начале боя сумел укрыться за принявшим на себя пулю ишаком – бедное животное валялось тут же на земле и во всю сучило ногами в предсмертных судорогах – а теперь найдя чуть ли не единственное укрытие на всем протяжении места засады, одну за другой посылал стрелы в атакующих. Река в этом месте уперлась в скатившийся со стены ущелья камень и вымыла небольшую сантиметров восемьдесят глубиной яму, в которую китаец и залез. Вряд ли стоять по пояс в ледяной воде слишком удобно, но тут дело понятное – жить захочешь еще и не так раскорячишься.

В такой ситуации у русского агента было всего два варианта, либо отступить и спрятаться, дождаться, пока стрелок переключится на другую цель, либо атаковать. Амир-мирза выбрал второй. Не сдерживая себя и матерясь на чем свет на русском языке, он бросился вниз, успел выпустить еще две пули в одного из цинцев сошедшегося на саблях с телохранителем Рашеддин-ходжи, пару раз едва не загремел кубарем по каменной осыпи и в конце пути все же подвернув ногу на неудачно попавшемся под каблук булыжнике. Но до лучника добрался.

Татарин выпустил в лучника два последних патрона – промазал, но заставил пригнуться и спрятаться почти, нырнув под воду – и резким ударом шашки снес полголовы, не оставив китайцу ни единого шанса. Обернулся, перехватывая шашку в «рабочую» правую руку и понял, что бой уже закончился. И еще, что у него дико болит нога и правая рука.

Амир-мирза скосил взгляд вниз – правый рукав на уровне середины плеча был порван и из него текла кровь. Зловредный лучник все-таки успел его зацепить, хоть он этого в горячке боя и не заметил. Впрочем, рана была явно нестрашной – просто глубокий порез – поэтому в целом можно было констатировать, что авантюра закончилась успешно. Вернее, ее второй этап, захваченное оружие еще нужно было довезти до своих.

- Две дюжины человек потеряли, - Амир-мирза сидел на камне с закатанным до плеча рукавом и морщась ждал пока один из уйгурских бойцов перевяжет рану. Поскольку у татарина были объективные сомнения в чистоте попавшей в него стрелы, а никаких антисептических средств кроме небольшой фляжки со спиртом под рукой не было, пришлось лить на рану именно его. Ощущения при этом, понятное дело, были далеко за гранью приятных. – Семь мулов убито во время боя, еще троих пришлось дорезать.

- Это нормально. У нас хватит заводных лошадей, тем более что часть освободилась, - качнул головой русский агент. Во время отчаянно храброй, но глупой атаки Решеддин-ходжа недальновидно напоролся на вражескую сталь и теперь лежал раненный в забытье. Кроме того, что он лишил отряд руководства, так еще и требовалось теперь думать, как везти раненного обратно. Знатного уйгура бросить на месте боя нельзя было по политическим мотивам. – Возьмите двух лошадей и свяжите парой чтобы можно было прикрепить между ними носилки. Попробуем довезти раненного таким образом.

В глазах бойца мелькнуло сомнение, но возражать он не решился. Как-то так само собой получилось, что после ранения формального командира отряда с докладами стали подходить с Амир-мирзе. Хотя татарин вроде бы никакой властью в отряде не обладал, и был при командире в статусе советника, личная храбрость Амира-мурзы в бою и его разумные советы при подготовке засады привлекли к нему обычных бойцов.

Доставка десяти тысяч современных винтовок мятежным уйгуам резко изменила расклад сил в Восточном Туркестане. Всего за год Юсуф-ходжа благодаря русскому оружию сумел подчинить себе большую часть Синдзяна, захватить города Турфан и Хами. А еще чуть позже ему удалось осуществить удачный рейд на юг и взять под контроль Кашгар с окрестностями окончательно выбив цинских наместников из западных провинций империи.

Более того перехват каравана с винтовками Маркова, позволил русскому правительству, не раздражая лишний раз Пекин – по договору от 1842 года Петербург обязывался не помогать бунтовщикам на территории Китайской империи – поставлять оружие в Урумчи. В конце концов, кто там считает, сколько именно винтовок в руках бунтовщиков десять тысяч или, скажем, двадцать.

В результате этих событий, посланная Пекином в следующем 1845 году тридцатитысячная армия под командованием принца Юджина потерпела разгромное поражение, а сам военачальник был пленен и впоследствии казнен самым жестоким образом в Урумчи. В дальнейшем же целая череда внутренних потрясений, неурожаев, восстаний и гражданских и внешних войн привела к тому, что о мятежной провинции просто забыли.

В конце 1870-х годов в Урумчи с запада была протянута железная дорога, окончательно привязавшая местных жителей к Российской империи. В дальнейшем вопрос возвращения Восточного Туркестана под руку Пекина в двусторонних отношениях даже не поднимался.