Найджел
Это просто темнота. Не плотная, как бы тяжело ни давила на глаза. Она не может лишить возможности дышать; здесь бесконечные ярды воздуха, они расходятся во все стороны по всему кабинету и уходят в другие помещения, даже если в этой коробке без окон весь воздух израсходуется и его нечем будет заменить. Здесь достаточно для него, для Рея, для Ангуса и Вуди. Надо радоваться, что он не один в непроглядной тьме, и нельзя жаловаться, что не он сам выбирал себе компанию. Вуди он бы не выбрал, пусть и за неподвижной дверью, и Рея тем более, после того как тот подразнил Найджела светом мобильного телефона – издевательский огонек, за который цеплялся взгляд Найджела, пока его, и всех их, не поглотила еще сильнее сгустившаяся темнота. Что касается Ангуса, тот, кажется, изо всех сил старается, чтобы его не заметили, но он точно прячется не от темноты – Найджелу нельзя допускать подобные фантазии в сознание. Но все равно, проходит какое-то время, пока удается понять: неведомое насекомое, которое стрекочет рядом, – это Рей, пытающийся добыть из телефона свет. Затем звук затихает, и Найджел стискивает зубы, чтобы не начать умолять его о еще одной попытке, а Рей говорит:
– Похоже, придется либо тебе, либо мне, Найджел. Так кто?
Темнота, похоже, отвечает на вопрос, вяло помаргивая серым, но это просто в глазах у Найджела.
– О чем ты вообще? – вынужден спросить он.
– Только не говори, что не слышал его. Вуди хочет, чтобы кто-то из нас спустился и поискал пробки.
У Найджела такое чувство, что темнота почти сумела вытеснить воспоминания из его головы, вместе со способностью думать.
– А ты не против?
– Я мог бы. Только я немного подустал.
Плечо у Найджела до сих пор болит, больше от столкновения со стеной, чем с дверью, однако он все равно прислоняется им к деревянной поверхности в надежде, что это поможет ему отделаться от страха потеряться в темноте.
– Откровенно говоря, не знаю, смогу ли я.
– Может, лучше мне сходить? – спрашивает Ангус.
– Нет, ты лучше не ходи. Тебе это не легче, чем Найджелу, или у тебя какие-то особенные затруднения, Найджел?
– Может быть.
– Продолжай, поделись с нами.
– Я хотел бы поделиться, поверь мне, – бормочет себе под нос Найджел, когда Вуди кричит:
– Кто-нибудь уже пошел вниз?
Страхи Найджела вынуждают его ответить, не оставив времени на размышления:
– Рей идет.
– Ты пытаешься мне приказывать, так, что ли, Найджел?
– Нет, я говорю, что не пойду туда. От меня не будет толку.
– Рад, что хотя бы тут мы согласны.
В следующее мгновение в Найджела врезается Ангус и тут же отскакивает. Неужели Рей намеренно толкнул его на Найджела? Найджел пошатывается, словно вот-вот беспомощно провалится в темноту, а потом глядит вниз, на неразличимые ноги, расставляя их пошире, чтобы устоять. Хотя он не сразу понимает, в чем дело и почему это важно, он выкрикивает:
– Рей, подожди!
– Передумал? Или не хочешь оставаться вдвоем с Ангусом?
– Ничего подобного. Я остаюсь, против этого ничего не имею. Только что я сейчас вижу?
– Не могу даже представить себе, а ты, Ангус?
– Смотрите, – настаивает Найджел и чувствует себя идиотом, потому что указывает рукой в темноте. – Посмотрите вниз.
Они молчат, и он начинает опасаться, что на самом деле не видит слабого серого контура, каким очерчена снизу дверь Вуди, пока Рей не ворчит:
– Значит, у Вуди там есть какой-то свет. Но какой от этого прок всем остальным?
– Мне кажется, мы сумеем достать и себе тоже.
– Как же, по-твоему, мы это сделаем, Найджел? Он что, просунет немного нам под дверь?
– А это не система безопасности? – выпаливает Ангус, словно в надежде оборвать их спор.
– Да, это точно монитор. Должно быть, он питается от другой линии, наверное, и компьютеры тоже. Если мы включим их все, у нас тут будет полно света.
– Значит, это все решает, – фыркает Рей.
– Но это точно поможет, разве вы не согласны?
– Это никак не поможет мне разглядеть предохранители.
Найджел уже готов поверить, что Рей так же бессмысленно упрям, как темнота.
– Вероятно, когда будет видно, что мы делаем, – поясняет он, едва не теряя терпение, – можно будет включить какой-нибудь из компьютеров в розетку поближе к лестнице.
– Отлично, Найджел. Ты нас убедил. Продолжай.
– Вы же не надеетесь, что я все сделаю в одиночку?
– Разве я что-то подобное говорил, а, Ангус? Мы просто хотим, чтобы ты включил какой-нибудь компьютер, Найджел, чтобы стало видно остальные. Зачем нам всем вместе спотыкаться друг о друга, или, хрен знает, что еще может случиться в темноте. Если на мне пробки, то свет – твоя ответственность.
– В чем теперь причина задержки? – кричит Вуди и с грохотом передвигает какую-то мебель.
– Найджел собирается включить компьютер.
– За каким лешим?
– Чтобы осветить помещение. – Найджелу кажется, что эта необходимость объясняться тормозит его почти до полной остановки.
– Ну, так включайте тогда. Чего же вы ждете?
– Да, чего ты ждешь, Найджел? – бурчит Рей. – Ты ведь слышал босса.
Жар, окатывающий Найджела, вызван гневом, а озноб, сменяющий его, – дурным предчувствием, которое, как он старается себя убедить, не имеет ни малейшего смысла. Он отпускает дверную ручку и проводит правой рукой по полотну двери, по дверной раме, по стене. Он на дюйм сдвигается вдоль скользкой поверхности, не отрывая руки от стены; идея показывать свое лицо темноте ему вовсе не улыбается. Наоборот, он разворачивается лицом к стене и упирается в нее обеими руками. Он движется боком, хотя присутствие тьмы так близко к лицу, что ему кажется, он замурован среди стен, и воздуха совсем мало. Руки понемногу скользят по поверхности, замирая от каждого клейкого скрипа, который вторит его шаркающим шагам по линолеуму. Найджел предполагает, что эти звуки, скорее всего, слышит только он, потому что и сам он едва различает их за собственными короткими сиплыми вдохами и гулкими ударами сердца, пока Рей не интересуется:
– Ты действительно идешь так медленно, как мы это слышим?
– Я же должен нащупать дорогу, – пытается протестовать Найджел, пока кончики пальцев его левой руки не отдергиваются от того, что ощутили. Это стена, которая поворачивает под прямым углом, и, должно быть, она влажная, потому что пальцы намокли. Однако это еще не повод воображать себе, как что-то мокрое недавно проползло по стене, а теперь поджидает его в темноте. Нескольких секунд, пока Найджел огибает угол, достаточно, чтобы перетрусить: ощущение такое, будто стены и заключенная между ними темнота смыкаются вокруг лица. Затем приходится идти ощупью вдоль следующей стены, двигаясь еще медленнее из опасения споткнуться обо что-нибудь на полу. Что же там может быть? Конечно, корзина для бумаг, вот только препятствие, которое он встречает во тьме, бьет его по бедру. Он реагирует всего лишь учащенным дыханием, но этого достаточно, чтобы Ангус спросил:
– Что случилось?
– Ничего. Я у стола, – сообщает Найджел, хотя это слишком пышное наименование для той полки, за которой они работают с Реем и Конни. Он шлепает по столу ладонями и тянется влево, пока его мизинец не упирается в край клавиатуры Конни. Он проводит ладонью по клавишам, которые похожи на камешки, ненадежно закрепленные в чем-то мягком, напоминающем грязь, и ему отвечает тревожное пластмассовое бренчанье. Когда клавиши успокаиваются, кончики пальцев находят компьютерный экран, сбивая что-то, похожее на мертвое насекомое. Он вовремя, чтобы снова не ахнуть вслух, успевает вспомнить, что монитор Конни украшен металлической бабочкой. Он движется еще левее, и костяшки пальцев ударяются о системный блок, к которому присоединен монитор. Найджел проводит рукой по лицевой поверхности блока, пока не нащупывает кнопку. Трясущимся указательным пальцем он надавливает на кнопку, утапливая ее до самого дна.
Слышится громкий щелчок, однако темнота даже не вздрагивает.
– Это оно? – спрашивает Рей.
Когда Найджел поворачивает голову на звук его голоса, он уже не уверен, что видит под дверью Вуди хоть какое-то свечение.
– По-видимому, – вынужден он признать.
– Не может он… – Ангус умолкает, чтобы собраться с мыслями, потому что ему не нравится, как звучит собственный голос, окруженный темнотой. – Не может комп быть выдернут из розетки, а?
– Может. Спасибо, Ангус, – отзывается Найджел, однако от его признательности не остается и следа, когда он сознает, что придется лезть под стол. Он хватается за край стола обеими руками и встает коленями на холодный линолеум. Опасаясь врезаться лбом в столешницу, он ныряет под нее, хотя ради этого приходится отделаться от мысли, что так он становится ближе к чему-то, затаившемуся внизу. Ему кажется, он сунул руку прямо в логово. И опасность вполне реальна: кончики пальцев едва не попадают в отверстия розетки. Пальцы опускаются на линолеум и неожиданно натыкаются на провод, выдернутый из стены. Найджел пытается воткнуть вилку шнура в отверстия, когда Рей спрашивает:
– Что это?
От испуга Найджел дергается и едва не роняет шнур, но ему удается взять себя в руки.
– Это я просто пытаюсь попасть в розетку.
– На этот раз не ты. Это Агнес, Аньес, как ее там?
Найджел ее не слышит. Когда он поднимает голову в попытке что-то расслышать, шея касается шершавой изнанки столешницы. Он пригибается ниже и шкрябает по розетке вилкой шнура, пока та не входит в треугольник отверстий. Он втыкает вилку так плотно, что плечо начинает болеть в два раза сильнее. Протягивая пальцы к кнопке на системном блоке, он произносит одними губами: «Умоляю», – прежде чем нажать на нее.
Тусклый свет разгорается перед ним. Три корзины для бумаг стоят на страже перед тремя розетками с воткнутыми в них вилками, еще две розетки пусты, шнуров для них нет. Найджел выползает из-под рабочего места, и размытый искаженный силуэт лезет вслед за ним, но это просто его тень. Когда он хватается за край стола и поднимется на ноги, Рей проносится через залитый голубовато-серым светом кабинет к двери хранилища и открывает ее в темноту.
– Агнес, – кричит он, – это ты?
Найджел уже решает, что не она, когда та наконец отзывается. Может, она решала, стоит ли откликаться на неправильное имя?
– Я в лифте. Он застрял.
Крик Агнес заглушен и уменьшен расстоянием. Если лифт остановился, когда отключилось электричество, то Найджелу непонятно, отчего она так запоздало позвала на помощь.
– Я пойду к ней, пока ты занимаешься пробками, Рей, – предлагает он. – Давай переставим компьютеры, чтобы осветить как можно больше пространства.
– Агнес, к тебе кто-нибудь подойдет через минуту, – выкрикивает Рей, пока Вуди ревет из кабинета:
– Наше положение на данный момент?
– Мы все видим, и сейчас у нас будет еще свет, – сообщает ему Ангус.
– Но это же не займет много времени?
– Надеюсь, нет, – отвечает Найджел, разворачиваясь к столу и не особенно стараясь быть услышанным. Теперь он понимает, отчего тусклый свет, липнущий ко всему в кабинете, серый, как туман: дело в компьютерном экране. Значки на нем кажутся лишенными красок, и им явно грозит опасность утратить очертания и кануть в недра экрана. Он опасается, что если попытается улучшить что-нибудь, то система вообще рухнет. Поэтому вместо этого он переходит к своему компьютеру. Собирается выдернуть его из розетки и тут замирает, полусогнувшись, и боли в плече вторит боль в голове.
– Да ради бо…
Рей с серым лицом выныривает из мрака соседнего помещения.
– Что там еще, Найджел?
Он специально хочет, чтобы Вуди услышал? Он говорит достаточно громко, и Вуди действительно спрашивает:
– Да, что там?
Найджела винить не в чем. Между стеной и столом имеется зазор – щель достаточно широкая, чтобы протянуть компьютерные провода.
– Мы не сможем переставить компьютеры, потому что вилки шнуров не пройдут.
– У кого есть отвертка? У меня нет, а у вас?
Найджел признается, что у него отвертки нет, а Ангус разводит руками, и его едва прорисованная тень вслед за ним раскидывает раздутые ручищи. Пока Найджел выдвигает в их рабочем столе ящик за ящиком, Рей замечает:
– Лучше сначала попробовать их включить.
Найджел нажимает на кнопку своего компьютера, а потом, с куда большим раздражением, – компьютера Рея. Экранная серость сменяется светом, и два набора экранных значков лениво выплывают из недр. По мнению Найджела, они выглядят слишком невнятно.
– Что такое творится с компьютерами? – с нарастающей тревогой спрашивает он.
– Главное, они включились, правда? – отзывается Рей. – Мне и этого достаточно.
Кабинет освещен в три раза ярче, чем был до сих пор. Более того, в комнате для персонала стало посветлее, и Найджел даже различает едва заметные контуры сетчатых полок в хранилище. Какими бы трудными ни представлялись ему следующие несколько минут, Агнес в куда более плачевном положении. И он будет достоин презрения, если не решится ей помочь.
– Придется довольствоваться тем, что есть, – сообщает он остальным и в особенности самому себе.
– Может, я и не заставлю вас сидеть в темноте слишком долго.
Конечно, Рей лучше подбодрит их, чем скажет, что только надеется на успех. Он подпирает стулом открытую дверь на лестницу и быстро выходит, но чем дальше спускается, тем медленнее звучат его шаги. Найджелу хочется дождаться, пока Рей доберется до распределительного щита или даже исправит все, но подобная трусость невыносима для него. Он торопливо проходит через комнату для персонала, мимо стола, который как будто покрыт блестящим серым пластиком, и выходит в хранилище.
Стоит ему миновать дверной проем, и его с обеих сторон ограждают стены тьмы, которые кажутся твердыми, словно почва. Он едва различает концы полок, поглощенные сумраком, их скелеты словно сделаны из ночного тумана, который просто не желает двигаться. Наверное, теперь, когда полки освобождены от большей части груза, они все же способны двигаться: пока он шагает между следующими двумя, их края, похожие на золу и серым цветом, и способностью съеживаться, начинают побрякивать, словно те разрозненные тома, что еще на них остались, понемногу подползают к нему. Найджел старается сосредоточиться на том, что видит впереди, хотя и в этом мраке что-то его отвлекает. Почти бесформенное пятно, которое скользит по проходу, чтобы добраться до цели раньше него, – должно быть, его собственная тень, ведь пятно замирает, когда это делает он, но Найджел больше всего удивляется тому, что вообще что-то различает в этой удушливой темноте. Третью пару полок он не в состоянии разглядеть, однако понимает по приглушенному бряканью, что как раз идет между ними.
Теперь, когда полки остались позади, он вправе ждать, что они перестанут вибрировать от его шагов. Как только они умолкают, он пытается хоть немного унять судорожное, неровное дыхание. Он и чувствует, и знает по памяти, что добрался до того места, где находится деревянный бункер с проволочной сеткой, над которым разгружают все коробки с новыми поступлениями. Полки позади бункера прикручены к стене, и он точно никак не может слышать с их стороны никакого движения. Звук какой-то потаенный и, должно быть, исходит из-под металлической сетки бункера – слабое шуршание пенопласта, всколыхнувшегося от его шагов, – однако у него такое впечатление, что он потревожил в темноте гнездо насекомых. По крайней мере, оставив бункер сзади и слева, он понимает, что находится на расстоянии вытянутой руки от голой стены. Найджел протягивает руку в ту сторону и едва не падает, невольно съеживаясь, хотя темнота вовсе его не хватала, да и голос Вуди не собирался.
– Нет, вы там внизу не останавливайтесь, – произносит он. – И не думайте, что с работой покончено. У вас там все видно куда лучше, чем у нас.
Он обращается к работникам в торговом зале, само собой. Пока Найджел старается прийти в себя от испуга, ему упорно кажется, что он слышит приглушенное, какое-то фоновое эхо, но ведь он слишком далеко от кабинета Вуди. Он нащупывает растопыренными пальцами стену, а Вуди оставляет в покое громкую связь и нормальным голосом расспрашивает Ангуса через дверь, как идут дела. Пальцы Найджела скользят по прохладной и скользкой штукатурке, а затем, гораздо быстрее, чем он ожидал, срываются с края стены и упираются в металл. Это ниша с дверцами лифта. Он барабанит по ним костяшками пальцев и кричит:
– Агнес, ты меня слышишь?
Если слышит, то ничем этого не выдает. Найджел прижимает ухо к двери, и она такая холодная, что ухо, кажется, можно застудить. Если из-за дверей и доносится какой-то ответ, его заглушает бешеное биение его сердца. Он проводит рукой по двери, просовывает пальцы между ней и коробкой лифта, и когда ему удается расширить щель на пару дюймов, он кричит туда:
– Агнес, это я, Найджел. Ты там как?
Он слышит, как его плоский тусклый голос падает в шахту, слишком глубоко, но он надеется, что это все же иллюзия, как и холодная сырость, которая как будто дышит на него в ответ. Может, Агнес не желает отвечать, потому что он неправильно выговаривает ее имя, но тут она отзывается:
– Я не знаю, где я.
– Ты где-то ниже меня, а я у верхних дверей. И я спускаюсь к тебе. – Он прибавляет, главным образом надеясь подбодрить Агнес: – В смысле, по лестнице спускаюсь.
– А ты видишь, где я?
– Честно говоря, я не вижу ни зги. Рей отправился чинить предохранители, – поясняет он, но тут же сам понимает, что к этому моменту Рей мог бы уйти уже гораздо дальше.
– Но ты сумеешь найти дорогу?
Вероятно, она выражает беспокойство за него, только вот его нервам это совсем не нравится.
– Никаких вопросов. Я прямо сейчас отправляюсь, – отвечает он, но приходится повторить, потому что последние два слова тонут в бульканье лишних слогов, теряя всякую форму. – Уже иду.
Найджел отпускает дверцу лифта, и она звонко врезается в раму. Когда он пробегает пальцами по металлу, ноготь зацепляется за край второй дверцы. Как только он снова нащупывает стену, то движется вдоль нее до угла. Теперь он стоит лицом к лестнице, и ощущение такое, словно чернота из шахты лифта кинулась ему навстречу. Он тянется к ней левой рукой, опуская ее все ниже и ниже. Наконец касается какого-то предмета, похожего на палку, которую кто-то выставил перед ним и ждет, пока он нащупает ее: перила. Он усилием воли удерживается от того, чтобы не ухватиться за них обеими руками, и делает первый шаг вниз.
Ему не нравится стоять на одной ноге, которая дрожит под ним, пока он нащупывает ступеньку другой. Должно быть, из-за этой слепящей темноты ему кажется, что он тянется гораздо дальше, чем нужно бы. Найджел ставит пятку как можно ближе к основанию ступени, насколько позволяет пространство, и скользит потной рукой по перилам, прежде чем поднять другую ногу над бездонной гнетущей темнотой. Это просто ночь, старается он убедить себя, – та же самая ночь, когда будет спать Лора, ее голова будет спокойно и неподвижно лежать на подушке, и, вероятно, она не будет чувствовать пряди волос, прилипшей к щеке. Мысль будоражит его до такой степени, что он кричит – не то на, не то в – темноту:
– Агнес, я уже на лестнице. Я уже скоро.
– Давай.
Ее ответ доносится откуда-то совсем издалека. Ну разумеется, голос заглушает еще и стена. Жаль, он не додумался сосчитать, сколько ступенек ведет в зону доставки, но уж точно меньше, чем две дюжины. Поскольку он каждый раз совершает одно и то же действие, цепляясь за перила и позволяя ноге опускаться в темноту, пока не наткнется на ступеньку, то непонятно, почему же весь процесс, вместо того чтобы сделаться легче, как будто становится только опаснее? Может потому, что он не сосчитал уже пройденные ступеньки, и неизвестно, сколько ему еще спускаться. Он мог бы снова крикнуть Агнес, но вдруг ее голос отдалится еще сильнее. Края ступеней скребут его по лодыжкам, и каждый раз, опуская ногу на поверхность, он чувствует себя так, словно слишком сильно наклоняется над тьмой. Он решается на еще один шаткий шаг вниз, который только перила и делают чуть менее опасным, а в следующий миг рука смыкается на пустоте. Он не успевает удержать равновесие и тяжело скатывается со ступеньки, на которой весь его вес только что удерживала левая нога.
Выписывая кренделя, Найджел пролетает через фойе и врезается в стену, чтобы не растянуться во весь рост на бетонном полу. Он так яростно размахивает правой рукой в поисках хоть какой-то опоры, что от этого движения его отбрасывает к дверям лифта, и на плече вспухает новый синяк, явно способный затмить своего предшественника.
– Это я, – темнота требует, чтобы он это крикнул. – Я, Найджел. Я уже здесь.
– Где?
Он и сам готов задать этот вопрос, потому что ее голос гораздо ниже, чем вообще кажется возможным. Должно быть, она сидит – наверняка на погрузчике для поддонов.
– Совсем близко, – уверяет он, нащупывая край, от которого дверцы открываются в шахту. Он расширяет щель, чтобы просунуть палец, по крайней мере, он старается это сделать. Но удается только зацепиться ногтями. С тем же успехом дверцы могли бы быть сплошным листом металла, вмонтированным в стену.
Найджел растягивает дверцы в разные стороны, пока пульсация из плеч не переходит в шею, а волны серого света не затапливают глаза. Ему приходит в голову совершенно нелогичная идея, что он так бесполезен, поскольку он не видит, что делает. И почему Рей до сих пор не разобрался с пробками? И сколько еще он будет возиться? Найджел соображает, сможет ли крикнуть достаточно громко, чтобы Рей услышал его, но тут до него доходит, что в этом нет нужды. Он почти позволил темноте лишить себя разума. У него на расстоянии вытянутой руки столько света, сколько душе угодно.
Найджел бросает неподдающиеся двери и закрывает глаза, чтобы погасла фальшивая иллюминация, затем чуть приподнимает веки и всматривается в черноту фойе. В самом деле, напротив лифта под дверями зоны доставки тянется светящаяся ниточка, хотя и такая тонкая, что ему с трудом удается себя убедить, действительно ли он ее видит.
– Подожди, – выкрикивает он. – Я тут понял, что нужно сделать, я сейчас вернусь.
Агнес молчит. Наверное, думает, как это глупо, предлагать ей подождать, но это он и сам понимает. Он бежит через невидимое фойе к обещанию света и берется за засов на дверях. Не может он быть таким ржавым, каким кажется на ощупь, наверняка это из-за судорожного покалывания в руках. Найджел наваливается на засов всем своим весом и слышит движение, какое, не держи он себя в руках, принял бы за шаги соглядатая, отступающего от двери с другой стороны. Затем засов с выразительным звоном отодвигается, и двери распахиваются так стремительно и широко, что Найджела вихрем выносит из здания.
Он впустил внутрь свет. Только это и важно, но все же он невольно задается вопросом, почему этот свет не падает на него сверху. Он оборачивается, чтобы взглянуть на заднюю стену магазина. Источник света находится вовсе не над гигантской «К»: прожектор разбит, как и второй, за «Веселыми каникулами». Беловатое свечение находится у него за спиной и понемногу приближается, судя то тому, как его тень, которая лежит на полу фойе, съеживается и чернеет – причем съеживается так, словно в отчаянии пытается исчезнуть.
Найджел разворачивается, чтобы встретить этот светящийся туман. Свечение, размером с его голову и не столько круглое, сколько бесформенное, почти выползает на открытое пространство, но потом то ли сливается с туманом, то ли впитывается в блестящий асфальт. И мгновенно металлические руки доводчиков смыкают двери фойе и запирают с торжествующим звоном, оставляя Найджела почти в полной темноте.
Он ковыляет сквозь липкий леденящий сумрак в сторону дверей. Но они, как он и опасался, не поддаются. Сколько бы еще синяков он ни набил, чередуя плечи, двери не сдвинутся. Он мог бы поколотить по дверям, но чего он добьется, кроме как напугает Агнес? Ангус будет слишком долго нашаривать дорогу к нему. Туман или, скорее, присущая ему заторможенность, должно быть, скопились в мозгу Найджела, потому что ему приходится совершить над собой усилие, чтобы вспомнить: он же может обойти здание с фасадной стороны. Там будет и свет, и входная дверь.
Он успевает сделать всего пару шагов между тусклыми стенами – одна из бетона, другая из тумана, – когда замечает, что позади магазина тоже что-то светится. Больше похожее на то мерцание, которое он видел, выскочив из здания. Свет лениво пританцовывает в тумане, и тень Найджела скачет по стене магазина, чтобы составить ему компанию. И все бы ничего, если бы в тумане не было заметно других признаков жизни. Он слышит, как движется что-то еще, шаркает к нему, волоча какой-то груз, хлюпающий так, словно он до передела напитан водой. На самом деле, судя по звуку, приближаются двое, кем бы они ни были.
Найджел всматривается в туман и улавливает движение. Хотя эти двое низко припадают к асфальту, он сомневается, что чужаки идут на четвереньках. Они, возможно, обязаны своей блестящей серостью сумраку, однако он никак не может объяснить этим их бесформенность. Найджел смотрит на них во все глаза, пока не понимает, что колышущиеся бурдюки, которые они волочат, – это они сами, и тогда он несется по проулку между «Текстами» и туристическим агентством. Но то, что он видит, заставляет его резко затормозить, словно он глубоко увяз в болоте.
Дальний конец проулка затянут туманом, который переливается в свете прожекторов, однако разум Найджела вовсе не по этой причине близок к оцепенению. Он уже даже не рад свету. Его тень падает лицом вниз в проулок, но теперь она не одна. По обеим сторонам от нее вспухает по приземистому, комковатому силуэту, похожему на лишенный формы воздушный шар, и каждый или подползает все ближе к его спине, или же надувается прямо из асфальта, или все сразу. В какой-то момент у чужаков не остается ничего похожего на голову, зато у каждого имеется по руке, слишком длинной для любого из них, и эти руки тянутся к Найджелу.
Он не осмеливается смотреть. Ему невыносим вид даже их растущих и теряющих всякую форму теней. Бросаясь в проулок, он крепко зажмуривается, чувствуя себя ребенком, который верит, что можно спрятаться в своей личной темноте. Найджел успевает сделать всего пару шагов; шаркающие звуки стремительно приближаются к нему. Спустя миг его кулаки хватают какие-то конечности, слишком холодные, мягкие и бесформенные, чтобы они могли сойти за руки.
Найджел не способен выдавить ни звука, за исключением придушенного бессловесного стона. Пальцы выворачиваются в отчаянной попытке высвободиться, но лишь глубже погружаются в илистую субстанцию. От этого ощущения он не в силах открыть глаза, он зажмуривается еще крепче, словно так сможет отодвинуть от себя то, что больше всего похоже на порожденный бессонницей кошмар. Найджел заточен в ловушку своей собственной ночи, где больше не чувствует, что Лора спит на расстоянии вытянутой руки от него. Единственное, на что он способен – с трудом отступить на шаг назад, пока отростки или усики разной толщины скользят червями между его пальцами. Они цепко удерживают Найджела, присасываясь и стискивая, пока пленители раскручивают его вокруг своей оси все сильнее и сильнее, прежде чем увлечь прочь от магазина в безжалостную тьму. Одинокая надежда осталась в его кругом идущей голове, и уже все равно, насколько. Эта надежда почти целиком заполняет его сознание, а значит, наверняка справедлива. Найджел надеется, что к тому моменту, когда произойдет то, что обязательно произойдет – что бы это ни было, – он уже ничего не будет соображать.