Ночное дежурство

Глава двадцать пятая

Джил

Она нажимает на клаксон, и машина Мэд отвечает, отчего на ум Джил приходит сравнение с началом охоты. Когда она машет, глядя в зеркало, Конни передразнивает ее, впрочем, нет причины так думать – нет причины подозревать, что Конни подтрунивает над ней или таким хитрым способом дает понять, что предпочла бы оказаться в «мазде». Туман утягивает «мазду» прочь за лучи света от фар, красноватое пятно меркнет в блестящей пустоте между живыми изгородями, а затем зеркало показывает Джил только просвет, который продолжает смыкаться, пока «нова» движется вперед.

– Может, поедем уже? – предлагает Конни.

– Так мы и едем.

– Ладно, в таком случае ты не хочешь ехать чуть побыстрее? Мне просто неловко держать Аньес взаперти дольше, чем требуют обстоятельства. И Вуди, разумеется, тоже.

Джил думает, не улыбнуться ли этой запоздало пришедшей верноподданнической мысли, но она сомневается, не сочтет ли Конни такую улыбку фамильярной, – и эта вероятность возмущает Джил более всего остального.

– Можешь все свалить на меня, если нужно, – предлагает она вместо того.

– Спасибо, но только это действительно моя личная ответственность.

Джил не собирается притворяться перед самой собой: она предпочла бы, чтобы с ней поехал Джейк. Конни ясно дала понять, что села в машину Джил только по необходимости. Мокрые почерневшие пики живой изгороди смыкаются позади автомобиля. Пока они уплотняются, сливаясь с туманом в единый массив, Джил произносит:

– Значит, всю ответственность ты берешь на себя, говоришь.

– Только я не совсем уверена, удается ли мне это в полной мере. Разве что ты предложишь мне сесть за руль.

– Это совершенно точно исключено, спасибо.

– В таком случае ответственность за это придется взять тебе, правда? Но некоторые считают, что я не так уж плоха.

– Не припоминаю, чтобы я утверждала другое.

Конни поворачивает голову, словно желая, чтобы Джил увидела выражение ее лица. Когда Джил сосредотачивается на освещенном участке дороги, освободившемся от завесы тумана, Конни уточняет:

– За рулем.

– Некоторые считают, что я тоже.

– Подозреваю, что среди них твоя дочка.

– Она точно будет за меня, не сомневайся. – Джил крепче вцепляется в руль, стараясь не наговорить лишнего. – Она – причина, по которой я спрашиваю, какую часть вины ты готова принять на себя. Она – самая веская причина.

Шорох покрышек по мокрой дороге заполняет следующую паузу, в которую Джил снова отказывается смотреть на Конни, какое бы выражение лица она ни демонстрировала. В конце концов Конни произносит:

– Ничего.

Куцая дорожка словно подрагивает от недоверия, охватившего Джил, пока она снова не вцепляется в руль.

– Ну, просто так ты не выкрутишься.

– Тут неоткуда выкручиваться. Я появилась, когда прошло уже много времени с вашего с Джефом разрыва. Надеюсь, ты не говорила своей дочке ничего другого.

Джил чувствует, как ее разум распухает от многочисленных возражений, и это мешает машине даже сильнее тумана. Она не понимает, как позволила недопониманию разрастись до такой степени, однако какая-то часть ее не прочь использовать это как оправдание, чтобы напасть на другую женщину сейчас, когда та заточена с ней в ловушку. И ей требуется сделать усилие над собой, чтобы ограничиться всего лишь:

– Я спрашивала, собираешься ли ты сообщить тем, кому полагается, что ты дала добро на уход из магазина. Я была бы не против сохранить работу.

– Мне кажется, нам это вряд ли светит, как и Мэд с Джейком.

Теперь Джил чувствует себя ребенком, которому что-то пообещали, но обманули, и достаточно глупым, чтобы еще и протестовать:

– Но мы же сделали это ради Вуди тоже.

– В самом деле? А он мог подумать, что мы пытаемся от него сбежать.

– Но ты ведь об этом не расскажешь, правда? Кому от этого станет лучше?

– Я помогу телефонными звонками. Это я обещаю сделать до того, как лягу спать.

Джил уже не понимает, что имеет в виду Конни, если ее высказывания вообще несут какой-то смысл, а не просто сжигают в салоне кислород.

– В таком случае не мешай мне вести машину.

– Не помню, чтобы я затевала спор.

И Джил тоже не помнит – как будто память поглотила темнота, – однако ей не нравится ощущение вины.

– Может, постараемся поладить друг с другом, пока не выбрались отсюда?

– Думаешь, я не пытаюсь?

– Я лишь предполагаю, что нынешнее положение нравится тебе не больше, чем мне.

– Даже меньше.

Джил сделала все, что в ее силах. Невозможно спорить, если собеседники молчат. Она старательно игнорирует тяжелый сгусток враждебного молчания, в который превратилась Конни, поскольку отвлечься от ее присутствия не помогает даже движение вперед. Черная дорога нескончаемо ползет навстречу под слоем тумана, который как будто задерживают живые изгороди, и только повороты дороги заставляют Джил немного усиливать бдительность. Но и они проявляются настолько постепенно, что ей кажется, они нарочно не спешат, чтобы не беспокоить ее. Она понятия не имеет, сколько поворотов осталось позади в тумане и как далеко продвинулась «нова», когда Конни спрашивает:

– Ты это специально делаешь?

– Я ничего не делаю, а всего лишь веду машину.

– Вот об этом я и говорю. Ты специально ведешь ее настолько медленно, насколько это вообще возможно?

– Нет, я веду ее безопасно.

– Иногда бывает слишком безопасно. Неудивительно…

Когда она внезапно умолкает, Джил не сомневается, что именно хочет донести до нее Конни: именно таким и был брак Джил. Джил вдыхает затхлый на вкус воздух, который словно был создан для того, чтобы подавлять любые ответы, а потом слышит собственный вопрос:

– Неудивительно что?

– Удивительно будет, если мы обе не заснем раньше, чем доедем куда-нибудь. У меня такое ощущение, что мы еще не выбрались за пределы Заболоченных Лугов.

Джил старается не разделять ощущений Конни, однако ее собственные заходят еще дальше. Должно быть, идея родилась из-за недосыпа – идея, что их спор задумывался как дополнительное препятствие на пути. Эта мысль настолько поражает ее своим идиотизмом, что она резко произносит:

– А тебе хочется, чтобы я поехала быстрее и мы обе оказались в кювете?

– Не вижу я здесь никакого кювета. Я вообще ничего не вижу, кроме того, что вижу с самого начала, кажется, целую вечность.

– Хочешь, чтобы я не успела затормозить, если мы увидим кого-нибудь?

– Да кого еще занесет сюда в такое время? Вряд ли кто-нибудь доедет даже до Заболоченных Лугов, а больше тут и некуда ехать.

Джил почти готова упомянуть скоростную трассу, только та, конечно же, перекрыта, и в любом случае она никогда не видела на этой дороге ни единой души. Но это не повод указывать ей, как вести машину, в особенности если это делает Конни. Ее охватывает внезапное желание вывернуть руль и протаранить «новой» живую изгородь, чтобы на всей скорости помчаться через поле. «Так для тебя достаточно быстро?» – она уже слышит свой вопрос. Ее удерживает только нежелание повредить машину, но она не знает, хватит ли его, если Конни продолжит выводить ее из себя. Джил ждет, чтобы та добавила что-нибудь к своим непрошеным комментариям, когда Конни хлопает себя по лбу, словно ее ужалил комар. Это Джил не волнует – пусть колошматит себя сколько угодно, но, по-видимому, удар должен был взбодрить разум, потому что Конни заявляет:

– Нам придется вернуться.

Джил позволяет машине унести их на много ярдов вперед, прежде чем удосуживается поинтересоваться:

– Зачем это?

– Не сейчас. Когда я позвоню и сообщу насчет магазина и моей машины. Мне же надо быть там, когда приедут чинить мотор.

Джил удерживается от желания вжать педаль газа в пол, чтобы оказаться как можно дальше от подобной перспективы.

– Это уж точно может подождать, пока ты не вернешься домой.

– И как же, ты хочешь, чтобы я добиралась туда?

Джил вообще ничего такого не хочет, разве чтобы это было ей еще безразличнее, однако вслух говорит:

– Разве нельзя попросить тех, кто поедет чинить машину, чтобы заехали за тобой? Используй свои чары или прикинься беспомощной. Я уверена, что ты отлично умеешь либо то, либо другое.

Конни в очередной раз разворачивается к Джил лицом, а Джил с еще более холодным упорством отказывается взглянуть на овал плоти, который демонстрирует ей Конни. Руль, кажется, покалывает пальцы, потому что она впивается в него изо всех сил, чтобы не взорваться. Ради них обеих она надеется, что заставит Конни отвести взгляд, произнося:

– В любом случае я думала, ты сначала хочешь попасть домой, чтобы отоспаться.

После паузы, во время которой Конни созерцает приглушенное свечение, убегающее от автомобиля, она отвечает:

– Возможно, не удастся заснуть из-за мыслей. Иногда такое у меня случается.

– Конни, это всего лишь машина. Она никуда не денется.

– Наверное, тебе кажется, что я отношусь к ней как к ребенку.

– Ну, раз уж ты сама заговорила об этом…

– Нет, и мне в самом деле придется туда возвращаться.

– Только не на моей машине, уж извини. И не сейчас, когда мы уже столько проехали.

– Сколько? У меня по-прежнему такое чувство, что мы до сих пор никуда не уехали.

Когда Джил начинает входить в очередной долгий и плавный поворот, она проклинает Конни за подкинутую ей никчемную идею: все изгибы дороги сливаются в кольцо, по которому машина неизбежно вернется в Заболоченные Луга. Она убеждает себя, что некоторые из них обязательно будут в другую сторону, когда Конни произносит вполголоса:

– Ты сказала, что хочешь остаться на этой работе?

– Хотела бы. Мне ведь надо прокормить не только себя.

– Тогда, может, подумаешь над моими словами. Я ведь все еще менеджер.

Острое желание свернуть с дороги пронзает Джил, словно электрическим током. Она не сознает ничего, кроме ноги на педали газа и рук, готовых выкрутить руль. И не сразу замечает, как меняется тон Конни, и не понимает ее слова.

– Кто там был? Это Росс?

Неужели она пытается отвлечь Джил от ее плана? Туман наползает, скрывая то, что высмотрела Конни, хотя Джил не верит, было ли там на что смотреть, кроме спутанных ветвей живой изгороди с черными когтями. И даже когда Конни подается вперед, к лобовому стеклу, это похоже на попытку заставить Джил забыть, какая над ней нависла угроза, но все равно уже слишком поздно. Участок живой изгороди выныривает из тумана, одна мокрая ветка за другой, и Джил видит, что смутная фигура действительно скорчилась в углублении в зелени.

– Это не Росс, – заключает Конни.

Луч света от фар высвечивает склонившуюся голову, которая, похоже, промокла настолько, что ее пора спасать от утопления, а тень увеличивает ее в два раза. Силуэт корчится, словно стряхивая с себя свет, а затем, пошатываясь, поднимается на ноги, усиленно моргая и зевая. Если Джил до сих пор его не узнала, то по этому зевку становится ясно, что перед ними Гэвин. Он вытягивает из ветвей живой изгороди правый рукав и вываливается на дорогу прямо перед машиной.

Джил дергает ручной тормоз, одновременно нажимая на педаль, как раз вовремя, чтобы не сбить его с ног или что похуже. Когда он на затекших ногах ковыляет вокруг «новы», она опускает стекло.

– Гэвин, ты же едва…

– Сколько времени? – Он опускает одну руку на крышу машины, а другой трет и без того красные глаза. – Уже все?

– Что?

– Вы уже закончили работу в магазине?

От его слов как будто оживает угроза Конни, однако сама она сидит тихо.

– Не стой там, Гэвин, – вместо того говорит она. – Залезай.

Он с трудом открывает заднюю дверцу и осторожно нагибается, чтобы сесть. Джил закрывает окно гораздо раньше, чем ему удается захлопнуть дверцу.

– Ты что, был здесь все это время со своего звонка? – Она пытается выразить сочувствие, однако звучит это бессмысленно и очевидно.

– Кажется, даже дольше. А вы меня искали?

– Главным образом, мы искали телефон. Подозреваю, твой мобильник вряд ли снова оживет.

Гэвин выуживает телефон из кармана и подносит его к слабенькому свечению, проникающему сквозь лобовое стекло. Когда он нажимает на кнопку, телефон не включается. В какой-то момент даже кажется, что он сереет, как и их дыхание, смешанное с туманом, заползшим вместе с Гэвином в машину.

– Похоже, сдох, – зевает он. – А что, от будки никакой пользы?

– Какой будки? – Конни сгорает от нетерпения.

– Я тут нашел телефонную будку, только не спрашивайте когда. Если бы я позвонил, у меня не осталось бы мелочи на автобус, да и вообще, не было особого смысла.

Джил интуитивно не верит ему, но, прежде чем она успевает понять причину, Конни спрашивает:

– А в какой она стороне?

– Где-то там. Вы разве не проезжали мимо? Мне казалось, я двигался в сторону главного шоссе.

Джил думает, что Конни в своей враждебности выглядит отупевшей, можно даже сказать безмозглой.

– Только не говори, что ты пропустила телефон, – произносит Конни.

– Я и не пропускала. Кроме того, у тебя больше шансов его заметить, ты все равно ничем не занята. И уж точно мы увидим телефоны на главном шоссе, когда доберемся туда. Я уже говорила, что назад не поеду.

Джил предлагает Конни повторить свою угрозу перед Гэвином. И расстраивается, когда он нарушает их противостояние, спросив:

– А на что вам телефон?

– Вуди застрял у себя в кабинете, – поясняет Конни, – а Аньес – в лифте.

– У тебя это звучит так, словно они сами виноваты, – возмущается Джил.

– Ну, нет, конечно. Я бы сказала, виноваты те, кто позволяет им сидеть там дольше, чем необходимо, как по-твоему, Гэвин?

Джил хочется думать, что его зевок означает, насколько скучным кажется ему вопрос.

– Мы позвоним с главного шоссе, – заявляет она, снимая машину с ручника.

Для нее у Гэвина тоже припасен зевок. Она не знает, сколько еще их вытерпит. Ей хочется прибавить скорости, чтобы обогнать хотя бы часть из них, однако лениво наползающий туман, запутавшийся в живых изгородях, выглядит более зловещим, чем раньше. Вместо того Джил ищет в своем затуманенном разуме, чем бы взбодрить Гэвина, и в памяти всплывает то, что она пыталась уловить раньше.

– А что ты собирался мне рассказать, пока нас не разъединили, Гэвин?

– Да не так уж много, как кажется теперь. По мнению Вуди, во всяком случае.

– Но не по твоему же. Ты решил, это настолько важно, что даже перезвонил. Ты сказал, что увидел что-то.

– Только на видеозаписях, которые взял домой. Люди дрались друг с другом, вместо того чтобы объединиться против того, что им угрожало.

– Я с Вуди, – заявляет Конни.

Вместо того чтобы пожалеть вслух, что она не там, Джил спрашивает Гэвина:

– Почему ты хочешь, чтобы мы знали об этом?

– Было там что-то неправильное. Записи вернули обратно два человека, которые живут, даже не знаю, милях в сорока друг от друга.

– Могу поспорить, записи были из одной категории, – вставляет Конни. – Я права?

– На обеих кассетах были концерты. И что?

– Вот проверь и узнаешь, что их выпустила одна и та же компания. Окажется, что при копировании произошел какой-нибудь сбой.

Джил не знает, почему это ее не убеждает, наверное, она просто не желает соглашаться с Конни. Силуэт Гэвина с неразличимыми в зеркале чертами лица застывает в молчании. Ей хочется, чтобы он начал спорить с Конни, но он выдвигается вперед.

– Похоже, это то самое место.

Дорога заворачивает на сто восемьдесят градусов на повороте, который она только что миновала. Освещенный клочок тумана тускнеет, уползая вбок через разрыв в живой изгороди, протянувшейся по левой стороне, и Гэвин произносит:

– Телефон стоял на каком-то похожем ответвлении.

Конни вскидывает руку, указывая в сторону Джил.

– Я вижу будку. Она там.

Джил не знает, что означает императорский жест Конни: хочет она остановить ее или вовсе дернуть ручной тормоз. Когда она притормаживает сразу за разрывом в живой изгороди, то радостно представляет себе, что педаль под ногой – часть Конни. Она сощуривается, оглядывая колею, отходящую от дороги. Это то ли голая укатанная земля, то ли асфальт, покрытый коркой грязи, а объект в тумане, к которому она ведет, запросто может оказаться обрубком толстого дерева, срезанным футах в семи над землей.

– Что-то непохоже, – заявляет она вслух. – Вот ты бы поехала в подобное место в нынешних обстоятельствах?

– Если бы это могло помочь людям, нуждающимся в помощи, – с укоризной отвечает Конни, – наверняка поехала бы.

Джил сомневается и загоняет машину в просвет в живой изгороди, чтобы обосновать свои возражения. Размытый объект в конце колеи не становится четче – наоборот, туман как будто сгущается вокруг него, возможно поэтому его контуры кажутся менее правильными, чем должны быть у телефонной будки. Джил меняет угол подъема фар, освещая его, но свет лишь отражается от тумана, слепя глаза. Она щурится, почти смыкая веки, и понимает, что устала до такой степени, что ей мерещатся образы, описанные Гэвином и застрявшие в голове: люди бешено дерутся друг с другом и падают на землю или даже уходят в нее. Она на ощупь тянется к рычажку, управляющему фарами, и открывает глаза, как только чувствует, что они готовы видеть. Теперь силуэт впереди напоминает ей тотемный столб, хотя она, конечно же, не различает на нем зачатки лиц, которые начинают воплощаться, громоздясь друг на друга.

– Простите, – произносит она. – Но я не в восторге от идеи туда ехать.

– Может, Аньес тоже не в восторге в данный момент, – замечает Конни.

– Но мы же не знаем этого наверняка, так? Мэд с Джейком уже могли вызвать подмогу.

– Но могли и не вызвать. Ладно, давайте проголосуем: ехать туда или мне придется извозиться в грязи. Гэвин?

– Ах, теперь ты желаешь, чтобы мы поиграли в демократию? А еще недавно ты вела себя так, словно ты у нас главная. – Когда рука Гэвина в зеркале начинает махать, Джил продолжает: – Нет смысла голосовать. Мы туда не поедем – я не поеду. Это моя машина. Если вам не нравится, можете выйти и топать туда пешком, но не надейтесь, что я буду вас тут ждать!

Джил смущает восторг, похоже, усилившийся после ее речи, потому что ликование какое-то не ее – ощущение такое, словно оно обволакивает ее снаружи. Она в таком замешательстве, что ей даже кажется, как древесный ствол или предмет, напоминающий его, подергивается от готовности действовать.

– И никакая это не телефонная будка, – говорит она Конни. – Пойди и сама убедись, если не видишь отсюда.

– Она дождется, пока я схожу, Гэвин? Ты заставишь ее подождать, как думаешь?

Он возражает одной из них или обеим, выражая это главным образом зевком. Можно спорить с Джил сколько угодно, но это ведь ее машина. Она резко сдает назад и выезжает из просвета в живой изгороди, оцарапав о ветки правое крыло. Когда лучи света от фар пробегают по полю, ей кажется, она заметила краем глаза, как тот объект в тумане разделился, словно амеба, и верхний сегмент спрыгнул или же просто свалился на землю. До какой же степени она устала? Не настолько, чтобы выйти из-за руля, и она ведет машину в обескураживающем молчании, которое можно сравнить с нехваткой воздуха. Затем Гэвин снова зевает, возможно из-за тумана, который с новыми силами расползается позади них над мокрой черной дорогой и просачивается сквозь живую изгородь.

– Гэвин, – едва не кричит Конни, – чтоб тебя, прекрати уже зевать во весь рот!

Первый раз Джил с нею согласна, но невольно улыбается, когда в следующий миг Конни судорожно зевает.

– Да ты и сама хороша, – замечает Гэвин.

Улыбка еще растягивает губы Джил, когда их начинает раздирать зевота.

– Это все ты, – упрекает Гэвина Конни. – Мы так не делали, пока ты не появился. Зевай уже про себя, ясно? У нас и без того хватает проблем, а теперь мы еще и не можем остановиться.

– Ну, так скажи мне, как я могу помочь.

Она в ответ снова яростно зевает, и Джил думает, что Конни не в силах удержаться не только от зевоты. Говоря о проблемах, она, очевидно, имела в виду Джил, но ведь Гэвин не успел еще толком сесть в машину, когда Конни уже напустилась и на него. Похоже, ей все равно, кого чихвостить, главное, чтобы кто-нибудь был. Зевота, похожая на попытку отделаться от этой мысли, нападает на Джил, принеся с собой сожаление, что она успела затормозить вовремя, когда Гэвин вывалился на дорогу перед машиной. Может, попросить его пойти впереди, как это делают иногда в тумане? А еще лучше попросить Конни составить ему при этом компанию. Джил вовсе не собирается их задавить, просто она настолько обессилена, что ее нельзя винить, если она не справилась с управлением, если она забыла, какую педаль надо нажимать…

У нее перехватывает дыхание даже не от детскости подобного плана. От упоительной радости, которую эти мысли, по-видимому, вынесли на поверхность сознания, от восторга, настолько необъятного и неистового, что он просто не может принадлежать ей.

– Давайте все перестанем спорить, пока не выберемся отсюда, – почти умоляет Джил. – Я имею в виду, по-настоящему постараемся и прекратим.

– Мы можем, если и ты тоже, – заявляет Конни.

По крайней мере, Джил делает усилие, чтобы подавить безрассудные порывы, а вот Конни огрызается, словно девчонка на школьном дворе. Джил чувствует, как восторг снова вскипает в ней, подогретый ее собственным презрением. Они все впали в такое состояние, что рассуждают и ведут себя как капризные дети, и она тоже – а в следующее мгновение Джил осеняет, в чем тут суть. Она ведь очень часто наблюдала такое: двое детей дерутся, когда третий с наслаждением стравливает их друг с другом. Она раскрывает рот, чтобы поделиться этим открытием, но она ведь уже знает, как Конни реагирует на любые сравнения ее с детьми. Джил уже готова отпустить свои мысли обратно в недра вялого разума, когда чувствует, что их поглощает нечто большее, чем ее усталость. Ощущение настолько похоже на внезапное пробуждение от сна, что она ахает:

– Я знаю, почему нам больше нельзя собачиться.

Гэвину почти удается подавить зевок, но он лишь кое-как произносит:

– Почему?

– Вот если подумать, – Джил делает это вслух, что, кажется, помогает. – Мы же все ссорились друг с другом целую ночь, так? И еще раньше, в магазине, я даже не помню, когда мы начали. Что-то хочет, чтобы мы вцепились друг другу в глотки. Да чего там, ты же даже видел на своих кассетах, как люди убивают друг друга.

Джил тут же пугается, что ее последняя фраза оказалась лишней. Но Гэвин хотя бы не зевает. Она отводит взгляд от отражения его силуэта, надеясь, что он задумался. Она всматривается в дорогу, хотя в этой мутной, размытой ловушке из тумана давно уже чувствует себя беспомощной, словно муха, запертая между оконными рамами, когда Конни объявляет:

– Ну, точно могу сказать, это самая большая глупость, какую я когда-либо слышала.

Слов будет недостаточно, чтобы на это ответить – никакие слова не годятся. Может быть, она поверит, что они не совсем марионетки, если Джил покажет ей.

– А вот это еще глупее, – произносит Джил и закрывает глаза, прежде чем надавить на педаль газа.

Поначалу никто из них не замечает. Она уже начинает приходить к мысли, что может чувствовать дорогу не глядя, когда Конни восклицает:

– Осторожнее, мы сейчас въедем в живую изгородь!

– В таком случае сделай что-нибудь, чтобы этого не случилось.

– Я только что сделала. Осторожнее! – повторяет Конни с нажимом.

– Мне требуется нечто большее. Куда мне повернуть?

– Налево, естественно. Ты же видишь… – Когда Джил поворачивает руль влево, Конни заявляет: – Меня на такое не купишь. Не может быть, чтобы ты закрыла оба глаза.

Джил разворачивается к Конни лицом и растягивает рот в улыбке, такой же радостной, как трещина в земле.

– Хорошо, ты донесла до нас свою точку зрения, какой бы она ни была, – произносит Конни, а когда Джил не отвечает, прибавляет: – Ты за рулем. Ты главная.

Сиденье Джил подрагивает, когда Гэвин выдвигается вперед между ним и сиденьем Конни.

– Теперь направо. Направо, – восклицает он, явно больше не собираясь зевать.

– Я как раз собиралась ей сказать, Гэвин. Еще было время, – заявляет Конни, прибавляя: – Направо.

– Да, с таким водителем, как я, нужны вы оба.

– Мы же ничего такого не говорили о твоем вождении, – протестует Гэвин.

– Еще скажете, – заверяет она, отворачивая голову к лобовому стеклу и прибавляя скорости. Спустя секунду она чувствует, как Конни вцепляется в руль. – Хорошо, веди ты, – соглашается Джил, выпуская руль. – Но чтобы Гэвин говорил тебе, в какую сторону. Если он откажется, я прибавлю газу.

Ей приходится это сделать, чтобы они убедились в серьезности ее намерений.

– Налево, – произносит Гэвин придушенным голосом, и она чувствует, как машина скользит в ту сторону. Она рада, что Гэвин с Конни слишком заняты, справляясь с ситуацией, и не спрашивают, чего она добивается, потому что она не в состоянии объяснить это даже себе – просто так правильно, пусть решение и явилось спонтанно. У Джил такое ощущение, что она побеждает нечто до крайности идиотское в его собственной игре. Она даже, кажется, чувствует, как оно гонится за машиной по другую сторону живой изгороди, или под асфальтовым покрытием, или и там и там. Ей отчаянно хочется прибавить скорость, чтобы спастись от него, но она не знает, стоит ли поддаваться этому внезапному желанию, когда Конни выкрикивает:

– Джил, сбрось скорость! Подумай о своей девочке!

– До того ты жаловалась, что я еду слишком медленно. Ты что, не можешь определиться, или у тебя вовсе нет своего мнения? – Конни последний человек, которому стоило бы напоминать ей о Бриони; на самом деле Джил задета до такой степени, что не может решить, стоит ли воспользоваться поводом и еще прибавить скорость. А если тогда она больше никогда не увидит свою дочку? Она представляет себе Бриони в рождественской постановке, на которую пришел посмотреть один Джеф, если только не взял с собой Конни; с другой стороны, Конни сейчас у нее в машине, отдана ей на милость. Какая из этих мыслей вынуждает ее прибавить газу – неважно, и ее веселит крик Гэвина: «Направо!», на который Конни отзывается таким же взволнованным голосом: «Знаю!» Джил близка к ощущению, что эта поездка ей снится, а картинка под закрытыми веками гораздо реальнее: толпы сероватых силуэтов бьются, чтобы уничтожить друг друга или отделиться, если не друг от друга, то от трясины, в которой они тонут, если только не стремятся выбраться из нее. Она зачарована этим зрелищем, и в этом одна из причин, почему она не торопится ответить, когда Конни умоляюще произносит:

– Мы приехали.

– Куда это? – слышит Джил собственный сонный голос.

– К телефонной будке. Ты проехала мимо. Ты проехала! Там телефон!

Джил разлепляет отяжелевшие веки, и в ответ на нее таращатся многочисленные глаза, сверкающие из темноты. Они могут принадлежать сотням раздувшихся пауков или же одному, но громадному, но затем она узнает в них бусины влаги на ветвях живой изгороди. Телефонную будку она не видит, пока стоп-сигналы не подсвечивают ее нижнюю часть, окрашивая в алый цвет в зеркале заднего вида и заливая тускло-красным светом внутренности. Джил не глушит мотор, чтобы не погасли фары, и говорит:

– Я позвоню насчет магазина. Какая помощь тебе нужна с машиной, но только чтобы мне не пришлось ехать обратно?

Конни, похоже, почти обессилена, поэтому отвечает только:

– Просто довези нас до дома.

Телефонный разговор может затянуться, и Джил не рискует оставить включенные фары, когда заглушен мотор. И она совершенно точно не собирается доверять ключ от зажигания Конни или даже Гэвину. Она выдергивает ключ и выбирается из машины, проходит вдоль нее, придерживаясь рукой за грязную крышу. Два шага по диагонали от задних колес, и она уже рядом с телефонной будкой, которая, как ей кажется, угрожающе нависает над ней. Она ощупывает дверь, настолько мокрую, что запросто может сгнить, и находит металлическую ручку, с которой капает влага. Джил входит внутрь, и будку заливает светом: он, как ей представляется, взмыл вверх, а не возник под тесным потолком. Свет не гаснет, когда дверь захлопывается со скрипом, который даже отдается эхом в живой изгороди позади будки.

На ржавой металлической полке нет телефонного справочника, но он ей и не нужен. Кто-то нацарапал на зеркале и рамках с информацией неразборчивые символы, сделав все слова нечитаемыми и заключив ее усталое лицо в частую паутину. Желтой как деготь краской измазан и телефон. Когда Джил снимает ледяную трубку, свет тускнеет, словно съежившись от дуновения тумана. Она набирает один из основных, известных всему миру номеров из трех цифр, как только слышит долгий гудок, пусть и слегка приглушенный. Когда его перебивает щелчок, она кричит:

– Алло? Оператор? Алло?

– Оператор.

Вряд ли стоит удивляться, что в этот ночной час женский голос звучит несколько механически.

– Я не знаю точно, какая служба мне нужна, – признается Джил.

– Какая?

– Но это срочно. Один человек застрял в лифте и находится там уже несколько часов, и во всем здании нет электричества. Вы можете соединить меня с теми, кто занимается такими случаями?

– Соединяю. – Не успевает отзвучать последний слог, как голос обрывается, и спустя несколько секунд раздается другой, но настолько похожий, что Джил не отличила бы его от первого, и он произносит:

– Аварийная служба.

– У нас отключилось все электричество. Это же по вашей части, да?

– Электричество. Да.

– И поэтому человек застрял в лифте. Вы можете это исправить?

– Да.

– Не знаю, знаете ли вы это место. Оно довольно новое. Заболоченные Луга.

– Да.

Джил давно уже не слышала столько положительных ответов подряд, но теперь в телефонном голосе звучит откровенное воодушевление.

– Там есть магазин, – продолжает Джил. – «Тексты», книжный магазин.

– Да.

– Должна предупредить, что там очень густой туман. И здесь тоже, хотя от магазина довольно далеко.

– Да.

Воодушевление кажется здесь неуместным, хотя Джил понимает, что ее просто хотят подбодрить.

– Так, значит, я могу на вас положиться? – надеется она.

– Да.

Наверное, она слишком часто задает один и тот же вопрос: голос понизился на пол-октавы, наводя на мысль, что она его раздражает.

– Спасибо, – произносит Джил и кладет испачканную трубку на такой же обезображенный рычаг. И тут же чувствует, что сделала глупость, не сообщив своего имени, и теперь руководство не узнает, что это она звонила в службу спасения, кроме того, надо было спросить, не связывались ли с ними Мэд или Джейк. Явно лишенный какого-либо источника свет над головой подрагивает, словно собираясь погаснуть, и Джил не желает оказаться запертой в будке в темноте. Она распахивает дверцу так широко, что задевает ветки снаружи, должно быть, поэтому живая изгородь издает протяжный скрип, как будто что-то поднимается с другой стороны, но достаточно далеко от нее. Джил бежит к «нове» и опускается на водительское сиденье как раз в тот момент, когда будку и оживший участок изгороди рядом с ней заливает темнота, похожая на волну грязи.

– Дело сделано, – сообщает она и благополучно находит замок зажигания, чтобы запустить мотор и включить свет. – Все готовы ехать?

– Мне кажется, я не отсюда пришел, – замечает Гэвин.

– Пусть она просто едет, – выпаливает Конни. – Куда-нибудь мы доберемся.

– Ладно, забудьте, что я сказал. Извини, Джил.

Джил невольно улыбается, как дурочка, понимая: они боятся, поскольку неизвестно, что она выкинет, если они затеют очередной спор. Для нее это равнозначно согласию, и, когда «нова» движется вперед, она уверена, что сделала что-то правильно, и они оставляют голодное отчаяние позади. Хотя она понятия не имеет, что это значит, этого достаточно, чтобы вид тумана, ползущего по дороге и по живым изгородям, больше не казался таким уж гнетущим. Джил успевает всего несколько раз вдохнуть в себя туман, когда Конни с надеждой восклицает:

– А это не главная дорога?

И точно, впереди свет. И спустя несколько секунд он становится ярче того свечения, какое придают туману фары Джил. Достаточно ярок, чтобы его источником могли быть прожекторы, думает Джил, ожидая увидеть их. Затем туман редеет, отступая, и она видит высокий уличный фонарь в просвете между двумя спаренными приземистыми домами.

– Я пришел не отсюда, – произносит Гэвин.

– Да какая уже разница? – отзывается Конни. – Еще минута, и мы выберемся.

Пересекая шоссе с двусторонним движением, чтобы повернуть на Манчестер, Джил понимает, что Конни имеет в виду ее машину.

– Стой, – требует Конни. – Я возьму это такси.

Джил едва успевает затормозить, когда Конни уже выскакивает наружу и несется вперед, размахивая руками и крича, едва не визжа, чтобы подозвать такси. Когда оно останавливается и сдает назад, она кричит Гэвину:

– Гэвин, хочешь напополам?

– Я бы поехал, если ты не против, Джил.

– Почему я должна быть против? Я хочу попасть домой, как и все остальные.

– Ну, тогда пока. – Он зевает и потягивается, открывая заднюю дверцу, затем задерживается, чтобы спросить: – Мы ведь еще увидимся, правда?

– В данный момент это неизвестно, так? Надеюсь, уже скоро выясним.

– Кажется, я больше не знаю, на что похоже это «скоро». – И он доказывает это той скоростью, с какой выбирается из машины под крик Конни.

– Так ты со мной или нет, Гэвин?

– Спасибо, что вытащила нас, – благодарит он вполголоса Джил и спешит к такси, насколько позволяют ему затекшие от долгого сидения ноги.

На крыше такси гаснет огонек, и оно отъезжает. Джил трогается следом гораздо медленнее и спустя минуту остается одна между рядами марширующих по обеим сторонам спаренных домов, в основном погруженных в темноту, если не считать высоких уличных фонарей. Светлые участки размыты, но это из-за тумана. Джил не может вспомнить, когда это началось, не говоря уже о том, что это значит. Может, вспомнит, когда отоспится. Несколько минут пути, и она выруливает на главную дорогу в паре миль от того шоссе, по которому приехала в Заболоченные Луга вечность тому назад. А ведь это еще один путь к книжному магазину, который должен привести туда новых покупателей, если только кто-нибудь поставит указатель на торговый комплекс.

Уже скоро Джил доезжает до скоростной трассы на Бери, оставляя за спиной последние клочья тумана. И никто не критикует ее манеру вести машину так, как будто она проезжает через жилую застройку. Наконец там и она оказывается, и часы на магазинах сообщают ей, что сейчас самое начало пятого, хотя она с трудом верит, что не пропустила Рождество. И несколько окон в обрамлении сказочных огоньков или с елками в разноцветных шарах лишь усиливают ощущение, что праздники прошли мимо нее. Нет, она конечно же проведет праздники с Бриони, но она так устала, что мысль о том, что может быть и не так, пронзает ее, заставляя тереть глаза – и чтобы не заснуть раньше времени, и чтобы не расплакаться.

Молоковоз шумно катит по соседней боковой улице, когда она сворачивает к себе. Перед домом полно свободного места для ее «новы», однако она все равно скребет покрышкой по краю тротуара, сдавая назад. Одуванчики, которые она не дала Джефу вырвать, раскинулись по всей дорожке: они покрыты росой и приплюснуты резким светом уличного фонаря. Джил не особенно ловко отпирает переднюю дверь и толкает ее, преодолевая то препятствие, которое она вечно цепляет. Она нащупывает выключатель в коридоре, набирает код сигнализации, дату, которая сейчас кажется лишенной смысла. С трудом добредает до кухни, чтобы налить стакан воды, и слабенько салютует им своему отражению в оконном стекле. Осушив один стакан, она наливает второй и цедит его маленькими глотками, когда замечает грязные следы по всему коридору.

Разумеется, это ее следы. Она забыла вытереть ноги о коврик. Джил шаркает о него ботинками, но сам коврик подождет, пока она не проснется. Кое-как она тащится к телефону, чтобы набрать номер Джефа. Когда он заканчивает рассказывать, что это автоответчик и всю остальную ерунду, она произносит негромко:

– Это я, Бриони. Просто хотела сказать тебе, что я дома. Сейчас иду спать. Надеюсь, меня разбудишь ты.

Она кладет трубку на место и несет стакан через выставку нарисованных пони. Наверное, когда-нибудь она сможет купить для Бриони уроки верховой езды, размышляет Джил сонно, впрочем, как такое возможно, если она теперь без работы? Но самое главное, они будут вместе и как-нибудь прорвутся. Джил чистит зубы перед затуманенным зеркалом, выполнив по минимуму все остальные положенные процедуры. Она с укоризной косится на слабые грязные отпечатки на лестнице, направляясь в свою комнату, где забирается в постель, прежде чем погасить свет. Закрывая глаза, она продолжает думать о Бриони в надежде, что тогда она ей приснится. Возможно, Джил не услышит, как она поднимается по лестнице. Возможно, Джил не поймет, что она не одна, пока не проснется и не увидит маленькое личико рядом с собой.